Текст книги "Тамплиеры и другие тайные общества Средневековья"

Глава 2

Первый приют в Иерусалиме. – Церковь Санта-Мария де Латина. – Приют Святого Иоанна. – Госпитальеры. – Орден тамплиеров. – Первоначальная нехватка средств у них. – Рыцари получают признание. – Святой Бернар. – Как он охарактеризовал тамплиеров. – Орден подтверждается и признается городским советом Труа. – Доказательство того, с каким почтением к ним относились

В связи со скоплением пилигримов и торговцев с Запада в Иерусалиме возникла необходимость строительства, с согласия сарацин, приютов (hospitia), то есть мест для их размещения во время пребывания в святом городе, поскольку они не могли, в соответствии с межрелигиозной враждой, существовавшей между ними и мусульманами, рассчитывать на гостеприимство последних, а христиане греческой церкви, проживавшие в святом городе, помимо того что не испытывали особо дружеских чувств к своим католическим собратьям по вере, не желали видеть их в своих домах из-за неосмотрительных речей и предосудительных действий, к которым они слишком часто имели склонность и которыми они могли столь легко скомпрометировать своих хозяев перед сарацинскими властями. Соответственно, монах Бернар, который посетил Иерусалим в 870 году, основал в долине Иосафат рядом с церковью Девы Марии приют из двенадцати домов для западных паломников, которому принадлежало несколько садов, виноделен и зерновых полей. Там также было хорошее собрание книг, подарок Карла I Великого. Перед ним работал рынок, который активно посещался, и каждый торговец платил два золотых смотрителю, чтобы получить разрешение поставить там свою лавку.

В XI веке, когда пыл паломничества разыгрался по новой, в стенах Иерусалима для размещения паломников из романских государств появился приют, который был построен итальянскими торговцами, преимущественно из Амальфи. Рядом с этим приютом и всего на расстоянии броска камня от храма Гроба Господня они с разрешения египетского халифа построили церковь Девы Марии, которую обычно называют Санта-Мария де Латина. В этом приюте проживал аббат, а также достаточно большое количество монахов латинской церкви, следовавших указаниям святого Бернара. Они посвятили себя приему и размещению паломников, оказывали материальную поддержку бедным или ограбленным разбойниками, чтобы дать им возможность уплатить налоги, взимаемые мусульманами за разрешение посетить святые места. Когда число паломников выросло настолько, что приют стал неспособным принять всех, монахи построили другой хоспитиум рядом с церковью, часовня в котором была посвящена канонизированному патриарху Александрии святому Иоанну Милостивому. Этот новый приют не имел собственных источников дохода. Монахи и паломники, которых они принимали, поддерживались щедростью аббата монастыря Девы Марии и подаяниями благочестивых христиан.

Ко времени, когда армия крестоносцев появилась у стен Иерусалима, приют Святого Иоанна возглавлялся Жераром, уроженцем Прованса, человеком предельной честности и беспримерной набожности. Он обладал истинно христианской благожелательностью и сильно опережал в этом свой век. В течение всего периода осады он помогал всем, кто обращался к нему за поддержкой, и не только раскольники-греки одаривались его щедростью, даже неверующим мусульманам не отказывалось в помощи, когда она им требовалась. Когда город был захвачен, множество раненых паломников было размещено и вылечено от ран в приюте Святого Иоанна, а герцог Годфрей, посещая их несколько дней спустя, не услышал ничего, кроме хвалы добрейшему Жерару и его монахам.

Воодушевленные такой всеобщей благодарностью, Жерар и его соратники выразили желание покинуть монастырь Санта-Мария де Латина и заняться благотворительностью самостоятельно и независимо. Их пожелание не встретило сопротивления, они подготовили для себя устав, которому поклялись в присутствии патриарха подчиняться, а в качестве своего облачения приняли черные плащи с белым крестом на груди. Самоотверженность этих госпитальеров была необычайной. Они величали бедных и больных своими господами, а самих себя их слугами. Для них они были щедрыми и милостивыми, для самих себя – суровыми и аскетичными. Лучшая мука шла на хлеб, который они отдавали больным и бедным, то, что оставалось после того, как все были накормлены, смешивалось с глиной и становилось пищей для монахов.

До тех пор пока братство испытывало бедность, оно продолжало подчиняться аббату Санта-Мария де Латина, а также уплачивало десятину патриарху. Но вскоре поток щедрот начал устремляться к ним. Герцог Годфрей, влюбленный в их добродетельность, подарил им свое поместье Монтборе в Брабанте со всем его содержимым. А его брат и преемник Болдуин стал отдавать им часть трофеев, захватываемых у неправедных. Этим примерам последовали другие христианские правители, так что в течение совсем недолгого времени приют Святого Иоанна стал обладать множеством поместий на Востоке и в Европе, которые отдавались в управление членам их общества. Госпитальеры теперь стремились к полному освобождению от бремени, под которым они все еще находились, и им оказалось несложно получить все, что им хотелось. Римский папа Паскаль II в 1113 году утвердил их устав, разрешил им после смерти Жерара самим избирать своего главу без вмешательства какой-либо гражданской или церковной власти, освободил их от обязанности уплачивать десятину патриарху, а также утвердил все дары, которые им сделаны были или будут. Братья госпитальеры теперь сильно выросли в своем статусе и включали в свой состав многих отважных рыцарей, которые отложили свое оружие и посвятили себя смиренным заботам ухаживания за больными и нуждающимися.

Почтенный Жерар умер в один год с королем Болдуином I (1118), и Раймон де Пюи, рыцарь Дофине, который вступил в орден, был единогласно избран ему на смену. Раймон, который был очень энергичным и способным человеком, разработал несколько правил по управлению обществом, приспособленных к его нынешней значимости и размаху. По этим правилам орден Святого Иоанна мог принимать в свои члены как священников, так и мирян, и те и другие были обязаны одинаково беспрекословно подчиняться приказам своих начальников. Имел ли Раймон какие-либо далеко идущие планы, неизвестно, но в распоряжениях, которые он сделал, невозможно различить следы тех характерных особенностей, которые стали присущи ордену Святого Иоанна позже.

Как только Раймон завершил свои нововведения, возникло новое общество, с иными принципами, чей пример орден Святого Иоанна впоследствии был вынужден перенять и ему следовать. Святая земля в то время была в крайне нестабильном и неспокойном состоянии. Египтяне давили с юга, турки – с севера и востока, арабы терзали на свой обычный хищнический манер, мучая ее своими грабительскими налетами. Исповедующих ислам жителей по-прежнему было много, сирийские христиане были враждебно настроены по отношению к романцам, со стороны которых они постоянно встречали самое недоброжелательное обращение. Романцев было немного, и они были разрозненны. Из-за этого паломники были подвержены многочисленным опасностям. Они начинали подвергаться опасности на своем пути, начиная от самого порта, в который они причаливали к Святой земле. Дальнейшие трудности поджидали их на берегах Иордана или же когда они отправлялись сорвать ветвь священного пальмового дерева в садах Иерихона. Множество паломников лишились жизни.

Видя эти бедствия, девять отважных доблестных рыцарей решили объединиться в союз, который бы сочетал в себе свойства монахов и рыцарей, посвятив себя целомудренной и праведной жизни вблизи могилы Спасителя и задействуя свои мечи для защиты пилигримов на их пути к святым местам. В качестве своей покровительницы они избрали милостивую Богоматерь (La doce Mere de Dieu), и их решение, столь хорошо сочетавшееся с духом Крестового похода, соединившее в себе набожность и храбрость, сразу же нашло горячую поддержку короля и патриарха. В присутствии последнего они принесли три обычных обета: целомудрия, бедности и послушания, а также обет непрерывного сражения с язычниками за пилигримов и Святую землю. Они обязались жить по правилам и канонам святого Августина, а в качестве своего первого магистра избрали Гуго де Пейна. Король Болдуин II отписал им часть своего дворца под их обитель. Он и его бароны также оказали им материальную поддержку. Поскольку дворец располагался вблизи церкви и монастыря Храма, аббат и каноники предоставили им помещения для хранения припасов и оружия, и отсюда они стали называть себя воинством Храма (Militia Templi), или тамплиерами. Они сразу же получили такое признание, несомненно, благодаря главным образом новизне своего замысла, и уже через год после их появления (1120) герцог Анжуйский Фульк, который отправился паломничать в Иерусалим, вступил в их орден как женатый брат, а по возвращении стал ежегодно выплачивать тридцать фунтов серебра на содействие их благородным целям. Примеру герцога Анжуйского последовало несколько других правителей и дворян Запада.

Английский историк XII века Бромптон утверждает, что основатели ордена Храма изначально были членами ордена Святого Иоанна. Неизвестно, насколько можно доверять этому мнению[69]69
  Другие летописцы того времени соглашаются с этим утверждением. На авторитет Бромптона предпочитали полагаться и некоторые современные авторы, которые, возможно, тем самым желали отдать почтение Мальтийскому ордену.


[Закрыть], но очевидно, что к тому моменту в последнем не присутствовало никакой военной составляющей, и принятие им таких функций было подражанием храмовому сообществу. Увидев, какая волна одобрения обрушилась на тамплиеров за их мужественное поведение, госпитальеры также поспешили добавить функцию защиты к уходу и лечению пилигримов, и те из их числа, которые были рыцарями, снова взялись за оружие, обрадованные возможности снова использовать его в угоду Всевышнему. Доходы позволили им за плату нанять некоторое количество всадников и пехотинцев – практика, в которой их, возможно, опередили тамплиеры, которые использовали для этого деньги, поступавшие им из Европы. Однако при жизни Раймона де Пюи орден госпитальеров еще не стал целиком военным. Он всегда носил скромный титул управляющего (procurator) приютом, и лишь некоторое время спустя руководитель общества, как и у тамплиеров, стал называться магистром и начал возглавлять свои войска в битве. Нацеленность на помощь бедным и больным всегда составляла часть обязанностей монахов-госпитальеров, и это было их существенной отличительной чертой от соперничающего ордена тамплиеров, чьей единственной целью была война против язычников.

В течение первых девяти лет, которые прошли после учреждения ордена, рыцари Храма жили в нищете, с религиозным рвением направляя все деньги, которые присылались им из Европы, на пользу Святой земле и обслуживание пилигримов. У них не было своего особого облачения, их одежду составляло то, что им дарили верующие. И хотя они были рыцарями и непрерывно сражались с язычниками, нехватка их, скромность и умеренность были такими, что у Гуго де Пейна и его соратника Годфрея де Сент-Омера была всего одна лошадь на двоих – обстоятельство, которому они уже в свой более поздний блистательный период посвятили свою печать, изображающую двух всадников, скачущих на одной лошади. Образ, призванный внушать умеренность членам ордена, который теперь начал становиться высокомерным и кичливым.

Главной причиной необычайного успеха первых крестоносцев было отсутствие единства среди их врагов. Сарацины и турки испытывали взаимную ненависть и не объединились бы для общей цели. Более того, турки враждовали и между собой, одни правители часто вступали в союз с христианами против других. Но постепенно они начали осознавать необходимость объединения и с каждым днем становились все более опасными для своих христианских соседей. Король Болдуин II, который был пленником у них, делал все возможное, когда получил свободу, чтобы усилить свое королевство, и среди прочих способов для этой цели решил создать тамплиерам, чье мужество, скромность, верность своему делу были предметом всеобщего восхищения, дополнительную поддержку, получив официальное признание их ордена святым отцом. Для этого он отправил в 1127 году двух их членов по имени Андреас и Гундемар в Рим с соответствующим прошением к папе римскому, которому они также должны были предоставить убедительные сведения об опасном положении в Святой земле. Король к тому же снабдил их еще и рекомендательным письмом к святому Бернару, аббату Клервоскому, чье влияние в христианском мире было всеобъемлющим и который приходился племянником посланнику Андреасу. Вскоре после этого Гуго де Пейн сам приехал в Европу с пятью своими соратниками.

Рис. 4. Печать тамплиеров

Ничто не могло благоприятствовать новому ордену более чем одобрение и моральная поддержка выдающегося аббата Клервоского, который с некоторых пор уже был почитателем его целей и деяний. Тремя годами ранее он написал герцогу Шампанскому, который вступил в орден тамплиеров, письмо, одобряющее этот поступок как одну из величайших добродетелей в глазах Бога. Теперь, по случаю приезда наставника и по его просьбе, он написал яркое послание, призывающее членов нового ордена упорно продолжать свою тяжелую, но крайне похвальную деятельность по борьбе с тиранией язычников, обращающее внимание всех верующих на их благочестие и особенно противопоставляющее распутству тогдашних рыцарей скромность и непритязательность этих священных воинов. Он восхвалил безграничное повиновение тамплиеров своему наставнику как в обители, так и на поле боя. «Они уходят и приходят, – рассказывает он, – по сигналу своего наставника, они носят одежду, которую он им дает, и не требуют ни пищи, ни одежды ни от кого другого, они живут не унывая и воздержанно все вместе без жен и детей, и, поскольку ничто не требуется нуждающимся в евангелическом совершенствовании, без какой-либо собственности в одном общем доме, стараясь сберечь единство духа в обещании мира, так, как если бы одно сердце и одна единая душа жила бы в них всех. Они никогда не сидят без дела и не шатаются праздно в поисках новостей. Когда они отдыхают после битв с язычниками, что происходит нечасто, то, чтобы не вкушать хлеб праздности, они занимаются починкой своей одежды и оружия либо выполняют то, что будет удовлетворять пожелания наставника или общие нужды. У них нет почитания титулов, лучший, а не самый знатный наиболее уважаем. Они стараются быть предупредительными, выказывая уважение друг к другу, и облегчать трудности друг друга. Никакие непристойные слова либо легкие насмешки, никакой ропот или безудержный смех не остаются безнаказанным, если кто-либо позволит себе подобное. Они избегают шахмат и других настольных игр. Они избегают конной и соколиной охоты, которыми другие столь охотно тешатся. Они презирают всех фокусников и шутов, все распутные песни и игры как суету и безрассудство этого мира. Они обрезают свои волосы, повинуясь словам апостола: «Не приличествует мужу носить длинный волос». Никто никогда не видит их без одежды. Они редко моются. Чаще всего их можно увидеть со спутанными волосами и покрытыми пылью, потемневшими от своих лат и палящего солнца. Когда они выступают на войну, то вооружаются в соответствии с верой, не без железа, но никогда не украшают себя золотом, желая вселять во врага страх, а не стремление к трофеям. Они восхитительные наездники, их лошади сильны и быстры, не те, которые красиво украшены и облачены нарядной сбруей, а те, которые должны вызывать ужас, а не восхищение. Они не бросаются опрометчиво и сломя голову в битву, а сражаются предусмотрительно и осторожно, с хладнокровием, достойным истинных сынов Израиля. Но как только битва началась, они без промедления устремляются на врага, боясь его не больше чем стада овец, не ведая страха, даже если они малы числом, полагаясь на помощь Господа Саваофа (букв. Господа Воинств. – Ред.). Поэтому один из них часто может обратить в бегство тысячу, а двое – десять тысяч. Таковы они, удивительные в сочетании, одновременно более кроткие, чем ягнята, и беспощаднее львов, поэтому любой может усомниться, монахами или рыцарями назвать их. Что еще остается сказать, как не то, что это деяние Всевышнего и поразительно для наших очей? Такие они, избранные Богом из самых храбрых в Израиле, что бдительно и верно смогут охранить святую гробницу, вооруженные мечами и искусные в военном деле».

И хотя в этих фразах святого Бернара можно найти следы высокопарного преувеличения, они неоспоримо доказывают высокие качества и искреннюю добродетельность основателей общества тамплиеров и что оно было создано и действовало, не ставя перед собой ничего, кроме достойных целей. Они также предоставляют, если такие все еще требуются, дополнительные доказательства того, что Крестовый поход не был проявлением рыцарства, поскольку те, кому святой Бернар постоянно противопоставляет тамплиеров, и были рыцарями той эпохи.

Послание аббата Клервоского было повсеместно распространено, и многие другие справедливые и честные способы были задействованы, чтобы завоевать всеобщее расположение к тамплиерам, когда 31 января 1128 года магистр Гуго де Пейн предстал перед советом города Труа, состоявшим из архиепископов Реймса и Сенса, десяти епископов и некоторого количества аббатов, среди которых был и сам святой Бернар. Председательствовал на нем кардинал Альбано, папский легат. После того как магистр рассказал о принципах и деяниях тамплиеров, собравшиеся святые отцы утвердили новый орден и дали ему новый устав, содержащий его прежние собственные положения и несколько добавлений, написанных по подобию устава бенедиктинцев и касавшихся главным образом теологических вопросов. Этот устав должен был вступить в силу в случае одобрения его папой римским и патриархом Иерусалима. По указанию папы Гонория синод утвердил белую мантию в качестве отличительного одеяния братства Храма, в противопоставление госпитальерам, одетым в черное. Мантия была чисто белая без какого-либо креста и такой оставалась до первосвященства папы Евгения III, который в 1146 году повелел тамплиерам носить красный крест на груди, как символ мученичества, с которым они всегда могли столкнуться: крест, носимый на черных мантиях рыцарей святого Иоанна, был, как упоминалось выше, белым[70]70
  В «Айвенго» В. Скотт описывает своего тамплиера одетым в белую мантию с черным крестом, имеющим восемь углов. Первоначальный крест госпитальеров, как можно видеть, не имел восьми краев. Этой формы был крест у Мальтийского ордена.


[Закрыть]. Орден теперь принял или же ему был назначен особый флаг из материи с белой и черной полосами, названный на старофранцузском Босеан[71]71
  Босеан (bauseant, или bausant) на старом французском языке означал пегую лошадь либо лошадь черно-белой масти (словари Шарля Дюканжи и Жана Батиста Рокфора). Слово все еще сохранило свое первоначальное значение в шотландском диалекте в форме bawsent.
Честная, добродушная пегая морда егоВсегда во всех местах завоевывала ему друзей, —  так описывает Бернс крестьянскую колли в балладе «Две собаки». В своем словаре Кюри истолковывает слово baws’nt как «имеющий белую полосу вниз по морде». Но поскольку некоторый оттенок красоты и привлекательности, похоже, все-таки присутствовал в этом эпитете, слово «босеан», вполне возможно, было всего лишь старой формой современного французского слова «благопристойный» (bienseant).


[Закрыть], слово, которое стало боевым кличем рыцарей-храмовников и часто вселяло ужас в сердца язычников. На нем был красный крест ордена и скромная религиозная надпись: «Не нам, о Боже, не нам, но Твоему имени слава!»

Несколько рыцарей теперь приняли облачение ордена, и по мере продвижения через Францию и Англию сопровождаемый несколькими соратниками Гуго де Пейн завоевывал всеобщее расположение. Он не отказался от задачи, поставленной перед ним королем Иерусалима, получения помощи для Святой земли, в которой та столь нуждалась, и его призывы не остались неуслышанными. Герцог Анжуйский Фульк теперь снова присоединился к своему наставнику и братьям. Однако, поскольку он получил предложение отправиться в Иерусалим и женился на единственной дочери короля, он отправился на Восток, не дожидаясь их.

Гуго де Пейн не стал бы принимать в орден рыцаря, который не покончил со всеми своими ссорами и враждой и не изменил свою жизнь. Так, когда рыцарь по имени Гуго де Амбуаз, который притеснял жителей Мармотье, отказавшись подчиниться судебному решению герцога Анжуйского, высказал пожелание вступить в орден, магистр отказался принять его клятву верности до тех пор, пока тот не компенсирует вред всем, кому его причинил.

Рис. 5. Печать тамплиеров

Почет и уважение встречали тамплиеров везде, где бы они ни появлялись, и люди всех чинов стремились сделать все, что только могло быть им приятно. Когда тамплиер с печатью Годфрея де Сент-Омера, подтверждающей его полномочия, пришел к наместнику этой провинции, чтобы истребовать имущество, которое Годфрей передал ордену, он был принят самым приветливым образом, и не только со стороны наместника, но и епископа. И после их обращения, как это требовалось, к герцогу Фландрии и Эльзаса, этот правитель был настолько далек от того, чтобы чинить какие-либо препятствия, что в очень короткое время здания, которые принадлежали Годфрею, были превращены в церкви и храмы. Множество фламандской знати последовало примеру Годфрея и подарило часть своей собственности тамплиерам. Король Англии Генрих I, который встретился и побеседовал с Гуго де Пейном в Нормандии, был настолько доволен его рассказом о новом ордене, что передал ему множество богатых даров и дал ему лучшие рекомендации для основных английских пэров. Император Лотарь II в 1130 году подарил ордену часть своего родового поместья в Сапплинбурге. Престарелый герцог Раймон Беренгер Барселонский и Прованский, устав от мирской жизни и трудностей служения государству, стал тамплиером и поселился в барселонском монастыре. И поскольку он не мог сам сражаться с язычниками в Святой земле, регулярно высылал щедрые подарки своим братьям в Иерусалим, а также ревностно выполнял все прочие обязанности членов ордена. В 1133 году король Арагона и Наварры Альфонс, храбрый и воинственный монарх, который одержал победу в 29 сражениях против мавров, осознав, что стар и не имеет детей, завещанием сделал рыцарей-храмовников и госпитальеров, совместно с канониками Гроба Господня, своими наследниками, полагая, возможно, что наиболее храбрые защитники Святой земли наилучшим образом послужат его главному стремлению – сокрушению власти язычников. Престарелый монарх в следующем году погиб в битве с маврами при Фраге. Недовольные тем, как он распорядился своим королевством, дворяне Арагона и Наварры собрались и избрали монарха из членов его семьи. Ордены не обладали достаточной силой, чтобы заявить о своих правах, и этот пример тем не менее демонстрирует лишь высокий уровень уважения, которое они так рано приобрели.