Автор книги: Трэвис Джеппсен
Жанр: Документальная литература, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Пятая глава
Товарищ Ким вернулся домой. День оказался очень продуктивным. Ему удалось заключить сделку с китайским поставщиком, с которым он познакомился на прошлой неделе в Пекине. Предмет сделки – закупки из Франции дорогой косметики для ухода за кожей. Это должно хорошо продаваться среди жен и дочерей представителей элиты. Он рассказывает своей жене, зачем он встретил группу иностранных студентов в аэропорту. Пока у него не было случая еще раз поговорить с Алеком, чтобы снова предложить идею закупки австралийской говядины. Но эта тема находится у него в списке текущих дел. В конце концов, впереди еще целый месяц.
Он помогает своей дочке сделать домашнее задание по английскому языку. Затем они садятся в гостиной, чтобы посмотреть по телевизору вечерние новости, в то время как его жена готовит на кухне ужин. Кухня находится рядом, в соседней комнате. Когда 25-минутные новости начинаются, Кима уже клонит в сон. Передача почти полностью посвящена описанию того, что делал Маршал Ким Чен Ын. Этот видеоряд сопровождается радостно-торжественной симфонической музыкой, а экстатический голос дикторши рассказывает о его подвигах трепещущим контральто.
Маршал инспектирует фабрику по переработке рыбы, фабрика является одной из частей Корейской Народной Армии. Маршал руководит военными учениями, предмет которых – запуск баллистических ракет. Девятый съезд Социалистического Союза Молодежи имени Ким Ир Сена открывается в присутствии Маршала Ким Чен Ына. Маршал посещает свиноферму на реке Тэдонган. Маршал окружен толпой восхищающихся и рыдающих женщин-военнослужащих. Маршал наблюдает за запуском космического спутника.
Картинки мелькают перед глазами отца и дочери, расположившихся рядом на диване. К середине выпуска новостей Кымхи и ее отец уже полностью погружены в игры на своих телефонах Koryolink.
Маршал отправляется с инспекцией в шахты. Маршал посещает страусиную ферму, которую в свое время открыл его отец, чтобы преодолеть постоянную нехватку продовольствия в стране. При каждой такой инспекции Маршал дает бесценные советы по каждому аспекту деятельности, и руководители объектов эти советы записывают и запоминают, чтобы в обязательном порядке тут же довести их до сведения всех сотрудников; эти советы должны быть немедленно применены на практике. Дикторша дословно зачитывает абсолютно все, что сказал Маршал во время каждой инспекции. Содержание его высказываний часто банально – «это хорошо, а это плохо», но эти банальности перекрываются мелодраматичностью подачи материала, что насыщает каждую фразу прямо-таки вагнеровской торжественностью, серьезностью и многозначительностью.
После новостей идет музыкальная передача. Слова гимна страны пробегают по экрану, как в караоке, для того чтобы каждый заучил их наизусть – это очень важно, так как каждого могут в любой момент призвать участвовать в каком-нибудь мероприятии, где потребуется петь гимн хором. Пока товарищ Ким дремлет, маленькая Кымхи вместе с телевизором поет последний хит: «Наш Маршал», «мы не можем жить без Вас», «наша судьба и будущее в Ваших руках», «мы пойдем только за Вами», «революционные вооруженные силы – главная опора Маршала-Вождя».
Никакой рекламы в социалистической стране нет. Вместо нее паузы между различными сюжетами заполняют воодушевляющие цитаты из бессмертных трудов Ким Ир Сена, Ким Чен Ира и Ким Чен Ына.
Семья Ким садится ужинать, и в это время начинается фильм. Сегодняшним вечером показывают классику, которую товарищ Ким и его жена помнят со времен юности: картина 1986 года «Регулировщица на перекрестке». Великий фильм о правильном для социалистической страны способе переходить дорогу. Сексуально выглядящие девушки-регулировщицы – знаменитый атрибут городской жизни Пхеньяна. Если верить слухам, каждую из них лично отобрал Верховный Руководитель из-за их внешности. И зачем нужны светофоры, ведь есть другие, чисто корейские и исключительно социалистические способы указать, когда следует остановиться, а когда ехать.
Товарищ Ким выключает кино, которое никто не смотрит. Он вставляет в DVD-плеер пиратский диск со «Зверополисом», купленный сегодня в киоске. Семья заканчивает ужин в тишине, сосредоточенно смотря на экран. Когда фильм заканчивается, жена товарища Кима укладывает Кымхи спать. Товарищ Ким переключается назад, на трансляцию центрального телевидения Кореи, заставая там конец следующей новостной программы, посвященной недавним передвижениям Маршала. На этот раз там почти нет никакого действия. Вместо этого дикторша зачитывает текст по бумажке, которую держит в руках, восстанавливая в памяти аудитории детали каждого шага Маршала, совершённого во имя победоносной социалистической революции. Затем идет ежевечерний «Отчет комитета Мира и Объединения», в котором используется колоритный набор грубостей, оскорблений и ругательств в адрес Соединенных Штатов и Южной Кореи за их роль в разделении Корейского полуострова. В нем также обвиняют врагов в очередных провокациях, направленных против Севера. Наконец, идет прогноз погоды на ближайшие дни. Солнечные безоблачные дни в Пхеньяне. Экран становится пустым – вечерняя программа окончена. В это время товарищ Ким уже давно спит.
Шестая глава
Мы возвращаемся в отель из караоке-бара навеселе где-то около полуночи. Желаем нашим гидам спокойной ночи на пороге лифта, до которого они нас проводили. Мы уже готовы зайти в него, как вдруг нас перехватывает всклокоченный китаец, бизнесмен, который под мухой еще в большей степени, чем мы (за исключением пившего только чай Александра, разумеется). «Кто вы такие? Я вас тут до этого не видел… Да ладно, давайте врежем, пошли в бар». Мы трое переглянулись. «Почему бы и нет?» – первым, кто нашелся что ответить, был наш трезвенник.
В баре рядом с фойе этот бизнесмен представился Саймоном. Узнав, что мы тут на учебе, он очень воодушевился. «Я тоже хочу, чтобы моя дочь училась тут в университете. А она не хочет», – говорит он с печалью в голосе. Он заказывает несколько бутылок местного пива «Тэдонган», официантка разливает его по бокалам. Саймон говорит с нами на смеси классического китайского и английского и чем сильнее он пьянеет, тем более явный упор делает на свой родной язык. Он работает управляющим шахты, расположенной в окрестностях Вонсана и являющейся совместным предприятием. Он управляющий с китайской стороны. Как и в других социалистических странах, например на Кубе, иностранцы не могут владеть предприятиями или иметь какую-либо собственность в Северной Корее. Однако если они инвестируют внушительные суммы, обладают большим опытом и передовыми технологиями, то могут организовывать совместные предприятия с местными партнерами – такими, как товарищ Ким.
«Я вложил в эту страну очень много», – шепчет Саймон. Он подозрительно оглядывается и все свои утверждения сопровождает оговорками. Гостиница – это одно из немногих мест в этой стране, где иностранцы вроде как могут разговаривать между собой более или менее свободно. Из-за этого широко распространено мнение, что всё тут нашпиговано подслушивающими устройствами – как это всегда было в таких местах в Советском Союзе.
Но у этого мнения есть и оппоненты. Другой Саймон, англичанин из «Koryo», который бывал в Северной Корее больше, чем кто-либо другой, считает, что это ерунда: «У них только в одном отеле “Янгакто” более тысячи номеров. Зачем им напрягаться и прослушивать всех и каждого?» Он считает, что обычные туристы мало интересны режиму – только их деньги.
«Нет-нет-нет! – говорит китайский Саймон приглушенным голосом. – Надо быть осторожными. Во всех номерах тут… микрофоны. ВО ВСЕХ!»
Марк, молодой помощник Саймона, входит в бар. Он из Циндао, но учился в Южной Корее и бегло говорит по-корейски. Он часто служит переводчиком при общении своего босса с северокорейскими партнерами.
«Это правда, – говорит Марк на безупречном английском, делая первый глоток пива, – я даже нашел один крошечный микрофон в нашем офисе в Вонсане: он был спрятан в светильнике. Вы слышали об отеле “Тонмён”? Там весь восьмой этаж наш».
Все-таки, мне кажется, более вероятно, что северокорейцы прослушивают своих партнеров по совместным предприятиям, чем обычных туристов… А с другой стороны, разве Алек не является бизнес-партнером товарища Кима?
Саймон напивался всё больше и больше, вместе со степенью опьянения росла и его паранойя, которая периодически сменялась желанием рубить правду-матку – но затем он, словно колеблющийся маятник, возвращался к своей навязчивой мысли: «Следите за тем, что вы говорите, они всё прослушивают, всё слышат», – говорит он монотонно, а затем громко воздает хвалу Ким Чен Ыну, осуждая демократию и рыночный капитализм.
Когда он набирается смелости, чтобы коснуться политических тем, то говорит, что Ким Чен Ын окружен толпой старикашек. Именно это тормозит прогресс страны. Избранный круг руководящей верхушки, который молодой Маршал унаследовал от Ким Чен Ира, включает большое количество сторонников жесткой политики и идеалистичных догматиков. Их влиянием объясняются последние чистки высших эшелонов власти, полагает Саймон, из которых наибольший резонанс вызвала казнь дяди Ким Чен Ына – Чан Сонтхэка, считавшегося вторым человеком в Пхеньяне и являвшегося одним из главных советников молодого лидера. Но когда я спрашиваю Саймона, думает ли он, что Ким испытывает сильное желание пойти по пути наследника Мао, реформатора Дэн Сяопина, – он просто кивает в знак согласия, а затем возобновляет свои заклинания: «Следите за тем, что говорите, Ким Чен Ын велик, капитализм – зло».
«Я первый раз встречаю тут американца», – Марк говорит это с ноткой заинтересованности в голосе.
«Я бывал тут много раз, – отвечаю я, зажигая сигарету. Язык несколько заплетается: – Я знаю… как вести себя тут. Не должно быть никаких проблем».
«Да, но… в самом деле, сейчас не самое лучшее время для приезда американцев».
«Очень опасно, очень опасно», – Саймон добавляет новые слова в свои повторяющиеся то ли молитвы, то ли заклинания.
«Тебе надо быть осторожным, более осторожным, чем тем парням», – он кивает в сторону моих товарищей, сидящих на другой стороне стола.
Саймон дает мне свою визитку: «У тебя проблема – ты звонишь мне. Я знаю здешних людей. Любая твоя проблема – я решу ее». Он с авторитетным видом бьет себя в грудь.
Я киваю и благодарю его.
Мы собираемся уходить, и Марк берет с нас обещание завтра вечером выпить вместе еще раз. В отеле «Сосан» нет такой движухи, как в барах гостиниц, расположенных в центре города. Конечно, тут нет и людей одного с Марком возраста, с которыми можно зависнуть. Из-за работы ему необходимо проводить здесь несколько месяцев подряд, без интернета, без возможности поддерживать связь со своей девушкой, оставшейся дома; единственные люди, с которыми он может общаться, – его босс и тщательно отобранные северокорейские бюрократы и хозяйственники – все гораздо старше него. Мы уверяем его, что, конечно, мы еще встретимся и выпьем, а затем направляемся на двадцать восьмой этаж, который будет нашим домом весь следующий месяц.
* * *
Стоя на балконе своего номера, я вглядываюсь куда-то вниз, в темноту города, представляя, как это всё будет выглядеть, когда я отдерну шторы через несколько часов утром. Ким Чен Ир любил говорить: «Мы должны окутать наше городское пространство плотным туманом, чтобы не дать нашим врагам возможности узнать что-либо о нас». Сказать, что утренняя дымка явственно отражает сущность моего восприятия Пхеньяна, означало бы сильно преувеличить. Но правда заключается и в том, что часто первое, что нам приходит в голову, когда мы вспоминаем о городах, в которых когда-то побывали, это абстрактная совокупность мысленных ассоциаций. Это могут быть люди, с которыми вы там выпивали. Сценки, которые вы наблюдали, пока ждали возможности перейти улицу. Ароматы готовящейся еды, доносящиеся из ресторанов. Дымка, которая окутывает вас, когда вы выглядываете из окна своего отеля.
Каким образом то или иное место заставляет вас ЧУВСТВОВАТЬ? Особенно такое место, как это, где каждый день ты словно на американских горках, где эмоции быстро сменяют друг друга: очарование, интрига, отвращение, удивление, ужас, – а зачастую возникают все одновременно, здесь и сразу.
Существует широкая пропасть между тем, чем Пхеньян стремится быть, и тем, чем он действительно является. Картина «Ночь в Пхеньяне» была написана художником Ким Мёныном в 2012 году – то есть в год моего первого приезда сюда вскоре после кончины Ким Чен Ира и возвышения Ким Чен Ына. На ней столица блистает, мириады огней всех цветов отражаются в водах Тэдонгана, дополнительно освещая яркий ночной город. Когда я увидел это полотно в первый раз, я воспринял его в большей степени не как искаженную интерпретацию, но как идеальную картинку города-мечты, который должен быть построен.
Слишком многое изменилось за последние четыре года. Город, который раскинулся у меня под ногами, уже не такой темный, каким был когда-то. Городские проекты, вроде мерцающей улицы Будущего, способствуют уменьшению этой пропасти между идеальным и реальным. Ее же заполняет сама жизнь: это и трясина сверкающих противоречий, и вопиющее лицемерие, и одурманивающие лозунги, и волнение от тайн, о которых можно говорить только шепотом, и ужасные опасности, и повальное стремление выдать желаемое за действительное. Сбитый с толку всей этой мешаниной и еще более – теми эмоциями, которые она вызывает, я понимаю, что мне надо как-то уживаться с этим городом и всей этой лажей. Чем больше я узнаю этот город, тем хуже понимаю. Но чем меньше мое понимание, тем сильнее он меня очаровывает. Город, населенный людьми, способными долго противостоять разгрому. Город, который вырос из мечтаний одного человека и его потомков.
Часть вторая
Худшая страна в мире
Седьмая глава
На следующее утро, пока официантка расставляла перед нами с Алеком и Александром чашки с растворимым кофе в огромном пустом зале ресторана, к нам присоединился Саймон. Во время завтрака он, к удивлению, оставался очень тихим, хотя было очевидно, что он внимательно и с большим интересом прислушивался ко всему, о чем мы говорили, как будто всё еще пытаясь понять, что мы из себя представляем. В тусклом свете утреннего отрезвления мне показалось, что Саймон не слишком силен в знании иностранных языков. Но его молчание всё равно заставляло задуматься о том, насколько же болтлив он был накануне вечером. Возможно, он отмалчивался, потому как боялся, что и так наболтал много лишнего. В самом деле, в последующие недели мы сталкивались с ним еще несколько раз, и в гостинице, и в городе, но он никогда более не предпринимал новых попыток заговорить с нами. Более того, он прилагал видимые усилия, чтобы держать некоторую дистанцию.
Когда вы приезжаете в Северную Корею, то сталкиваетесь со странной традицией или даже правилом: ваши гиды никогда не завтракают с вами. Может быть, это происходит потому, что в пустых гостиницах Пхеньяна так много ресторанов, что приходится постоянно придумывать, как их использовать. Или же это делается для того, чтобы ограничить корейцам доступ к шведским столам с их богатым выбором блюд китайской, корейской и западной кухонь. Так или иначе, позавтракав в ресторане на втором этаже, мы спустились по лестнице и встретили Мин и Ро в фойе.
Мин всё еще была в замешательстве относительно нашей экскурсионной программы. Мы решительно не хотели следовать предложенной программе, потому что в нее включили всю стандартную туристическую ерунду – это мы уже проходили. Соглашусь, для человека, который только начинает знакомиться со страной, такая программа представляла бы интерес, но для нас она была скучной, так как мы всё это уже видели. Во всех музеях и исторических местах, которые обычно посещают туристы, проводят экскурсии, обязательно включающие одинаковые верноподданнические восхваления Ким Ир Сена и/или Ким Чен Ира и комментарии о том, какую роль эти места играли в их жизни.
Сегодня у нас по программе Монумент идей чучхе, который каждый из нас посещал уже по два или даже три раза. Вчера Мин явно была растеряна и даже немного испугалась, когда на пути в гостиницу Алек сказал ей, что нам хотелось бы внести некоторые изменения в программу. Дело в том, что каждый объект имеет собственного специального гида, с которым необходимо заранее договариваться о посещении, а в некоторых случаях нужно еще получить специальное разрешение. Спонтанность практически невозможна в КНДР.
Пока Мин никак не могла придумать, что же делать, Александр предложил отправиться на холм Мансудэ, чтобы возложить цветы к Великому Монументу – статуям вождей. Услышав это, Мин воспрянула духом и явно обрадовалась: «Да-да, давайте поедем туда. А затем почему бы нам не посетить новый аквапарк? Вы сможете немного развлечься перед началом занятий. Вы взяли с собой плавки?»
* * *
Чтобы хоть немного понимать Северную Корею – ее прошлое, настоящее и будущее, – просто необходимо достаточно много знать о деде Ким Чен Ына – Ким Ир Сене. Но для этого надо продраться сквозь абсурдно благоговейную санкционированную государством агиографию, которая основана на просто-таки диких преувеличениях, а то и на вопиющей лжи и сфабрикованных выдумках. Вдобавок к этому существуют нелепые слухи и домыслы, которые годами создавались за границей в различных СМИ и правительственных агентствах. Реальность этих слухов, которые подавались как громкие сенсации или репортажи о событиях, никто не стремился ни подтвердить, ни опровергнуть, потому что «худшая страна в мире» просто не заслуживает обладать достоинством Правды.
Хотя северокорейская ультранационалистическая идеология кажется сегодня шокирующей и просто непостижимой, ее корни лежат в уникальной обстановке, в которой страна оказалась в постколониальный период. Уинстон Черчилль, Чан Кай Ши и Франклин Рузвельт на конференции в Каире 1943 года договорились, что после окончания войны Япония будет лишена всех колоний, включая Корею, которые она завоевала с помощью грубой силы.[15]15
Необходимо отметить, что в этой части своего повествования при изложении послевоенной истории Кореи автор описывает происходившее с позиций, принятых в американской историографии. В отечественном корееведении по вопросу разделения Корейского полуострова главенствует иная точка зрения. – Примеч. ред.
[Закрыть] Вместе с этим ближе к концу Второй мировой войны Советский Союз обещал внести свой вклад в разгром Японии сразу же после победы над нацистской Германией. Выполняя обещание, Советы продвинулись вглубь Кореи так быстро и так далеко, что американское правительство всерьез забеспокоилось, что они могут взять под контроль весь полуостров. В условиях быстрого развития событий двум молодым офицерам – Дину Раску и Чарльзу Бонестилу, которые никогда до этого не только не бывали в Корее, но и особо ничего не знали о ней, – 8 августа 1945 года в руки попала карта Корейского полуострова из статьи в «National Geographic». За полчаса они разделили полуостров. Офицеры оставили свои пометки на 38-й параллели, которая делила корейскую территорию практически идеально пополам. Выгода от этого была в том, что Сеул оказывался в предполагаемой зоне американской оккупации – на юге полуострова. К удивлению американцев, Советы немедленно приняли это предложение, вероятнее всего, из-за практически такого же уровня «понимания» Кореи. Вот так была решена судьба Кореи – она была поделена между двумя противостоящими мировыми сверхдержавами, которые мало что знали о стране.
Если японская оккупация была тем фактором, который породил жгучее желание независимости и привел к образованию Корейской Народно-Демократической Республики, то – согласно официальной мифологии – товарищ Ким Ир Сен возглавил вооруженную партизанскую борьбу, которая и привела к тому, что оккупанты были изгнаны из корейской земли, а страна возвращена народу. Конечно, это не вполне так. Неверна и примитивная точка зрения, согласно которой Кима на роль лидера Северной Кореи назначил Сталин. На самом деле ирония заключается в том, что к моменту разделения полуострова на севере Кореи коммунистов не было вообще. Столицей неокрепшего молодого коммунистического движения, которое было разгромлено японцами, являлся Сеул, а почти все корейские коммунисты к моменту освобождения Кореи от колониального господства находились либо в Маньчжурии, либо в Советском Союзе. И в действительности Ким Ир Сен был одним из многих корейцев, направленных Советским Союзом на север Кореи. Поначалу ему прочили сравнительно скромную роль министра обороны. Подробности его последующего возвышения остаются в тумане закулисных маневров, характерных для эпохи холодной войны. Ясно одно: своим головокружительно быстрым и точно неслучайным карьерным ростом до самой вершины корейской иерархии в течение всего одного месяца с момента своего прибытия из СССР в Вонсан Ким обязан советским военным властям и советникам на местах в Пхеньяне, потому что именно они правили бал как минимум до 1949 года. Скорее всего, тогда сам Ким Ир Сен не ожидал такого возвышения и не стремился к нему.
* * *
Поездка на холм Мансудэ привела нас в самый центр Пхеньяна. Путь туда лежал через кварталы новых роскошных жилых многоэтажек, одна из которых была, по-видимому, точной копией нью-йоркской Трамп-плазы; живущие тут экспаты язвительно называют эти кварталы «Дубаи». После того как мы свернули с главной широкой магистрали, наш маршрут пролегал мимо брутального внушительного здания Дворца Съездов Мансудэ, в котором раз в год собирается парламент, чтобы единогласно поддержать решения руководства. Иностранные гости прибывают на парковку, которая находится недалеко от здания и на которой есть небольшой цветочный киоск. Мы купили букеты и стали подниматься по узкому тротуару в сопровождении доносящейся из невидимых динамиков патриотической музыки, придав своим лицам угрюмое выражение, чтобы соответствовать скорбному ритуалу, в котором миллионы корейцев участвуют каждый год. Раскинувшийся вокруг парк содержится в безукоризненном состоянии трудом граждан-«добровольцев», которые стригут газоны ножницами. На пути к статуям сегодня мы не встречаем никого, кроме одинокого юноши, который подметает ступени метлой из прутьев.
Холм Мансудэ, несомненно, является центром Пхеньяна – географическим, политическим и духовным. В 1972 году в честь шестидесятилетия своего отца – в соответствии с наиболее важной конфуцианской категорией сыновней почтительности – Ким Чен Ир воздвиг на самой вершине холма двадцатидвухметровую бронзовую статую Великого Вождя, которая смотрит на город. Еще через пять лет монумент покрыли позолотой, которую вскоре удалили, вернув статуе изначальный облик. Это произошло после того, как в стране с государственным визитом побывал Дэн Сяопин, который, увидев золотое изваяние, поинтересовался, на что идут деньги, выделенные в рамках китайской помощи. С тех пор как открыли мемориал, для корейцев стало традицией отдавать дань уважения, возлагая цветы к подножию статуи и совершая церемониальный поклон.
За неделю до моего первого приезда в Северную Корею в 2012 году Ким Чен Ын присутствовал на церемонии открытия нового монумента на вершине холма Мансудэ, где слегка измененная фигура его деда стояла уже в компании другой статуи – недавно ушедшего Ким Чен Ира. Первоначально памятник Ким Ир Сену изображал молодого вождя, одетого в расстегнутую военную шинель, под которой виднелся френч в стиле Мао, бывший поначалу некоей формой повседневной одежды Ким Ир Сена. Рука вождя вздымалась ввысь, указывая на небо и звезды, решительное выражение лица символизировало несгибаемую твердость и приверженность своему делу. В новой версии френч уступил место традиционному строгому костюму с галстуком, который Ким Ир Сен стал носить позднее, вместо сурового революционного взора появилась уверенная теплая улыбка мирового лидера, а очки завершали образ доброго дедушки – Вечного Президента. Его сын, любимый руководитель Ким Чен Ир, стоит рядом, и у него такая же теплая улыбка, которая делает черты его лица живыми. Эту улыбку, надо сказать, невозможно увидеть на кадрах официальной хроники. Он вглядывается куда-то за горизонт, в будущее своей страны, которой он и его отец правили на протяжении более чем полувека. Обе статуи выглядят пародией на монументальное искусство, китчем, отталкивающим своими мультяшными формами, жутким размером и аляповатым псевдоблеском.
Конечно нужно быть глупцом, чтобы рассмеяться здесь. Ведь это место – святая святых Северной Кореи. Вас обязательно должны предупредить, и лучше заранее, что фотографировать монумент нужно таким образом, чтобы в кадре вожди были во весь рост, с головы до ног. Фотографировать какие-либо детали памятников крупным планом строго запрещено. Ваши гиды будут неоднократно повторять эти инструкции, заглядывая вам через плечо в тот самый момент, когда вы поднимете фотоаппарат. Фоном для фигур вождей служит одна из самых знаменитых северокорейских мозаик, изображающая в бежевых, белых и сероватых тонах озеро Чончхи, расположенное в кратере вулкана Пэктусан, который в обеих Кореях считается священным. Мозаичное панно длиной примерно в 70 метров выложено на стене Музея Корейской Революции. Экспонаты этого музея рассказывают об истории страны с момента ее основания до сегодняшних дней.
«Трэвис, пожалуйста, снимите солнечные очки», – просит Мин.
Вот черт! Я уже допустил оплошность, а это всего лишь второй день. Солнечные очки – конечно! Я быстро срываю их с головы и опускаю руки по швам, смотрю не моргая вперед, на две устрашающие фигуры.
* * *
Почему Ким Ир Сен? Что такого особенного увидели в нем Советы?
Документы советских архивов говорят о том, что у руководства СССР были очень скромные планы относительно Северной Кореи после окончания Второй мировой войны. Если вообще были какие-то планы. Они появились задним числом и носили импровизационный характер. Вполне вероятно, что Советы на каком-то этапе были готовы позволить американцам полностью контролировать полуостров – настолько неоформившимся был их интерес, хотя Корея имела сухопутную границу с Россией – чего достаточно для того, чтобы не дать Америке доминировать на этом пространстве. Аналогичным образом можно объяснить, почему сегодняшний Китай не заинтересован в объединении Корейского полуострова при доминировании Южной Кореи в этом процессе: никто не желает видеть американские войска у своих границ.
В таких неопределенных обстоятельствах, когда не существует особого интереса со стороны других стран, события могут развиваться совершенно неожиданно. Ким достаточно быстро привлек к себе внимание пхеньянских советников из СССР. Если бы он объявился в Пхеньяне на несколько недель позже, весьма вероятно, что его имя кануло бы в Лету. Очевидно, что его стали рассматривать как удачного посредника между Москвой и местным населением. В конце концов, он провел последние два десятилетия в изгнании в Советском Союзе, сносно говорил по-русски – хотя с его восьмиклассным образованием никто не мог бы воспринимать Кима как серьезного интеллектуала. Большое число советских сослуживцев считало, что его познания в области учения Маркса и Ленина ничтожно малы. Но в то время в странах советского блока великие мыслители были не особенно нужны. Самым ценным качеством была способность к повиновению и послушанию. А Ким благоразумно держал дистанцию с кучкой профессиональных пламенных революционеров и аппаратчиков, которых Сталин презирал, – это, несомненно, увеличивало ценность Кима в глазах Генералиссимуса. К тому же Ким родился в Пхеньяне, ставшем новой столицей, и получил известность среди корейцев за свои партизанские подвиги в борьбе с японцами – подвиги, которые скоро будут настолько преувеличены и даже искажены официальной государственной пропагандой, что те, кто в действительности хорошо знал, чем занимался Ким до своего возвращения в Корею жарким августовским днем 1945 года, просто не будут понимать, о чем идет речь. Было решено, что Ким станет идеальной для Советов марионеткой.
Ким Ир Сен родился в деревне Мангёндэ, которая сейчас является частью Пхеньяна и входит в одноименный район. День рождения Ким Ир Сена – 15 апреля 1912 года – совпадает с днем крушения «Титаника». Возможно, поэтому «Титаник» позже стал одним из любимых фильмов его сына. (Ремейк этого фильма, снятый по распоряжению Ким Чен Ира, с треском провалился – или, если вам больше нравится, потонул – на международных фестивалях.) При рождении будущему вождю было дано имя Ким Сончжу, под которым он будет известен какое-то время, до тех пор пока не изменит его в 1930-х годах. Согласно официальной мифологии Ким Ир Сен родился в бедной, угнетенной крестьянской семье, хотя на самом деле его семья была пусть и небогатой, но все-таки более или менее зажиточной по меркам тех дней. Отец – школьный учитель, глубоко вовлеченный в дела пресвитерианской церкви. Как и многие другие семьи, Кимы ненавидели японскую оккупацию своей страны и в конце концов перебрались в Маньчжурию – главный очаг антияпонского движения, где нашли прибежище два миллиона корейцев.
Когда в 1932 году Япония начала в регионе военную кампанию для расширения колониальных владений, сопротивление стало более яростным. Среди тех, кто выступил против оккупантов, был и двадцатилетний Ким, организовавший свой первый партизанский отряд. Несмотря на происхождение из среднего класса, которое скорее благоприятствовало тому, чтобы стать конторским служащим или простым торговцем, Ким, возмущенный несправедливостью и вдохновленный революционной страстью, впервые заявил о себе, когда в большом сражении его отряду, состоявшему по большей части из всякого сброда и головорезов, удалось спасти жизнь китайскому командиру Ши Чжунхэну. С этого момента Ким стал доверенным лицом видных китайских офицеров, принимавших участие в боевых действиях в регионе.
Восстание скоро было подавлено, появилось марионеточное прояпонское государство Маньчжоу-го, но сопротивление японским колонизаторам, возглавленное Коммунистической партией Китая, в которой, несмотря на ее название, состояли в основном корейцы (такие, как Ким и члены его отряда), продолжилось. К 1936 году кучка партизан превратилась в огромную китайско-корейскую армию, в которой Ким командовал третьей дивизией. Большую часть второй половины 1930-х годов он провел в постоянных сражениях.
Не являясь, конечно же, единственной противостоящей японцам силой (как это сейчас описывается официальной северокорейской пропагандой), отряд Кима был одной из многих боевых единиц, совершавших с переменным успехом беспорядочные нападения на японцев. Но – даже без учета последующих преувеличений его заслуг – борьба Кима была смелой и героической, а руководство отрядом было достаточно эффективным, чтобы заставить японцев назначить награду за его голову. Однако после сокрушительного поражения в 1940 году Ким и его оставшиеся в живых соратники более не могли находиться в Маньчжурии. У них не было большого выбора – пришлось бежать в Советский Союз. Там корейские партизаны стали бойцами Красной армии и прошли в течение следующих лет соответствующую боевую подготовку перед ожидавшейся войной Советского Союза с Японией. Ким стал майором. СССР в итоге вступил в эту войну – в самом конце Второй мировой, летом 1945 года. Но победа была столь быстрой, что у отряда Кима не было ни малейшего шанса принять участие в сражениях. Это, естественно, не мешает северокорейской пропаганде утверждать, что победа – результат деятельности Кима и только его.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?