Текст книги "Слово президента"

Идея, под которую он только что получил финансирование, была намного сложнее, чем его краткое объяснение, и оба учёных знали это. Для того чтобы появилось правильное представление о том, как протекает процесс внутри клетки, одну и ту же процедуру придётся повторить более тысячи раз. А ведь это только начало. Понадобится осмотреть и измерить каждую клетку. На это могут уйти годы, но, если Лоренц был прав, в конце концов у учёных впервые появится представление о том, как действует вирус и как цепочка РНК влияет на живую клетку.

– Мы рассматриваем такую же проблему в Балтиморе.

– Вот как?

– Часть проекта по изучению геномов. Мы пытаемся исследовать комплексное взаимодействие, выяснить ход процесса – как эти крохотные мерзавцы нападают на клетки ещё на молекулярном уровне, каким образом вирус Эбола размножается без функции соответствующего преобразования внутри генома. Но все это поразительно трудно. Прежде чем искать ответы, следует выяснить, какие ставить вопросы. А затем понадобится гениальный программист, чтобы объяснить машине, как анализировать их.

Лоренц вопросительно поднял брови, – И далеко вы продвинулись?

– Пока только пишем мелом на доске, не больше.

– Ну что ж, когда мне привезут моих обезьян, я сообщу, чего нам удалось добиться. По крайней мере образцы ткани хоть что-то объяснят.

* * *

Похороны приобрели поистине эпический размах. В них принимали участие тысячи людей. Громкими криками они выражали свою преданность мёртвому человеку, что помогало скрывать их истинные мысли. Гроб везли на орудийном лафете в сопровождении солдат с винтовками, перевёрнутыми задом наперёд, следом вели осёдланную лошадь без всадника, за нею шли военные – все это попадало на антенну станции «След бури» и передавалось в Вашингтон.

– Жаль, что не видно лиц, – негромко заметил Васко.

– Пожалуй, – согласился президент. Райан сохранял серьёзность, хотя ему и очень хотелось улыбнуться. Он навсегда останется офицером разведки, Джек не сомневался в этом. Ему нужна была непосредственная информация, а не сведения, обработанные и приглаженные кем-то для передачи ему. В данном случае он мог наблюдать за происходящим в прямом эфире, в реальном времени, причём рядом были комментаторы, способные тут же дать необходимые объяснения.

В Америке поколением раньше это назвали бы «хэппенингом». Толпы людей стояли на тротуарах и вели себя так, потому что именно этого от них ожидали. Человеческое море буквально заполнило площадь – у неё было название, но никто не мог припомнить его, – и даже те, кто не могли видеть. А… вот новая камера ответила на вопрос. Происходящее демонстрировалось на гигантских телевизионных экранах. Интересно, а не повторяется ли это только что сделанная запись, подумал Джек. Две шеренги генералов, заметил он, шли в ногу, вслед за лафетом.

– Как вы думаете, они долго будут идти?

– Трудно сказать, господин президент.

– Вас ведь зовут Берт, верно? – спросил президент.

– Да, сэр.

– Берт, я могу пригласить сюда одного из офицеров, проводящих утренние брифинги по поступившим разведданным, если захочу услышать, как он не сможет ответить на мои вопросы.

Как и следовало ожидать, Васко растерянно мигнул. Какого черта я буду молчать? – подумал он и выпалил:

– Восемь из десяти, они скоро разбегутся.

– Вот с такими данными можно уже заключать пари. А теперь скажите мне, почему вы так думаете.

– Ираку не на что опереться. Комитет не может стоять во главе диктатуры, по крайней мере, не в течение длительного времени. Ни один из них не в силах захватить власть. А если они будут бездействовать в ожидании перемен и власть переменится, эти перемены не обещают им ничего хорошего. Их ждёт такой же конец, как и генералов шаха, – спиной к стене, глядя в дула винтовок. Может быть, они попытаются сопротивляться, но я сомневаюсь в этом. У каждого из них где-нибудь на счёте наверняка лежат деньги. Пить коктейли на берегу моря – это, конечно, не такое удовольствие, как быть генералом, но всё же намного лучше, чем выталкивать цветочки над своей головой. К тому же им нужно позаботиться о семьях.

– Значит, нам нужно рассчитывать на то, что в Ираке появится совершенно новый режим? – спросил Джек.

– Да, сэр, – кивнул Васко.

– Подчинённый Ирану?

– Не стану спорить, – ответил Васко, – но у нас слишком мало надёжной информации, чтобы предсказывать будущее. К сожалению, сэр, не могу сказать вам ничего более определённого, но вы ведь платите мне не за то, чтобы я высказывал предположения.

– Пока и этого достаточно. – Вообще-то полученной информации было слишком мало, но Васко сообщил Райану все, что мог. – Значит, мы ничего не можем предпринять? – Это был вопрос, адресованный супругам Фоули.

– Ничего, – покачал головой Эд. – Полагаю, можно было бы перебросить туда одного из наших сотрудников, находящихся в Саудовской Аравии, но тогда возникает другая проблема: к кому он обратится? Мы не имеем представления, кто стоит во главе событий, происходящих в Ираке.

– Если кто-нибудь вообще стоит, – добавила Мэри-Пэт, глядя на шеренги марширующих генералов. Ни один из них не выбился вперёд.

* * *

– Что вы хотите сказать? – спросил покупатель.

– Вы мне вовремя не заплатили… – Поставщик осушил первую кружку пива и рыгнул. – У меня появился другой покупатель.

– Но я задержался с оплатой всего на два дня, – возразил покупатель. – У нас возникли проблемы, связанные с переводом денег.

– Сейчас у вас есть деньги?

– Да.

– Тогда я достану вам обезьян. – Поставщик поднял руку и, щёлкнув пальцами, привлёк внимание бармена. Английский плантатор пятьдесят лет назад не сделал бы этого лучше. – Тут никаких трудностей. Вам через неделю? Или быстрее?

– Но Центру по контролю над болезнями они нужны немедленно. Самолёт уже в пути.

– Сделаю все, что от меня зависит. Только объясните своему клиенту, если он хочет вовремя получить заказанную им партию, он должен вовремя заплатить за неё. Спасибо, – поблагодарил он бармена. – И одну для моего друга, пожалуйста. – Теперь он мог позволить себе это, поскольку сумма его устраивала.

– Сколько времени нам придётся ждать?

– Я уже сказал вам. Неделю. Может быть, меньше. – Почему этот парень так волнуется из-за нескольких дней? – недоуменно подумал поставщик.

У покупателя не было выбора, по крайней мере не было выбора в Кении. Он решил выпить пива и поговорить о других вещах. Затем позвонить в Танзанию. В конце концов африканские зелёные обезьяны широко распространены по всей Африке. Вряд ли в ближайшее время наступит дефицит этого товара, подумал он. Однако через два часа его точка зрения изменилась. На всех рынках, поставляющих африканских зелёных обезьян, наблюдался дефицит, хотя он продлится всего несколько дней – именно столько времени потребуется трапперам, чтобы отыскать ещё несколько мест обитания этих длиннохвостых паразитов.

* * *

Помимо своих обязанностей комментатора, Васко вёл перевод выступлений на похоронах.

– Мудрый и любимый вождь, так много давший нашей стране…

– В том числе сумевший контролировать народонаселение с помощью войн и каторжных работ, – фыркнул Эд Фоули.

Солдаты – все члены Национальной гвардии – перенесли гроб в заранее сооружённый мавзолей, и вместе с ним ушли в прошлое двадцать лет иракской истории. Теперь главный вопрос в том, подумал Райан, кто будет писать следующую главу?

Глава 15
Доставка

– Итак, каковы результаты? – спросил президент Райан, проводив последних гостей.

– Прошение об отставке – если оно вообще было – отсутствует, сэр, – ответил инспектор О'Дей. – Наиболее важное, что мы узнали до настоящего времени, заключается в том, что госсекретарь Хансон не обращал особого внимания на соблюдение правил работы с секретными документами. Эти сведения мы получили от начальника службы безопасности Госдепартамента. Он говорит, что неоднократно обращал внимание госсекретаря на нарушение этих правил. Агенты, прибывшие вместе со мной, сейчас опрашивают сотрудников, чтобы установить, кто входил в кабинет госсекретаря и выходил из него. Мы начали расследование с этого.

– Кто занимается этим? – Райан вспомнил, что Хансон, несмотря на то что был отличным дипломатом, никогда не прислушивался к советам, от кого бы они не исходили.

– Мистер Мюррей поручил Управлению внутренней безопасности вести расследование независимо от него. Это означает, что я тоже не могу участвовать в нём, потому что в прошлом докладывал непосредственно вам. То, что я говорю сейчас об этом, будет моим последним вмешательством в расследование этого дела.

– Значит, оно будет вестись строго в соответствии с правилами?

– Да, господин президент, именно так и нужно поступить, – кивнул, инспектор. – Агенты Управления внутренней безопасности будут пользоваться дополнительной поддержкой юридического департамента Министерства юстиции. В него входят сотрудники с дипломами юристов, которые играют роль юридических ищеек. Это знающие и опытные люди. – О'Дей на мгновение задумался. – Между прочим, кто побывал за последнее время в кабинете вице-президента?

– Здесь, вы имеете в виду?

– Да, сэр.

– За последнее время – никто, – ответила Андреа Прайс. – Им не пользовались, после того как он подал прошение об отставке. Его секретарь ушла вместе с ним и…

– Было бы неплохо послать кого-нибудь и проверить пишущую машинку. Если на ней установлена обычная лента…

– Отличная мысль! – Прайс вскочила и едва не выбежала из Овального кабинета. – Одну минуту. Может быть, будет лучше, если ваши люди…

– Я сейчас позвоню, – заверил её О'Дей. – Извините, господин президент. Мне следовало подумать об этом сразу. Дайте указание, чтобы кабинет был немедленно опечатан.

– Я сейчас же займусь этим, – ответила Прайс.

* * *

Шум стоял невыносимый. Обезьяны – животные, ведущие стадный образ жизни, и привыкли жить «компаниями» около восьмидесяти особей, населяя главным образом опушки лесов, выходящих на широкие саванны. Так им безопаснее было спускаться с деревьев в поисках пищи на открытой местности. За последние сто лет они усвоили, что совершать набеги на плантации фермеров проще и легче, чем следовать тому, чему научила их природа, – ведь люди, хозяйничающие на фермах, принимали меры для борьбы с хищниками – вечными врагами обезьян. Африканская зелёная обезьяна – лакомство для леопарда и гиены, однако телёнок ничем не хуже, и фермерам приходилось защищать свой скот. В результате возник забавный экологический хаос. Для защиты скота фермеры, законно или незаконно, уничтожали хищников. Это привело к тому, что популяция обезьян стала быстро увеличиваться, и эти голодные животные принялись совершать налёты на плантации, где фермеры выращивали пищу для себя и своего скота. Вдобавок ко всему обезьяны уничтожали и насекомых, которые наносили ущерб посевам, и это позволило местным экологам предположить, что уничтожение обезьян нанесёт ущерб растениям. Для фермеров ситуация была намного проще. Они убивали всех, кто пожирал их скот. Если появлялись вредители, наносящие ущерб посевам, фермеры уничтожали и их. Насекомые слишком малы, их не видно, зато обезьяны достаточно заметны, так что никто из фермеров не возражал против появления трапперов.

Африканская зелёная обезьяна относится к семейству Сercopithecus. У неё жёлтые усы и борода, а шерсть на спине – золотисто-зелёная. Продолжительность жизни этих животных до тридцати лет, но это главным образом в неволе, жизнь же в джунглях, населённых хищниками, опасна, а потому гораздо короче. Африканские зелёные обезьяны ведут стадный образ жизни. Такое стадо состоит из самок с детёнышами, а самцы присоединяются к нему по отдельности на несколько недель или месяцев, чтобы потом снова уйти в джунгли. Обилие самок в брачный сезон создаёт для самцов благоприятную ситуацию. Однако в самолёте положение весьма усложнилось. У некоторых самок уже наступил брачный сезон, но поскольку клетки стояли рядами, одна на другой, эти самки оказались недоступными для самцов. Это приводило их в бешенство, и самцы, оказавшиеся в соседних клетках, шипели, царапались и плевались. Ситуация усугублялась ещё и тем, что грузчики, устанавливая клетки в грузовом отсеке самолёта, не обращали внимания на тот простой факт, что и самцы и самки сидели в одинаковых клетках, а у африканских зелёных обезьян самцы вдвое больше самок. Таким образом, едва помещающиеся в клетках самцы, чувствуя самый привлекательный из всех естественных запахов, не могли добраться до его обладательниц, таких близких и таких недоступных. Вдобавок ко всему незнакомая обстановка и отсутствие воды и пищи вызвало то, что можно назвать только «обезьяньим бунтом», а поскольку эту проблему нельзя было решить дракой, в транспортном отсеке стоял оглушительный яростный визг четырехсот обезьян, который заглушал рёв двигателей JT-8, несущих «Боинг-707» над Индийским океаном на восток.

Лётчики наглухо закрылись в своей кабине и надели наушники. Благодаря этим мерам доносящийся до них шум оказался приглушённым, но это не избавило пилотов от ужасающей вони, поскольку вентиляционная система заставляла воздух циркулировать по всему самолёту, что ещё больше увеличивало ярость обезьян и вызывало тошноту у экипажа.

Старший пилот, и при обычных обстоятельствах способный ругаться весьма цветисто, скоро истощил запас ругательств и устал обращаться к Аллаху с мольбами, в которых просил избавить экипаж от этих отвратительных существ. В зоопарке он, наверно, с улыбкой показывал бы этих забавных длиннохвостых животных своим сыновьям, и те бросали бы им земляные орешки. Однако здесь всё было иначе. Когда терпение пилота истощилось, он надел кислородную маску и включил аварийное питание, мысленно представив, как было бы хорошо открыть дверцы грузового отсека – мгновенная декомпрессия прикончила бы обезьян и самолёт очистился бы от отвратительной вони. Пилот почувствовал бы себя лучше, если бы знал то, о чём уже инстинктивно догадывались обезьяны, – после прибытия к месту назначения их всех ждал страшный конец.

* * *

Бадрейн снова встретился с генералами в бункере правительственной связи. Окружённый со всех сторон многометровой массой бетона, он не чувствовал себя в безопасности. Они собрались здесь по единственной причине – бункер был скрыт под построенной над ним для маскировки типографией, которая действительно печатала книги. Это здание, как и ещё несколько, уцелели только по недосмотру американской разведки. Две «умные» бомбы уничтожили фабрику прямо напротив типографии, по другую сторону улицы. Огромные воронки были хорошо видны на том месте, где раньше находилась фабрика. Это урок, который следует запомнить надолго, подумал Бадрейн. Чтобы поверить в силу американского оружия, надо собственными глазами увидеть результаты его применения. Не читать об этом в газетах и не смотреть по телевидению – это совсем не то. Над головой Бадрейн чувствовал пятиметровую толщу железобетона, служившую крышей бункера, построенного под руководством немецких инженеров. Он поднял голову и увидел отпечатки опалубки, удерживавшей жидкий бетон. Ни единой трещины. И всё-таки бункер уцелел только потому, что американцы ошиблись и нанесли бомбовый удар по противоположной стороне улицы. И хотя Али Бадрейн провёл всю жизнь в мире оружия и вооружённой борьбы, лишь сейчас он воочию увидел его ужасную силу.

Генералы были гостеприимными хозяевами. К нему приставили полковника, который выполнял каждое его желание. Два сержанта разносили закуски и напитки. Накануне Бадрейн наблюдал по телевидению за церемонией похорон. Следовало ожидать, что одна из американских телевизионных компаний будет передавать её на весь мир. Иракцы, как и большинство народов этого региона, отличаются пылкостью, особенно когда их заставляют собираться огромными толпами и предупреждают, как нужно себя вести. Они легко поддаются влиянию властных людей, выполняют все их указания, и Бадрейн знал, что для них не особенно и важно, кто эти люди. К тому же, кто знает, насколько искренни проявляемые ими чувства? Осведомители тайной полиции по-прежнему шныряли в толпе и следили за теми, кто не выражали достаточного восторга или печали. Служба безопасности, не сумевшая сохранить жизнь президента, не бездействовала, и все знали об этом. Так что можно предположить, что далеко не все эмоции, которые он видел на экране, не вся бурная скорбь иракцев были искренними. Бадрейн усмехнулся. Иракцы походили на женщину, притворно выражающую несказанное наслаждение, чтобы польстить мужчине. Вопрос заключался в том, заметят ли разницу сидящие здесь мужчины, так часто получающие удовольствие, не обращая внимания на поведение женщины?

Генералы приезжали по одному, опасаясь сепаратного обсуждения проблемы, которая занимала их всех. Изящный резной буфет, полный бутылок и бокалов, был открыт, и для генералов не существовало запретов ислама. Бадрейн не обращал на это внимания. Перед ним стоял стакан водки, вкус к ней он приобрёл двадцать лет назад в Москве, которая была тогда столицей громадного государства.

Они были на удивление спокойны для столь могущественных людей, особенно если принять во внимание, что прибыли с поминок человека, которого никогда не любили. Генералы пили главным образом шотландское виски и опять же главным образом следили друг за другом. На экране все ещё включённого телевизора шла передача местной телестанции, повторявшей в записи церемонию похорон, и диктор восхвалял непревзойдённые достоинства погибшего лидера. Генералы смотрели и слушали, однако лица их выражали не столько печаль, сколько страх. Их мир рухнул. Генералов не трогали ни вопли граждан, собравшихся на площади, ни слова диктора. Они знали правду.

Наконец прибыл последний. Это был директор службы безопасности, встречавший Бадрейна на аэродроме. Он выглядел щеголевато – успел заехать в свою штаб-квартиру. Все головы обернулись к нему, и он ответил, даже не ожидая вопроса.

– Все спокойно, друзья.

Пока. Об этом тоже можно было не говорить вслух. Бадрейн мог бы взять слово и обратиться к собравшимся, но решил на этот раз промолчать. Он умел говорить и знал силу убеждения. Однако на этот раз убедительнее всего будет молчание. Бадрейн просто смотрел на них, зная, что его взгляд намного красноречивее всяких слов.

– Мне это не нравится, – произнёс наконец один из генералов. После его слов не изменилось ни одно лицо. И неудивительно. Это не нравилось никому. Тот, кто произнёс короткую фразу, всего лишь выразил мысли всех присутствующих, продемонстрировав тем самым, что он слабее других.

– Откуда мы знаем, что можем положиться на вашего повелителя? – спросил командующий национальной гвардией.

– Он поклялся на Коране. – Бадрейн поставил стакан на стол. – Если хотите, можете послать к нему делегацию, членов которой выберете сами. В этом случае я останусь заложником. Но тогда нужно действовать быстро, не теряя времени.

Это они понимали и без него. То, чего они боялись больше всего, могло произойти как до их отъезда, так и после. Снова воцарилась тишина. Теперь генералы не притрагивались к своим бокалам. Бадрейн без труда читал их мысли. Все они хотели, чтобы кто-то другой принял решение, и они согласятся с этим решением или усомнятся в нём, и в течение этой дискуссии будет выработана общая позиция, которую, наверно, займут все, хотя два или три генерала предложат альтернативное решение. Это зависело от того, кто из них первым положит на весы свою жизнь и взвесит её, глядя в неопределённое будущее. Наконец заговорил один из генералов.

– Я поздно женился, – произнёс командующий военно-воздушными силами. В молодости и до тридцати пяти лет он был лётчиком-истребителем – правда, больше времени проводил на земле, чем в воздухе. – У меня маленькие дети. – Он сделал паузу и посмотрел по сторонам. – Думаю, вы все знаете, что произойдёт с нашими семьями в случае… неблагоприятного развития событий.

Это достойное вступление, подумал Бадрейн. Они не трусы в конце концов, а солдаты.

Клятва Дарейи на Коране не возымела убедительного действия. Прошло немало времени с тех пор, как каждый из них побывал в мечети, разве только если требовалось сфотографироваться в притворной молитве Аллаху, и хотя отношение к этому их врага было совсем иным, вера в религиозные убеждения противника начинается в собственном сердце.

– Полагаю, речь идёт не о финансах, – сказал Бадрейн и для того, чтобы убедиться, что дело обстоит именно таким образом, и чтобы дать им возможность самим обдумать эту возможность. Несколько генералов повернули головы и посмотрели на него с выражением, похожим на насмешку, и это было ответом на его вопрос. Несмотря на то что официальные иракские вклады в иностранных банках были давно заморожены, существовало множество других, которых эта мера не коснулась. Национальность вкладчика, в конце концов, мало интересует руководителей банков, причём с ростом размеров вклада этот интерес постоянно уменьшается. Бадрейн знал, что каждый из этих генералов мог распоряжаться состоянием в твёрдой валюте, измеряемым девятью цифрами – скорее всего в долларах или фунтах стерлингов, – и сейчас не время интересоваться источником этих богатств.

Следующий вопрос заключался в том, куда они могут перебраться и могут ли попасть туда, не подвергаясь риску? Бадрейн читал эти мысли на их лицах, но в данный момент был бессилен что-либо предпринять. Ирония положения, которую мог оценить лишь он один, заключалась в том, что их врагу, которого они смертельно боялись и в клятву которого не верили, больше всего хотелось унять их тревогу и сдержать данное им слово. Однако Али знал, что он поразительно терпеливый человек. В противном случае аятолла не оказался бы там, где находится сейчас.

* * *

– Вы полностью уверены в этом?

– Ситуация является почти идеальной, – ответил собеседник Дарейи и объяснил причину.

Даже столь религиозному человеку, как аятолла, свято верившему в волю Аллаха, совпадение событий казалось слишком уж благоприятным, и тем не менее оно было именно таким – или таким казалось.

– Итак?

– Начинаем действовать в соответствии с планом.

– Отлично. – На самом деле он придерживался иной точки зрения. Дарейи предпочёл бы решать не все проблемы сразу, а сконцентрировать своё внимание на трех, развивающихся поочерёдно, но это не всегда возможно. К тому же не исключено, что создавшееся положение – это знак свыше. В любом случае у него не было выбора. Странно, что он чувствовал себя в плену событий, которые сам привёл в действие.

* * *

Самым трудным оказалось урегулировать проблему со Всемирной организацией здравоохранения. Это удалось сделать лишь потому, что до сих пор все развивалось столь благоприятно. Бенедикт Мкуза, пациент «Зеро», был мёртв, а его тело кремировано. Группа из пятнадцати экспертов ВОЗ обшарила окрестности деревни, в которой жил мальчик, и ничего пока не обнаружила. Критическое время ещё не истекло – у заирской Эбола нормальный инкубационный период от четырех до десяти суток, хотя были зарегистрированы аномальные случаи, когда он составлял от двух до девятнадцати дней – но другой такой случай произошёл у него на глазах. Оказалось, что юный Мкуза имел склонность к натуралистике и проводил много времени в джунглях, так что сейчас в тропическом лесу работала поисковая партия, которая вылавливала грызунов, летучих мышей и обезьян, в очередной раз пытаясь найти «носителя» смертоносного вируса. Члены экспедиции очень надеялись, что на этот раз им улыбнётся удача. Пациента «Зеро» доставили прямо в больницу благодаря видному общественному положению семьи. Его родители, богатые и образованные люди, доверили лечение мальчика специалистам, не пытаясь вылечить его самостоятельно, и этим, по-видимому, спасли себя, хотя даже сейчас ждали конца инкубационного периода с ужасом, который даже превосходил горе по умершему сыну. Ежедневно у них брали пробы крови, однако тесты могли оказаться ошибочными, как неосторожно сообщил им один равнодушный врач. Независимо от этого специалисты ВОЗ надеялись, что эта вспышка лихорадки Эбола ограничится двумя жертвами, и поэтому согласились рассмотреть предложение доктора Моуди.

Разумеется, не обошлось без возражений. Местные заирские врачи настаивали на том, чтобы лечение сестры Жанны-Батисты продолжалось в их больнице. Тут был определённый смысл. Они накопили больший опыт в лечении заирской Эбола, чем кто-либо другой, хотя пациентам это принесло до сих пор мало пользы, и делегация ВОЗ не хотела оскорблять своих заирских коллег по политическим причинам. Трагические инциденты случались и раньше, так что высокомерие европейских врачей вызывало недовольство местного медицинского персонала.

Будет лишь справедливо отметить, что обе стороны были до определённой степени правы. Профессиональная подготовка африканских врачей была не одинаковой. В одних случаях она была блестящей, в других оставляла желать много лучшего, а большинство составляли рядовые врачи. Решающим аргументом послужила высочайшая репутация профессора Руссо в международном медицинском сообществе. Он был талантливым учёным и преданным своему делу клиницистом, который отказывался верить в неизлечимость вирусных болезней. Руссо, следуя традициям великого Пастера, не сомневался, что в конце концов сумеет добиться успеха. Он использовал при лечении лихорадки Эбола рибавирин и интерферон, но безрезультатно. Его последние теоретические исследования были исключительно яркими, хотя, скорее всего, вряд ли могли оказаться эффективными, но они дали определённые результаты при опытах на обезьянах, и ему хотелось попробовать свой метод на пациенте в строго контролируемых условиях. Хотя несовершенство метода исключало его использование в клинических условиях, но с чего-то следовало начинать.

Решающим фактором, как и можно было ожидать, оказалась личность пациента. Многие сотрудники медицинской группы ВОЗ знали Жанну-Батисту по её работе во время недавней вспышки лихорадки Эбола в Киквите. Жанна-Батиста вылетела туда, чтобы руководить действиями местных медицинских сестёр, а врачи, как и представители других профессий, склонны к сочувствию, когда речь идёт об одном из них. Наконец было принято решение, что доктор Моуди может перевезти пациентку в Париж.

Технические обстоятельства транспортировки оказались достаточно сложными. Для перевозки на аэродром решили воспользоваться грузовиком, а не каретой «скорой помощи», так как грузовик потом легче подвергнуть дезинфекции. Пациентку подняли на пластиковом листе, положили на каталку и вывезли в коридор. Он был пуст – по распоряжению врача всех удалили, и как только Моуди с сестрой Марией-Магдаленой покатили больную к двери в дальнем его конце, техники в пластиковых «космических костюмах» последовали за ними, обрызгивая пол и стены дезинфицирующим раствором, так что в коридоре образовался смрадный искусственный туман, который следовал за процессией, словно выхлопные газы за старым автомобилем.

Пациентка находилась под воздействием сильнодействующих транквилизаторов и была надёжно закреплена на носилках. Тело её окутывал кокон, чтобы не допустить разбрызгивания крови, заражённой смертоносным вирусом. Пластиковый лист, на котором она лежала, также был обработан дезинфицирующим раствором, так что в случае проникновения вируса наружу он тут же попадал во враждебную среду. Толкая перед собой каталку, Моуди не переставал изумляться собственному безумию – ведь он решился на смертельный риск. Лицо Жанны-Батисты было неподвижным и вялым от предельной дозы наркотика, хотя на нём уже проступили растущие пятна петехии.

Каталку вывезли на платформу, где обычно разгружали оборудование и припасы, поступавшие в больницу. Здесь уже стоял грузовик, за рулём которого сидел шофёр. Он не решался даже обернуться назад и лишь изредка поглядывал в зеркало заднего обзора. Изнутри кузов также был обработан дезинфицирующей жидкостью, и как только каталка оказалась внутри и двери закрылись, грузовик тронулся в короткий путь к местному аэродрому. Он следовал в сопровождении полицейского эскорта со скоростью, не превышавшей тридцати километров в час.

Обстоятельства благоприятствовали транспортировке. Солнце все ещё стояло высоко, и от его жарких лучей закрытый кузов быстро превратился в передвижную печь, превратив в пар химикалии, которые создали там атмосферу, насквозь пропитанную обеззараживающими газами. Запах дезинфицирующих веществ проникал даже через фильтры защитных костюмов. К счастью, врач давно привык к этому запаху.

Самолёт уже ждал их на аэродроме. «Гольфстрим G-IV» прибыл всего два часа назад после прямого перелёта из Тегерана. Его салон успели освободить, оставив только два кресла и кушетку.

Моуди почувствовал, что грузовик остановился и водитель задним ходом подал его к самолёту. Когда двери открылись, яркие лучи солнца ослепили их. Сестра Мария-Магдалена наклонилась и заботливо заслонила рукой глаза умирающей подруги.

Возле самолёта стояли две монахини в защитных костюмах и священник, который отошёл, правда, несколько дальше. Все они читали молитвы, пока пластиковый лист с лежащей на нём пациенткой вынесли из фургона и осторожно поместили на кушетку в салоне белого реактивного самолёта. Понадобилось пять минут, чтобы надёжно закрепить тело сестры Жанны-Батисты на новом ложе, после чего наземная команда удалилась. Моуди внимательно осмотрел пациентку, проверил пульс и кровяное давление – первый был частым, а второе продолжало падать. Это не могло не беспокоить. Сестра Жанна-Батиста нужна была ему живой как можно дольше. Закончив осмотр, Моуди дал знак лётчикам, сел в кресло и пристегнул ремни.

Глянув в иллюминатор, он с тревогой успел заметить телевизионную камеру, направленную на самолёт. По крайней мере съёмку ведут издалека, успокоил себя врач. В этот момент заработал первый двигатель. Через иллюминатор на противоположной стороне салона Моуди увидел, что обработка грузовика уже началась. Это делалось с излишним рвением. Вирусы Эбола при всей своей смертоносной природе представляли собой хрупкие организмы. От солнечных или ультрафиолетовых лучей, как и при высокой температуре, они быстро погибали. Именно это и затрудняло поиски носителя. Кто-то переносил этот смертоносный вирус. Лихорадка Эбола не могла существовать сама по себе, но обеспечивающего комфортное пристанище страшному вирусу носителя её, который роковое заболевание вознаграждало тем, что не причиняло ему вреда, обнаружить не удалось. Это таинственное живое существо появлялось то там то тут на Африканском континенте подобно призраку. Врач недовольно хмыкнул. Когда-то он надеялся обнаружить этого носителя и связывал с этим свои планы, но этой надежде не суждено было осуществиться. Зато теперь у него в руках оказалось нечто почти ничем не уступающее этому. У него был живой пациент, в теле которого стремительно размножались патогенные организмы, и тогда как все предыдущие жертвы этой геморрагической лихорадки были сожжены или похоронены в земле, пропитанной химикалиями, для этой жертвы уготована совершенно иная судьба. Самолёт двинулся с места. Моуди ещё раз проверил пристежные ремни и подумал, что неплохо было бы чего-нибудь выпить.