Текст книги "Гаспар гаучо"

Глава XXXII
Даровой обед

Путешественники медленно продвигались к дереву, служившему им путеводной вехой.

Наконец, выбравшись на возвышенность, поехали быстрей, уже не опасаясь увязнуть в болоте.

– Мы легко перешли бы ручей вброд, – заметил Гаспар, – если бы не проклятый ураган. Вода не доходила нам до стремени, когда мы проезжали здесь полгода назад с несчастным Гальбергером. Сейчас нам придется пуститься вплавь. Ничего! Положимся на лошадей. Берега пологие, и мы не рискуем свалиться в поток. Здесь проходит индейская тропа.

Спутники слушали болтовню Гаспара.

– Каррамба! Я совсем позабыл.

– Что такое?

– Да здесь-то и можно выяснить, держимся ли мы правильного пути. Если краснокожие ехали к реке и переправились через приток, то должны сохраниться следы переправы. Мы сейчас их увидим.

Они доехали до квебрахи. Гаспар спешился, предложив спутникам последовать его примеру. Снова увидели приток и спуск, окаймленный мелким кустарником.

У брода расхаживала целая стая длинноногих белоснежных птиц с длинными черными клювами, голой шеей и красными зобами. Путешественники узнали в них «журавлей-солдат», обязанных своей кличкой красным шеям, похожим на воротники аргентинских пехотинцев.

– Браво! – с довольным видом воскликнул гаучо, рассматривая птиц. – Нам не придется выкупаться. Посмотрите: птицы едва замочили себе ноги; там, где прошел журавль, переберется, конечно, лошадь. Прекрасный брод!

– Там, где прошел журавль, переберется, конечно, лошадь

Все трое молча наблюдали за журавлями, спокойно разгуливавшими в воде. Они погружали длинные клювы в воду, хватали трепещущих рыб и ловко проглатывали их.

– Журавли завтракают, – усмехнулся гаучо. – Вернее, обедают, – добавил он, глядя на солнце. – Нам также не вредно поесть.

Гаспар многозначительно похлопал себя по животу.

– Значит, пообедаем, – продолжал он, – хотя, грустно сказать, у нас нет ничего, кроме сухого «шарки». О чем же я думаю? Мозги совсем не работают! Мы прекрасно пообедаем. Ну, сеньоры, прячьте лошадей в кусты, живо!

Он быстро отвел свою лошадь в сторону, спрятавшись за ней, как за щитом.

Мальчики последовали его примеру, ничего не понимая.

– Увидите, что будет, – торжествующе заявил гаучо.

Он привязал лошадь, достал лассо и намотал его на левую руку.

– Оставайтесь здесь и по возможности сдерживайте лошадей. Ни звука! – прошептал он и пополз, крадучись, как кошка, к броду.

Прошло десять минут. Гаучо исчез. Людвиг и Чиприано сгорали от любопытства. Журавли спокойно охотились за рыбой. Юноши привстали в стременах, стараясь увидеть Гаспара.

Вдруг журавли засуетились, подняв тревожный крик, некоторые испуганно оглядывались. Через мгновение раздался страшный птичий гам, и вся стая, хлопая крыльями, скрылась вдали.

Один только журавль остался в русле. Он бил по воде широко распростертыми крыльями. Лассо крепко обвилось вокруг его шеи. Сильной рукой гаучо тянул его к берегу.

Вскоре появился торжествующий Гаспар с птицей под мышкой.

– Поздравляю. Кроме шарки, которое заменит нам бифштекс, у нас будут рыба и дичь. Роскошно!

Гаспар вынул нож и вскрыл мешок под клювом, птицы, в котором оказалась масса свежей рыбы. Реки Южной Америки славятся разнообразием рыбы. В Амазонке и ее притоках насчитывается до трех тысяч различных видов. Часть этих наблюдений принадлежит Альфреду Уоллесу, описавшему южноамериканских рыб за десять лет до того, как Агассис впервые увидел Амазонку. Немало видов рыбы и в Лаплате. Но Гаспара это мало интересовало.

Он вычистил рыбу; десять минут спустя она уже жарилась, а через двадцать – «варилась» в желудках наших друзей.

Глава XXXIII
Неожиданное нападение

Гаспар пошутил, обещая обед из трех блюд. Шарки трудно считать мясом; журавль – несъедобная дичь. Обед свелся к одному рыбному – да и то из журавлиного зоба.

– У меня для вас хорошие новости! – воскликнул гаучо, уписывая рыбу.

– Какие?

– Мы на верном пути. Краснокожие, как я и думал, здесь проходили.

– Ты видел свежие следы?

– Угу! У брода кругом истоптано лошадьми. Следы совершенно отчетливы; я издали их заметил. Значит, назад нам возвращаться не придется. Посмотрим, что будет дальше. Возможно, что на том берегу мы сразу найдем продолжение следов. Давайте лучше не терять времени. В путь!..

Следопыты наспех позавтракали, вскочили на лошадей и спустились к броду.

Ручей был не таким мелководным, каким показался издали, когда в нем разгуливали длинноногие журавли. Лошади под тяжестью вьюков и всадников погружались по брюхо в воду, увязая в илистом дне.

Гаспар удивлялся. Ему не пришлось переживать ничего подобного, когда он проходил здесь последний раз. Тормента нанесла в поток кучи пыли, особенно густо осевшей у брода.

Переправа оказалась трудней, чем можно было думать вначале. Не успел Гаспар выехать на середину ручья, как лошадь его неожиданно остановилась, задрожав всем телом.

Гаучо оглянулся. Лошади мальчиков вели себя так же странно. Людвиг изумился поведению своего коня, Чиприано таращил глаза.

– Что случилось, Гаспар? – спросил Людвиг, заразившись тревожным настроением спутников.

– Угри! – крикнул гаучо.

– Угри? Ты шутишь?

– Мне не до шуток. Можем погибнуть! Каррамба! – воскликнул гаучо, чувствуя дрожь, пробегающую по всему телу, как от электрической батареи. – Мы окружены сотнями, тысячами электрических угрей. Пришпорьте лошадей. Скорее! Каждая потерянная минута грозит смертью.

Все трое вонзили шпоры в бока лошадей. Несчастные животные содрогнулись, но не тронулись с места. Электрические угри кишели вокруг, разряжая коням в ноги и в брюхо свои батареи. Лошади фыркали, тяжело дышали, покрытые белой пеной, хлопьями падавшей в воду.

Всадники чувствовали себя не лучше; ток, пропущенный через коней, поражал также их, вызывая весьма неприятные ощущения. Они отчаянно понукали лошадей, чувствуя приближение гибели.

Борьба с пассивностью животных длилась недолго. Кони вынесли Гаспара и Чиприано на берег.

– Спасены! – крикнул гаучо, но, оглянувшись, побледнел: Людвиг застрял в нескольких метрах от берега. Его лошадь отказывалась идти и медленно погружалась в воду. Юноша растерялся…

Гаспар понял, что без посторонней помощи и конь, и всадник погибнут. Лассо! Он взмахнул им и ловким движением заарканил Людвига. Через мгновение Людвиг вылетел из седла и, выкупавшись с головы до ног в ручье, очутился на берегу.

Оставалось только спасти лошадь. Гаспар еще раз закинул лассо. Петля обхватила шею коня и зацепилась за луку седла. Гаучо помчался вдоль берега. Лассо туго натянулось. Замученная угрями лошадь, шатаясь, взобралась на берег.

– Наконец-то! Все спасены!

Гаучо помчался вдоль берега. Лассо туго натянулось

Глава XXXIV
Под сенью альгаробий

Действие электрического тока проходит нескоро. И люди и кони ослабели. Людвиг совсем занемог. Волей-неволей пришлось остановиться. Один Гаспар не потерял своей жизнерадостности,

– В сущности, у нас впереди много времени, – утешал он спутников, – да и лошадям нужен отдых после трудного дня. Все равно пришлось бы сделать привал. Чем здесь плохо? Завтра пораньше тронемся в путь и наверстаем три-четыре потерянных часа. Надеюсь, ничего подобного с нами больше не приключится.

Гаспар напрасно волновался: никто с ним не спорил, но он считал своим долгом успокоить нетерпеливого Чиприано, печально согласившегося, что отдых необходим.

Привал сделали в нескольких стах метров от брода, в роще альгаробий. Деревья окружали пригорок, заросший свежей зеленой травой. Густая растительность защитила его от клубов пыли, поднятых торментой.

– Как раз подходящее место для лагеря, – заметил Гаспар.

Путешественники, осмотревшись, вернулись за лошадьми. Но увы! Седельный мешок с хербой, шарки, кукурузными лепешками и «военными припасами» пропал. Исчезли также котелок, мате и бомбиллы!

Хотели было отправиться на поиски, но, вспомнив, каких усилий стоило лошади Людвига выбраться из потока, кишевшего угрями, путешественники решили покориться судьбе. Драгоценный мешок лежал, наверное, на илистом дне риачо, и найти его было не легче, чем булавку в куче соломы.

К счастью, никому еще не хотелось есть, а Гаспар рассчитывал до захода солнца раздобыть что-нибудь съедобное.

Развели костер, чтобы просушить пончо и вымокшую одежду, и прилегли у огня отдохнуть. Усталость дала себя почувствовать.

Вскоре Людвиг заявил, что он чувствует себя хорошо.

Лошади также оправились и принялись щипать листья и стручки альгаробий – любимое лакомство всех жвачных животных в пампасах.

Гаспар пристально наблюдал за лошадьми.

– Из «кароба» можно сделать муку, – внезапно заявил он. – Так, говорят, питались отшельники. У них был неплохой хлеб из священных «акрид».

– Эй, Гаспар! – рассмеялся Людвиг. – Слушая тебя, можно подумать, будто мы путешествуем в евангельские времена. Дерево, дающее акриды, известно в ботанике и принадлежит к одному из видов акации; оно называется у арабов «кароб», отсюда, по-моему, и произошло слово «альгаробия».

– Слушая тебя, можно подумать, будто мы путешествуем в евангельские времена

Гаспар, довольный тем, что юноша оживился, поддержал разговор:

– Все это прекрасно, сеньор Людвиг, но я не обучался в школе и ничего не знаю про арабов. Зато я могу с уверенностью сказать, что хорошо приготовленные бобы альгаробии – совсем не плохое блюдо. В Сант-Яго и Тукумане, где я не раз бывал, все население только ими и живет, и я рассчитываю поужинать ими… Жалко, журавли не возвращаются. Неужто они перепугались? Будем надеяться, что голод заставит их пожаловать к нам в гости…

Гаспар умолк. Молчали и мальчики. Вскоре все мирно уснули, и только хруст стручков на зубах лошадей нарушал тишину.

Глава XXXV
Электрические угри

Гаспар первый проголодался и разбудил товарищей.

– Как бы нам раздобыть одного из плутов, что дожимали нас в ручье? – сказал он. – Ужин получился бы королевский…

– Что такое? – удивился спросонок Людвиг, поднимая голову. – Ты хочешь полакомиться электрическим угрем, Гаспар?

– Правильно.

– Ты считаешь его съедобным?

– Вполне. Вряд ли можно придумать что-нибудь вкуснее. Но угрей нужно уметь приготовить: сначала отрезают ту часть, которая, как говорят, сообщает им электрическую силу, и потом уже их жарят.

– Я никогда не видел их, Гаспар, – сказал Людвиг. – На что они похожи?

– Неужто ты ни разу не видел электрического угря? – удивился Чиприано.

– Нет. Отец часто о них упоминал и называл их «гимнотами». Это научное название. Реки Парагвая кишат ими, но мне не приходилось их видеть.

– А мне не раз, – объявил Чиприано, – и однажды при очень неприятных обстоятельствах.

– Как так?

– Расскажу, если хочешь.

– Слушаем.

– Возле деревни, где я родился и жил, пока не перебрался к дяде в Асунсион, был пруд, изобиловавший электрическими угрями. Мы, мальчишки, забавы ради спихивали в него собак и свиней, а затем наблюдали, как они в диком ужасе выбираются из воды. Каюсь, спорт был жестокий. Но однажды мы сделали нечто похуже: толкнули в пруд старую корову, привязав ее за рога к дереву. Ну и поплясала она! Электрические угри напали на нее со всех сторон, и она барахталась и корчилась, пока, обессилев, не исчезла под водой. Никогда не забуду мучительного выражения упрека в ее глазах, когда она тонула. Вместо того чтобы ее спасти, мы хохотали. Только теперь я понял, какие мучения она испытала…

– Что ж тут особенно неприятного для тебя? Детское озорство…

– Погоди, я еще не кончил… Мы поплатились за свою жестокость. Корова принадлежала нашему учителю и была у него единственной. Он всех нас высек, и так высек, что от угрей, думаю, я пострадал бы не больше.

– Опиши, Гаспар, электрического угря, – попросил Людвиг.

– Представь себе, сеньор Людвиг, обыкновенного угря – такого ты, наверное, видел – и увеличь его раз в десять в толщину, почти ничего не добавляя в длину, получится гимнот. Бывают, конечно, экземпляры и толще, и длиннее… Цвет кожи у них оливковый, бледнее на горле и на брюшке, с рассеянными повсюду красными крапинками. Определить точней окраску электрических угрей трудно, потому что они, подобно ящерицам, меняют ее в зависимости от возраста и от воды, в которой живут. Различают несколько видов, и мы столкнулись не с самым опасным. У них широкая голова, огромная зубастая пасть, плоский хвост и около шеи два плавника. Таких злых угрей, как сегодня, я никогда не видел. Наверное, тормента на них повлияла. Я часто переправлялся через поток, но мне и в голову не приходило, что в нем водятся электрические угри. А не мешает все-таки одного из них зажарить на костре…

– Но кто же их ест, Гаспар? – недоверчиво спросил Людвиг. – Насколько я знаю, на рыбном рынке этих угрей не продают…

– Тысячи людей едят их. В некоторых странах они в большом спросе. Их едят и белые, и индейцы. Краснокожие очень любят это блюдо. Некоторые племена предпочитают его мясу, рыбе, дичи и сделали из ловли электрических угрей постоянный промысел.

– Как же их ловят?

– Различными способами. Иногда угри всплывают на поверхность воды, и тогда их нетрудно поймать. Рыболов вооружается длинной зубчатой острогой и бросает ее в угря, как китолов – гарпун. Острога на веревке. Попав в угря, рыбак выпускает острогу и, чтобы не получить электрического разряда, хватается за веревку. Если веревка мокрая, ему не миновать электрического удара. Прелюбопытно, не правда ли? Только влажная веревка проводит электричество, а сухая – нет.

– Верно, – откликнулся Людвиг, – так говорил и отец…

– Как интересно, – вздохнул Чиприано.

– Еще страннее, – продолжал Гаспар, – что искрой, добытой из гимнота, как из огнива, можно разжечь костер. Об этом вряд ли кто знает.

– Не может быть, Гаспар, – встрепенулся Людвиг.

– Я видел собственными глазами, как это делал твой отец. На одной ботанической экскурсии мы с ним поймали такого угря. Сеньор Гальбергер пощекотал его какой-то проволокой, другим концом соединявшейся с щепоткой пороха, завернутой в ворох бумаги. Порох вспыхнул, и бумага подожгла разложенный костер. На его огне мы изжарили угря. Вот бы сейчас нам такого…

На этом разговор об электрических угрях оборвался. Стемнело; пончо и другие вещи высохли. Журавли не вернулись. Оставалось только снова уснуть.

Глава XXXVI
На пустой желудок

Никто не потревожил следопытов под тенью альгаробий. Людвиг и во сне боролся с гимнотами. Ему казалось, что они окружают его со всех сторон и увлекают на дно, в тину… Он вскрикнул в ужасе и проснулся, но ни Гаспар, ни Чиприано не услышали его вопля. Людвиг поворочался и снова заснул. Все трое поднялись свежими и бодрыми.

Утренний холодок пронизал путешественников. Немедленно развели огонь. Вскоре и холод заявил свои нрава. Есть было нечего. Бобы альгаробии никого не прельщали, да и приготовить их было трудно: вся посуда покоилась на дне ручья. Правда, бобы можно было испечь в золе, но Гаспар надеялся раздобыть что-нибудь более съедобное. Ранним утром, когда все звери и птицы промышляют себе корм, охотнику всегда найдется пожива.

Надежды гаучо оправдались. Лишь только солнце позолотило верхушки деревьев, вдали на равнине показались две большие птицы. Сквозь листья альгаробий ясно была видна их мерная походка в развалку.

– Виват! – воскликнул Гаспар. – Два страуса.

Птицы медленно направлялись к ручью; сейчас они подойдут к пригорку, на котором расположились следопыты. Все трое схватились за ружья. Гаспар прицелился сквозь чащу в ближайшую птицу – самца. Тот поднял голову, хрипло крикнул и умчался в равнину. Самка за ним. Гаучо изумился. Ведь птицы не могли заметить людей.

«Чего же они испугались?» – спрашивал он себя и вдруг понял: дыма костра! Страусы впервые видели голубой дымок, подымавшийся над деревьями.

– Карраи! – горестно крикнул гаучо вслед удалявшимся страусам. – Проклятый костер! Зачем он нам только понадобился? Из-за него мы лишились завтрака. Впрочем, нет. Погодите.

Страусы постепенно замедляли шаг. Наконец они остановились, разглядывая голубоватую струйку дыма скорее с любопытством, чем с тревогой. Успокоившись, огромные птицы вновь принялись за поиски пищи, но не так беспечно, как раньше. Теперь они все время оглядывались, готовые насторожиться при малейшем шорохе.

– Ружья нам не нужны, – сказал Гаспар, – я хорошо изучил нравы страусов: всполошившись, они несколько часов кряду ни за что не позволят к себе подойти. Погнавшись за ними на лошадях, мы потеряем целый день, – никакой завтрак того не стоит. Ничего не поделаешь. Закусим бобами.

– Ну нет! – мотнул головой гаучо, понаблюдав за страусами. – Нашел! Они от нас не уйдут.

– Каким образом? – спросил Чиприано.

– Мы подойдем к ним.

– Но как?

– Сейчас узнаешь. Здесь нам поможет Чиприано. Я пошел бы и сам, но слишком грузен для такого предприятия.

Мальчики решительно ничего не поняли, однако, зная, что Гаспар зря не болтает, покорно ждали дальнейших событий.

Глава XXXVII
Переодевание

Гаспар принялся за дело. Юноши с интересом наблюдали за ним. Он полез в свой мешок и вынул из него самую лучшую рубашку тончайшего полотна, с вышитой грудью и рукавами. Гаучо надевают такие рубахи на праздники и на «фанданго», когда собираются поплясать.

– Жалко праздничной «камизы» (рубахи), – проворчал он, – впрочем, ничего: выстираю, подкрахмалю – и все будет в порядке.

– Ну-ка, сеньорито, – обратился он к Чиприано, – сбрось с себя все и надень эту штуку.

Молодой парагваец, сняв «жакебу» и «кальцонеро», облачился в рубаху гаучо.

Гаспар обвязал шею Чиприано красным шелковым платком, спустив концы на грудь.

Затем, вытащив из костра обгоревшую веточку, вычернил ее порохом, обстругал на конце и прикрепил ремешком к переносице мальчика.

Еще несколько штрихов, и Чиприано превратился в журавля-солдата. Гаспар был уверен, что глупые страусы примут парагвайца за журавля. Индейцы Южной Америки всегда ловят страусов таким способом.

– Чудесно! – воскликнул гаучо, любуясь делом своих рук. – Если ты будешь действовать умно, – а в этом я не сомневаюсь, – то завтрак нам обеспечен. Ну, сеньорито, отправляйся.

Чиприано давно уже сообразил, что от него требуется, и горел желанием выполнить хитро задуманный план, но какое только взять оружие? Карабин, болу или лассо?

– Ружье, конечно, надежнее, – сказал Гаспар, – оно всегда выручит; но чем меньше мы произведем шуму, тем лучше. Кто знает, может, за нами следят краснокожие. Выстрелы их привлекут, а это будет некстати. Бери лучше болу или лассо.

– Мне все равно, – сказал Чиприано, не хуже Гаспара владевший болой или лассо.

– Тогда бери болу. Я знаю случай, когда лассо, соскальзывало с шеи страуса. Но стоит только накинуть на страуса болу, как он валится на землю. Возьми мою, она хороша; можно метать без промаха.

Болa гаучо отличались от обычных увеличенным расстоянием между шарами.

Спрятав под рубахой болу и ружье, Чиприано вышел на охоту; в дальнейшей помощи гаучо он не нуждался. Нужно было подойти как можно ближе к страусам, замахнуться болой и лишь на худой конец пустить в ход ружье.

Людвиг и Гаспар с интересом следили за парагвайцем.

Страусы успокоились и снова шествовали к ручью, привлеченные свежей зеленью.

Чиприано играл свою роль превосходно: то выставит ногу вперед, то остановится, опустив длинней клюв, как бы высматривая слизней и лягушек. Страусы его заметили, но ничуть не встревожились, приняв за птицу. Нередко страусы и журавли дружно промышляют себе пропитание на одной поляне. Журавль подошел шагов на двадцать к страусам. Они спокойно его подпустили. Вдруг одно из движений Чиприано показалось им подозрительным, и, вытянув шеи, они с изумлением уставились на него. Затем раздалось шипение самца, предупреждающее об опасности, и птицы обратились в бегство. Но бежать удалось только самке.

Бола со свистом стреножила самца и повалила на землю.

Бола со свистом стреножила самца и повалила на землю

– Браво! Браво! – вскричали Людвиг и Гаспар, бросаясь к поверженному страусу.

– Самку я мог бы пристрелить, – сказал «журавль», поспешив им навстречу, но подумал, что лучше все-таки избегать шума.

– Страусиха нам сейчас и не нужна, – заметил Гаспар, – этого красавца хватит на завтрак, обед и ужин по крайней мере на два дня.

Гаучо перерезал страусу горло и только тогда распутал на ногах его болу. С торжеством подняли огромную, весом с теленка, птицу и понесли на бивуак.

Глава XXXVIII
Страус

Вскоре под альгаробиями вкусно запахло жареной птицей. Гаспар выбрал на завтрак самые лакомые куски – грудку и ножки.

Чиприано переоделся.

За завтраком путешественники говорили о южноамериканских страусах, так называемых pea или авеструц.

Мальчики были знакомы с повадками страусов. Чиприано – по своему охотничьему опыту, а Людвиг – по книгам и по рассказам отца. Гаучо был всех осведомленней.

– В нашем краю, – сказал он, – встречается несколько пород страусов; из них я видел три. Самые маленькие – не крупнее индюков. Оперение у них темнее, чем у того страуса, которым мы завтракаем, ноги – короче и сплошь в перьях. Самки этих страусов кладут очень мало яиц. Как это ни странно, яйца эти не уступают по величине яйцам крупных пород, но испещрены голубыми пятнышками и более продолговаты. Я собирал их на равнинах Патагонии, когда участвовал в экспедиции с буэнос-айресской армией. Климат там гораздо суровее. Мелкие страусы – «avestruz petise», как их называют туземцы, – не водятся в жарких пампасах, а страусы из породы сегодня пойманного нами встречаются преимущественно в Чако – там, где намного теплее. Третья порода – нечто среднее между двумя первыми, но попадается очень редко. Не правда ли, Людвиг?

– Не знаю. Я что-то не слыхал о трех породах, хотя отец и говорил мне о «petise», встречающихся, как ты сказал, южнее, на берегах Рио-Негро.

– Лучше всего я изучил повадки крупных страусов, – продолжал гаучо. – Мне не верят, что несколько самок кладут яйца в одно гнездо, а я сам видел, как они соорудили такое общее гнездо и сносили в него яйца одна за другой. Иногда, правда, самки страусов кладут яйца где придется, посреди равнины. Не сумею этого объяснить. Наши гаучо уверяют, что эти заброшенные яйца – «хуачо», как мы их называем, – самка кладет нарочно поодаль от гнезда, чтоб приучить птенцов к добыванию пищи, но я ни разу не находил разбитых или расклеванных яиц. Мне кажется, самки разбрасывают яйца за неимением места в общем гнезде. Возможно, что их не подпускает к нему самец, тоже высиживающий яйца и ревниво их оберегающий.

– Неужели самцы страусов высиживают яйца? – спросил Людвиг.

– Иногда по пятидесяти яиц. Тогда он пыжится, как старый злой вельможа, и приближаться к нему опасно. Он шипит, дерется и сбивает с ног смельчака.

– Правда, что страусы плавают? – осведомился Людвиг.

– Как лебеди! Впрочем, не совсем так. У страуса, когда он плывет, все тело под водой, а на поверхности остается лишь голова и шея. Смешно наблюдать за ними, когда они целым стадом переплывают реку. Да, страус – птица забавная, но и полезная. Хорошо, что им числа нет в пампасах и эта парочка вышла нам навстречу.

Позавтракав, принялись седлать лошадей.

Времени не теряли. Коней навьючили обычным багажом, прибавив к нему остатки страуса, его должно было хватить еще дня на два.

Готово. Куда же ехать? Гаспар не успел проверить, есть ли следы у ручья. Об этом не забыли, но время ушло на другие занятия. Теперь не знали, куда направиться.

Лошадей вывели из рощи альгаробий и подошли к тому месту, где выбрались на берег из потока.

Нет сомнений: почва кругом истоптана копытами. Следы – те же, что и раньше. Но кто здесь проезжал?

Гаспар радостно вскрикнул.

– Что с тобой? – спросил Чиприано.

– Все в порядке. Мы напали на правильный след. Теперь я знаю путь краснокожих, как будто сам с ними ехал.

– Откуда ты это знаешь? – спросили мальчики, также внимательно изучавшие следы.

– Подойдите, – крикнул им Гаспар, – следы идут вниз по ручью! Значит, перейдя брод, индейцы поехали по этому берегу риачо, а затем свернули к большой реке. Нечего мешкать. Все ясно!

Чиприано и Людвиг были другого мнения: им хотелось остаться, пока они не найдут следов пони Франчески. Гаспар согласился подождать. Мальчики спешились. Гаучо взял под уздцы их лошадей. Вскоре обнаружили отпечатки маленьких копыт; печально на них взглянули и, вернувшись к Гаспару, вскочили на лошадей.

Не задерживаясь больше, следопыты направились вниз по течению.

Гаучо не унывал.

– Ну, друзья мои, теперь к салитралю[35]35
  Слово «salitral» означает – селитряное поле. Название это неправильно дано солончакам Чако, так как даже примеси селитры в соли нет. Сероватый налет состоит из гипса и сернокислого поташа. Когда дожди смывают его, салитрали покрываются густой растительностью, большей частью «jumen», из семейства «солончаковых». Но в периоды засухи влага испаряется, растительность высыхает, и солончаки снова оголяются.


[Закрыть]!

Солнце уже садилось, когда подъехали к месту впадения ручья в реку. Не слезая с коней, окинули взглядом солончаковое поле. Белая поверхность его была вся покрыта грязно-серым налетом. Даже проложенная по салитралю тропа была не безопасна.

Один Гаспар знал переход через салитраль. Возле излучины тропа сворачивала на запад, но сейчас ее нельзя было разглядеть на огромном безлесном пространстве, без единого камня или холмика, способного служить вехой. Река текла в болотистых солончаковых берегах, примыкавших к салитралю. Путь, без надежды найти тропу, казался бесконечным. Путники чувствовали себя моряками, отплывающими в открытое море в утлой лодчонке.

Быстро спускалась ночь. Приходилось отложить переправу через салитраль на завтра. Следопыты спешились и сделали привал.

Настроение у всех было подавленное. Мысль о предстоящем переходе через болото, которое многих уже засосало, приводила их в уныние. Редко ночь казалась Чиприано такой длинной.

Они не подозревали, что находятся на правильном пути и вскоре откроют след, который приведет их прямо к цели.