Текст книги "Король и Королева Мечей"

ГЛАВА 67
В ОБЪЯТИЯХ ВИЧИ

Дзади продолжал наигрывать на скрипке. Бэндо негромко запел. Голос у него был грубоватый, однако, не лишенный своеобразного очарования. В припевах отцу подпевали Рэггл и Тэггл, и их тоненькие голосочки оплетали отцовский, словно тонкие лозы – могучий ствол.

 
Помню, в детстве моем мир был светел и мил,
Все так радостно было и ясно.
Кто поверил бы, что будет так не всегда
Беззаботно, светло и прекрасно?
Солнце теплое нас согревало тогда
Целый день, целый день напролет...
 

– Как только он может петь? – прошептал Морвен. – Разве он не знает, что означает предстоящая битва?

Крам шепнул в ответ:

– Он – зензанец.

– Вот-вот. Их всех изрубят на куски.

 
Странный путник мне встретился как-то в лесу,
Был в зеленый камзол он одет.
Он с собой меня звал, обещал чудеса,
Но не радость моих детских лет.
Где ты, солнце, что нас согревало тогда
Целый день, целый день напролет...
 

– Морви?

– Крам?

– Я про это сражение. Хорошо, что нас взяли в плен, верно? Иначе нам пришлось бы сражаться.

– Крам?

– А?

– Ты что, трус?

– Умирать неохота, Морви. Глупо это – помирать.

 
На дороге мне путник попался другой.
Он прекрасные сны продавал.
И камзол был на нем золотой, золотой.
Я поверил ему, но он мне не дал
Того солнца, что в детстве светило моем
Целый день, целый день напролет...
 

– Крам?

– Морви?

– Ты прав. Ведь мы вовсе не синемундирники, правда? В сердце, по-настоящему. Поначалу я подумал, что мы попали в шайку самых обычных разбойников, но теперь я вижу, что их дело благородно, а вовсе не наше.

– Ты чего болтаешь? Я же сказал только, что помирать мне неохота, Морви.

– Не хочется умирать? Но, Крам, разве есть что-либо благороднее, чем отдать свою жизнь... за свободу?

Крам крякнул.

– Так ведь все равно кокнут, Морви!

– Крам, ну что ты, в самом деле. Мне стыдно за тебя!

 
О, теперь обитаю я в мире ином.
Сладкий сон продал мне этот тип в золотом,
Но чего я лишился при этом?
И к кому мне пойти за ответом?
Где то солнце, что мир одаряло теплом
Целый день, целый день напролет?
 

– Лавочник... – задумчиво проговорил Джем, когда песня отзвучала. – Кто он? Человек в зеленом? Или человек в золотом?

Хэл улыбнулся.

– Ах, Джем! Может быть, он – и тот, и другой.

Грусть окутала лагерь. Долго все молчали. Никому не хотелось нарушить тишину, но вскоре все поняли, что это никакая не тишина. Потрескивал костер, шелестела листва, ухала сова, издалека, с полей донеслось пение зензанской дудочки.

Потом откуда-то с другой стороны послышался барабанный бой. О пленниках Дзади все успели забыть. Слишком полон оказался событиями вечер.

– Простите, – проговорил Морвен и встал.

– Морви, чего ты удумал?!

– Они не связаны!

Все повскакали. Бэндо схватился за ружье.

– Нет-нет, прошу вас! – Морвен мгновенно поднял руки. – Н-нет, вы меня неправильно поняли! Мы не хотели вас удивить. В смысле – напугать...

Хэл расхохотался. Бэндо успокоился.

– Н-нет, вовсе нет! Понимаете, просто у Крама большой опыт игры в «путанки», ну вот и... Понимаете, мы хотим вам помочь!

Ланда быстро бежала по лесу. Все заслушались песенкой Бэндо и не заметили, как она ушла. Ей захотелось побыть одной. Ей вдруг стало нестерпимо сидеть у костра и ждать часа, когда Радж и Джем уйдут в Рэкс. Весь вечер, как только речь заходила о завтрашнем бое, Ланда готова была разрыдаться. О, она старалась, она храбрилась! Но песенка Бэндо оказалась для нее последней каплей. Слова растревожили ее, подействовали на нее как-то непонятно, странно, а мелодия сдавила сердце. Ей показалось, что в этой мелодии заключена вся печаль мира.

Ланда прижалась к стволу дерева и расплакалась горючими слезами. Потом Ланда вспоминала, что именно в это мгновение поняла, что ее королевство обречено. Все говорили, что Орвик совершает немыслимую глупость, ведя на Рэкс войско, вооруженное вилами и мотыгами. Ланда спорила, защищала возлюбленного, но теперь, в сердце своем, понимала, что это правда. Она любила Орвика, но он совершал глупость. Ланда не знала, останется ли он в живых. Быть может, в том мире, которому суждено было уцелеть после завтрашнего сражения, Ланда и Орвик могли бы остаться возлюбленными, но им уже не суждено было бы стать королем и королевой. Волна времени обратилась против них, и ее нельзя было повернуть вспять. На их судьбе уже лежала печать, как и на их столице, которая некогда была чудом света, а теперь превратилась в заурядный колониальный форпост, где рядом с величественными зданиями прозябали в нищете и бесправии местные жители.

История королевства приблизилась к концу.

Морвен развернулся к атаману.

– С-сэр, я не имею чести быть с вами знакомым, но полагаю, что ваше дело правое. – А вот в-вас, сэр, я знаю, – сообщил он, повернувшись к Хэлу, – и я знаю, что вы – хороший человек.

– В чем дело, синемундирник? Ты знаешь, кто я такой?

– Но, господин Хэлверсайд, конечно, знаю! Ведь вы – легенда Агондонского университета!

– Вот как? – хмыкнул атаман. Похоже, он заинтересовался.

– О да! – более уверенно воскликнул Морвен. Поначалу он жутко нервничал и поэтому заикался. Теперь же затараторил скороговоркой: – Понимаете, сэр, у Вебстера – это такая кофейня в Агондоне – все говорят о господине Хэлверсайде. Он был величайшим ученым своего поколения! Как я ему завидовал! Поверите ли, ведь ему было всего... словом, он был не старше меня, когда его приняли в Общество Аонистов! Его будущее было ясно, но потом он попал с большую беду, а все из-за того, что наука для него всегда была превыше лжи!

Атаман сверкал глазами. Он с явным любопытством переводил взгляд с Морвена на Хэла и обратно. Они были до странности похожи. Долговязый очкарик Морвен мог вполне сойти за омоложенную копию Хэла.

– Послушай, Хэл, неужели это твой потерявшийся сынок? – насмешливо проговорил атаман. Щеки Хэла покрылись алыми пятнами. – Продолжайте, молодой человек. Это для нас ново. И в какую же ужасную беду угодил наш друг? В такую же, как вы?

– О сэр, хуже, намного хуже! Понимаете, именно поэтому господин Хэлверсайд и стал героем. Для тех, кто высоко ценит науку. – Морвен нахмурился. – Позвольте, я объясню. Видите ли, господин Хэлверсайд основал свободное философское общество. Это само по себе уже было опасно – ну, то есть это потом так стали говорить, что это было опасно, но настоящая беда грянула из-за Витония. Я говорю о Каролюсе Витонии, знаменитом зензанском философе, который жил во времена... Атаман рассмеялся.

– Мы все знаем о Витонии, мой мальчик! Нам о нем Хэл все уши прожужжал.

Морвен не стушевался.

– Но, сэр, разве вы не понимаете? Если бы не господин Хэлверсайд, мы бы ничего не узнали о Витонии!

– Как же это?

– А так, что он рисковал жизнью! Можете себе представить? Он каждую ночь тайком прокрадывался в кабинет, где хранились запрещенные книги! «Рассуждения о свободе» – ведь эта книга была в черном списке уже несколько эпициклов! О ней почти забыли, а если и говорили, то только шепотом. А господин Хэлверсайд ее целиком переписал от руки! По ночам. Тайно. А потом отдал в печать. Разве был когда-либо совершен ученым более беспримерный подвиг? И знаете, если бы он не бежал из Агондона, его бы сослали на остров Ксоргос! Так что для меня господин Хэлверсайд – герой, идеал! Он наш герой, и я... то есть мы с Крамом... если бы мы могли помочь вам...

– Помочь нам? – переспросил атаман.

– Помочь нам? – переспросил Хэл.

Ланда горько плакала, слезы текли по ее щекам. Однако тоске ее не суждено было длиться долго. Очень скоро ее место займет страх.

Она прислонилась к дереву, ствол которого был достаточно толстым – настолько толстым, что девушка не заметила человека, сидевшего по другую сторону от ствола.

Зашуршали опавшие листья. Высунулась из-за ствола рука. Ланда не расслышала шелеста, не сразу заметила руку. А рука метнулась к ее плечу и впилась в него мертвой хваткой.

Ланда закричала.

* * *

Крам сдержал стон. О Морви, Морви! Что он опять задумал, на их голову?

Но тут вмешался Джем. Он вскочил, глаза его радостно зажглись.

– Ну конечно! Как мы раньше не додумались! Их форма! Посмотрите на их мундиры! – Он обернулся к Раджалу. – Мы хотим пробраться в Рэкс, так ведь? В город, занятый синемундирниками?

Атаман рассмеялся. Раджал всем своим видом выразил сомнение. Крам застегнул мундир на все пуговицы. У него стучали зубы – но не только от страха, конечно. Вечер и вправду был прохладный.

Может, и штаны отнимут?

Только Морвен отреагировал на предложение Джема с должным энтузиазмом:

– Вы правы! Как можно вам отправляться в Рэкс одним? Вам ни за что не пройти нынче ночью мимо часовых, а если вы и пройдете, то как найдете в городе дорогу? Риск слишком велик! Но мы с Крамом... ведь там – наш гарнизон. И мы проведем вас... как наших пленных!

Джем посмотрел на Раджала. Раджал – на Джема. Но не успел ни один из них сказать ни слова, как из леса послышался душераздирающий крик.

– Что это? – воскликнул Раджал. Джем в страхе обвел взглядом поляну.

– Ланда!

Первым ее увидел Джем. Он бежал на крик, но выбежал к Ланде почти случайно. Девушка отчаянно отбивалась, а грубые руки насильника пытались прижать ее к земле. Джем бросился на мерзавца и стал изо всех колотить и трепать его. Тот в ярости обернулся и обрушил всю свою злость на Джема. Ланда отползла в сторону. Обезумевший синемундирник повалил Джема на землю, сел на него верхом.

– Я убью тебя! – кричал злодей. – Убью! Убью!

Он был пьян, но все равно был сильнее Джема. В руке его вдруг возник пистоль. Ланда снова закричала. Джем дергался, извивался, пытался вырваться, но злодей схватил его за горло и попробовал сунуть дуло пистоля ему в рот. Джем стиснул зубы, но этим только сильнее разъярил злодея. С диким воплем он размахнулся пистолем, намереваясь рукояткой разбить зубы Джема.

Он бы так и сделал, но в это мгновение время словно бы остановилось, и злодей увидел лицо своей жертвы, а Джем – лицо злодея. Он мог бы и не узнать его из-за синяков и ссадин, но врага выдали его огненно-рыжие волосы.

– Полти!

– Джем!

Момент узнавания был краток, но все же его хватило для того, чтобы Джем был спасен от ярости Полти. К этому времени на крики Ланды сбежались и другие. Дзади в очередной раз стал героем дня. Это он схватил Полти и оттащил его от Джема. Полти мог бы, развернувшись, пристрелить Дзади, но Полти ожидала другая судьба. Другая судьба ожидала и Дзади.

Неожиданно прозвучал пронзительный вопль. Это был не крик человека. Такой вопль Джем слышал лишь раз: во время жуткого ритуала в подземном храме. Так вопило жуткое создание, обитавшее за зеркалом.

Это был вопль Порождения Зла.

Полти крутанулся на месте, прицелился из пистоля, но жуткое создание уже набросилось на него. Если можно представить себе человека, скроенного из земли, сучьев, веток и листьев, и при этом – гигантского роста, то вот такое существо и напало на Полти и уволокло во мрак.

Полти дико визжал, а Ланда, побледнев от ужаса, прошептала:

– Вичи!

ГЛАВА 68
ПРОЩАНИЯ

– Пойдемте, – сказал атаман, – пора.

Штаны Раджала, которые пришлось напялить Краму, немилосердно давили в паху. Крам с тоской поглядывал на Джема и Раджала, нарядившихся в их форму.

Морвен, Морвен... Опять из-за него передряга... Нет, план его мятежникам очень даже понравился, вот только в самый последний момент они взяли, да и передумали. Тот, которого все называли Джемом, сказал: «Но как мы можем вам доверять? Ведь вы – синемундирники. Так что все будет наоборот. Пленниками будете вы. А как только мы проберемся в город, сразу поменяемся с вами одеждой».

Крам мог бы им сказать, что он думает про все это, но что толку? Он угрюмо вспоминал историю, которую когда-то ему рассказывала мать, – историю про дядю Франта и дядю Ханса. Как-то раз они поменялись одеждой. А надо сказать, что дядя Франт служил в береговом патруле, а дядя Ханс был ливрейным лакеем. Что уж там потом вышло – сказать трудно, да только обоих их отправили на остров Ксоргос. Когда мать рассказывала эту историю, она всегда осуждающе поджимала губы. Что и говорить, история эта в Варле чуть ли не легендой была!

Да-да, Краму было что сказать всем этим умникам!

Хэл положил руку на плечо Морвена.

– Так ты говоришь, профессор Мерколь все еще работает? Не может быть! Между прочим, именно он выдвинул мою кандидатуру для принятия в Общество Аонистов. А потом он же меня оттуда исключил, когда узнал о том, что я сотворил.

– Он – старый маразматик, – с горечью проговорил Морвен. – Представляете, он до сих пор цитирует Сивиля – подумать только, Сивиля! – как главный авторитет по Великой Цезуре!

– Поразительно!

Крам мрачно слушал, как Морвен гордо хвастается своим прошлым, разглагольствует об эссе, за которое получил награду, и отнекивается от ответственности за то, что стал солдатом.

– Понимаете, сэр, у меня не было выбора! Я был первокурсником и занимался историей и филологией. Нашим властям показалось, что это не так уж важно, представляете! И когда в Зензане начались беспорядки, меня забрали в армию – так же беспардонно, грубо, как Крама выдернули с его фермы в Варле!

Проведя это сравнение, Морвен расхохотался. Крам тоскливо заморгал и вздрогнул. Его руки коснулась старуха ваганка.

– Бедный мальчик, не бойся. Ты будешь вознагражден за свою храбрость нынче ночью. Если не в этом мире, то в Вечности.

– В-в-в Вечности?

У Крама уже давно дрожали коленки. А теперь они едва не подкосились.

– Голлух.

– Казармы?

– Город.

– Вот не знал, что это город.

– Город, город. Ну... был город. Когда я мальцом был. Теперь уж там все не так. Как тогда было, в смысле. Но все равно – дом родной, как-никак. Был дом родной, в смысле.

– Тебе еще карту?

– Ха! Мы там маленько побыли. Сначала перлись из Тарна. Потом в Голлух обратно вернулись. То бишь как бы домой, да? Ну, вот я и думаю, на хрена меня отсюда забирали, а? Ерунда, правда?

– Все ерунда.

– Потом обратно погнали. Сюда.

– Много ты понимаешь, как я погляжу. Ну, дать тебе еще?

– Это смотря чего.

– Шутишь или как?

– Ха.

Собеседники умолкли. Разговор происходил в караульной комнатушке за городскими воротами Рэкса. Двое синемундирников резались в карты перед сменой караула. Скоро им нужно было выходить на пост. На обшарпанном столе валялись карты, монеты, стояли щербатые кружки. В комнатке было сине от табачного дыма, в окошко светила полная луна.

– А ежели честно, насчет Тарна я не жалею. В смысле, что там побывал.

– Да ну?

– Честно. Я ведь там с девушкой своей познакомился.

– Да ты что, Вигглер? У тебя девушка имеется?

– Еще карту?

– Беру. Надо же! Король мечей!

– Ну а ты, Роттси?

– Чего я?

– Тебе-то куда, охота было бы попасть? Где 6 ты был, если бы сюда не угодил?

– В Агондоне.

– В этой дырище? На хрена тебе туда? Рядовой Роттс осклабился.

– Слыхал там про местечко одно. Куда офицеры ходят.

– Что за местечко?

– Королева мечей пришла!

– Везет...

– Называется «У Чоки». Там дамочки – пальчики оближешь. Понимаешь, на что намекаю?

– Грязный развратник!

– А ты-то кто, Вигглер? Ты-то кто со своей девицей?

Капрал вспылил.

– Не смей плохо говорить про мою Нирри! Она девушка порядочная, запомни!

– Ладно, ладно, Вигглер, только не кипятись!

Хлопнула дверь. На пороге возник сержант Банч.

– Ольх, Роттс. На пост – шагом марш!

– Ох, – горько вздохнул Вигглер, вскинув на плечо мушкет. – Жалко, нету сейчас со мной моей Нирри!

* * *

– Пойдемте. Пора.

Атаман нервничал. Сгустилась ночная тьма. Лошади были готовы. Человек в маске должен был сопровождать маленький отряд на первом отрезке пути – до опушки леса, потом должен был указать им дорогу.

Джем обнял Бэндо, потом – Хэла.

– Вы были для меня героями из истории, которую мне рассказывал Тор.

Бэндо улыбнулся.

– Как и ты для нас, Джем, как и ты для нас. – На руках у Бэндо пошевелился спящий малыш. Отец бережно покачал его, убрал со лба курчавую прядку волос. – Как страстно Тор любил тебя! – покачал головой зензанец. – Он все время говорил про тебя, Джем.

– А правда, как странно, вот так встретиться, чтобы оказалось, что мы – настоящие? Дорогие друзья, я вас никогда не забуду! Когда-то вы шествовали по полям моего воображения подобно сказочным великанам. И тогда вы были для меня героями, героями останетесь и теперь.

– О Джем, мы всего лишь действующие лица пролога. А ты – герой всего, что нам теперь предстоит.

Джем пожал руку Хэла.

– Хэл, это не так. Тем, кем я стал, меня сделали магия и пророчество. Герои – это ты, Бэндо, Боб Багряный. И Орвик. Но не я.

Он обернулся к Ланде.

– О будущая королева! Очень может быть, что твой возлюбленный проявляет ненужную поспешность. Быть может, он ошибается, а быть может, и прав в том, что назначил сражение на завтра. Я знаю, что он борется за правое дело. Иначе как бы он мог заслужить твою любовь? – Смущенно и почтительно Джем поцеловал руку девушки. – Далеко отсюда, очень давно, жила та, которую я любил так же, как ты любишь Орвика. Теперь я понимаю, что любил ее не так верно, как надо было бы, и от этого сердце мое наполняется тоской. Но ты, будущая королева, показала мне верный путь любви. И за это я навсегда сберегу тебя в моем сердце.

Ксал растроганно слушала Джема. Она порывисто подошла к нему, обняла его, долго не выпускала из объятий. Отстранившись, она едва-едва, очень легко прикоснулась к тому месту на груди Джема, где он хранил кристалл Короса. В это же мгновение вспыхнул драгоценный камень на ее тюрбане.

– Корос пребудет с тобой, о благословенный. И скоро – о, я молюсь о том, чтобы это случилось поскорее! – скоро с тобой пребудет и его сестра, нежная, как весенняя листва.

– Великая Мать, – спросил Джем, – а что с Полти? Было время, когда я думал, что он мертв. Но... ему же не выстоять против Вичи, правда?

– Не спрашивай о судьбе рыжеволосого. У тебя – своя судьба, у него – своя. То, что все мы видели, – это часть его судьбы. Придет время, и ты узнаешь, последняя ли то была часть.

Слова Великой Матери прозвучали загадочно. Джем был готов попросить ее истолковать их, но она уже отошла к Раджалу.

– Ты храбрый мальчик, Раджал. Но почему я зову тебя мальчиком? За последние луны ты стал мужчиной.

Раджал бросился к Ксал, обвил руками ее шею.

– О Великая Мать! Боюсь, ты ошибаешься! Если я – мужчина, то почему слезы так легко набегают на мои глаза?

– Пусть слезы льются дождем. Все равно ты – мужчина, внук мой.

Раджал посмотрел на Дзади и понял, что Великая Мать права. И Ксал тоже утерла слезы.

– Как бы гордился тобой мой бедный сын – твой отец, Раджал! Я буду мечтать о дне, когда мы все свидимся снова, мой Раджал. Ты, я. Дзади, Джем.

– И Мила?

– О да. И Мила.

Как бы Раджалу хотелось, чтобы такой день настал! Но, увы, он понимал, что это станет возможно только в Вечности. Раджал не был наделен магическим даром, он не был ясновидцем, но в ту ночь, глядя на Великую Мать, он понял, что видит ее в последний раз. Она скоро умрет. Раджал думал о том, как это жестоко – умереть вдали от дома. Смешно... Где был дом Ксал? Всю жизнь она скиталась с места на место, она всюду была гонима, как и ее сородичи. А теперь, когда подошла к концу ее долгая жизнь, даже ее родни не было рядом с ней. Тоска разрывала сердце Раджала, готова была хлынуть наружу, как кровь из раны. Только чудовищным усилием воли, превозмогая боль, он сдержался. Джем оглядывался по сторонам.

– А где жрица Аджль?

Но атаман махнул рукой. Во время печальной сцены прощания никто не заметил, как ушла жрица. Искать ее теперь не было времени.

– Клецки? Среди ночи?

– Ладно тебе, повариха! Ребята топали весь день, от рассвета до заката!

– А я что, виновата, что им отдают такие глупые приказы? Нет, сержант, кухня закрыта, – глухо отозвалась Нирри и одарила сержанта суровым взглядом.

– Повариха, поимей жалость. Завтра сражение. Ирионские синие должны быть в форме.

– В форме! – фыркнула Нирри. – Если бы спросили меня, я бы сказала, что надо, чтобы парни были в форме. Наобещали с три короба! Теплые казармы! Как же! Сижу в шатре, который промокает, как решето, да еще того и гляди рухнет под ветром!

– Если ты замерзла, повариха, я мог бы тебя согреть! Сегодня Нирри даже не улыбнулась, отшвырнув руку сержанта.

– Хватит с меня твоих сальностей, сержант!

– Зато нам бы не повредило что-нибудь жирненькое! Неужто ты не слышишь, что по всему полю грохочут боевые барабаны? Утром моим ребятам потребуется сила, а сейчас им нужна еда! А где твои помощницы, девчонки?

– На спине валяются, где же еще!

– Глупости, повариха. Погоди, я разыщу их и велю разжечь костры.

Сержант, поняв, что пора брать дело в свои руки, выскользнул из шатра, где сидела дрожащая от холода Нирри, и принялся раздавать направо и налево оглушительно громкие приказы.

– Выпить они хотят, парни твои, Карни Флосс, а не поесть, – бормотала Нирри. – Вот и пусть пьют! Подумать только... Набить парню желудок вкусной едой, а потом чтобы его пристрелили? Пусть пьют, пусть так напьются, чтобы не видеть и не слышать ничего!

Нирри разрыдалась. Это было странно. За время пути от Ириона она очень изменилась. Слишком долго госпожа унижала ее. А теперь затравленная девчонка стала женщиной. Гордой женщиной. Вот только теперь Нирри поддалась слабости. Слишком долог был день, она ужасно устала, а окончательно доконало ее то, что кругом простиралось поле предстоящего боя.

Нирри многое знала о войне. Во время Осады Ириона она была ребенком и только-только начала прислуживать в замке, но она до сих пор помнила пушечную канонаду, крики раненых, падающие на головы людей камни. В те дни у нее на глазах гибли люди. Она видела простреленные, разорванные животы и раздавленные грудные клетки. Как-то раз на огороде возле кухни, ранним солнечным утром Нирри нашла молодого парня, совсем молоденького. Он валялся на грядке с редиской – неподвижный, как кукла. Наверное, он упал с крепостной стены и сломал позвоночник. Много лун потом перед глазами Нирри стояло его лицо – такое до странности спокойное и холодное.

Теперь, когда прошло столько лет, когда Нирри была так далеко от Ириона, она вдруг снова вспомнила того погибшего юношу, совсем мальчика. Воспоминание вернулось вместе с той, прежней тоской, с тем же, старым ужасом. Она снова увидела лицо мертвого юноши. Она стала думать про мисс Кату. Она стала думать про Вигглера. Она упала на расстеленное на земле одеяло, стала кататься по нему и стонать.

– Что такое, бедняжка повариха? – встревоженно спросил сержант, вернувшийся в шатер. Он сел рядом с Нирри, подсунул руку под ее плечи. – Вот не думал, что такая храбрая девушка испугается какого-то дурацкого сражения! – Он протянул Нирри фляжку. – На-ка, хлебни, полегчает.

Нирри фыркнула.

– Не надо.

– Ну, вот и молодец. Я этих дурацких сражений повидал... сотню, не меньше. У меня и шрамы имеются... только они в таких местах, какие девушкам я редко показываю. – Он усмехнулся. – Ну, уже улыбаешься? Вот и славненько. Я так и знал, что моя Нирри – молодчина!

– Я тебе не «твоя Нирри»! – буркнула Нирри, но не удержалась от улыбки и повернула голову к сержанту. В шатре горела только одна свечка, и при ее свете лицо сержанта казалось дружелюбным и родным.

– Карни? – проговорила Нирри.

– Нирри?

– Знаешь про пять золотых тиралей?

– Про пять золотых тиралей? Это что, сон какой-то?

– Да ты же сам говорил! Столько нужно парню, чтобы от армии откупиться. Как думаешь, многие бы откупились? Если бы такими деньжищами обзавелись?

– Если бы да кабы! У нас, поди, тогда и войска не было бы! Сержант усмехнулся, но тут же посерьезнел и печально опустил глаза.

– Карни... – смущенно проговорила Нирри.

– Нирри?

– А если бы я захотела найти солдата...

– Послушай, дорогуша, ты же говорила, что у тебя уже есть солдат!

– У-у-у, злыдень! Я же не про то!

– Не про то? Ну, тогда надо знать, в какой он роте.

Нирри робко вымолвила:

– Это я знаю. В пятой.

– Ты опять про пятую!

– Я же говорила тебе, что собираюсь замуж, Карни.

Сержант хлебнул из фляги.

– А я тебе говорил, что парни в пятой роте никуда не годятся.

– Только не мой Вигглер.

– Не твой Вигглер? Ну что ж, похоже, ты что-то задумала, а? – Сержант глубокомысленно обозрел свои сапоги. Когда он снова посмотрел на Нирри, глаза его были подернуты слезами, но он старательно усмехнулся. – Пятая рота – в казармах, дорогуша. Они здесь с прошлого сезона.

– Правда? – Лицо Нирри озарилось радостью. – О Карни! Правда?

Плоховато соображая от радости, Нирри поцеловала сержанта в щеку.

Сержант рассмеялся.

– Ты поосторожнее с поцелуйчиками, дорогуша. А вдруг мне еще захочется?

– Ах ты!

– Ну, все, все! Только учти, дорогуша, если этот твой малый, что ушами шевелить умеет, будет с тобой плохо обходиться, то ты только приди и скажи старине Карни Флоссу. Можешь всегда рассчитывать на старину Карни.

Нирри снова залилась слезами.

– О Карни!

– Ты очень хорошая, Нирри Джабб. Лучше тебя я никого не встречал, это точно.

– Ты чего? Кто тебе сказал, что ты можешь меня называть «Нирри»?

– Ну, так ты же меня зовешь «Карни»!

Нирри хихикнула.

– Зову. Потому что имечко потешное.

– Чье-чье имя потешное?

– Твое! – И Нирри несколько раз повторила имя сержанта, всякий раз произнося его так, словно оно и вправду могло вызвать смех: – Карни Флосс! Карни Флосс!

– Ах ты, противная девчонка! Вот я тебе сейчас задам! Сержант и Нирри повалились на одеяло, и началась шутливая драка. Нирри болтала ногами, отбивалась. Наверное, так не стоило вести себя порядочной женщине, но Нирри ни о чем таком не думала. Ей было так весело, так хорошо!

И вдруг послышался глухой удар, и сержант, обмякнув, навалился на Нирри всем телом и застыл в неподвижности.

– Нирри, с тобой все в порядке?

– Что? Что? – Нирри выползла из-под сержанта и при свете свечи разглядела молодого синемундирника, сжимавшего самую лучшую сковороду Нирри. – Мисс Ката! – прошептала Нирри. – Ой, мисс Ката, что вы наделали?

Сержант глухо застонал.

– Не волнуйся, Нирри. Я его просто оглоушила. Мерзкий бабник! Я давно за ним следила, с тех самых пор, как ты пожаловалась.

Ката была готова пнуть сержанта под ребра.

– Мисс Ката, не надо! Это не то, что вы подумали, просто... Ладно, я помолчу. Бедняга Карни. Он неплохой парень. Выпить любит, а так неплохой.

– Он просто пьяная свинья, – с брезгливостью проговорила Ката.

Спорить не стоило. Нирри поднесла свечку к голове сержанта. Бедняга Карни, какая шишка у него набухнет к утру!

– Ой, мисс, зря вы это! Он узнает, что это вы учудили, и тогда вам несдобровать.

– Ничего мне не будет, Нирри.

– Вы так думаете? А он догадливый, мисс.

– Нирри, я хочу сказать, что меня здесь не будет.

– Что? – Нирри медленно опустила свечку.

– Я пришла попрощаться.

– Мисс Ката, что вы такое говорите?

– Помнишь, Нирри, ты спросила меня, как только я смогу сражаться на стороне синемундирников? Вот теперь пора ответить на этот вопрос. Я не буду сражаться на их стороне. И не собиралась. Я собираюсь перейти на другую сторону.

Нирри мгновенно побледнела и прикрыла губы ладонью.

– Мисс Ката, нет! Зензанцев всех перебьют, так все говорят! Ой-ой-ой, глупенькая вы девочка! Я-то думала, вы господина Джема разыскиваете, как я разыскиваю своего Вигглера! А какой ему от вас толк будет, вы мне скажите, ежели вас убьют? А за что? Да ни за что!

– Нет, Нирри, не ни за что! За свободу.

Из глаз несчастной Нирри снова хлынули слезы.

– Да ну вас совсем, со свободой вашей! Мне никакой этой свободы не надо! Если Вигглер мой живой останется, мы откроем свой маленький трактирчик, и пусть весь мир живет, как хочет! Синемундирники, красномундирники, зензанцы – мне все равно!

– Все не так просто, Нирри! – крикнула Ката.

– Просто? Да, мисс Ката, я, может быть, женщина простая, глупая, но все-таки я на этом свете дольше вас прожила и потому знаю, что все самое важное очень даже просто – жизнь, любовь, здоровье! А эти мужчины все время что-то придумывают – свои ссоры, споры, войны! Словом, я сейчас пойду в казармы, найду моего Вигглера и...

Нирри сказала бы что-нибудь еще, но залилась слезами и умолкла. Расплакалась и Ката.

– О мисс Ката! – Нирри смахнула слезы со щек. – Вы все равно все сделаете по-своему... Я знаю. Просто... Просто.. Я буду по вам скучать. Вот и все.

– О Нирри!

Они обнялись и долго не выпускали друг друга из объятий.