Текст книги "Добро пожаловать в Пхеньян! Ким Чен Ын и новая жизнь самой закрытой страны мира"

Часть первая
Мечты забытого города

Первая глава

По утрам весь город накрывает дымка. Твое пробуждение вовсе не означает, что ты проснулся. Наоборот, ты как будто бы переходишь из одного состояния сна в другое. В какой-то иной чарующий мир. Эта дымка не скрывает все вертикальные здания, образующие панораму города. Она скорее окутывает их, и поэтому разноцветные дома предстают артистами на сцене за практически прозрачным занавесом.

Вглядываясь в пространство сквозь этот занавес, твой глаз различает вишнево-красное пламя, венчающее Монумент идеям чучхе и даже самую верхушку гостиницы «Рюгён». Эта дымка причудливо клубится над водами реки Тэдонган, которая неторопливо змеится сквозь центр города, а пара судов, ведущих работы по углублению дна, подчеркивают ее плавное течение. Всё вокруг тихое и спокойное, как воды этой реки. В эти моменты ощущаешь себя в богом забытом месте, бесконечно далеко от плотной мозаики перемешанных друг с другом людей и автомобилей, от постоянного шума и неоновой вакханалии какой-либо мировой столицы XXI века.

И вдруг всю эту мечтательно-благолепную тишину пронзает некий звук, настолько бесплотно-легкий, что возникает мгновенная мысль о том, что его несет ветер. Потом начинаешь думать, что его источником является какой-то старый синтезатор-терменвокс[6]6
  Терменвокс – электромузыкальный инструмент, созданный в 1920 году советским изобретателем Львом Терменом. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Ты открываешь окно, силясь понять, что происходит. Кажется, звук исходит откуда-то из района главного вокзала, расположенного на другом конце улицы. Может ли это быть сиреной воздушной тревоги? Нет… Затем следует второй звук: слышится жутковатая мелодия, похожая на саундтрек какого-то мрачного фильма.

Это – песня. Это – жалобный крик. Это – мягкая команда. Вы понимаете, что это некий огромный будильник для людей, живущих в центре Пхеньяна, часть их утреннего ритуала. Повсеместно, во всех этих домах пастельных цветов, люди поднимаются со своих кроватей, умываются, облачаются в униформу с обязательными красными значками слева на груди – прямо у сердца. На вопрос, содержащийся в названии песни («Где же Вы, Дорогой Полководец»[7]7
  Мелодия, о которой говорит автор, – это мелодия часов, расположенных на Народном дворце учебы в самом центре города, на площади Ким Ир Сена. Мелодия имитирует звук колокола, когда-то находившегося в одном из деревянных павильонов на берегу реки. Эту мелодию часы играют три раза в день (в 5:00, 12:00, 24:00, то есть обозначают три важные вехи: подъем, обед, конец суток). Согласно северокорейским источникам, часы проигрывают первые такты мелодии «Песня о полководце Ким Ир Сене», написанной в 1946 году известным корейским композитором Ким Вонгоном, автором гимна КНДР. Эта идея была предложена Ким Чен Иром во время строительства Народного дворца учебы в 1980 году. По словам Ким Чен Ира, выбор песни и способ исполнения должны подчеркнуть национальное своеобразие корейского народа. В тексте книги в качестве мелодии главных часов страны автор ошибочно приводит название другой песни: «Где же вы, дорогой полководец?», написанной, как считается, самим Ким Чен Иром в 1971 году совсем по другому поводу. – Примеч. ред.


[Закрыть]), дается ответ ее всепроникающим и нарастающим торжественным звучанием. Оно напоминает всем тем, пробудившимся из мира грез, тем, кто отлично знает наизусть не звучащие сейчас слова, где они находятся в реальном мире.

* * *

Наиболее амбициозные обитатели города встают даже раньше, чем раздастся рев этого утреннего гимна. Там, где-то в восточном Пхеньяне, в районах, которые в прошлом находились в запустении, а в последние годы стали бастионом местных «нуворишей», изобилующим новыми магазинами, ресторанами, центрами отдыха и жилыми комплексами со всем их соблазнительным блеском, товарищ Ким Намрён просыпается в четыре утра под мелодию из «Титаника», звучащую из его смартфона «Ариран». Пока его жена и восьмилетняя дочка еще спят, товарищ Ким в гостиной делает утреннюю зарядку, а затем за чашкой чая на кухне просматривает утренние газеты. Это «Нодон Синмун», или «Рабочая газета», – главный печатный орган страны, а также множество других изданий, предназначенных только для глаз новой деловой элиты. Еще ему, как директору одной из государственных компаний, занимающихся иностранным туризмом, доступен целый ряд документов Трудовой партии Кореи. В этих документах сформулированы директивы политического и административного характера, которые он обязан выполнять или, по крайней мере, к которым должен выказывать свою приверженность. Возвращаясь к «Нодон Синмун», он внимательно читает передовицу, чтобы почувствовать «тональность», которую задает высшее руководство наступающему дню. Как и другие наиболее продвинутые жители столицы, он научился читать между строк; часто то, что в явном виде отсутствует в этих текстах, является наиболее важным и показательным.

В половине шестого пора будить жену и дочку. Вместе они завтракают кукурузной кашей и яйцами вкрутую, запивают это кислым йогуртом китайского производства, который дочка предпочитает заменить молоком, восстановленным из порошка.

Вскоре после того, как товарищ Ким уезжает в 7 утра на работу, раздается громкий стук в дверь. «Просыпайтесь!» Громкий и знакомый голос говорит: «Время уборки!»

В дверях – товарищ Ли, староста инминбана – «народной группы», в которую входит определенное число местных жителей. Каждый северокореец принадлежит какому-нибудь инминбану, который обычно состоит из 20–40 семей. В доме, в котором живет товарищ Ким, все квартиры выходят на одну общую лестницу и образуют один инминбан. Инминбанчжан, староста народной группы, – это обычно женщина среднего или пожилого возраста. Ее главная задача, согласно одному из пропагандистских плакатов, – «не терять революционную бдительность». Пристально следить за всеми, кто входит на вверенную ей территорию и выходит с нее, отмечать все мельчайшие детали. Товарищ Ли хорошо усвоила из тех курсов, которые она проходила прежде, чем стать старостой, что хороший инминбанчжан должен точно знать, сколько ложек и палочек хранится на каждой кухне, и иметь возможность отправить эту информацию куда надо по первому сигналу.

Инминбанчжан – это вообще-то надоедливый сосед, получивший официальный статус. Это местный смотрящий, который должен пристально следить за наиболее сокровенными сторонами частной жизни тех, за кого он отвечает. Вплоть до 1995 года инминбанчжаны должны были даже составлять отчеты о том, как и на что граждане тратят свои деньги – в особенности, если дело доходило до крупных покупок, в частности, предметов роскоши, стоимость которых подозрительно превосходила средние доходы семьи.

Все претенденты на позиции инминбанчжана проходят отбор, впрочем, как и на любые другие рабочие места в КНДР. Такие женщины, как товарищ Ли, могут жить достаточно хорошо по местным стандартам. В теории, они должны осматривать каждую подведомственную квартиру как минимум раз в неделю. Но во многих инминбанах, включая тот, к которому принадлежит товарищ Ким, это правило постепенно было забыто, что отражает всё расширяющуюся брешь между теорией и практикой, появившуюся с того момента, когда новый молодой лидер пришел к власти. Тем не менее инминбанчжан может сделать жизнь другого человека невыносимой. Каждая смышленая и предприимчивая хозяйка после переезда на новую квартиру должна подружиться со своей инминбанчжан, одаривая последнюю и словесными комплиментами, и, что важнее, материальными подарками. В ответ на это инминбанчжан будет закрывать глаза на незначительные отступления от правил.

Однако некоторых обязанностей не избежать. Как профессиональный соглядатай инминбанчжан ответственна за встречу и регистрацию абсолютно каждого гостя, приходящего к членам инминбана. Поэтому ни продавцы всякой всячины, ни грабители, ни иностранцы, ни контрреволюционные элементы не смогут проникнуть на объект. Когда появляется какой-то гость из другого населенного пункта (даже если это чей-то родственник), инминбанчжан обязана проверить у него разрешение на поездку. В частности, для того чтобы точно знать, сколько дней путешествующий имеет право оставаться в Пхеньяне. Разрешение на приезд в столицу, как правило, очень трудно получить, хотя с помощью взятки этот процесс можно заметно ускорить.

Существуют и внеплановые ночные проверки, о которых никого не предупреждают и которые инминбанчжан должна проводить совместно с полицией по несколько раз в месяц. Семью будят, квартиру обыскивают на предмет наличия запрещенной литературы и других носителей информации. Основная цель такой проверки – убедиться, что никто не ночует в квартире без официального разрешения. Каждого, кто нарушил это правило, даже если это житель Пхеньяна, который просто не удосужился оформить нужную бумагу у инминбанчжана, будут допрашивать, оштрафуют, а данные о правонарушении занесут в личное дело его собственной народной группы и по месту работы. Подобные проступки могут приводить к многочасовым разборкам в полиции. Часто таким образом ловят любовников, которые, конечно, не хотят огласки и всеми силами стремятся ее избежать. К счастью для семьи товарища Кима и его соседей, товарищ Ли относится к своим подопечным по-матерински. Она предупреждает их, когда подобных ночных проверок не избежать, что особенно важно для пожилой вдовы из соседней с Кимом квартиры: всем известно, что она сдает свою вторую комнату на почасовой основе тем, кто хочет уединиться. Подобная практика дает этой женщине некоторый дополнительный доход.

Товарищ Ли, однако, проявляет жесткость в том, что касается дисциплины по утрам. В дополнение к тому, что она де-факто является частью аппарата госбезопасности, инминбанчжан отвечает за ежедневную уборку мест общего пользования. Такая уборка является обязанностью одного из взрослых членов каждой семьи из каждой квартиры. Обычно этот труд берут на себя жены, так как замужние женщины в КНДР, в отличие от мужчин, не обязаны работать. Как правило, на уборку выделяется один час по утрам, в течение которого необходимо помыть полы, постичь кусты, подмести тротуары и прополоть от сорняков лужайки вокруг здания.

В результате город сохраняет первозданную чистоту. В этом немедленно убеждается любой приехавший в Пхеньян турист.

* * *

Пхеньян проснулся. В то время как товарищ Ким едет на работу, на улицах царит настоящая суматоха. Безупречно одетые «белые воротнички» целеустремленно идут в свои тускло освещенные офисы. Юные пионеры в красных галстуках, члены общеобязательного Детского союза Кореи, пробираются мимо многоэтажек к своим школам. Однообразная серо-зеленая униформа, в которую одеты и гражданские служащие, и правительственные чиновники, и полицейские, и военные, даже подчеркивает пестрое разнообразие всего этого крайне функционального в своей сути броуновского движения, струйки которого прокладывают себе путь по широким проспектам и по переулкам между зданиями. В свое время практически каждый – по крайней мере, каждый мужчина – носил униформу. Сейчас подобные правила смягчились, одежда стала более разнообразной, но ее стиль все равно остается весьма консервативным: одежда безупречного кроя должна быть идеально отглажена, внешний вид строгий и аккуратный. Однако разнообразие пробивает себе путь. На дворе середина лета, а значит, мужчины надевают рубашки с короткими рукавами всех цветов и фасонов, дополняя их обязательными воротниками. Для тех, кто принадлежит к набирающему силу среднему классу или, скорее, к его верхним слоям, наручные часы – неотъемлемый атрибут, наличие которого требуется негласным этикетом. Причем дорогие европейские бренды, наподобие Rolex, котируются в рамках этого этикета выше всего – хотя, при более пристальном взгляде, подавляющее большинство таких часов оказывается китайскими подделками. Женщины одеты более разнообразно и пестро. Только в последние годы, к концу жизни Ким Чен Ира, им разрешили появляться в общественных местах в брюках. Юбки по-прежнему преобладают и во многих случаях являются элементом дресс-кода – они должны быть достаточно длинными, чтобы скрывать колени, но на представительницах молодежи и верхних слоев общества, которые имеют возможность выказывать некое бунтарство, можно видеть брюки и даже брючные костюмы. Если для мужчин шиком считаются наручные часы, то женщины предпочитают выделяться за счет обуви. Высокие каблуки в сочетании с носками считаются последним писком местной моды.

В утренний час пик вы видите длинные очереди на автобусных остановках, толпы в поездах метро, подаренных корейцам Германией, и в красных трамваях, внешний вид которых должен быть хорошо знаком тем, кто хоть раз бывал в Праге. Эти трамваи в начале 1990-х годов были закуплены в Чехословакии. Интенсивные транспортные потоки в центре города управляются одетыми в бирюзовую униформу девушками-регулировщицами, которые своими движениями напоминают танцующих роботов. Все транспортные средства официально принадлежат или государству, или армии. Однако в последнее время появились послабления на этот счет – автомобили часто используются и частными лицами, которых можно считать деловыми людьми и у которых имеется достаточно связей, хотя их вряд ли где-то в мире отнесли бы к категории официальных лиц. Повсюду сотни автомобилей такси, принадлежащих пяти-шести компаниям, которые считаются конкурирующими.

Товарищ Ким наконец добирается до офиса Корейской государственной туристической компании, который блестит чистотой, так как обязанность его подчиненных – явиться в офис за час до начала рабочего дня и хорошенько прибраться. Рабочий день начинается с совещания. Сотрудник товарища Кима вслух читает отрывки из передовицы «Нодон Синмун», содержание статьи кратко обсуждается, даются директивы относительно того, чему должен быть посвящен начинающийся рабочий день. Несмотря на то что это учреждение называется «Корейская государственная туристическая компания», собственно туризм – это только один из видов деятельности, которой каждый день занимается товарищ Ким как ее генеральный директор.

С 2012 года, примерно с момента прихода к власти Ким Чен Ына после кончины его отца, границы, разделяющие частный и неофициальный бизнес от государственного, становятся всё менее четкими. Причина этой размытости коренится в непубличных формах капитализма, который возник на фоне голода 1990-х годов. В Пхеньяне чиновники высшего уровня с хорошими связями в политических кругах и с возможностью выезжать за границу фактически могут делать почти всё, что захотят. Товарищ Ким весьма амбициозен и предприимчив. Он курирует ряд импортно-экспортных предприятий – в области продовольствия, медицины, бытовой электроники, дорогой косметики. Он приобрел много связей за границей во время своей работы в двух посольствах КНДР. Эта работа позволяла ему совершать поездки в пару десятков стран. Товарищ Ким – яркий и типичный представитель того общественного слоя, который местные называют тончжу – что значит «капитаны бизнеса», «новые корейцы» (дословно «хозяева денег»). В отличие от политической элиты, представители которой имеют привилегированное положение благодаря наличию родственных связей с правящей семьей Кимов и доказанной в течение многих лет преданности ей, тончжу образуют как бы второй уровень элиты: они приобрели влияние и материальное благосостояние в результате во многом случайного вторжения капитализма.

Их можно назвать «яппи»[8]8
  «Яппи» (от английского «yuppie») – это молодые, состоятельные, хорошо образованные, профессионально успешные люди, сосредоточенные на деловой карьере, но и не пренебрегающие светскими тусовками. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Как и другие тончжу, товарищ Ким ведет свою деятельность под надзором, или, можно сказать, под эгидой более влиятельного человека, который служит в Министерстве иностранных дел и который был его однокурсником в Училище иностранных языков. Такие связи мало чем отличаются от структуры в больших южнокорейских корпорациях, в которых одноклассники и однокурсники продолжают совместную работу или выстраивают друг с другом деловое партнерство на всю жизнь. В результате образуются замкнутые сообщества, в которые проникнуть со стороны практически невозможно. Как только товарищ Ким заключает какую-то большую сделку, он платит откат своему покровителю, который, в свою очередь, делится с тем, кто стоит над ним. И так далее – до самых верхних этажей иерархии, которые заканчиваются на уровне правящей семьи или самых приближенных к ней руководителей. Являются ли такие платежи некоей альтернативной системой налогообложения в стране, где официально нет подоходного налога, или это больше похоже на мафиозную систему вымогательства? Этот вопрос никогда и никем не обсуждается. Просто так устроена система, которая худо-бедно работает в настоящее время и благодаря которой можно наблюдать явные признаки растущего благосостояния. Это – обычная экономика, восточноазиатский стиль, пробивающиеся, несмотря ни на что, рыночные отношения. Элита работает на свое обогащение, создавая тем самым рабочие места и открывая некоторые возможности для тех, кто принадлежит классу ниже.

* * *

На другом конце города девочка Ким Кымхи начинает свой день с песни, маршируя в единой шеренге со своими одноклассниками в Пхеньянской младшей школе № 4. Такие песни, как «Защитим штаб Революции!», в которой корейцы сравниваются с «пулями и бомбами», учат эту девочку, что ее первейшая обязанность как гражданина страны – защищать Маршала Ким Чен Ына. И даже становиться живым щитом, если потребуется. Когда она узнает о главном враге своей страны, ее научат, что правильнее всего называть любого гражданина этой враждебной державы «американский ублюдок».

Внутри здания школы, за главным входом учеников встречает огромная картина, изображающая Ким Ир Сена и Ким Чен Ира, стоящих на фоне горы Пэктусан, на их лицах как будто приклеенная белозубая улыбка. Вслед за одноклассниками девочка кланяется ликам вождей и затем идет в свой класс.

Каждый школьный день Кымхи проводит от двенадцати до шестнадцати часов вдали от своих родителей. В оруэлловской «Ферме животных» всех щенков забирают у собак-матерей сразу после рождения с той лишь целью, чтобы они вновь явились сюда позднее уже как воины – сторожевые псы, воспитанные прежде всего для защиты системы. Что-то похожее имеет место и тут. В философии конфуцианства семья – священная единица, способная защитить саму себя. Северокорейскому государству такое понимание института семьи не совсем подходит. Поэтому его видоизменили: государство – это и есть семья для каждого корейца. Роли отца и матери исполняют два человека – два вождя и защитника нации. А сейчас к ним присоединяется третий потомок, и перед нами предстает истинный пэктусанский род, другими словами патриархи социальной формации, в которой семья – это государство.

Огромная часть школьной программы посвящена изучению жизни вождей: чем они жертвовали, чего добились. Почему же маленькие дети, вроде Кымхи, могут быть самыми счастливыми в мире? Ее научат, что самая правильная жизнь – это жизнь в любви к вождям, в поклонении и служении им. Она привыкнет, что воспринимать всё, чему ее учат, нужно без каких-либо вопросов. Вопросы появятся позже. Но к этому времени она уже будет твердо знать, что их нельзя озвучивать. Вместо этого она научится делать свои собственные выводы.

* * *

Снова звучит мелодия, которая разрывает течение дня и дает сигнал о том, что наступило время обеда. В городе появляется всё больше ресторанов для элиты, однако большинство предпочитает в них ужинать, а не обедать. Многие корейцы возвращаются домой, чтобы обедать со своими супругами. В некоторых учреждениях, как в офисе товарища Кима, есть своя столовая.

За обеденным столом, на котором выставлены рис, острая квашеная капуста кимчхи и суп из соевой пасты, товарищ Ким беседует со своими коллегами. Он говорит, что сегодня вместе с товарищем Мин уйдет с работы пораньше. Они направятся в аэропорт. Нет, на этот раз он никуда не улетает. Ему надо встретить делегацию – трех иностранных гостей, молодых людей, которые в течение месяца будут учиться в Педагогическом институте имени Ким Хёнчжика. Это собственный проект товарища Кима, который он «пробил». Подобное было бы немыслимо еще пару лет назад. Но благодаря его связям, статусу, а также происходящим в обществе изменениям программе дали зеленый свет.

Его коллеги медленно переваривают эту информацию, двое из них закуривают.

«И вы просто не поверите, – улыбается он, в то время как все остальные наклоняются к нему, чтобы расслышать его шепот, – один из них – американский ублюдок».

Вторая глава

В середине июля 2016 года, как, впрочем, каждый год в это время, в Пекине царит жара и воздух насыщен влагой. Температура поднимается до 35–37 градусов. Опаленные солнцем улицы кишат автомобилями и забиты пробками. Мое такси, наконец, съезжает с наводненного машинами шестиполосного автобана в направлении сверкающего торгового района Саньлитунь, где блестящие витрины магазинов западных брендов окружены морем плохоньких кафешек и баров, которые, тем не менее, рассчитаны в основном на туристов и экспатов. Я обедаю там вместе со своим другом Саймоном Кокреллом – руководителем туристического агентства «Koryo Tours», которое, в частности, организует групповые экскурсии в Северную Корею. Мои первые четыре поездки туда также организовывало это турбюро. Однако завтра мне предстоит начать путешествие совершенно иного рода. Я стал студентом месячных курсов корейского языка при Педагогическом институте имени Ким Хёнчжика. В этом институте есть факультет для иностранных граждан, предлагающий бакалаврский и магистерский курсы корейского языка. Однако в настоящее время учиться там на постоянной основе могут только китайские студенты. Институт предпринимает усилия для расширения своей деятельности, равно как и для увеличения финансирования, поэтому впервые в своей истории открывает двери для иностранцев с Запада. Вряд ли это можно считать большим прорывом для института. Я – один из трех студентов, которые записались на эту программу. Другой студент – владелец компании «Tongil Tours» (новый конкурент фирмы «Koryo»), которая как раз и уладила с северокорейцами все детали этой программы. Получается, что я – один из двух студентов, записавшихся на этот курс по-настоящему «со стороны».

Саймон не удивился, что наша группа столь малочисленна. «Количество наших клиентов в этом году практически не изменилось, – говорит он мне, – мы не теряем бизнес, но абсолютно очевидно, что мы и не растем».

Я спрашиваю, не является ли это следствием общей напряженности в последнее время. «Совсем нет, – отвечает он, – напряженность есть всегда».

Тут он уставился в свою тарелку с пастой, как будто соображая, не стоит ли как-то дополнить это свое высказывание. «Если что-то новое и есть, то это Уормбиер».

В новогодние дни 2016 года 21-летний студент университета Вирджинии Отто Уормбиер отправился в пятидневный тур по Северной Корее, организованный компанией «Young Pioneers», получившей название в честь красногалстучной детской организации КНДР, в которую должны вступать все дети. Компания известна организацией рискованных туров для молодежи. Ее девиз: «Мы организуем недорогие поездки в те места, куда ваши мамы вас никогда бы не отправили». По словам членов этой группы, в последнюю ночь в Пхеньяне Уормбиер зависал в баре отеля «Янгакто». Затем, посреди ночи, либо просто на слабо, либо осмелев под действием выпитого алкоголя он тайно проник в комнату, предназначенную только для обслуживающего персонала гостиницы, и попытался стащить оттуда пропагандистский плакат. Однако плакат был намертво приделан к деревянной перегородке, свернуть и засунуть его в чемодан было невозможно. Поэтому Уормбиер бросил плакат, перегородку и всё остальное на пол и вернулся в свою комнату.

«На следующее утро, когда персонал вышел на работу, первым делом все задались вопросом, что делает этот плакат на полу, – сказал Саймон. – Плакат был на корейском, поэтому Уормбиер не мог прочитать, что на нем было написано имя Ким Чен Ира. Конечно, ни один кореец не осмелился бы ТАКОЙ плакат оставить лежащим на полу! Они просмотрели видеозаписи камер наблюдения за предыдущую ночь и увидели, что на самом деле произошло. К этому времени слух о ночном происшествии уже распространился, и сотрудникам отеля пришлось доложить обо всем куда следует».

Так как группа покидала Пхеньян этим утром, Уормбиера задержали прямо на паспортном контроле и отправили в тюрьму.

Впоследствии государственные средства массовой информации КНДР представили Отто Уормбиера шпионом ЦРУ, выполнявшим в стране какое-то задание. Американские же СМИ живописали Уормбиера как невинную жертву жестокого северокорейского режима и утверждали, что заложника используют в торге с Западом и пытаются «продать» за бо́льшую «помощь», которую в действительности направят на финансирование своей ядерной программы. В Конгрессе и в СМИ зазвучали призывы запретить туризм в Северную Корею для американцев на основании того, что там любой гражданин США может быть брошен в тюрьму по малейшим подозрениям.

Эта кампания в прессе сыграла свою роль. «У нас было некоторое число отказов», – сказал Саймон.

Я вслух поинтересовался, задумывались ли когда-нибудь люди из «Young Pioneers» о проведении инструктажа о том, что можно, а чего категорически нельзя делать в Северной Корее, для туристов, которых они туда посылают. Если бы инструктаж имел место, Уормбиер был бы прекрасно осведомлен, что, независимо от того, иностранец ты или местный, кража пропагандистского плаката обязательно приведет к конфликту с властями. Любые неподобающие действия с подобного рода плакатами могут повлечь серьезнейшее наказание для гражданина Северной Кореи – вплоть до смертной казни. Почему какой-то иностранец должен избежать подобного наказания? В любом случае, когда едешь с американским паспортом в такие места, должно быть интуитивно ясно, что надо проявлять особую бдительность в том, что касается соблюдения местных законов и обычаев.

Я слышал, что Уормбиер первоначально намеревался отправиться в Пхеньян с «Koryo Tours». В переданном по телевидению признании после ареста Отто сказал, что он обсуждал поездку и с «Koryo Tours», и с «Young Pioneers», а также что его отец и брат хотели поехать вместе с ним. В конце концов, как заявил Отто в своем признании, он решил остановиться на «Young Pioneers Tours», так как там было заметно дешевле.

Я спрашиваю Саймона, правда ли это. Вместо ответа он продолжает смотреть на свою тарелку с пастой и тяжело вздыхает. Он говорит: «Я не знаю, почему с ним не поехал его отец. Я ничем не мог помочь, но если бы отец был с ним в этой поездке, осмелился бы Отто болтаться по комнатам для персонала отеля в два часа ночи в канун Нового года? Это правда, что “YoungPioneers” – более дешевая компания. И я не могу сказать, что “Koryo” лучше… Мы просто… Это просто другой тип культуры».

Тут он останавливается с характерной для него скромностью. За все годы, что мы были знакомы, я никогда не слышал от Саймона ничего такого, что даже отдаленно напоминало бы критику или какое-то пренебрежительное отношение к конкурентам «Koryo». Так что я сам должен сказать, что «Koryo» предлагает более КУЛЬТУРНЫЕ варианты туризма в Северную Корею, и именно поэтому туры этой компании несколько дороже. «Koryo» значительно дольше, чем любой конкурент, работает на этом крошечном нишевом рынке, имеет хорошие связи с коллегами из государственных туристических компаний в Пхеньяне и, как самая успешная компания с точки зрения реальных цифр, имеет возможность предлагать своим клиентам путешествия в те города и даже целые регионы КНДР, посещение которых до этого было просто запрещено для иностранных туристов. И если типовые маршруты этих двух компаний более или менее схожи, то существуют очевидные различия в маркетинговой политике и внутренней философии ведения бизнеса. У «Young Pioneers» есть специфический бар с уклоном в северокорейскую тематику в уезде Яншо на юге Китая, известном как рай для пеших туристов. В этом баре вы получите бесплатный шот, если купите тур у компании. Агентство «Ассошиэйтед Пресс» в статье 2017 года о так называемой «культуре ганг-хоу»[9]9
  Слово «gung-ho», существующее в современном английском языке со значениями «полный энтузиазма», «чрезмерно восторженный», имеет довольно любопытную этимологию. В действительности оно было заимствовано из китайского языка и представляет собой англизированный вариант китайского понятия «работать вместе» (工合), которое в свою очередь происходит от сокращенного варианта названия организации «Китайские промышленные кооперативы» (工業合作社), существовавшей в 1930–1940-е годы. В английскую речь это слово было привнесено в 40-е годы XX века генералом морской пехоты США Эвансом Карлосоном, который в свое время работал в Китае и решил использовать это понятие в его китайском произношении при работе с личным составом в качестве доступного объяснения для воспитания чувства локтя и командного духа в бою. Впоследствии слово «gung-ho» стало боевым кличем штурмовиков морской пехоты США, которые совершили несколько успешных операций против японцев во время Второй мировой войны. Эти эпизоды стали основой для сюжета популярного художественного фильма 1943 года, и боевой клич «gung-ho» окончательно вошел в английский язык в том значении, в котором известен сейчас. Под «культурой гунг-хоу» в данном контексте понимается чрезмерно фанатичное исполнение указаний «старших», которыми в ходе поездки были представители компании «Young Pioners Tours», предлагавшие, вероятно, в качестве «указания» безудержно выпивать. Это, по мнению автора, и привело к печальным последствиям. – Примеч. ред.


[Закрыть], практикуемой в «Young Pioneers», пишет, что ее основатель однажды был госпитализирован в Пхеньяне, после того как сломал лодыжку, попытавшись в состоянии сильного алкогольного опьянения спрыгнуть с движущегося поезда. У «Koryo» совершенно иной подход, компания продвигает идеи взаимовыгодного культурного обмена, участвует в съемках фильмов, организации выставок и спортивных мероприятий со своими северокорейскими партнерами; собирает деньги для детских домов.

«Возможно, он бы не напился в стельку и не совершил бы эту глупость – это ты хочешь сказать?»

Саймон пожимает плечами: «Я видел ролик с камер видеонаблюдения. Было ровно два часа ночи первого января. Я не знаю, приятель… Ты думаешь, что трезвый человек – в новогоднюю ночь – совершит что-нибудь подобное?»

* * *

В фойе моего отеля на 4-м Северном Кольце я жму руку Алеку Сигли. Мы говорили друг с другом по скайпу вскоре после того, как я подал заявку на участие в этой программе, но это наша первая личная встреча. Алек – сын австралийского синолога и женщины родом из Шанхая – студент выпускного курса. Он специализируется на изучении Восточной Азии, свободно говорит на китайском, японском и корейском языках. Последние пять лет он провел в постоянных поездках между различными университетами этого региона. Во время его пятого посещения Северной Кореи в 2013 году сопровождавший его гид однажды утром появился вместе со своим начальником из «Корейской государственной туристической компании» – товарищем Кимом. Ким Намрён дал понять, что очень заинтересован в австралийском бизнес-партнере. У него была идея заняться импортом знаменитой австралийской говядины. Алек вежливо ответил, что он высоко ценит это предложение, но не хочет подвергать свое будущее опасности, принимая участие в том, что нарушает международные санкции. Товарищ Ким покивал в знак понимания, а затем предложил подумать над тем, чтобы совместно организовать новую туристическую компанию.

Джентльменское поведение товарища Кима произвело сильное впечатление на Алека. Помимо своего гида, женщины по фамилии Мин, ему никогда до этого не встречались столь утонченные и одновременно приземленные, обладающие деловой хваткой северные корейцы. Оба – и Ким, и Мин – провели достаточно много времени за границей и прекрасно понимали, как устроен мир, из которого прибыл Алек, могли говорить с ним на одном языке. Более того, «Пхеньянский проект» – образовательная программа, в рамках которой Алек совершал все свои поездки, разваливалась. И он, и товарищ Ким видели это. Ким предложил Алеку продолжить развивать эту программу с того самого места, на котором остановится «Пхеньянский проект»: с предложения образовательных туров в КНДР, которые должны были инициативно продвигаться студентами. Таким образом, на свет появилась фирма «Tongil Tours», получившая свое название от известной магистрали Пхеньяна Тхониль кори (Tongil kori) – что значит «Проспект объединения» (тхониль переводится как «объединение»).

Необходимо отдать должное Киму, который подсуетился и с помощью связей в Министерстве иностранных дел и Министерстве образования добился разрешения организовывать подобные туры. Множество других компаний в прошлом пытались развивать похожие инициативы совместно с КНДР, но ни одна из попыток не увенчалась успехом. До этого случая. Алек, который уже говорил по-корейски на относительно продвинутом уровне, решил сам поучаствовать в первой программе, чтобы посмотреть изнутри, как это будет происходить, и испытать всё на себе. Кроме меня, только один аспирант из Франции подал заявку на участие в программе. Для «Tongil Tours» в этом конкретном случае программа была невыгодна, но Алека это не особенно волновало. Спокойный и серьезный, он производил впечатление человека, ведомого страстным желанием служить своему делу. Может быть, с финансовой точки зрения он проигрывает, но открывает новые пути. Он осуществляет свою идею быть на шаг впереди «Koryo».