Текст книги "Слово президента"
Автор книги: Том Клэнси
Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 107 страниц)
– Чем вы займётесь сегодня в первую очередь, господин президент? – задал телерепортёр свой четвёртый вопрос.
– У меня намечена ещё одна встреча с исполняющим обязанности директора ФБР Мюрреем – пока мы будем встречаться дважды в день. Кроме того, предстоит заседание с сотрудниками Совета национальной безопасности, затем встреча с оставшимися в живых членами Конгресса. Вечером состоится заседание кабинета министров.
– Как обстоят дела с подготовкой к похоронам? – Корреспондент пометил ещё один вопрос в своём списке.
– Говорить об этом ещё рано, – покачал головой Райан. – Я знаю, что все испытывают глубокое чувство скорби, но для подготовки требуется время. – Он умолчал о том, что ближе к вечеру намечена пятнадцатиминутная встреча с сотрудниками протокольного отдела Белого дома, во время которой они проинформируют его о запланированных мероприятиях.
– Это был японский авиалайнер, к тому же принадлежащий государственной компании. Есть ли у нас основания подозревать…
– Нет, Натан, таких оснований у нас нет, – прервал его Джек, ожидавший этого вопроса. – Мы поддерживаем связь с японским правительством. Премьер-министр Кога пообещал оказать всемерное содействие в расследовании инцидента, и мы верим ему. Я хочу подчеркнуть, что военные действия между нами и Японией закончены. Все, что произошло, является кошмарной ошибкой. Япония прилагает все усилия, чтобы предать суду людей, виновных в этом конфликте. Мы ещё не знаем подробностей происшедшего – я имею в виду прошлый вечер, – но когда я говорю, что мы «не знаем», это действительно означает, что мы не знаем этого. До тех пор пока не будет получена надёжная информация, мне хотелось бы предостеречь всех от поспешных выводов. Это не поможет делу, а вред причинить может немалый. У нас и без того достаточно неприятностей. Сейчас надо думать о том, чтобы восстановить мир и залечить раны.
* * *
– Домо аригато[6]6
Спасибо (япон.).
[Закрыть], – пробормотал японский премьер-министр. Он впервые увидел лицо Райана и услышал его голос. И то и другое оказалось моложе, чем он предполагал, хотя в начале дня его подробно проинформировали о новом американском президенте. Кога обратил внимание на то, как нервничает Райан, но когда ему хотелось ответить на вопрос, не кажущийся глупым, – интересно, почему американцы с таким терпением относятся к наглости средств массовой информации? – его голос менялся, равно как менялось и выражение глаз. Перемена была едва заметной, однако Кога привык замечать малейшие нюансы. Это было одним из преимуществ японского воспитания, не говоря уже об опыте всей своей взрослой жизни, посвящённой политике.
– Он может оказаться опасным противником, – негромко произнёс сотрудник Министерства иностранных дел. – В прошлом он неоднократно демонстрировал незаурядное мужество.
Кога подумал о том, что прочитал в газетах два часа назад. Этот Райан не раз прибегал к насилию, что вызывало отвращение у премьер-министра Японии. Однако от двух таинственных американцев, которые, по-видимому, спасли его от собственных соотечественников, он узнал, что иногда приходится прибегать к насилию, подобно тому как необходимо пользоваться скальпелем при хирургических операциях. А Райан воспользовался силой для того, чтобы защитить других, сам пострадал при этом, затем снова прибегнул к силе, перед тем как вернуться к мирной жизни. Но потом он опять продемонстрировал обратную сторону своего характера и применил силу, на этот раз против Японии, причём вёл боевые действия искусно и безжалостно, и тут же проявил милосердие и уважение к побеждённому противнику. Бесстрашный человек…
– Думаю, он благородный человек, – произнёс Кога и задумался. Как странно, что между двумя людьми, никогда не встречавшимися и всего неделю назад воевавшими друг с другом, возникли узы дружбы. – Он настоящий самурай.
* * *
Корреспондентом телевизионной компании Эй-би-си оказалась молодая блондинка, которую звали Джой[7]7
Джой (Joy) – радость (англ.).
[Закрыть], и это имя почему-то показалось Райану поразительно неподходящим для сегодняшнего дня. Но таким именем наградили её родители, вот и все. Если Мария из Си-би-эс была красивой, то Джой выглядела ошеломляюще прелестной, и скорее всего именно поэтому руководство телевизионной компании выбрало девушку для утренних передач, обладающих самым высоким рейтингом. Её рукопожатие было тёплым и дружеским – в нём чувствовалось и что-то ещё, от чего сердце Джека едва не остановилось.
– Доброе утро, господин президент, – негромко сказала она голосом, более уместным для вечерних приёмов, чем для утренних новостей.
– Прошу садиться. – Райан показал ей на кресло напротив.
– Сейчас без десяти минут восемь. Мы беседуем с президентом Джоном Патриком Райаном в Белом доме, в зале Рузвельта, – проворковала девушка, повернувшись в сторону камеры. – Господин президент, наша страна пережила долгую и трудную ночь. Что вы можете нам сказать?
Райан уже так привык отвечать на подобный вопрос, что говорил почти механически, не задумываясь. Его голос был спокойным и размеренным, он смотрел ей прямо в глаза, как его учили. В данном случае нетрудно было сконцентрировать внимание на её карих, подёрнутых влагой глазах, хотя его смущало, что он погружается в них так рано утром. Он надеялся, что это не кажется слишком уж очевидным.
– Господин президент, последние несколько месяцев были тяжёлыми для всех нас, а вчерашняя ночь в особенности. Через несколько минут вы встречаетесь со своим аппаратом национальной безопасности. Что беспокоит вас больше всего?
– Джой, когда-то, много лет назад, один американский президент сказал, что единственное, чего нам следует бояться, это страха. Наша страна такая же сильная сегодня, какой была вчера…
* * *
– Да, это верно. – Дарейи однажды встречался с Райаном. Тогда он показался ему высокомерным и дерзким; стоя рядом со своим хозяином, он походил на собаку, рычащую и храбрую или кажущуюся таковой. Но теперь хозяина нет и собака стоит одна, устремив глаза на прелестную, но распутную женщину, и Дарейи не удивило бы, если бы Райан высунул язык с капающей слюной. Возможно, отчасти это объясняется усталостью. Райан устал; это было очевидно. Что ещё можно сказать о нём? Он такой же, как и его страна, решил аятолла. Пожалуй, на первый взгляд он кажется сильным. Райан был все ещё молодым человеком, широкоплечим, с прямой спиной. У него ясные глаза и твёрдый голос, но, когда ему задали вопрос о силе его страны, он заговорил о страхе и о страхе перед страхом. Интересно.
Дарейи знал, что сила и власть исходят из ума, а не из плоти. Это в равной степени относится и к людям и к странам. Для него Америка являлась тайной, такой же, как и её руководители. Но обязательно ли знать её глубоко? Америка – страна безбожников. Вот почему этот молодой Райан заговорил о страхе. Без веры в Бога как стране, так и её народу не хватает цели. Кое-кто говорил то же самое о стране Дарейи, но если это на самом деле соответствует истине, то по другой причине, напомнил он себе.
Подобно телезрителям всего мира, Дарейи сосредоточил внимание на лице и голосе Райана. На первый вопрос, судя по всему, Райан ответил чисто механически. Если Америка и знала что-то об этом славном инциденте, она скрывала подробности. Скорее всего американцы мало что знали, но это тоже следует иметь в виду. Сегодня у Дарейи был длинный день, и провёл он его с пользой. Недавно он позвонил в своё Министерство иностранных дел и поручил руководителю отделения США (вообще-то Соединёнными Штатами занимался целый отдел в правительственном здании Тегерана) подготовить доклад о деятельности американской администрации. Ситуация оказалась даже лучше, чем он ожидал. Правительство США не могло издавать новые законы, вводить налоги, не имело права тратить деньги, пока не будет заново воссоздан Конгресс, а на это потребуется время. Почти все американские министерства лишились руководителей. Мальчишка Райан – Дарейи было семьдесят два года – один представлял собой американское правительство, и то, что увидел аятолла по телевидению, не произвело на него впечатления.
Соединённые Штаты Америки уже много лет становились у него на пути. Такая мощь. Даже сократив свои вооружённые силы после развала Советского Союза – «меньшего сатаны», – Америка всё ещё была в состоянии сделать то, что было не по силам другим странам. Все, что ей требовалось, – это политическая решимость, и хотя Америка редко прибегала к силе, даже угроза её применения была пугающей. Время от времени страна сплачивалась, преследуя единую цель, как это произошло не так давно с Ираком, и последствия оказывались сокрушительными, особенно если их сравнить с теми незначительными успехами, которых добилась его собственная страна в ожесточённой войне, длившейся почти десять лет. Америка была грозным противником. Однако теперь она превратилась в тонкую тростинку – или, скорее, если не лишилась руководства, то почти осталась без него. Могучее тело оказалось искалеченным и беспомощным из-за сломанной шеи и ещё больше из-за отрубленной головы…
Всего один человек, подумал Дарейи, не слыша слов, доносящихся из телевизора. Слова больше не имели значения. Райан не говорил ничего важного, но его поведение о многом говорило человеку, находящемуся в другой части мира. У нового президента Америки была шея, которая привлекла внимание Дарейи. Символизм тут был очевиден. Требовалось всего лишь отделить голову от тела, а между ними, кроме шеи, ничего не было.
* * *
– У тебя десять минут до следующего интервью, – сказал Арни, когда Джой вышла из Белого дома, чтобы на автомобиле отправиться в аэропорт. Корреспонденту телевизионной компании «Фоке» заканчивали накладывать грим.
– Как я справляюсь с интервью? – спросил Райан. На этот раз он прежде чем встать, отстегнул микрофон. Ему хотелось размяться.
– Неплохо, – снисходительно ответил ван Дамм. Профессиональному политику он сказал бы нечто иное, но зрелый политический деятель сумел бы уклониться от наиболее трудных вопросов. Ситуация напоминала гольф, когда игрок старался превзойти свой гандикап, вместо того чтобы сражаться со своим противником в чемпионате. Но самое главное заключалось в том, что Райану требовалось обрести уверенность в себе, чтобы должным образом выполнять обязанности президента. Это было трудно даже в спокойной обстановке, а ему это придётся сделать в крайне сложных условиях. И хотя каждый обитатель Белого дома нередко мечтал избавиться от Конгресса, а также всякого рода департаментов и ведомств, Райану нужно было понять незаменимость такой системы управления страной.
– Мне нужно ещё ко многому привыкнуть, правда? – Райан опёрся плечом о стену в коридоре, ведущем к залу Рузвельта.
– Привыкнешь, – пообещал глава администрации.
– Пожалуй, – улыбнулся Райан, забыв о том, что непрерывная серия утренних интервью отвлекла его от других событий дня. И тут агент Секретной службы передал ему записку.
* * *
Это было несправедливо по отношению к семьям других погибших во время катастрофы, однако прежде всего стремились найти тело президента Дарлинга. Четыре подъёмных крана работали у западной стены здания под руководством бригадира, который сейчас стоял вместе с группой опытных строителей на полу зала заседаний. Они расположились слишком близко к разрушенной стене, подвергая себя немалой опасности, однако сегодня утром здесь отсутствовали представители Федерального агентства по охране труда. Единственными государственными служащими в разрушенном зале были агенты Секретной службы – хотя расследованием руководило ФБР, никто не хотел мешать агентам в их печальном деле. Поблизости стояли врач и группа санитаров, готовых оказать медицинскую помощь в том маловероятном случае, если удастся обнаружить кого-то, уцелевшего под обломками, хотя рассчитывать на это не приходилось. Самым трудным было координировать работу четырех кранов, опускавших свои крюки в глубокий кратер – так выглядел теперь зал заседаний, словно квартет жирафов, пьющих из одного водоёма. Только благодаря навыку крановщиков крюки кранов не соприкасались.
– Вон, смотрите! – показал бригадир. Из-под обломков высовывалась почерневшая рука, сжимающая автоматический пистолет. Она принадлежала Энди Уолкеру, начальнику личной охраны президента Дарлинга. На последнем кадре телевизионной записи он был в нескольких футах от него, успел подскочить к президенту, чтобы увести его с трибуны, но оказалось слишком поздно, и он всего лишь погиб рядом со своим боссом, до конца выполнив свой долг.
Вниз опустился крюк соседнего крана. Стальной трос был обмотан вокруг глыбы песчаника, и крановщик начал медленно поднимать её. Глыба вращалась под скручивающей нагрузкой. Теперь стало видно тело Уолкера и рядом с ним чьи-то ноги в брюках. Вокруг лежали разбитые в щепы и почерневшие остатки дубовой трибуны, а также виднелось несколько листов обгоревшей бумаги. Вообще-то огонь не смог пробиться через гору каменных обломков в этой части здания. Пожар закончился слишком быстро.
– Стойте! – Бригадир строителей схватил за руку агента Секретной службы и удержал его. – Они никуда не денутся. Не стоит рисковать жизнью ради мёртвых тел. Подождите ещё пару минут.
Он наблюдал за тем, как первый кран поднял каменный блок и очистил поле действий для второго, а потом стал жестами показывать крановщику, куда опустить крюк и где остановиться. Двое рабочих подвели стальные тросы под соседний блок, бригадир поднял руку над головой и махнул ею. Тяжёлый каменный блок начал медленно подниматься.
– Нашли «Десантника», – произнёс агент, наклонив голову к микрофону. Тут же вниз, несмотря на предостерегающие возгласы нескольких строителей, начала спускаться группа медиков, но уже с расстояния в двадцать футов стало ясно, что можно не торопиться. В левой руке мёртвый президент держал папку со своей последней речью. Он погиб от рухнувших камней, прежде чем огонь успел добраться до его тела. У президента даже не обгорели волосы. Почти все тело было изуродовано обрушившимися каменными глыбами, но опознать его по костюму, президентской булавке на галстуке и золотым часам не составило труда. Это был, несомненно, президент Роджер Дарлинг. Работы остановились. Стрелы подъёмных кранов замерли, слышался только негромкий рёв их дизельных двигателей, работающих вхолостую. Крановщики, воспользовавшись перерывом, пили кофе или курили. К телу подошли судебные фотографы, которые принялись со всех сторон делать снимки.
Они не спешили. Повсюду на полу зала заседаний национальные гвардейцы укладывали в мешки и уносили мёртвые тела. Два часа назад они сменили пожарных. Но вокруг трупа Роджера Дарлинга, которому Секретная служба в своё время присвоила кодовое имя «Десантник» в честь его службы в 82-й воздушно-десантной дивизии, в радиусе пятидесяти футов образовалось пустое пространство, в котором находились только агенты, в последний раз охранявшие своего президента. Для слез поиски продолжались слишком долго, хотя позднее они придут, и не раз. Когда фотографы сделали своё дело и медики ушли, четыре агента в виниловых куртках с надписью «Секретная служба» подошли к телу президента, пробравшись через гору ещё оставшихся каменных блоков. Сначала они подняли тело Энди Уолкера, до последнего мгновения пытавшегося спасти своего босса, и бережно положили в мешок из прорезиненной ткани. Агенты подняли мешок, два их товарища подхватили его и унесли. Настала очередь президента Дарлинга. Уложить его в мешок оказалось намного труднее. От трупного оцепенения тело изогнулось и замёрзло на морозе. Одна рука торчала под прямым углом к телу и никак не влезала в мешок. Агенты посмотрели друг на друга, не зная, как поступить дальше. Мёртвое тело представляло собой вещественное доказательство, и они не имели права изменять что-то в его положении. А может быть, ещё важнее был неосознанный страх причинить уже мёртвому телу боль, поэтому президента Дарлинга уложили в мешок с вытянутой рукой, как у капитана Ахава[8]8
Капитан Ахав – герой романа американского писателя Г. Мелвилла «Моби Дик» (1851), который погибает после трехдневного преследования белого кита, вызывающего у моряков суеверный страх.
[Закрыть]. Четыре агента вынесли его из разрушенного зала заседаний, обходя лежащие каменные блоки, и затем спустились к машине «скорой помощи», стоявшей внизу в ожидании тела президента. Это привлекло внимание расположившихся поблизости фотографов, которые тут же кинулись делать снимки. Телевизионные камеры, установленные неподалёку от развалин, тут же запечатлели процедуру погрузки тела мёртвого президента с помощью электронно-цифровых объективов.
Изображение, появившееся на экране стоявшего на столе монитора, прервало ход интервью Райана телерепортёру компании «Фоке». Джек проследил за тем, как тело Дарлинга бережно положили в машину. Почему-то увиденное сделало его положение как президента официальным.
Роджер Дарлинг действительно погиб, и теперь Райан почувствовал на своих плечах всю тяжесть ответственности. Направленная на него камера запечатлела изменившееся выражение лица нового президента, когда он вспомнил, как Дарлинг ввёл его в состав правительства, как доверял ему, полагался на него и, самое главное, сумел многому научить…
Все осталось в прошлом, понял Джек. Раньше он всегда мог обратиться к кому-то за советом. Конечно, обращались и к нему, интересовались его точкой зрения, предоставляли свободу действий в кризисной ситуации, но всегда был человек, к помощи которого он мог прибегнуть, который мог ободрить его, сказать, что он на правильном пути. Сейчас Райан тоже мог обратиться за советом, но в ответ он получит только чью-то точку зрения, а не указание, как поступить. Теперь решения придётся принимать самому. Он услышит массу суждений. Его советники будут вести себя подобно адвокатам – одни станут высказывать своё мнение, другие – своё. Они будут одновременно говорить ему, что он прав и ошибается, приводить доводы и контрдоводы, но, когда обсуждение закончится, только он понесёт ответственность за принятое решение.
Президент Райан провёл ладонью по лицу и бессознательно размазал на нём грим. Он не знал, что «Фокс» и другие телевизионные компании вели теперь полиэкранную передачу, потому что все имели доступ к изображению, поступающему из зала Рузвельта. Он едва заметно потряс головой, как человек, который вынужден согласиться с чем-то, что ему не нравится. Лицо Райана было слишком бесстрастным для выражения печали. За ступенями Капитолия снова начали двигаться подъёмные краны.
– Что мы будем делать теперь? – спросил корреспондент телекомпании «Фокс». Этот вопрос не входил в подготовленный им список и был просто человеческой реакцией на увиденное. Кадры, переданные с Капитолийского холма, значительно сократили время, отведённое для его интервью, и его продление нарушило бы расписание, а правила Белого дома нельзя нарушать.
– Нам предстоит огромная работа, – ответил Райан.
– Спасибо, господин президент. Сейчас тринадцать часов четырнадцать минут.
Джек наблюдал за тем, как погасла лампочка на телевизионной камере. Продюсер подождал несколько секунд, махнул рукой, и президент снял с галстука микрофон с проводом. Первый телевизионный марафон закончился. Прежде чем выйти из зала, он внимательно посмотрел на камеры. Раньше он читал лекции по истории, затем проводил брифинги, но всё это происходило перед живой аудиторией, он видел глаза слушателей, понимал их выражение и в зависимости от их реакции мог несколько изменить стиль обращения, говорить быстрее или медленнее, может быть – если это позволяли обстоятельства, – пошутить или повторить что-то, чтобы прояснить какой-то вопрос. Теперь ему придётся обращаться не к людям, а к вещи. И это обстоятельство тоже не понравилось Райану. Он вышел из зала, а тем временем люди во всём мире оценивали услышанное от нового американского президента, обменивались впечатлением, какое он на них произвёл. Пока он снова направляется в туалет, его выступление уже станет предметом обсуждения для комментаторов более полусотни стран.
* * *
– Это самое лучшее, что случилось с нашей страной после президентства Джефферсона. – Старик считал себя серьёзным знатоком истории. Ему нравился Томас Джефферсон благодаря его заявлению, что лучше всего управляют той страной, которой управляют как можно меньше. Это единственное, что он запомнил из высказываний мудреца, жившего в Монтичелло.
– И сделать это сумел япошка, представляешь. – Его собеседник иронически фыркнул. Такого рода событие даже способно подорвать теорию расизма, которую он считал непоколебимой. А можно ли с этим согласиться?
Они не спали всю ночь – сейчас было 5.20 по местному времени, – не отрываясь от теленовостей, передача которых шла непрерывно. Корреспонденты, заметили они, выглядели ещё более усталыми, чем этот парень Райан. У часовых поясов есть всё-таки преимущество. Оба перестали пить пиво около полуночи и через два часа, когда начали клевать носом, перешли на кофе. Не время спать. Они наблюдали какой-то фантастический телевизионный марафон, переключаясь с одного канала на другой, благодаря большой спутниковой антенне, установленной рядом с хижиной. Только этот телемарафон не был посвящён сбору средств для помощи детям-инвалидам, или жертвам СПИДа, или школам для ниггеров. Эта передача была интересной. Подумать только, все эти вашингтонские мерзавцы, должно быть, изжарились, как на сковородке, по крайней мере большинство из них.
– Барбекю[9]9
Барбекю (barbecue) – жаркое на вертеле (типа шашлыка), целиком зажаренная туша (англ.).
[Закрыть] из бюрократов, – хихикнул Питер Холбрук, наверно, в семнадцатый раз после половины двенадцатого ночи, когда начал подводить итоги случившегося. Недаром в движении за ним закрепилась репутация человека с творческим складом ума.
– Перестань, Пит, черт побери! – захлебнулся от хохота Эрнест Браун и пролил кофе себе на колени. Выражение приятеля показалось ему таким забавным, что он даже не вскочил на ноги, отчего у него промокли брюки.
– Это была долгая ночь… – согласился Холбрук, тоже улыбаясь.
Они смотрели выступление президента Дарлинга по двум причинам. Прежде всего потому, что все крупные телевизионные компании предупредили о перемене в программе вещания, как это обычно бывает перед важными событиями; правда, их спутниковая антенна обеспечивала приём 117 каналов, так что достаточно было переключить телевизор, чтобы не слушать выступления главы правительства, которое они и все их друзья глубоко презирали. А ещё, сознательно разжигая в себе ненависть к исполнительной власти в Вашингтоне, они всегда смотрели выступления, передаваемые по правительственному каналу, – обычно оба посвящали этому по часу в день, – чтобы распалить себя ещё больше по отношению к людям в Вашингтоне. Вот и сегодня они смотрели выступление президента, беспрестанно обмениваясь колкими замечаниями по его адресу.
– А кто этот парень Райан? – спросил Браун, широко зевая.
– Наверно, ещё один бюрократ. Бюрократ и говорит бюро-срань.
– Да, – рассудительно согласился Браун. – И никто его не поддерживает, Пит.
Холбрук повернулся и посмотрел на друга.
– А ведь в этом что-то есть, а? – С этими словами он встал и подошёл к полкам вдоль южной стены его кабинета. Его экземпляр Конституции Соединённых Штатов в мягкой обложке был изрядно потрёпан от частого употребления, потому что он постоянно заглядывал в него, чтобы улучшить понимание того, к чему стремились её авторы.
– Знаешь, Пит, здесь нет ни слова о подобной ситуации.
– Неужели?
– Ни единого слова, – подтвердил Холбрук.
– Вот ведь как. – Об этом стоит подумать, верно?
* * *
– Убит? – спросил президент Райан, все ещё вытирая с лица грим мокрыми бумажными салфетками, похожими на те, которыми ещё недавно он вытирал попки своим детям. По крайней мере когда он закончил, его лицо снова стало чистым.
– Это предварительное заключение, основанное на осмотре тела и места обнаружения пилота, а также на прослушивании записей переговоров в кокпите авиалайнера. – Мюррей перелистал страницы, переданные ему по факсу всего двадцать минут назад.
Райан откинулся на спинку кресла. Подобно многому в Овальном кабинете, оно было новым. Все личные и семейные фотографии Дарлинга были убраны. Бумаги, лежавшие на столе, забрали секретари Дарлинга. Мебель и всё остальное в кабинете доставили со складов Белого дома. По крайней мере кресло было удобным, изготовить такое, со спинкой, защищающей сидящего в нём, стоит немалых денег. Скоро и его заменят на сделанное специально для Райана мастером, который бесплатно делал кресла для обитателей Овального кабинета. Поразительно, но он не только делал это бесплатно, но и никому об этом не говорил. Несколькими минутами раньше Джек решил, что в любом случае, рано или поздно, ему придётся здесь работать. Секретари сидели в своих комнатах рядом, и с его стороны несправедливо заставлять их бегать из одного конца здания в другой, спускаться по лестницам и затем подниматься снова. Другое дело – спать в Белом доме, но эта проблема может пока подождать, хотя, ею тоже придётся заняться…
Значит, подумал он, глядя через письменный стол на Мюррея, совершено убийство.
– Его застрелили?
– Удар ножом в сердце, только одна рана, – покачал головой Дэн. – Наш агент пришёл к выводу, что это было тонкое лезвие, как у ножа для разделки мяса. Судя по записям, сделанным в кокпите авиалайнера, он был убит перед взлётом. Похоже, мы можем точно определить время убийства. С момента перед пуском двигателей до момента катастрофы на плёнке записан голос только одного старшего пилота. Его фамилия Сато, очень опытный лётчик, много лет командовал авиалайнером. Японская полиция передала нам кучу информации о нём. По-видимому, во время войны у него погибли сын и брат. Брат командовал эсминцем, затонувшим вместе со всем экипажем. Сын служил в авиации, летал на истребителе и разбился при посадке. Оба погибли в один и тот же день. Так что Сато руководствовался чувством личной мести. У него был побудительный мотив и возможность отомстить, Джек. – Мюррей позволил себе назвать президента по имени, потому что в кабинете находились только они и беседовали с глазу на глаз – точнее, почти одни, у двери стояла Андреа Прайс. Она неодобрительно относилась к столь фамильярному обращению – никто не сказал ей, сколько лет дружит президент с сотрудником ФБР и что они пережили вместе.
– Вам удалось провести опознание очень быстро, – заметила Прайс.
– Это нуждается в дополнительной проверке, – согласился Мюррей. – Чтобы окончательно убедиться в этом, прибегнем к анализу на ДНК. Качество переговоров, записанных в кокпите, достаточно хорошее для анализа тембра голоса. По крайней мере так мне сообщили. В распоряжении канадцев имеются записи радиолокационного слежения за самолётом, пока он не покинул их воздушное пространство, так что будет нетрудно проверить точность записей на плёнке «чёрного ящика». Мы знаем, что авиалайнер вылетел с Гуама, совершил посадку в Японии и Ванкувере, наконец, нам известен момент, когда он врезался в здание Капитолия. Короче говоря, нам всё ясно. Впрочем, шума будет немало, господин президент. – Такое обращение больше понравилось Андреа Прайс. – Пройдёт по крайней мере два месяца, прежде чем мы соберём все улики. Согласен, нельзя исключить вероятность того, что мы ошибаемся, но с практической точки зрения моё мнение и мнение старших агентов, работавших на месте катастрофы, совпадают – расследование можно считать почти законченным.
– В чём вы можете ошибаться? – спросил Райан.
– Теоретически во многом, однако нужно принимать во внимание практические соображения. Если это было чем-то другим, а не поступком фанатика… Впрочем, нет, говорить так несправедливо, верно? Правильнее говорить о поступке разъярённого человека. Короче говоря, если это был заговор, нужно исходить из того, что он тщательно планировался, а у нас нет никаких доказательств этого, да и выглядит такая теория крайне маловероятной. Откуда они могли знать, что война будет проиграна, как узнали о совместном заседании обеих палат? А если это планировалось как военная операция, то, по мнению сотрудника Департамента по безопасности на транспорте, было бы очень несложно погрузить на борт авиалайнера десять тонн взрывчатки.
– Или ядерную бомбу, – добавил Джек.
– Совершенно верно, или ядерную бомбу, – кивнул Мюррей. – Между прочим, это напомнило мне о том, что сегодня французский военно-воздушный атташе должен побывать на японском заводе, занимавшемся изготовлением их ядерного оружия. Японским властям понадобилась пара дней, чтобы обнаружить этот секретный завод. Туда вылетел опытный специалист, хорошо разбирающийся в подобных вещах, – сейчас он должен прибыть на место. – Мюррей заглянул в свои записи. – Это доктор Вудро Лоуэлл – да, конечно, я знаю его. Он руководит Ливерморской лабораторией. Премьер-министр Кога передал нашему послу, что просит забрать эти проклятые устройства и вывезти их из Японии как можно быстрее.
Райан повернул своё кресло. Окна позади него выходили на памятник Вашингтону. Обелиск был окружён кольцом флагштоков с приспущенными в знак траура флагами. Однако он заметил, что у входа стоят люди, ожидающие очереди, чтобы подняться в лифте к вершине монумента. Туристы приезжают в Вашингтон, чтобы увидеть достопримечательности. Ну что ж, на этот раз им в некотором роде повезло, правда? Райан обратил внимание, какие толстые в окнах Овального кабинета стекла – на случай, если кто-то из этих туристов прячет под пальто снайперскую винтовку…
– Что из этого можно предать огласке? – спросил президент Райан.
– Я не буду возражать, если средства массовой информации узнают некоторые факты, – ответил Мюррей.
– Вы уверены в этом? – спросила Прайс.
– Видите ли, в данном случае нам не нужно скрывать улики, как это необходимо перед началом судебного процесса. Обвиняемый погиб. Мы начнём поиски возможных соучастников, однако сведения, которые мы можем предать сегодня огласке, ничуть этому не помешают. Я не являюсь сторонником публикации подробностей уголовного дела, но общественность хочет узнать что-то, а в этом случае можно проинформировать людей о ходе расследования.
К тому же, подумала Прайс, это покажет ФБР в благоприятном свете. При этой мысли ей стало ясно, что по крайней мере одно федеральное ведомство начало функционировать нормально. Однако вместо этого замечания она задала вопрос:
– Кто руководит расследованием в Министерстве юстиции?
– Пэт Мартин.
– Вот как? Кто выбрал его? – спросила она. Райан повернулся, чтобы наблюдать за дальнейшим развитием обсуждения.
– Вообще-то я. – Мюррей едва не покраснел. – Президент распорядился поручить руководство расследованием лучшему кадровому прокурору, а Пэт является таковым. В течение девяти месяцев он возглавлял департамент уголовного розыска. До этого Мартин руководил департаментом по расследованию шпионажа. Раньше работал в ФБР. Он – отличный юрист, работал у нас почти тридцать лет. Билл Шоу хотел, чтобы Пэт стал судьёй. Он говорил об этом с министром юстиции на прошлой неделе.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.