Текст книги "Хищные птицы"

– Чем скорее мы от них избавимся, тем лучше, – пробормотал он себе под нос, а потом обратился к пленникам на их родном языке: – Вы хорошо исполняли свой долг. Вы получите свободу и отправитесь в форт на мысе Доброй Надежды. Можете взять с собой свои пожитки, и я позабочусь о том, чтобы вы перед отъездом получили причитающееся вам жалованье.

Лица матросов просветлели. Они ничего подобного не ожидали. А сэр Фрэнсис подумал, что это заставит их вести себя тихо и покорно. Он повернулся к трапу, ведущему к его новой каюте, где его ожидали более выдающиеся пленники.

– Джентльмены! – приветствовал он их, усаживаясь за письменный стол красного дерева. – Не желаете ли выпить по стаканчику мадеры?

Губернатор ван де Вельде жадно кивнул. У него пересохло в горле, и, хотя он поел всего полчаса назад, его желудок издавал урчание, словно голодный пес. Оливер, слуга сэра Фрэнсиса, разлил золотистое вино в бокалы на высоких ножках и подал блюдо с засахаренными фруктами, которые нашел в продуктовом шкафу капитана. Капитан кисло скривился, узнав собственные запасы, но жадно глотнул мадеры.

Сэр Фрэнсис просмотрел стопку записей, на которых делал свои пометки, потом глянул на одно из писем, найденных в капитанском столе. Это было письмо от известного голландского банкира. Сэр Фрэнсис посмотрел на капитана и сурово заговорил:

– Мне хотелось бы знать, каким образом офицер на вашей должности и вашего положения в Ост-Индской компании оказался вовлеченным в торговлю на собственный счет. Мы оба прекрасно знаем, что Совет Семнадцати это строжайшим образом запрещает.

Капитан как будто собрался возразить, но, когда сэр Фрэнсис постучал пальцем по письму, он сжался и виновато посмотрел на сидевшего рядом губернатора.

– Похоже, вы богатый человек, минхеер. И вряд ли обеднеете, заплатив выкуп в двести тысяч гульденов.

Капитан что-то пробормотал и мрачно нахмурился, но сэр Фрэнсис спокойно продолжил:

– Если вы напишете своим банкирам, то дело будет улажено, как тому и следует быть между джентльменами, как только я получу эту сумму золотом.

Капитан склонил голову, неохотно соглашаясь.

– А теперь поговорим об офицерах корабля. – Сэр Фрэнсис придвинул к себе большой журнал и открыл его. – Я изучил список команды. Похоже, ваши офицеры не обладают большими связями или финансовыми возможностями. – Он посмотрел на капитана. – Это так?

– Все верно, минхеер.

– Я отправлю их на мыс Доброй Надежды с рядовыми матросами. И теперь остается лишь решить, кому мы доверим письмо совету компании с требованием выкупа за губернатора ван де Вельде и его добрую супругу… и, конечно, письмо к вашим банкирам.

Сэр Фрэнсис посмотрел на губернатора. Ван де Вельде запихнул в рот очередной засахаренный фрукт и ответил сквозь зубы:

– Отправьте Шредера.

– Шредер?

Сэр Фрэнсис порылся в бумагах, нашел наконец документ о назначении полковника.

– Полковник Корнелиус Шредер, вновь назначенный военный командующий форта на мысе Доброй Надежды?

– Да, именно он. – Ван де Вельде потянулся за очередной сладостью. – Его чин придаст ему больше веса, когда он представит ваше требование о выкупе моему тестю, – подчеркнул он.

Сэр Фрэнсис внимательно всмотрелся в лицо жующего толстяка. И с любопытством подумал, зачем бы губернатору так хотелось избавиться от полковника. Полковник казался человеком порядочным и надежным; было бы больше смысла всегда иметь его под рукой. Однако то, что сказал ван де Вельде о его статусе, являлось правдой. Сэр Фрэнсис чувствовал к тому же, что этот полковник Шредер вполне может устроить неприятности, если останется на долгое время в плену на борту галеона. Куда больше неприятностей, чем он того стоит. И сэр Фрэнсис сказал вслух:

– Отлично, я пошлю именно его.

Измазанные сахаром губы губернатора удовлетворенно надулись. Он прекрасно видел интерес своей жены к красивому полковнику. Губернатор женился всего несколько лет назад, но уже наверняка знал, что у его жены за это время было не меньше восемнадцати любовников, хотя с некоторыми она развлекалась всего часок или один вечер.

Ее горничная Зельда получала от ван де Вельде хорошие деньги и докладывала ему о каждом приключении его супруги, испытывая немалое удовольствие, когда излагала все непристойные подробности.

Когда ван де Вельде впервые обнаружил плотские аппетиты Катинки, он пришел в ярость. Однако его первые злые увещевания не возымели действия на жену, и он быстро понял, что никакой власти над ней у него нет. Он не мог ни возражать слишком энергично, ни отослать ее прочь – потому что, с одной стороны, сам был ею опьянен, а с другой – ее отец был слишком богат и могуществен. И собственные повышения и богатство ван де Вельде почти полностью зависели от нее. В конце концов его единственным выходом – пока что – оставалось ждать от нее милости. За время этого путешествия он сумел держать ее в относительном плену в каюте и пребывал в уверенности, что, если бы он этого не сделал, его жена уже испробовала бы полковника на вкус. Если же полковник исчезнет с галеона, жена окажется весьма ограничена в выборе и после долгого поста, возможно, станет более уступчивой к его собственным потным домогательствам.

– Отлично, – согласился сэр Фрэнсис. – Я пошлю полковника Шредера в качестве вашего представителя.

Он перевернул страницу справочника, лежавшего на столе перед ним.

– При попутном ветре и милостью Божьей путь от мыса до Голландии и обратно к месту встречи займет не более восьми месяцев. И мы можем надеяться, что вы освободитесь и приступите к своим обязанностям на мысе Доброй Надежды к Рождеству.

– И где вы будете нас держать, пока не доставят выкуп? Моя жена – достойная леди, с деликатными потребностями.

– В надежном месте, безопасном и удобном. Могу вас в этом заверить, сэр.

– А где вы встретите корабль, который привезет выкуп за нас?

– У тридцать третьего градуса южной широты, четыре градуса тридцать минут к востоку.

– Боже… да где это?

– Помилуйте, губернатор, это же та самая точка в океане, где мы сейчас находимся.

Сэр Фрэнсис вовсе не собирался вот так просто открывать местонахождение своей базы.

Туманным утром галеон бросил якорь в тихих водах за одним из каменистых мысов африканского побережья. Ветер затих, меняя направление. Близился конец лета, день осеннего равноденствия. «Леди Эдвина», чьи насосы работали без устали, шла параллельным курсом, не отставая от большого корабля.

Наконец начались работы по разгрузке каравеллы. Сначала принялись за орудия. Блоки и все нужное снаряжение нашлось в трюмах галеона. По тридцать человек перетаскивали огромные бронзовые стволы пушек, поднимая их на блоках и опуская кулеврины на палубу галеона. Пушкам предстояло встать на новом месте – галеон должен был иметь защиту в случае появления какого-то корабля и иметь возможность атаковать любой из галеонов голландской компании на равных условиях.

Наблюдая за тем, как пушки перебираются на борт, сэр Фрэнсис сообразил, что теперь у него достаточно сил, чтобы предпринять рейд на любой из торговых портов голландцев в Индии. Захват «Стандвастигхейда» стал лишь началом. Теперь сэр Фрэнсис задумал стать ужасом всех голландцев в Индийском океане, точно так же как сэр Фрэнсис Дрейк пугал испанцев в открытом море век назад.

Теперь из порохового погреба каравеллы поднимали бочонки с порохом. Полных после такого долгого путешествия и упорных сражений осталось совсем немного. Но на галеоне имелось почти две тонны прекрасного пороха, его достало бы на дюжину сражений или для того, чтобы захватить богатейший перевалочный порт голландцев в Тринкомали или на Яве.

Когда с каравеллы перегрузили мебель и припасы, бочки для воды и ящики с оружием, солонину, мешки с сухарями и мукой, полубаркасы тоже подняли на галеон, и плотники их разобрали. Этим шлюпкам предстояло храниться в грузовом трюме галеона, поверх штабелей драгоценной восточной древесины. Но они были такими большими, а галеон так основательно нагружен еще раньше, что вокруг люков главного трюма пришлось снять водозащитные пороги – до прибытия на секретную базу сэра Фрэнсиса.

Обобранная до нитки «Леди Эдвина» высоко стояла на воде к тому моменту, когда полковник Шредер и освобожденные голландские матросы готовы были взойти на ее борт. Сэр Фрэнсис вызвал полковника на ют и протянул ему саблю и письмо, адресованное совету Голландской Ост-Индской компании в Амстердаме. Оно было зашито в холщовый пакет, швы запечатаны красным воском, весь пакет перевязан лентой. Получился впечатляющий сверток, и полковник Шредер решительно сунул его под мышку.

– Надеюсь, мы еще встретимся, минхеер, – угрожающе сказал Шредер сэру Фрэнсису.

– Через восемь месяцев, считая с этого момента, я прибуду к месту встречи, – заверил его сэр Фрэнсис. – И буду чрезвычайно рад снова вас увидеть, если при вас будут двести тысяч золотых гульденов для меня.

– Вы меня не поняли, – мрачно произнес полковник Шредер.

– Уверяю, я прекрасно понял, – тихо возразил сэр Фрэнсис.

Потом полковник посмотрел в ту сторону, где рядом с мужем стояла Катинка ван де Вельде. Глубокий поклон и тоска в глазах относились не только к губернатору.

– Я постараюсь вернуться как можно скорее, чтобы покончить с вашими страданиями, – сказал им полковник.

– Да поможет вам Бог, – кивнул губернатор. – Наша судьба теперь в ваших руках.

– Можете не сомневаться в моей глубочайшей благодарности, когда вернетесь, дорогой полковник, – прошептала Катинка девичьим нежным тоном.

Полковник вздрогнул, словно его окатили ледяной водой. Он выпрямился во весь рост, отсалютовал ей и, повернувшись, быстро зашагал к поручням галеона.

У прохода его ждал Хэл вместе с Эболи и Большим Дэниелом. Полковник прищурился, остановившись перед Хэлом, и покрутил ус. Ленты на его плаще полоскались на ветру, расшитый золотом полковничий кушак блеснул, когда Шредер прикоснулся к сабле на своем боку.

– Нас прервали, юноша, – тихо сказал он на отличном английском. – Однако будут еще время и место, чтобы я закончил урок.

– Остается надеяться, сэр. – Хэл ничего не боялся, когда рядом стоял Эболи. – Я всегда рад выслушать наставления.

Мгновение-другое они смотрели друг другу в глаза, потом Шредер спрыгнул с галеона на палубу каравеллы. Тут же были сброшены державшие каравеллу канаты, и голландская команда подняла паруса. «Леди Эдвина» вскинула корму, как разыгравшийся жеребенок, и отдалась давлению парусов. Легко повернув от суши, каравелла двинулась в путь.

– Нам тоже пора, мастер Нед! – сказал сэр Фрэнсис. – Поднимайте якорь.

Галеон удалялся от африканского побережья, направляясь на юг. С грот-мачты, где сидел на своем посту Хэл, «Леди Эдвина» все еще была видна. Небольшой корабль выжидал ветра, чтобы миновать грозные мели у мыса Агульяс, а потом поспешить к голландскому форту под огромной горой с плоской вершиной, что охраняла юго-западную оконечность Африканского континента.

Пока Хэл наблюдал за каравеллой, очертания ее парусов вдруг коренным образом изменились. Хэл наклонился и крикнул вниз:

– «Леди Эдвина» меняет курс!

– В какую сторону? – крикнул его отец.

– Пока она разворачивается, – объяснил Хэл. – Но похоже, собирается строго на запад.

И каравелла повернула именно туда, куда и предполагал Хэл. То есть прямиком к мысу Доброй Надежды.

– Не спускай с них глаз!

Хэл продолжал наблюдать, а каравелла уже уменьшилась вдвое, и вот уже ее белые паруса слились с белыми гривами волн на горизонте.

– Уходит! – крикнул Хэл. – Уже не видно!

Сэр Фрэнсис как раз и ждал этого момента, чтобы повернуть наконец галеон на настоящий курс. Теперь он отдавал приказы рулевому, потому что галеон должен был пойти на восток, параллельно берегу Африки.

– Похоже, этот корабль отлично ходит под парусами, – сказал сэр Фрэнсис сыну, когда тот сменился с вахты. – Даже при всех повреждениях показывает отличную скорость. Надо нам изучить все капризы этого нового красавца. Принеси лаг, пожалуйста.

Хэл, держа в руке песочные часы, бросил в воду деревянный лаг, прикрепленный к катушке шнура, и тщательно следил за ним, определяя время, за которое тот проплывет вдоль корпуса галеона от носа до кормы. Потом быстро сделал подсчеты на сланцевой дощечке и посмотрел на отца:

– Шесть узлов.

– А с новой грот-мачтой даст, пожалуй, все десять. Нед Тайлер нашел в трюме запасную, из отличной норвежской сосны. Установим ее, когда дойдем до порта.

Сэр Фрэнсис выглядел весьма довольным: им улыбнулся Бог.

– Так, теперь собери всех. Помолимся, попросим Господа благословить корабль и дадим ему новое имя.

Моряки стояли на ветру с обнаженными головами, прижимая шапки к груди, и изо всех сил старались изображать благочестие из страха навлечь на себя недовольство сэра Фрэнсиса.

– Благодарим Тебя, милостивый Господь, за дарованную нам победу над еретиками и супостатами, над погруженными во мрак последователями сына Сатаны Мартина Лютера…

– Аминь! – громогласно откликнулась команда.

Все они принадлежали к доброй англиканской церкви, кроме тех черных дикарей, что затесались в их компанию, но и эти негры кричали «аминь!» вместе со всеми остальными. Это слово они выучили в первый же день пребывания на борту корабля сэра Фрэнсиса.

– Благодарим Тебя и за то, что Ты вовремя и милосердно вмешался в битву, что спас нас от поражения…

Хэл тихо фыркнул, не соглашаясь с такими словами, но головы не поднял. Некоторая заслуга в своевременном вмешательстве принадлежала и ему тоже, но отец не желал признавать этого открыто.

– Благодарим Тебя и восхваляем Твое имя за то, что отдал в наши руки этот замечательный корабль. И торжественно клянемся, что с его помощью будем унижать и наказывать Твоих врагов. И просим Тебя благословить его. Молим Тебя бросить на него благосклонный взгляд и согласиться на новое имя, которое мы ему даем. Отныне и впредь он будет называться «Решительный».

Отец Хэла просто-напросто перевел голландское название галеона на английский. Хэлу стало немного грустно оттого, что этот корабль не будет носить имя его матери. Он гадал, угасает ли наконец в отце память о ней или у него есть другие причины не увековечивать более ее имя. Впрочем, юноша знал, что никогда не наберется храбрости спросить об этом, что должен просто принять отцовское решение.

– Просим Тебя и далее не оставлять нас, и помогать нам, и вмешиваться в бесконечное сражение с безбожниками. Смиренно благодарим за столь щедрую награду. И верим, что если окажемся достойны – Ты и далее будешь награждать нас за веру и любовь к Тебе.

Это было абсолютно разумное высказывание, такое, с которым согласился бы любой человек на борту, хоть истинный христианин, хоть язычник. Каждый человек, посвятивший себя Божьему делу на земле, был достоин хорошей награды, и не только в будущей жизни. И сокровища, скрытые в трюмах «Решительного», служили доказательством, ощутимым свидетельством благосклонности Бога к ним.

– А теперь поприветствуем «Решительного» и всех, кто находится на нем!

Моряки разразились хриплыми приветствиями.

Наконец сэр Фрэнсис их остановил. Он снова надел на голову широкополую шляпу и жестом позволил всем сделать то же самое. Лицо его стало суровым.

– Есть еще одно дело, которое мы должны сейчас исполнить, – сказал он всем и посмотрел на Большого Дэниела. – Приведи пленных на палубу, мастер Дэниел.

Сэм Боуэлс шел во главе жалкой группы, появившейся из трюма. Пленные моргали, очутившись на солнце. Их отвели на корму и заставили встать на колени, лицом к команде.

Сэр Фрэнсис прочитал их имена, записанные на куске пергамента, который он держал в руке:

– Сэмюэль Боуэлс. Эдвард Брум. Питер Лоу. Питер Миллер. Джон Тэйт. Вы стоите коленопреклоненно перед своими товарищами по плаванию, и вас обвиняют в трусости и дезертирстве перед лицом врага и в нарушении долга.

Матросы мрачно заворчали, глядя на пятерку.

– Что вы ответите на эти обвинения? Являетесь ли вы трусами и предателями, в чем мы вас и обвиняем?

– Пощадите, ваша милость! – заговорил за всех Сэм Боуэлс. – Это был приступ безумия! Мы раскаиваемся! Простите нас, мы вас молим ради наших жен и милых детишек, что остались дома!

– У вас только и есть что те жены, которых вы находите в дурных домах на Док-стрит, – насмешливо бросил Большой Дэниел.

Команда загудела:

– Повесить их на рее! Посмотрим, как они спляшут джигу для дьявола!

– Стыдитесь! – остановил их сэр Фрэнсис. – Разве это английское правосудие? Каждый человек, даже самый низкий, имеет право на справедливый суд.

Предатели зарыдали, а сэр Фрэнсис продолжил:

– Мы решим все должным порядком. Кто выдвигает против них обвинения?

– Мы! – хором рявкнули матросы.

– Кто выступает свидетелями с вашей стороны?

– Мы все! – снова ответил ему дружный хор.

– Вы лично видели их трусливые или предательские поступки? Вы видели, как эти грязные души бежали от сражения, предоставив товарищей их судьбе?

– Видели!

– Итак, – капитан повернулся к обвиняемым, – вы услышали свидетельства против себя. Что вы можете сказать в свою защиту?

– Пощады! – снова заныл Сэм Боуэлс.

Остальные четверо молчали.

Сэр Фрэнсис снова повернулся к команде:

– И каков ваш вердикт?

– Виновны!

– Виновны, черт побери! – добавил Большой Дэниел, как будто у кого-то еще могли оставаться сомнения.

– И каков ваш приговор? – спросил сэр Фрэнсис.

Команда мгновенно взорвалась бешеными криками:

– Повесить их!

– Виселица слишком хороша для свиней! Протащить под килем!

– Нет! Нет! Распять и четвертовать! Заставить сожрать собственные яйца!

– Поджарить свиней! Сжечь у кола!

Сэр Фрэнсис снова заставил всех умолкнуть.

– Я вижу, мнения разделились. – Он махнул рукой Большому Дэниелу. – Отведи их вниз и запри. Пусть денек-другой кормятся собственным дерьмом. А мы с ними разберемся, когда придем в порт. До тех пор у нас есть дела и поважнее.

В первый раз за свою жизнь на борту Хэл получил собственную каюту. Ему больше не нужно было делить каждый момент бодрствования и сна с толпой, в неизбежной близости с множеством человеческих существ.

Галеон обладал простором в сравнении с маленькой каравеллой, и отец нашел Хэлу место рядом со своей собственной великолепной каютой. Прежде помещеньице являлось чуланом слуги голландского капитана, просто крошечная каморка.

– Тебе нужно место, чтобы продолжать занятия, – объяснил сэр Фрэнсис свою снисходительность. – Ты слишком много времени тратишь на сон каждую ночь, когда ты должен учиться.

Он приказал корабельному плотнику сколотить койку и полку, на которую Хэл мог поставить свои книги и бумаги.

Над головой Хэла качалась масляная лампа, покрывавшая копотью потолок каморки, но она давала достаточно света, чтобы различать линии планов и чертежей, и позволяла выполнять заданные отцом уроки.

Глаза Хэла горели от усталости, он постоянно сдерживал зевоту, окуная перо в чернильницу и всматриваясь в лист бумаги, куда он переписывал выдержки из лоции голландского капитана, захваченной его отцом.

Каждый навигатор имел собственное пособие, некий справочник, драгоценный журнал, в который записывал все об океанах и морях, течениях и побережьях, местах возможного подхода к берегу и заливах. У каждого были свои таблицы таинственных капризов компаса и его отклонений в незнакомых водах и карты звездного неба, менявшегося в зависимости от широты. Такие знания каждый мореход кропотливо собирал всю свою жизнь, исходя и из собственных наблюдений, и из опыта других, и даже из матросских баек.

Сэр Фрэнсис ожидал, что Хэл закончит работу до своей вахты на мачте – та начиналась в четыре утра.

Легкий шум за переборкой отвлек Хэла. Он поднял голову, держа перо в руке. Это были шаги настолько тихие, что их почти невозможно было расслышать, и доносились они из роскошной каюты жены губернатора. Хэл прислушивался всем своим существом, пытаясь понять каждый звук, улавливаемый им. Сердце говорило ему, что там – милая Катинка, но он не ощущал уверенности. А если это уродливая старая горничная, а то и нелепый муж? Хэл постарался отбросить такие мысли.

Он убедил себя, что за переборкой находится Катинка, и близость женщины взволновала его, хотя их и разделяли доски переборки. Хэл так отчаянно желал увидеть Катинку, что уже не мог ни сосредоточиться, ни даже усидеть на месте.

Он встал, вынужденный нагнуться из-за малой высоты потолка, и тихо двинулся к перегородке. Прислонившись к ней, юноша прислушался. Он услышал легкий скрип, как будто что-то тащили по полу, потом шорох одежды, потом еще какие-то звуки, смысла которых он не понял, и наконец – булькание воды, льющейся в таз или чашу. Прижимаясь ухом к доскам, он воображал то, что происходило по другую их сторону. Он слышал, как женщина набрала воду в ладони и плеснула себе в лицо, слышал ее короткий вздох, когда холод охватил ее щеки, а потом снова плеск воды, упавшей в таз…

Посмотрев вниз, Хэл заметил слабую полоску света, проникавшего сквозь щель в переборке, – узкую желтую линию, колебавшуюся в ритме движения корабля. И, ни на мгновение не задумавшись о том, что делает, Хэл опустился на колени и прижался к щелке глазом. Щель была совсем узкой, он мало что мог видеть, к тому же мягкий свет свечи бил прямо ему в глаз.

Потом что-то пронеслось между ним и свечой, некий вихрь шелка и кружев… Хэл продолжал всматриваться – и задохнулся, заметив жемчужное сияние безупречной белой кожи. Это был лишь краткий миг, такой короткий, что Хэл едва успел различить линию обнаженной спины, блестящей как перламутр в желтоватом свете.

Хэл крепче прижался к переборке, горя желанием еще раз увидеть хоть на миг такую красоту. Он воображал, что сквозь обычный шум корабля, скрип его корпуса он различает нежное дыхание, легкое, как шепот ласкающего тропического ветерка. Он сдерживал собственное дыхание, прислушиваясь, пока его легкие не начали болеть, и у него закружилась голова от благоговения.

В это мгновение свеча в соседней каюте погасла, лучик света, сочившийся сквозь щель к напряженному глазу Хэла, исчез. Он услышал удалявшиеся тихие шаги, и за переборкой воцарились тишина и темнота.

Хэл долго еще стоял на коленях, как некий идолопоклонник в святилище, а потом медленно поднялся и снова сел к своей рабочей полке. Он попытался заставить свой утомленный мозг сосредоточиться на задании отца, но мысли прыгали, убегая, как юный необъезженный жеребенок, удирающий от аркана тренера. Буквы на листе перед ним превращались в картины алебастровой кожи и золотых волос… Ноздри помнили дразнящий аромат, который он ощутил, когда впервые ворвался в ее каюту. Хэл прикрыл глаза ладонью в попытке отогнать видения.

Но ничего не вышло: ум отказывался ему подчиняться. Хэл потянулся к Библии, лежавшей рядом с журналом, и открыл кожаный переплет. Между страницами лежало тонкое золотое кольцо, свернутая прядь волос, украденная Хэлом с расчески Катинки.

Хэл поднес эту прядь к губам и тут же тихо застонал: ему показалось, что он все еще ощущает запах ее духов, и он плотно зажмурил глаза.

Прошло еще какое-то время, прежде чем Хэл осознал, чем занимается его предательская правая рука. Словно вор, она забралась под складки свободных холщовых штанов, – кроме них, ничего на Хэле не было из-за жары в душной маленькой каморке. И к тому времени, когда Хэл понял, что он делает, было уже слишком поздно останавливаться. Хэл беспомощно позволил пальцам продолжать… Пот заливал все его молодое тело, сочась из каждой поры скользкой кожи.

Запах Катинки заполнял его голову. Рука двигалась быстро, но не так быстро, как билось его сердце. Хэл знал, что это грех и безумие. Отец предостерегал его, но юноша не в силах был остановиться. Он ерзал на табурете. Он чувствовал всю безмерность своей любви, она захлестывала его, как высокий и неудержимый океанский прилив. Хэл тихо вскрикнул, когда дошел до конца… Мускусный запах изгнал священный аромат ее волос из его ноздрей.

Тяжело дыша, юноша выпрямился, мокрый от пота. И позволил чувству вины и отвращения к себе навалиться на него. Он предал доверие отца, нарушил данное ему обещание и из-за своей богохульной похоти замарал чистый и нежный святой образ.

Хэл не мог и секунды больше оставаться в своей каморке. Накинув холщовую матросскую куртку, он выскочил наружу. Быстро взбежав по трапу на палубу, какое-то время он стоял у поручней, глубоко дыша. Прохладный соленый воздух слегка помог ему избавиться от отвращения к себе. Хэл почувствовал себя увереннее и огляделся вокруг.

Корабль шел прежним курсом, ветер дул с правого борта. Мачты покачивались взад-вперед на фоне бриллиантового полога звездного неба. Хэл смог различить низкую массу суши с подветренной стороны. Большая Медведица возвышалась над темными очертаниями земли. Это напомнило юноше о его родном крае, об оставшемся позади детстве, вызвав тоску.

На юге в небе сияло созвездие Кентавра, встающее прямо над его правым плечом, и могучий Южный Крест, горевший в центре. Это был символ его нового мира по другую сторону Линии.

Хэл посмотрел в сторону рулевого и увидел огонек отцовской трубки в укрытой части юта. Ему не хотелось сейчас видеть отца, потому что Хэл был уверен: вина и разврат наверняка все еще написаны на его лице и отец увидит это даже в полутьме. Но он знал, что отец его заметил и сочтет странным, если сын не выкажет ему уважения. И быстро подошел к сэру Фрэнсису.

– Будь снисходителен, отец, прошу. Я вышел немного подышать, прояснить голову, – пробормотал Хэл, не в силах посмотреть в глаза сэру Фрэнсису.

– Только не бездельничай слишком долго, – предостерег его отец. – Я хочу видеть работу законченной до того, как ты заступишь на вахту на мачте.

Хэл поспешил прочь. Просторная палуба все еще была незнакома ему. Большая часть груза и товаров с каравеллы просто не поместилась в трюмы галеона, уже и без того переполненные, и была сложена и закреплена на палубе. Хэл пробирался между бочонками, ящиками и бронзовыми стволами кулеврин.

Хэл настолько погрузился в раскаяние, что почти не замечал ничего вокруг, пока не услышал тихий заговорщический шепот совсем рядом. Разум мгновенно вернулся к нему, Хэл бросил взгляд в сторону носа корабля.

Небольшая группа людей пряталась в тени груза, сложенного под носовым кубриком. Их осторожные движения показались Хэлу необычными и сразу насторожили его.

После суда команды Сэм Боуэлс и его дружки были отправлены на нижнюю палубу галеона и заперты в маленьком помещении, которое, судя по всему, служило чуланом плотника. Там отсутствовал свет и почти не было воздуха. Запахи перца и трюмной воды удушали, а пространства было так мало, что все пятеро не могли одновременно вытянуться на полу. Они устроились как могли в этой чертовой дыре и надолго погрузились в жалкое, отчаянное молчание.

– Где это мы находимся, а? Ниже ватерлинии, как вам кажется? – горестно спросил наконец Эд Брум.

– Да кто может знать, где что на этом голландце, – пробормотал Сэм Боуэлс.

– Как вам кажется, они собираются нас убить? – спросил Питер Лоу.

– Ну, можешь быть уверен, что они не собираются обнимать нас и целовать, – буркнул Сэм.

– Протащить под килем… – прошептал Эд. – Я один раз видел такое. Когда они протащили бедного дурака под кораблем и вытащили с другой стороны, он захлебнулся, он был мертвым, как крыса в бочке пива. И на его скелете почти ничего не осталось… все содрали ракушки на корпусе. Можно было видеть его кости, они торчали во все стороны, такие белые…

Все немного подумали об этом. Потом Питер Лоу сказал:

– Я видел, как повесили и четвертовали цареубийц на Тайберн-сквер в Лондоне. Они убили короля Карла, отца Черного Парня. Им вспороли животы, как рыбе, а потом сунули туда железный крюк и крутили его, пока не вытащили все кишки, как веревки… А потом отрезали им петушков и яйца…

– Заткнись! – рыкнул Сэм, и все снова мрачно замолчали в темноте.

Примерно час спустя Эд Брум тихо пробормотал:

– Откуда-то воздух проникает… Я шеей чую.

Еще через мгновение Питер Лоу заявил:

– А ведь он прав. Я тоже чувствую.

– Что там за вами?

– Да кто же знает? Может, главный трюм?

Потом что-то заскреблось, и Сэм резко спросил:

– Эй, что ты делаешь?

– Тут в переборке дырка. Сквозь нее воздух и проходит.

– Пусти-ка, я посмотрю…

Сэм прополз вперед и через несколько мгновений подтвердил:

– А ты прав. Я даже пальцы могу просунуть в эту дырку.

– Если бы мы могли ее расширить…

– А если Большой Дэниел тебя на этом поймает, добра не жди.

– И что он сделает? Четвертует нас? Он уже все равно собрался это сделать, не так ли?

Сэм что-то делал в темноте недолгое время, потом пробормотал:

– Если бы найти что-то, чтобы отломить доску…

– Я сижу на каком-то куске древесины.

– Давай попробуем…

Теперь они действовали сообща и наконец сумели протиснуть крепкий деревянный брусок сквозь дыру в переборке. Действуя им как рычагом, они навалились на брусок всем весом. Дерево с треском поддалось, и Сэм просунул руку в отверстие.

– Там просторно. Может, и сумеем выбраться.

Они набросились на переборку, расширяя дыру, ломая ногти и сажая занозы в ладони.

– Назад! Все назад! Отодвиньтесь! – приказал наконец Сэм и полез в дыру.

Как только остальные услышали, что он отползает от другой стороны переборки, они сразу полезли за ним.

Пробираясь вперед на ощупь, Сэм задыхался от жуткого запаха перца, обжигавшего ему носоглотку. Они оказались в трюме, где находились бочки со специями. Света здесь было чуть больше – он проникал сквозь щели вокруг люка, потому что там отсутствовал водозащитный порог.

Беглецы с трудом могли протиснуться между огромными бочками, каждая выше человеческого роста, и ползти по ним тоже не было возможности: палуба нависала слишком низко. Но они все же пробрались, хотя это и оказалось рискованно.

Тяжелые бочки слегка сдвигались от качки корабля. Они царапали дно трюма и ударялись друг о друга, натягивая держащие их канаты. Человека могло раздавить как таракана, если бы он угодил между ними.

Сэм Боуэлс был самым мелким из всех. Он полз первым, остальные – за ним.

Внезапно пронзительный вскрик разнесся по трюму, заставив всех замереть на месте.

– Тихо, безмозглый ублюдок! – Сэм в бешенстве обернулся. – Ты их привлечешь сюда!

– Моя рука! – продолжал кричать Питер Лоу. – Уберите это с меня!

Одна из громадных бочек приподнялась при наклоне корабля – и снова встала на место, всем своим весом придавив к палубе руку мужчины. Она продолжала скользить и прыгать на его руке, так что все услышали треск костей в локте и предплечье, похожий на сухой треск зерна между мельничными жерновами. Питер истерически кричал, и угомонить его не было никакой возможности: боль лишила его рассудка.

Сэм прополз назад, к Питеру.