Текст книги "Король и Королева Мечей"

ГЛАВА 33
ЗОЛОТОЙ С ЗЕЛЕНЫМ

– Как изящно!

– Как тонко!

– Лучше «Масок» нет никого, верно?

Укутавшись в меха, гости расселись вдоль стен стеклянной террасы, нависавшей над двором дома Чем-Черингов. У дальней стены расположился ваганский оркестр. Дудочки, пастушьи рожки, гиттерны, так называемые Харионы, флейты Оранди и флейты Короса вели странную мелодию.

Вдоль стен горели светильники, в которые были подброшены медленно горевшие веточки особых ароматических растений. По террасе распространялся тягучий, дурманящий запах. А по каменным плитам двора с легкостью привидений скользили танцоры в масках и лиловых колпаках. Вперед, назад, в сторону, вперед... руки танцующих двигались в лад. Только за счет неустанного труда можно было достичь такой необыкновенной гармонии, а, глядя на выступление труппы, можно было подумать, что все это дается актерам без всякого труда. Казалось, что они не только движутся в унисон, что они так же мыслят. Лиловые плащи развевались за спинами танцующих, создавая впечатление волн моря.

А через мгновение лиловые актеры исчезли, и их сменили другие, одетые в зеленые плащи. И никто бы не смог точно сказать, в какой момент исчезли лиловые.

Джем не смотрел на представление. Он пробирался сквозь толпу гостей следом за Джели.

– Вы не ответили на мой вопрос, – настойчиво проговорил он.

– Вопрос? – Джели не обернулась. Она вдруг повела себя холодно. Она жалела о том, что на катке позволила этому молодому человеку излишнюю фамильярность. На лестнице она отняла у него руку, а войдя в дом, тут же поспешила вернуться к своей эксцентричной спутнице.

Неужели она на самом деле держала его за руку?

Джем в безумном порыве схватил Джели за руку.

– Я спросил, можно ли мне навестить вас.

Джели сверкнула глазами.

– Нас никогда не бывает дома.

– Я знаю, где вы живете. Буду стоять рядом с домом и ждать.

– Вы слишком назойливы. Но в этом случае вы будете выглядеть не только назойливо, но и глупо.

Последнюю фразу произнесла не Джели, а Влада. Джем покраснел и отпустил руку кузины. Толпа сомкнулась. Джели скрылась из глаз.

А во дворе сменяли друг друга танцоры в алых, синих, золотых плащах. Затем появился Черный Страж с длинным, составленным из сегментов телом. Он извивался и пытался изловить Жонглера-Попрыгунчика. Вокруг жонглера сновали обезьянки, но жонглер не уронил ни одного из своих разноцветных шариков. С террасы во двор дождем сыпались золотые монеты. Аристократы отвечали щедростью на каждый удачный трюк. Можно было представить, что к концу представления двор будет просто-таки вымощен золотом.

Леди Чем-Черинг бросила крону.

– Посмотришь на них – и вспомнишь детство, – вздохнула она.

– Вы провели детство среди ваганов? Признаться, Констанция, я и не знал, что вы – дитя табора.

– Метения, я вовсе не это имела в виду, и вы это прекрасно знаете. Разве вы не помните ту роскошную ваганку? Ярмарку, которую раньше ежегодно устраивали на Оллонских полях? «Маски» тогда были свежеиспеченной труппой, их было меньше, но какое это было зрелище! Помните тот год, когда впервые привезли льва из Унанг-Лиа? Как мы боялись этого льва, пока не узнали, что у него вырваны зубы и когти... – Леди Чем-Черинг печально вздохнула. – Теперь поля замостили. А какими счастливыми мы были тогда, в теплые дни сезона Терона. Наденем соломенные шляпки – и бегом на ярмарку! Это ведь было еще до того, как возвели мост Регента. Приходилось переправляться на пароме.

– Вы сказали «мы»?

– Вы ведь помните, Элсен, правда? Кто еще был с нами тогда... Мейзи Тарфут, Эйри Гева-Харион, Делия Флонс и... кто же еще, Элсен? А это что еще? Влада Флей? Вот уж действительно...

Констанция не смогла удержаться от неодобрительного взгляда. На другом конце террасы «пресловутая» гордо возвышалась над своей юной племянницей и архимаксиматом. Все, что сопутствовало этой женщине, было вызывающе. Даже меховое манто, представлявшее собой мозаику мехов лисы, медведя и тигра. Такое редко можно было увидеть на ком-либо из женщин, приглашенных в доме леди Чем-Черинг.

– Что же это за общество, – проворчала леди Чем-Черинг, – где какая-то куртизанка, и к тому же с примесью зензанской крови, способна пробиться в высший свет, и за счет чего? Исключительно за счет своей пресловутости!

– Но ведь вы ее пригласили, Констанция.

– Да, но... каждый должен знать свое место!

Лорд Эмпстер только улыбнулся. Бедняжка Констанция! Некогда она не стала бы вот так сурово обрушиваться на общество. Некогда она царила в агондонском высшем свете, словно королева, а ее роскошный особняк был как бы вторым в столице дворцом. В те времена только те, кто мог без труда доказать свое высокое аристократическое происхождение, имели право переступить порог этого дома. Приглашения на приемы, написанные очаровательным девичьим почерком на позолоченных карточках, ценили наравне с драгоценностями.

Теперь... Осталась роскошь, остался аристократизм, но сердцевина высшего общества как бы опустела, будто ее чем-то разъело. По сравнению с шикарными домами Нового Города особняк Чем-Черингов выглядел старомодным и маленьким, да и хозяйка его утратила былую свежесть. Когда-то имя ее произносили с благоговейным трепетом, а теперь порой оно звучало с плохо скрываемым сожалением. На вечеринках у леди Вентурон царствовали искусство и музыка. У баронессы Больбарр – молодость, красота, любовь. А что ценилось и лелеялось в доме у леди Чем-Черинг, кроме благородного происхождения и обладания состоянием?

На приемах у Ч. не блистайте умом,

Лучше громче звените тугим кошельком.

Так написал Коппергейт. Констанция, что удивительно, сначала сочла этот стишок за комплимент.

Каноник Фиваль обожал цитировать это стихотворение. Он был заядлым сплетником и никогда по-настоящему не принадлежал к дому Чем-Черингов, где блюли незыблемые традиции и сопротивлялись всему новому. Но если друзья Констанции испытали облегчение из-за того, что Фиваль удалился с горизонта, они все же отдавали себе отчет в том, что та угроза, которую он собой являл, не исчезла вместе с ним. Да и стоило ли вообще отсылать его в такую даль? Дамы, поклонницы Фиваля, затаили обиду на Констанцию. Ощущение было такое, что ее царствование близится к концу.

– Чем просто из кожи вон лезет, верно? – прошептал кто-то из молодых прощелыг.

– Ты так думаешь? Тогда при чем здесь «Серебряные маски», спрашивается? Все уже сто раз их видели!

Но нет, не все.

Сначала Джем почти не смотрел на идущее под балконом представление. Он не спускал глаз с Джели, с милой Джели, которая была так далеко – на другом краю террасы. Девушка отличалась переменчивостью, но разве он мог винить ее в этом? «Наверное, – думал Джем, – она увидела во мне что-то порочное». Сколько раз, находясь в заведении у Чоки в объятиях той или другой из тамошних кокоток, он представлял на ее месте Джели.

Джему вдруг стало ужасно стыдно.

– Вот ты где, Нова.

Пожалуй, в голосе Пелла прозвучал упрек. Тяжело дыша, он устроился рядом с другом.

– Как вижу, твой роман с девицей Венс оказался непрочным. Или я ошибаюсь?

– Что?

– Ну, ты паршивец, Нова! Дай-ка я угадаю... Ты попользовал ее под мостом, верно? Холодно, небось, было? Ну, то есть некоторые части ее тела могли... тихо, тихо, я ведь просто пошутил!

А внизу, во дворе фигуры в золотистых и серебристых одеждах выстраивались в пятиконечную звезду. На остриях каждого из пяти ее лучей прыгали в огненные обручи львы. Снова хлынул вниз дождь золотых монет. Внимание всех было приковано к представлению, и никто не обратил внимания на то, что Нова Эмпстер схватил своего друга за горло.

– Как ты смеешь говорить такое о мисс Венс! Неужели у тебя нет ни капли уважения к порядочным женщинам?

– Порядочным? – побледнев, съязвил Пелл. – Нова, неужели у Чоки ты ничему не научился?

– Ты мне противен.

– Что-что?

– Ты думаешь, что ты такой утонченный, такой модный! А на самом деле ты грязный развратник, вот ты кто!

Пелл был настолько шокирован, что даже не нашелся, что и ответить, хотя вполне мог бы заявить, что если это и так, то же самое можно было бы сказать и о Нове.

Он, задыхаясь, отступил, а Джем оттолкнул его и устремил жадный взгляд на Джели. Повинуясь порыву, он мысленно отрекся от своих прегрешений. Он решил, что теперь, как герои Силверби, станет достойным своей возлюбленной, будет служить ей, страдать за нее. Но примет ли Джели его любовь? Джели внимательно следила за представлением. Джем заметил неприятную усмешку тетки Влады и поспешно перевел взгляд на танцоров.

– Нова, – обратился к нему Пелл. – Поверь, я уважаю порядочных женщин. Уважаю настолько, что в один прекрасный день женюсь именно на порядочной. Я просто шутил, Нова.

Толку от его слов не было ровным счетом никакого.

Джем, не мигая, смотрел на пятиконечную звезду во дворе. Звезда горела подобно яркому, удивительному видению. Вперед вышли высоченные фигуры на ходулях, заполнили пространство внутри звезды. Люди, стоявшие на ходулях, надели огромные страшноватого вида головы из папье-маше, раскрашенные в цвета одежд первых танцоров – лиловые, зеленые, алые, синие, золотые.

Такая красота – а впереди было еще так много всего: приручение единорога, танец Прозрения, знаменитый хоровод Судьбы, а в финале должны были появиться «Судьба в синем» и «Решимость в алом». Это был тот же самый спектакль, который разыгрывали Джем, Радж и Мила в Варби, только обставлен он был настолько роскошно, что сравнивать эти два представления не стоило. Из-под ног танцоров ввысь взметнулась стая ярких птиц.

Джем ахнул от восторга. Он мгновенно забылся и погрузился в созерцание прекрасного зрелища. И верно, не было актеров лучше «Масок»! Звенели и звенели бубны, пели рожки, лился дождь золотых монет, а ему навстречу стремились ароматы благовоний, казавшиеся еще более резкими в морозном воздухе.

И все же представление закончилось слишком быстро. Как ни великолепно оно было, «Маски» сумели добиться того, что зрителям хотелось смотреть еще и еще. Когда актер, представлявший «Судьбу в синем», скакавший на единороге, заколол своего соперника золотым копьем, двор заполнила вся труппа. Актеры взбежали вверх по ступеням и начали восхитительный, зажигательный общий танец.

А потом они исчезли. Остались лишь факелы, испускавшие запахи благовоний.

А потом и факелы погасли.

Все было кончено.

Но нет! Последовал краткий выход «на бис». Такого удовольствия удостаивался мало кто из зрителей. Сердце Констанции Чем-Черинг наполнилось гордостью. Появился светильник – в самой середине двора. Через мгновение рядом с ним возникли две фигуры. Первый актер был худощавый высокий старик в облегающем разноцветном трико, которое только подчеркивало его старческую сутулость. Таинственно сверкала при свете факела его маска.

Джем, не отрываясь, глядел на старика. Очарование сменилось страхом.

– А ведь я почти забыл... – сказал он вслух.

– Нова? – радостно спросил Пелл, надеясь, что у друга поменялось настроение.

Под громкие аплодисменты к арлекину присоединился паяц. Леди Чем-Черинг промокнула платочком глаза. Это были старейшие актеры в труппе – единственные ветераны, которые участвовали еще в представлениях на Оллонских полях. Теперь они в спектаклях участия не принимали и трудились большей частью за кулисами, как режиссеры-постановщики.

– Я их испугался, – пробормотал Нова. – А тебе как кажется, может от них и вправду быть какое-то зло?

– Нова, о чем ты говоришь?

Старые актеры обменялись торжественными приветствиями, с приличествующим их возрасту изяществом отвесили почтенной публике поклоны, после чего их окружили актеры помоложе, налетевшие подобно порыву ветра. Просторные зеленые костюмы сделали актеров подобными сорванным с деревьев зеленым листьям.

Танцоры повели хоровод вокруг стариков. Круг за кругом, круг за кругом, и вот танцоры расступились, и оказалось, что между арлекином и паяцем стоит кто-то третий. Это был красивый юноша в зеленом с золотом костюме. Даже маска у него была зеленая с золотом, украшенная двумя ветвистыми рогами. Один рог зеленый, другой – золотой.

Все это время звучала приглушенная, легкая ваганская музыка, теперь же грянули тяжелые, звучные аккорды гиттерн, завели мелодию звонкие флейты Короса, и юноша, стоявший между арлекином и паяцем, запел. Голос у него был одновременно высоким и мягким, приятным, но приправленным необычной печалью. Он пел, медленно отступая назад, а арлекин сопровождал его пение экспансивными жестами, от которых сам юноша воздерживался. Казалось, этот юноша как бы служит голосом, отделенным от тела арлекина.

Как угадаешь, что с ветки сорвешь,

Если под дерево смеха придешь?

Истины влаги ты лучше испей

Вместе с четой королевской мечей!

Эту песню Джем слышал и раньше, но ни разу – сначала и до конца. Отдельные куплеты казались ему совершенно бессмысленными. Вскоре он понял, что и в целом песня довольно-таки бессмысленна. И все же он слушал эти малопонятные куплеты, объятый странными чарами. Вскоре он уже почти не смотрел на оживленную пантомиму арлекина. Его взгляд приковал к себе певец, отступивший в тень.

Нынче не знаешь – узнаешь потом.

Что там за доски, поросшие мхом?

Встань на колени. Молитву воспой

Вместе с мечей королевской четой.

Да, чушь какая-то, и все же Джем в растерянности размышлял над этими странными словами. Король и королева мечей... Кто же это такие?

Но ответ на этот вопрос был вскоре дан. Из-под арок, окружавших двор, к центру потянулись актеры, наряженные в костюмы, представлявшие собой тонкие прямоугольники, прицепленные к груди и спине. Прямоугольники были раскрашены, как игральные карты.

«Ну конечно! Колода карт!»

Леди Маргрейв, большая любительница азартных игр, бросила вниз целый тираль.

Монетка летела, вертелась и сверкала.

Жажду познания как утолить? Истину пьешь, а все хочется пить. Будь терпелив. Все откроется, жди! Только смотри короля не серди.

Но все-таки – что это означало?

Медленно, постепенно пришло к Джему осознание того, что песенка эта вовсе не такая уж безделица, как казалось на первый взгляд. В ней был скрыт какой-то тайный смысл, и этот тайный смысл что-то важное означал именно для него.

Но что?

На миг наполненная людьми терраса перестала существовать, и Джему почудилось, будто юноша в зеленом с золотом костюме поет для него одного:

Как нетерпенье твое не понять?

Хочется, вижу, шкатулки взломать?

Лучше не трогай – и сам жив не будешь,

И короля с королевой погубишь!

Звучал куплет за куплетом, и паяц отошел в сторону. Он играл – казалось, он делал это не нарочно, как бы рассеянно – с маленькой птичкой. Это был радужный голубок – точно такой же, как Эо Милы. К одной из его лапок был привязан шнурок, намотанный на катушку. Паяц незаметно крутил катушку. Птица описывала крут за кругом, все выше и выше. Песня близилась к концу. Прозвучал финальный аккорд. Арлекин поклонится – и птица взмоет в небо, обретя свободу.

А устоишь – вот тогда и возьмешь

Все, что под деревом смеха найдешь,

Все, что увидишь ты в сказочном сне

В царстве мечей, в запредельной стране!

– Нова! – легонько толкнул локтем Пелл своего друга.

Песня отзвучала. Птица улетела, грянули овации, снова посыпалось во двор золото. Но Джем, не отрываясь, смотрел туда, где стоял актер в зеленом с золотом костюме. Арлекин и паяц вели себя так, словно это они заработали аплодисменты. Юноша оставался бесстрастен.

А потом произошло это...

За одно мгновение перед тем, как исчезнуть, юноша вдруг неожиданно взмахнул руками. Слетел с его плеч плащ, упала рогатая маска... Юноша был одет в костюм арлекина!

Джем от неожиданности вскрикнул.

Пелл расхохотался.

– Пожалуй, ты надышался благовоний. Потише, Нова, мисс Венс на тебя смотрит.

Но Джем забыл о девушке. Сейчас он думал только о предстоящих ему испытаниях, о странных силах, орудием которых он, похоже, стал. Погрузившись в раздумья об этой тайне, он вдруг понял, что должен найти некий ключ, разгадку, и как только он эту разгадку найдет – тогда конец его сомнениям.

Кто, кроме арлекина, мог подарить ему разгадку?

Он резко развернулся.

– Я должен с ним встретиться!

– С кем? – Пелл схватил его за руку, но Джем вырвался и бросился к выходу с террасы, грубо расталкивая гостей. Затем он бегом помчался вниз по лестнице и у самого ее подножия едва не упал, запнувшись.

Тяжело дыша, он остановился во дворе.

Наступила странная, неожиданная тишина. Джем огляделся по сторонам. Золотые монеты устилали мостовую, еще горел светильник в центре двора. Джем оглянулся. Гости с галереи ушли. Чернело небо, падал густой снег.

Послышался звук шагов.

Джем обернулся. Во двор выбежали мальчики-ваганы и принялись метлами с длинными рукоятками сметать монеты в горку. Рядом с ними сновали другие мальчишки, собиравшие монеты в небольшие кожаные мешочки.

Они не замечали Джема.

Джем кашлянул:

– Я ищу арлекина.

– То есть меня? – прозвучал знакомый голос.

Джем вздрогнул. Он думал, что юноша ушел вместе с остальными актерами, а оказывается, он отстал. Разноцветная фигурка в серебряной маске вышла из тени.

Джем прошептал:

– Ты не тот, кого я ищу.

– А ты в этом так уверен?

Джем нисколько в этом не сомневался. Это был не его арлекин, и думать было нечего. Этот арлекин был моложе, ниже ростом, более смуглый. Напрашивалась странная мысль... Это был словно арлекин-старик, чудом омоложенный. Могли ли существовать две ипостаси одного и того же человека одновременно?

Звякали монетки, падая в кожаные мешки.

Юноша подошел ближе. Голос его был так мучительно знаком Джему.

– А я тебя заметил в публике. Ты ведь знаешь, кто я такой, верно?

Молчание.

– Не узнаешь?

Юноша подошел вплотную к Джему, пошел по кругу. Джем схватил его за руку.

– Зачем же так грубо, Нова?

– Радж?!

Юноша опустил маску.

ГЛАВА 34
«КВИК!» – ЧИРИКНУЛА ПТИЧКА

– Тетя Влада!

– Да, моя милая?

– Этот молодой человек...

– Какой именно, милая?

– Тетя, вы понимаете какой.

– Верно ли я понимаю, что ты говоришь о юном протеже лорда Эмпстера?

– Он слишком настойчив, правда?

– Я ему так и сказала.

– И еще вы ему сказали, что он глуп.

– Верно.

Тетя Влада улыбнулась. Праздник закончился. Укутавшись в узорчатые шали, обняв друг дружку за талию, Влада и Джели сидели в карете эрцгерцога, взбиравшейся по круто уходящим вверх улицам острова. Вечерняя служба давно завершилась, простого люда на улицах почти не осталось. Лишь время от времени позванивали колокола.

– А почему, тетя?

– Почему я назвала его глупцом? Ну, скажем... потому, что он дерзнул коснуться края твоих одежд.

Джели не припоминала, чтобы такое имело место, но она не стала заострять на этом внимания и сказала:

– Но ведь он вполне порядочный молодой человек, правда?

– Милочка, на свете полным-полно порядочных молодых людей! Разве моей девочке не предназначено нечто большее?

– Большее?

– Чей-то протеже из провинции? Да кто он такой? Никто! Дорогая, в доме у леди Чем ты произвела потрясающее впечатление. Констанция Чем-Черинг меня терпеть не может, и все же была вынуждена пригласить меня на эту вечеринку. Из вежливости. Ни в коем случае она не принадлежит к людям, которые что-либо делают из вежливости. Она пригласила меня для того, чтобы иметь возможность пригласить тебя. У мисс Джелики Венс уже складывается репутация.

Джели выглядела так, словно не была в этом слишком уверена. Тетя Влада улыбнулась.

– Милочка, я этим словом обозначаю совсем не то, что им обозначала госпожа Квик! Нет-нет! Моя миссия состоит в том, чтобы превратить мисс Джелику Венс в самую желанную красавицу среди девушек ее возраста. И она такой станет. Даже не сомневайся, так и будет!

– О тетя, почему вы так добры ко мне?

– Я добра к тебе? Но, милочка, разве, будучи добра к тебе, я не добра и к себе?

Джели не совсем поняла ответ, но он ей почему-то все равно понравился. Она прижалась к тетке и размечталась. Перед ее мысленным взором представали чудесные, пусть и несколько туманные видения. Именно их туманность и придавала им оттенок волшебства. Так совершенно по-особому выглядит золотая корона, на которую падает слепящий глаза луч солнца.

Вскоре о протеже лорда Эмпстера было забыто. Он лишь ненадолго позабавил Джели, не более того.

Когда Джели в ту ночь улеглась в кровать и выпила горячего молока, она не смогла заснуть. Она была слишком взволнована. Тетя Влада, улыбаясь, села на край ее кровати и стала гладить ее руки и волосы. Ринг забрался в изножье кровати и свернулся клубочком. Рин уселся на тумбочку и умиротворенно ворковал.

– Миленькая тетя Влада! – вздохнула Джели. – Если бы папа с самого начала отдал меня на воспитание к вам! Сколько же лет прошло напрасно! Подумать только, ведь я целый цикл томилась в пансионе госпожи Квик!

– Не считай, что эти годы прошли напрасно, милая. Все-таки что ни говори, а кое-каким полезным вещам у госпожи Квик учат. Разве ты не уверенно пользуешься ножом для рыбы? Разве ты не способна взойти вверх по лестнице, положив на голову томик Коппергейта? Нет-нет, давай не будем слишком строги к твоей старой учительнице.

Джели не смогла удержаться от смеха. Какими же далекими казались ей теперь ее пансионские годы!

– А вы учились у госпожи Квик, тетя Влада? – спросила она, поскольку ей показалось, что тетка хорошо ознакомлена с тем, чему учили девушек в пансионе.

– У Квик? Ну что ты, милочка! Госпожа Квик уже не молода, это верно, но не настолько же она стара! В те годы, когда я жила рядом с Йули и Марли, ни у кого и в мыслях не было отсылать девушек куда-либо из дома. Нас обучали дома, если обучали вообще.

Однако мой дедушка Онти, которого, как ты помнишь, я называла дядюшкой, был человеком более или менее просвещенным. Можно даже сказать, что его просвещенность возымела отдаленные последствия.

– Как это, тетя Влада?

ИСТОРИЯ ЙУЛИ (окончание)

– Ты знаешь, что дядюшка Онти желал для своих дочек всего самого лучшего. Когда приблизилось время совершеннолетия Йули, он стал заботиться о том, чтобы она не была похожа на своих глупых, невежественных ровесниц. Для того чтобы подчеркнуть уровень невежества юных девушек, он любил стукнуть за обедом по столу и возмущенно заявить, что эти девицы не способны даже найти на карте Агондон!

Йули при таких речах отца краснела. И Марли тоже.

И тогда дядя Онти решил нанять учителя. Наиболее подходящей кандидатурой на этот пост ему показался молодой священник. Такого в те дни можно было отыскать в стенах Школы Храмовников. Архимаксимат такого молодого человека нашел и снабдил его наилучшими рекомендациями. Этот молодой человек был серьезен, набожен, и самая мысль о телесной нечистоте была ему противна. Можешь себе представить – по крайней мере, архимаксимат заверял в этом дядюшку Онти, – этот юноша якобы даже не различал своих учащихся по полу! Звали его Сайлас Вольверон.

– Какое смешное имя, тетя.

– Тебе так кажется, милая? Такие имена частенько встречаются среди набожных провинциалов. Там, откуда он был родом, этот Сайлас Вольверон, всех мальчиков нарекали такими тяжеловесными именами. Эбенезер, Натаниан и даже Полтисс! Но мы не звали его по имени. Звали мы его «кандидатом» или «кандидатом Вольвероном», ибо таков был его церковный титул. Он пока не прошел обряд Посвящения в духовный сан.

Очень скоро наша детская превратилась в школьный класс, заполнилась учебниками, тетрадями и досками, чернильницами и партами. Дядюшка Онти не желал и слышать о каких-либо отказах от учебы. Мы, все трое, садились за уроки каждое утро, кроме дней Канунов.

Помню, как стонали Йули и Марли в первое утро, когда мы сидели в нашем классе в ожидании кандидата Вольверона. Каков он будет собой? Йули и Марли соревновались между собой, придумывая его внешность. По их мнению, к нам должен был явиться жутко жирный малый со щеками красными, как кирпич, и блестящей лысиной. Вдобавок от него должно было противно пахнуть потом. А явился бледный стройный юноша с глазами с поволокой и курчавыми черными волосами. Сестры были просто потрясены.

Пойми, милочка, я не хочу, чтобы ты подумала, что Сайлас Вольверон был необыкновенно красив. Нет, он был приятной наружности, но во многом вполне обычен. Ты просто должна понять, что Йули и Марли до него почти совсем не видели мужчин. Мужчин настоящих.

– Но, тетя, ведь этого человека тоже нельзя было счесть настоящим...

– Верно, поскольку он принял обет безбрачия. Я имела в виду мужчин вообще.

– Но... – нахмурилась Джели, – а как же кузен Пелл?

– Пелла девушки считали братом, и, кроме того, он им разонравился. Нет, я все же должна сказать, что кандидат Вольверон стал предметом обожания сестер. Теперь по ночам они перестали мучить меня (не помню, говорила я тебе или нет, что мы спали в одной комнате?). Теперь они подолгу не спали и взволнованно шептались о том, какой душка наш учитель.

Началось все, конечно, как забавная игра. Но, моя милая, то, что началось как игра, может впоследствии превратиться в нечто весьма и весьма серьезное! Кандидат Вольверон был так тонок, так чувствителен! Йули потешалась над тем, как легко его вогнать в краску. А Марли, вздыхая, говорила о том, как ей нравится его острый кадык, о том, как он смешно подпрыгивает. И как только он не порежется этим кадыком!

Им нравилась эта игра, а молодой человек был такой прекрасной игрушкой! И скоро ставки начали расти. Как-то раз вечером в сезон Короса – о, как хорошо я помню холодное сверкание снега! – кандидат Вольверон, остановившись возле парты Йули, чтобы объяснить той какой-то сложный момент в геометрии, положил руку рядом с ее грифельной доской. Сам он при этом явно ничего не имел в виду, но Йули, как бы случайно, положила свою руку поверх его руки. Вольверон побагровел от смущения и отдернул руку. Такая мелочь! Все произошло мгновенно! Один раз тикнули часы, один раз треснул в печи уголек.

Но это было только начало, самое начало.

После этого случая девочки принялись испытывать терпение кандидата Вольверона. И если Йули коснулась его руки, то Марли предпочитала задеть юбкой его колени. Вскоре жизнь этого юноши превратилась в сплошные мучения. Пожалуй, даже в сплошные искушения, поскольку он то и дело краснел.

Конечно, если бы дядюшка Онти хотя бы на миг представил, что приглашенный им педагог вызывает у его дочурок такие страсти, кандидат Вольверон был бы вышвырнут из дома с таким же треском, с каким в свое время был изгнан Пелл. Однако дядюшка Онти, как я теперь понимаю, был человеком, лишенным особой прозорливости. Он верил рекомендациям архимаксимата. Разве тот не убеждал его в том, что кандидат Вольверон не способен понять, какого пола его учащиеся? И вот порой, встретив учителя в прихожей, дядюшка Онти спрашивал, усмехаясь: «Ну, кандидат, как там ваши мальчики?» Этот вопрос дядюшка Онти просто обожал, а кандидат Вольверон, наверное, думал, что его работодатель слегка свихнулся.

О да, это была игра, чудесная игра, придуманная девочками для того, чтобы развеять скуку жизни в большом унылом доме в те дни, когда замерзало озеро, а снега сезона Короса укрывали землю толстым белым одеялом. Но когда на смену морозам приходили жаркие дни сезона Терона, эта игра приобретала более зловещую окраску.

Помнится, я думала, что возглавляла нападки на Вольверона Йули, а Марли только подыгрывала сестре, но была готова остановиться, если бы дело зашло слишком далеко. Я ошибалась.

Однако я должна была бы объяснить тебе, что кандидат Вольверон был молодым человеком, обладавшим удивительными моральными качествами. То есть не просто казался человеком чистым и непорочным, он таким и был. Нет-нет, он вовсе не был каким-нибудь коварным искусителем, рядившимся в сутану набожности. У меня никогда и сомнений не возникало в том, что обет безбрачия он принял искренне. Увы, он не учел существования таких коварных созданий, как Йули и Марли. Можешь себе представить, эти противные девчонки решили, что их учителю не стоило давать такого обета! И они дали друг дружке другой обет: они поклялись, что заставят учителя нарушить его клятву.

Они стали еще более открыто искушать его. Я ведь уже говорила тебе, милая, что Йули и Марли вовсе не были такими уж невинными девочками. И вот то, что поначалу было всего лишь ребячеством, переросло в настоящую порочность. Девочки искали любую возможность остаться с кандидатом Вольвероном наедине. Как только стало теплее, Йули уговорила отца, чтобы тот позволил проводить занятия вне дома. Дядюшка Онти, воплощенная наивность, был только рад тому, что его дочери посвятят себя изучению природы. «Подумать только, – возмущался он порой, – нынешние барышни не способны отличить корень лопуха от корня лютика!»

Пожалуй, наши уроки в дни сезона Терона бывали настоящими мучениями для кандидата Вольверона. Порой мы гуляли вдоль берега озера, иногда останавливаясь, чтобы полюбоваться тростниками, ароматно пахнущими цветами или скорбно повисшими ветвями ивы. Стоило плеснуть в озере рыбешке, сверкнуть алым с серебром плавником – и Йули приходила в восторг. Она хватала кандидата Вольверона за руку, тащила к воде и требовала, чтобы он удовлетворил ее любопытство.

Кроме прогулок вдоль озера, случались прогулки по лесу. В то время все пространство от Варбийской долины до Оллонских топей было покрыто лесами. Из окон дома дядюшки Онти можно было полюбоваться не только зеркалом озера, но и верхушками деревьев на поросших лесом бесчисленных холмах. Поначалу мне не очень-то верилось в то, что дядюшка Онти позволит нам удаляться за пределы своего поместья. Однако на его взгляд, поросшие лесом холмы как раз таки входили в его угодья, а, кроме того, разве нам, его мальчикам, как он нас теперь называл, что-либо могло грозить в компании с кандидатом Вольвероном?

Прогулки по лесу для меня были наиболее мучительны. Только мысль о том, что этого не одобрит наш учитель, останавливала девочек, и они не приставали ко мне, как прежде. Они вообще вели себя тихо и благонравно, всячески старались выглядеть привлекательно и невинно. То есть, наверное, им казалось, что они выглядят невинно. А на самом деле, как бы и кто бы ни посмотрел на происходящее, он сразу бы понял, что Йули и Марли стали просто-таки дерзки в своих нападках на учителя. О, как они умели смущенно потупиться, когда он к ним обращался! Как они хватали его за руку, оступившись на неровной тропинке! Как-то раз после ливня только обнаружение тропинки, что вела в обход, спасло молодого человека, а не то ему пришлось бы переносить девочек через лужу на руках!

Тетя Влада улыбнулась и чуть не рассмеялась, а Джели рассердилась.

– Послушайте, тетя, я просто ничего не понимаю! Неужели этот человек был настолько глуп? Неужели он не видел проделок этих девчонок?