Текст книги "Король и Королева Мечей"

ГЛАВА 63
МАЛЬЧИК-МУЖЧИНА

Тир-лир-лир-ли!

Снова прозвучала птичья трель, и из травы поднялась и встала рядом со жрицей доселе невидимая... Ланда. На ней было такое же зеленое платье, как на жрице, но движения и грация совсем иные. Было видно, что она совсем новичок. Жрица отступила и воздела руки. Ланда, пытаясь подражать ей, подняла и опустила руки несколько раз. Можно было не сомневаться, что вскоре Ланда упадет на колени возле дуба и произнесет собственную молитву Виане.

– А я видел, – прошептал Джем, – как она поклонялась другому божеству...

– Принцу в зеленом мундире? Но, Джем, разве одно противоречит другому? Я вполне понимаю, почему Ланда решила посвятить себя богине. Она боится, что Орвика больше никогда не увидит.

Джем озадаченно возразил:

– Но Орвик существует только на портрете. Хэл улыбнулся.

– Джем, бывают вещи, о которых лучше соврать, когда разговариваешь с синемундирником. На портрете действительно изображен его предок, но Орвик – его точная копия. Ты – наследник престола Эджландии, а он – наследник престола Зензана. Родители Орвика были убиты давным-давно. Дольм вывез его из Рэкса и приютил в разрушенном замке, выдавая за собственного сына. Орвик и Ланда выросли вместе и обручились еще в детстве. Теперь они бы уже могли пожениться, но Орвик ушел с мятежниками и будет участвовать в грядущем большом сражении. С новой, особенной нежностью Джем смотрел на девушку. С новым стыдом вспомнил о чувствах, охвативших его прошедшей ночью в башне.

– Мне стыдно... – проговорил он, – за те страдания, которым подвергла этих людей мой держава.

– У тебя доброе сердце, Джем, – сказал Хэл. – Но есть такие (с среди них – жрица), кто винит во всех бедах Зензана не только «мужчин в синих одеждах». Для них синемундирники – всего лишь проявление общей картины. Чего еще ожидать в стране, которая отреклась от истинной веры?

Джем задумался. Он вспомнил о религии своего детства, о тетке Умбекке, о капеллане Фивале. Вспомнил о бедняге Пеллеме Пеллигрю, который набожно распевал гимны в Главном храме, а потом отправлялся развратничать к «Чоки».

– Хэл, я ходил в храм в дни Канунов, слушал восхваления в честь Леди Имагенты. Во время песнопений я открывал и закрывал рот, произносил Большую молитву. Эджландцы – раса победителей, раса завоевателей. Но разве мы можем верить в то, что наша вера – истинная?

Хэл печально усмехнулся.

– Помнишь каноника из дилижанса? Джем, нет более пагубного предмета, чем религия. В юности я учился в Школе Храмовников. Я был полон реформаторского пыла. В келье, при свете свечки, я штудировал «Эль-Орокон» и страстно мечтал о том грандиозном трактате, который я напишу и в котором сумею объединить все пять религией Эль-Орока. Какое это было тщеславие!

– Но неужели так должно быть всегда?

– При том, что даже внутри одной религии существуют разногласия? – вздохнул Хэл. – В борьбе с синемундирниками мы объединились с зензанцами. Но разве мятежники едины? В богатых храмах Зензана давно служат агонистские службы. Некоторые мечтают только о том, чтобы там снова служили, как некогда, жрецы Вианы. Другие говорят, что истинную веру исповедуют только Дочери Вианы. Но внутри стен Рэкса у такой точки зрения поддержки не найдется.

– А за пределами этих стен?

Хэл улыбнулся.

– Бэндо, а ты, похоже, сегодня в ладу со жрицей?

Но Бэндо не слушал Хэла. Он неотрывно смотрел на Ланду. Девушка прижималась к стволу дерева. Она то гладила его, то обнимала, запрокинув голову, разметав длинные косы. Она взывала к богине, умоляя услышать ее. Робость ее пропала, она молилась со страстью, которая заставила трепетать даже жрицу.

Джем был напуган. Куда подевалась робкая девушка, которую он видел прошедшей ночью? Одержимая молитвенным экстазом, она просила богиню защитить ее возлюбленного Орвика, придать ему отвагу в бою, помочь ему сокрушить всех его врагов.

Но вот, наконец, жрица наклонилась, обняла девушку за плечи, отвела от дерева. Ланда всхлипывала, но отерла слезы, и лицо ее приобрело выражение железной решимости. Ритуал должен был продолжаться, она должна была беречь силы. Все то время, покуда Ланда молилась, жрица Аджль продолжала произносить фразу: «Да не прозвучит вовек стук топора в Рэкских холмах».

Теперь по знаку жрицы Ланда запела новую мантру:

 
Только в лесу буду счастлива я,
Здесь моя жизнь, здесь смерть моя!
 

Жрица пела свою мантру, Ланда – свою. Голоса их расходились, ритмический рисунок не совпадал, но ни та, ни другая не сбивались. Порой казалось, что слова безнадежно спутались, порой громче звучал голос жрицы, потом, наоборот, громче звучал голос Ланды. На Джема это производило одновременно трогательное и нелепое впечатление. Трогательное – как многие молитвенные ритуалы действуют даже на тех, кто в них ничего не понимает. Нелепое – потому что он понимал смысл слов. Разве мало звучали топоры в этих холмах? Разве Орвик, если ему суждена победа, стал бы жить со своей возлюбленной в лесу, а не в королевском дворце? Однако довольно скоро смысл слов перестал что-либо значить для Джема, его околдовала магия звуков. Женщины взялись за руки и закружились. Быстрее, еще быстрее. Их пение звучало все громче, все более страстно. Они кружились, кружились, кружились...

И тут произошло нечто необычайное. Только потом Джем поймет, что лишь ему, ему одному было суждено тогда увидеть видение, вызванное к жизни молитвой. Откуда оно взялось, сказать было трудно – то ли спустилось с неба, то ли поднялось от земли, но в воздухе вокруг женщин возникло зеленоватое свечение. Поначалу, так же как и их пение, свечение было беспорядочным, рассеянным, мерцало то тут, то там среди листвы. Очень может быть, то была иллюзия, игра света. Но довольно скоро Джем увидел нечто большее. Свечение преобразилось в мерцающее изумрудное облако, а в то мгновение, когда пение женщин достигло апогея, свечение приобрело форму. Сначала проступил огромный лик, затем очертания женщины, одетой в зеленые листья.

– Богиня... – прошептал Джем.

Он не отрывал глаз от чудесного видения. От сияния слепило глаза, но красота Вианы была так притягательна, что отвести глаза было невозможно. Она медленно и плавно вращалась в воздухе, ее лиственное одеяние шуршало и переливалось всеми цветами радуги. Длинные пышные волосы богини были лозами и лианами. Они развевались по воздуху. Поляна, над которой кружилась богиня, получила дар новой жизни. Повсюду появлялись новые травы, побеги, цветы и лианы. Звучала и звучала мистическая мантра, но богине, похоже, не было до нее дела. Поначалу взгляд ее был устремлен вниз, как бы в недра земли, а потом она подняла глаза, и оказалось, что взгляд ее полон печали. Сверкающие, как изумруды, ее глаза посмотрели в ту сторону, где прятались мужчины. Ее взгляд встретился со взглядом Джема. Джем рванулся вперед, ломая кусты.

– Джем!

Хэл и Бэндо попытались удержать его, но не смогли. Джем прорвался сквозь заросли, выбежал на полянку, поросшую свежей, волшебной растительностью. Женщины в испуге закричали, расступились. Джем опустился на колени между ними и произнес имя богини. Но когда он поднял глаза, видение исчезло, как будто его и не было. А вместе с видением исчезло и все то, что выросло во время появления Вианы.

Иллюзия. Это была иллюзия. Обман зрения.

Джем посмотрел на женщин. Ланда смотрела на него с изумлением. Жрица – сначала с испугом, потом – с тревогой. С огромной тревогой. На полянку вышли пристыженные спутники Джема.

– Джем! Джем! Что ты такое себе позволяешь! – сердито обрушился на Джема Бэндо.

Хэл сказал:

– Жрица, прости. Честное слово, мы не хотели...

Из-за деревьев вышел Боб Багряный.

– Не бойся, Хэл. Ты – не единственный мужчина, который подсматривал за ритуалом. – Он насмешливо крутанул на пальце пистоль. Начало смеркаться, зелень листвы приобрела более темный оттенок, а от ярко-красного цвета мундира атамана разбойников просто резало глаза. Глаза его под маской задорно сверкали. – Жрица недовольна тобой, Хэл, но гораздо сильнее ее огорчил бы отряд синемундирников. Верно я говорю, жрица?

Но жрица только тяжело дышала и не спускала глаз с распростертого на земле Джема.

– Мальчик-мужчина, – прошептала она, – видел богиню!

– Виана... – шептал Джем. – Виана, Виана...

Жрица скрестила руки на груди.

– Было такое предсказание, что явится мальчик-мужчина, которому будет явлено самое священное видение. А далее в предсказании сказано о том, что вскоре после этого наступит конец Эпохи Искупления. О Виана, что же станет с нами?

Джем поднялся на ноги, низко поклонился. Когда он заговорил, голос его зазвучал как-то странно, необыденно.

– Жрица, – сказал он, – я стою перед тобой, являя собой сбывшееся пророчество. Конец Эпохи Искупления близок. Должно свершиться то, о чем сказано в Пылающих Стихах, иначе мы исчезнем без следа. – Он сжал в руке мешочек с камнем, который висел у него на груди. – У меня – кристалл Короса. Я пришел за кристаллом Вианы.

– Нет. Нет!

– То, что я разыскиваю, находится внутри дерева, называемого «деревом смеха». Это дерево стерегут Король и Королева Мечей. Но что это за дерево – это мне неизвестно. Где этот король? Где эта королева? Жрица, помоги мне. Дай мне знак, которого я так долго жду!

Жрица, вся дрожа, опустилась на колени. Это было необычное зрелище. Бэндо и его сыновья замерли и умолкли. Лицо Ланды исказила гримаса ужаса. Хэл застыл в тревоге и изумлении. Он знал, он даже верил в то, что нечто подобное может произойти.

Но он не был готов к тому, что видел теперь.

Только атаман, казалось, был спокоен и безразличен. Он стоял неприступно, непоколебимо, взгляд его был суров.

– Что это за безумие? – возмутился атаман. – Этот юноша – всего лишь бедный странник! Наверное, он одержим какой-то глупой мечтой. Пусть идет с нами и сражается либо пусть уходит прочь!

Хэл покачал головой. Он мог бы возмутиться, схватить атамана за руку. Но тогда ему пришлось бы нарушить невероятную дистанцию, разделявшую их. Но сказанное Бобом Багряным удивительным образом подействовало на жрицу. С ней произошла разительная перемена. Она поднялась с колен. Тревога и волнение оставили ее. Казалось, она сейчас обрушится на атамана, а она набросилась на Джема.

Она грубо схватила его за плечи.

– Нет! – вскрикнула Ланда.

Жрица ее не слушала. Ее руки с длинными ногтями уподобились когтям, со страшной жестокостью они впились в плечи Джема. Лицо жрицы стало страшным, зловещим. На шее ее пульсировала вздувшаяся вена. Она заговорила скороговоркой – горько, желчно:

– Мальчик-мужчина, как ты только посмел так повести себя? Как ты посмел нарушить самый священный наш ритуал? Ты утверждаешь, что тебе было явлено видение? Какое мне дело до какого-то никчемного камня, который ты носишь на шее? Какое мне дело до слов, чьих-то слов – мне, жрице Вианы?

Много уже приходило таких, как ты, мальчиков-мужчин, привлеченных властью и богатством, пытающихся решить загадку дерева смеха. Но, мальчик-мужчина, разве бывает более горькая насмешка? Дерево смеха исчезло, и никто не в силах найти его! Когда возник круг жриц Вианы, охрана дерева смеха была нашим долгом. В течение нескольких эпициклов мы исполняли свой долг, а потом пришли мальчики-мужчины, и они, в своей гордыне, изгнали нас, подвергли позору и презрению! И сегодня, когда от круга Дочерей Вианы не осталось почти никого, кому ведома мудрость древних? Что такое дерево смеха? Где оно? Там? Тут? Мальчик-мужчина, ты никогда не отыщешь его, но если бы и отыскал... – Жрица запрокинула голову и хрипло расхохоталась. – Разве тебе под силу было бы выдержать Испытание, которое положено выдержать у этого дерева? Глупец! Глупец! Твои мечты тебя с ума сведут!

Жрица снова захохотала и толкнула Джема. Он упал на спину, продолжая крепко сжимать в руке чехольчик с кристаллом.

ГЛАВА 64
РАССУЖДЕНИЯ О СВОБОДЕ

Есть разница между человеком действия и человеком мыслящим. Роль человека действия заключается в том, чтобы действовать, а роль человека мыслящего – в том, чтобы думать. Различие очевидное, но все же порой размытое. Бывают случаи – и с этим согласится даже мыслитель, – когда думать не приходится, а надо действовать. Когда такое случается, человек действия играет свою роль без промедления. Ему мгновенно становится ясно, что именно нужно сделать. А вот человек мыслящий, наоборот, станет обдумывать, как поступить.

Несомненно, в раздумьях человека мыслящего будет присутствовать глубина, и его раздумья отнимут у него какое-то время. Более того, погрузившись в бездну раздумий, он вряд ли станет размышлять о том, что ему следует сделать то-то, то-то и то-то. Нет. Он гадает. Он взвешивает. Прикидывает варианты. А это очень опасный путь, чреватый пагубными последствиями. Очень скоро такой мыслитель окажется на скрещении множества дорог и не сможет определить, почему один из них привлекает его более других. "Можно взглянуть на это так... " – думает он. Потом думает: "А если посмотреть с другой стороны... " И сам не успевает заметить, как оказывается в мыслительном лабиринте.

В итоге он не предпринимает ничего.

– Ты точно не хочешь этого варльского хлеба, Морви? – осведомился Крам, отломив здоровенный ломоть от краюхи. Он не мог понять, как эта краюха избегла внимания монаха. Хотя... все-таки она лежала в чьей-то седельной сумке.

– Варльского хлеба? – рассеянно переспросил Морвен. Он в отчаянии сидел у догоравшего костра. За последние минуты у него мелькнуло последовательно несколько идей. Убежать и бросить Крама. Убежать и увести Крама с собой. Остаться с Крамом и – господи, разве он герой? – изумить разбойников, застать их врасплох, когда они менее всего будут этого ожидать. Но... но пока он еще не продумал всех подробностей последнего варианта.

– Варльского хлеба? Так он, наверное, зачерстветь успел.

– Морви, так ведь не в Варле же его испекли! Это просто называют его так, вот и все. Ну, то есть так Вигглер говорит. Представляешь, а когда-то я сам этого не знал.

Крам запихнул в рот последние кусочки и запустил руку поглубже в седельную сумку. Ничего хорошего там больше не оказалось.

По крайней мере, для Крама.

– Слушай, Морви, а это не твоя ли книжка? – протянул другу потрепанный томик Крам.

– Покажи.

Впервые за день Морви порадовался тому, что руки у него свободны. Он с интересом вертел в руках книгу. Пробежался пальцами по потрескавшемуся переплету из телячьей кожи.

Открыл книгу на титульном листе.

Свобода или дозволение?

ДИСКУРС

(исследование)

г. ВИТОНИЯ

в природу

ГОСУДАРСТВА

и статуса

СВОБОДЫ

С точки зрения политики, социологии и морали.

Напечатано в г. Агондоне

Для свободного философского общества

ЭИ, г. 994-а.

У Морвена сердце забилось громче и медленнее. Да, это была та самая книга. Такая же, как у него, но не его собственная. На верху титульного листа стояла подпись. Элдрик Хэлверсайд.

Ну конечно!

Впервые за весь день Морвен ощутил, что в голове у него прояснилось.

– Я знаю, кто он такой, – сказал он вслух.

– Кто?

– Хэл. Тот, кого они называют Хэлом.

Объяснить он ничего не успел. Затрещали сучья. Пленники поспешно сели так, как сидели, когда их связали. На поляну выбежал запыхавшийся Раджал.

– Где они?

Вопрос был обращен к монаху. Раджал стал трясти его, и толстяк открыл глаза.

– А? Что? А, это ты, ваган. А я думал, это курица. Знаешь, мне приснилась такая жирненькая курочка. Представляешь? Курица прямо у костра. Готовенькая, ощипанная. А мне нужно было только зажарить ее. – Он облизнулся. – И я зажарил.

Но ваган и не подумал улыбнуться.

– Где все остальные? – снова спросил он. Монах, наконец, заметил, какой тревоги полны карие глаза юноши, и махнул рукой в сторону пруда. Раджал в одно мгновение исчез в лесу.

Монах проводил его обескураженным взглядом.

– Что-то стряслось, – пробормотал он. – О господи, что-то стряслось!

И надо же было чему-то случиться именно тогда, когда они добрались до Олтби!

Зашуршала листва. Джем обернулся.

– Жрица, ты ошибаешься, – сказала та, что вышла из-за деревьев. – Ты думаешь, что этот юноша – ложный искатель кристалла, но он – истинный. Неужто твой дар так глубоко погребен под бременем тоски, что ты не узнала Ключ к Орокону даже тогда, когда он явился перед тобой? Я стара, мой дар слабеет, но когда я вижу что-то, это истинно. Неужели у тебя нет веры во все то, что я сказала тебе, во все то, что я напророчила?

Раскинь руки, коснись воздуха, окружающего тебя, ощути зреющее в воздухе зло! Без этого юноши Зло поглотит нас всех! И все будет тщетно, о глупая сестра Аджль!

Что же до тебя, атаман, то мне трудно поверить в то, что и ты мог так жестоко обмануться. Однако тебя ожидает твоя собственная судьба.

Это была Ксал. Сбросив одеяния матушки Реа, она предстала перед всеми в своем истинном обличье. То ли более не имело смысла притворяться, то ли она устала от притворства и теперь желала только истины. Сейчас, стоя посреди полянки, старуха казалась и величественной, и в то же время необычайно хрупкой. Глядя на нее, Джем думал о том, что дни ее сочтены. Ему стали понятны все ее печали, он необыкновенно остро ощутил их. Она могла вот-вот уйти из жизни, при том, что ее народ пребывал в рассеянии, Зло могло поглотить мир, а ее преемница пропала без вести. Глаза Джема наполнились слезами.

Он выдохнул:

– Великая Мать, скажи мне, куда мне идти?

Старуха устремила на него добрый взгляд, взяла его за руку. На ее лиловом тюрбане сверкал темный камень. Все молчали, но Джем понял, что скоро получит ответ на заданный вопрос. Ксал держала Джема за руку и смотрела ему в глаза так, словно знала, что должно сейчас произойти.

Конечно, она знала.

На полянку выбежал Раджал. Он бежал всю дорогу от лагеря и теперь еле дышал. Он согнулся в поясе, зажал рукой бок и выдохнул:

– Дольм говорит...

– Дольм? Что говорит Дольм? – Атаман шагнул к юноше. – Говори, ваган!

– Дольм говорит, что пришел сигнал... от наших лазутчиков... в Рэксе... Он говорит... ЧАС ПРОБИЛ!

Послышались вздохи и восклицания.

– Значит, свершилось, – прошептал Хэл.

– Наконец, – воскликнул Бэндо.

Рэггл и Тэггл завизжали и стали прыгать на месте. Взгляд Ланды метался. Она радовалась и боялась. Атаман отвернулся, чтобы никто не увидел, что глаза его наполнились тревогой. Только Джем не шевельнулся. Он по-прежнему смотрел в глаза Великой Матери. Можно было подумать, что он не понимает, что вокруг него творится. Но на самом деле он сразу все понял. Сверкал камень на тюрбане Ксал, Джем чувствовал прикосновение ее руки. А думал он о солнечных зайчиках, которые видел, сидя на ветке дуба и глядя в сторону Рэкса.

ЧАС ПРОБИЛ!

Атаман, наконец, подал голос.

– Войска Орвика окружают город. Очень скоро начнется сражение, которого мы жаждали и боялись так долго. Поля Аджля очень скоро вновь обагрятся кровью. Но еще рано, еще так рано!

– Но, атаман! – воскликнул Бэндо. – Почему же рано? Столько циклов миновало!

– А я говорю: рано! Принц Орвик – глупец. Он спешит, и его спешка может нам всем дорого обойтись.

– Нет... – простонала Ланда.

Атаман ответил ей грубовато, даже жестоко:

– Глупая девчонка, что ты можешь понимать? Мы столько лет действовали тайно, скрытно. А чего добьется Орвик? Погубит весь свой народ из-за своей неуемной гордыни? Его так называемое войско, вооруженное вилами да мотыгами, побеждает там и сям, в степях Ана-Зензана, но выступить на Рэкс, сейчас! Каков может быть исход сражения, кроме гибели сотен, тысяч людей – необученных, невежественных зензанцев? Неужели этот глупец не видит, что такое катастрофическое поражение раз и навсегда уничтожит Сопротивление?

Ланда вскричала:

– Жестокий разбойник, как ты смеешь так сомневаться в Орвике... О, как ты можешь быть так немилосерден к нему?

Разбойник и не подумал ответить на этот вопрос. Гнев вспыхнул в сердце Джема. Гнев и жалость к девушке. Однако Джем внимательно наблюдал за Бобом Багряным. Тот стремительно развернулся к Хэлу и Бэндо.

– Мы не имеем права проиграть этот бой. Хэл, мы можем сделать единственное. Бэндо, ты согласен?

Хэл побледнел.

– "Рэкский..."

– "Лавочник"? – выдохнул Бэндо.

Сердце Джема забилось сильнее. ЧАС ПРОБИЛ. Знак, которого он ждал. Этого знака ждали повстанцы, прячущиеся по лесам в Зензане. Все становилось на свои места.

Почти все. Джем пока не знал, кто такие Король и Королева Мечей и какое они имеют отношение ко всему этому.

– Наследство, которое нам оставил Тор, – сказал атаман.

– Наследство, которое его погубило! – воскликнул Хэл.

– Это слишком жестоко, – сказал Бэндо.

– Более жестоко, чем наши враги? – презрительно парировал атаман и обернулся к Раджалу. – Ваган, вернись к смотрителю. Пусть приготовит моего коня. Когда стемнеет, я поскачу в Рэкс.

– Боб, прошу тебя! – взмолилась жрица. – Там охрана! Там патруль! Это так опасно! Ради...

– Ради чего? – усмехнулся атаман. – Жрица, уж тебе следовало бы яснее всех остальных понимать, что мы или выиграем это сражение, или все погибнем! Не спорь со мной более, я принял решение. Лавочнику следует сказать: ЧАС ПРОБИЛ.

С этими словами атаман был готов уйти, но тут Джем, наконец, поднялся на ноги, освободил руку. Его глаза сверкали.

Он проворно шагнул в сторону, загородил атаману дорогу и вознамерился не отступать, даже если бы атаман его толкнул. Джем с гордостью отметил, что он уже ростом почти равен этому странному, жестокому мужчине. И он бесстрашно взглянул в глаза атаману.

– В чем дело, мальчишка? Опять хочешь что-то сказать про свои дурацкие фантазии? Уйди с дороги. У меня нет для тебя времени. Я еду нынче ночью.

– Нет. Еду я.

– Ты, мальчишка? Ты?

Джем ответил не сразу, но ответил настолько решительно, что даже атаман не сразу нашелся, что возразить.

– Ехать должен я, – заявил Джем. – Это мой пароль.