Текст книги "Хищные птицы"

Сэр Фрэнсис сидел за своим письменным столом, а Хэл опустился на колени на голый пол. Сэр Фрэнсис набросил на плечи официальный плащ, на его груди сверкал великолепный золотой знак рыцаря-морехода. Знак изображал грозного английского льва, держащего над собой croix pattee[5]5
  Croix pattee – в геральдике прямой равносторонний крест с расширяющимися концами. Использовался в Средние века рыцарями-храмовниками (тамплиерами) и их последователями.


[Закрыть]; над крестом сверкали звезды и полумесяц – знак Девы Марии. Глаза льва были рубиновыми, звезды – алмазными. На среднем пальце правой руки сэра Фрэнсиса красовалось узкое золотое кольцо, на котором были выгравированы компас и квадрант Дэвиса, инструменты навигатора, и над ними – коронованный лев. Кольцо было небольшим и скромным, в отличие от знака на груди.

Сэр Фрэнсис вел урок на латыни. Использование этого языка гарантировало, что только высокообразованные люди могли стать членами ордена.

– Кто ты таков? – задал сэр Фрэнсис первый вопрос.

– Генри Кортни, сын Фрэнсиса и Эдвины.

– Зачем ты пришел сюда?

– Я пришел, чтобы отдать себя на службу ордена Святого Георгия и Священного Грааля.

– Откуда ты пришел?

– Из океана, потому что там мое начало, и в конце океан станет моим саваном.

Этим ответом Хэл признавал морские корни ордена. Следующие пятьдесят вопросов выясняли, насколько послушник понимает историю ордена.

– Кто был до тебя?

– Бедные рыцари Христовы и храма Соломонова.

Рыцари-храмовники ордена Святого Георгия и Священного Грааля были наследниками угасшего ордена рыцарей-тамплиеров.

После этого сэр Фрэнсис заставил Хэла изложить историю ордена; как в 1312 году на тамплиеров напал и уничтожил их король Франции Филипп Красивый при молчаливом попустительстве своей марионетки, папы Климента Пятого. Огромное состояние тамплиеров и их земли были конфискованы короной, а большинство самих тамплиеров замучили и сожгли на костре. Однако мореходы-тамплиеры, предупрежденные своими друзьями, ускользнули через пролив и вышли в море. Они отправились в Англию и просили защиты у короля Эдуарда Второго. И с тех пор открыли свои ложи в Шотландии и Англии под новыми названиями, но сохранили все догматы первичного ордена.

Далее сэр Фрэнсис заставил сына повторить тайные слова опознания и особое пожатие руки, благодаря которым рыцари ордена узнавали друг друга.

– In Arcadia habito. Я пребываю в Аркадии, – выразительно произнес сэр Фрэнсис, наклоняясь к Хэлу, чтобы сжать его руку в обеих ладонях.

– Flumen sacrum bene cognosco! Я хорошо знаю священную реку! – почтительно ответил Хэл, скрещивая свой указательный палец с указательным пальцем отца.

– Объясни значение этих слов, – потребовал сэр Фрэнсис.

– Это наш договор с Богом и друг с другом. Орден – это Аркадия, а мы все – река.

Корабельный колокол дважды отбивал время, прежде чем все вопросы были заданы и все ответы получены. Наконец Хэлу было позволено подняться с колен.

Когда он добрался до собственной крошечной каюты, он слишком устал даже для того, чтобы зажечь масляную лампу. Хэл просто упал на койку одетым. Он лежал в полном отупении и умственном изнеможении. Вопросы и ответы катехизиса гудели в его голове, бесконечно повторяясь в утомленном мозгу, пока не стали уже казаться лишенными смысла.

Потом Хэл услышал звуки тихого движения за переборкой, и самым чудесным образом его усталость как ветром сдуло. Он сел, все его чувства устремились к соседней каюте. Он не мог зажечь лампу, потому что звук удара по кремню мог проникнуть туда.

Хэл скатился с койки и в темноте босиком бесшумно двинулся к переборке.

Опустившись на колени, он осторожно провел пальцами по доскам, пока не нашел затычку в дырке, вставленную им прежде. Тихо вытащив ее, он прильнул к щели глазом.

Его отец позволял Катинке ван де Вельде с ее горничной сходить на берег и целый час гулять по пляжу в сопровождении Эболи. И днем, когда женщины ушли с корабля, Хэл улучил минутку, чтобы заскочить в свою каюту. Концом своего кинжала он расширил дырку в переборке. Потом выстрогал затычку из такой же древесины, чтобы замаскировать отверстие.

Теперь его мучило чувство вины, но он не мог сдержаться. И смотрел в увеличившуюся щель. Теперь обзор стал гораздо лучше. У противоположной переборки стояло высокое венецианское зеркало, и в нем Хэл прекрасно видел даже те части каюты, которые прежде были скрыты от него. Ясно было, что это маленькое помещение – продолжение другого, большего по размеру и роскошно обставленного. Видимо, эта каюта служила гардеробной и комнаткой уединения, где жена губернатора могла искупаться и заняться более интимными вещами. В центре там стояла ванна, тяжелая, керамическая, в восточном стиле, украшенная по бокам горными пейзажами и изображениями бамбуковых лесов.

Катинка сидела на низком табурете в другом конце каюты, а горничная расчесывала ей волосы щеткой с серебряной ручкой. Волосы спадали до талии Катинки и от каждого движения щетки переливались золотом в свете лампы. На женщине было парчовое платье, жесткое от золотых кружев, но Хэл счел, что ее волосы выглядят куда богаче драгоценных золотых нитей.

Он таращился на нее, зачарованный, стараясь запомнить каждое движение ее белых рук, каждый нежный поворот ее чудесной головы. Звук ее голоса, тихого смеха бальзамом проливался на его утомленные тело и разум.

Горничная закончила свою работу и ушла. Катинка встала, и Хэл упал духом, потому что ждал, что она сейчас задует лампу и выйдет. Но Катинка вместо этого пошла в его сторону. Хотя она была вне прямого поля его зрения, он все же видел ее отражение в зеркале. Между ними находилась лишь переборка, и Хэл испугался, что Катинка может услышать его тяжелое дыхание.

Он смотрел на ее отражение и видел, как она наклонилась и подняла крышку ночного сосуда, закрепленного по другую сторону переборки, к которой прижимался Хэл. И вдруг, прежде чем он успел осознать, что она собирается сделать, женщина подняла юбку платья до талии и одновременно опустилась, как птичка, на сиденье ночного сосуда.

Она продолжала смеяться и болтать с горничной, что находилась в соседнем помещении, и одновременно раздалось журчание… Когда же она снова встала, Хэлу еще на мгновение было даровано зрелище ее длинных светлых ног, прежде чем на них упала юбка и Катинка грациозно вышла из туалетной комнаты.

Хэл лежал в темноте на жесткой койке, прижав руки к груди, и пытался заснуть. Но картина неземной красоты Катинки терзала его. Все тело юноши горело, он тревожно переворачивался с боку на бок.

– Я буду сильным! – прошептал он вслух и сжал кулаки так, что хрустнули пальцы.

Он старался выгнать из головы волнующий образ, но тот жужжал в его мозгу, как стайка рассерженных пчел.

Хэл снова и снова слышал в воображении ее смех, смешивавшийся с тихим журчанием, и больше не мог сопротивляться. Со стоном стыда он сдался и обеими руками потянулся к надувшемуся паху…

Когда весь груз древесины был вынут из главного трюма, запасную мачту стало возможно поднять на палубу. Для такой работы требовалась половина команды корабля. Массивную мачту длиной почти с сам галеон нужно было очень осторожно и аккуратно поставить на место. Но сначала ее по воде переправили на берег. И там, под укрытием густого леса, команда плотников установила ее на козлы и начала строгать и подгонять к отверстию в палубе, чтобы заменить наконец сломанную бурей мачту.

Только когда трюм опустел, сэр Фрэнсис смог созвать всю команду, чтобы люди стали свидетелями того, как он откроет сокровищницу, намеренно спрятанную голландцами под самым тяжелым грузом. Это была обычная практика Голландской Ост-Индской компании – защищать таким образом самое ценное. Несколько сотен тонн тяжелых кусков древесины, наваленных на вход в комнату-сейф, должны были остановить даже самого решительного вора.

Когда команда сгрудилась вокруг открытого люка, сэр Фрэнсис и боцман спустились в трюм, неся зажженные лампы, и исследовали печати, наложенные голландским губернатором Тринкомали на дверь.

– Печати не тронуты! – крикнул сэр Фрэнсис наблюдателям, и те откликнулись довольно шумно.

– Ломай петли! – приказал сэр Фрэнсис Большому Дэниелу, и тот с жаром взялся за дело.

Во все стороны полетели щепки; бронзовые петли взвизгнули, когда их отодрали от переборки. Изнутри комната-сейф оказалась обита медными листами, но железный ломик Большого Дэниела пробился сквозь металл, и под восторженное гудение зрителей содержимое помещения открылось.

Их взорам предстали пятнадцать плотных парусиновых мешков с монетами. Дэниел вытащил их из сейфа и уложил в грузовую сеть, чтобы потом поднять на палубу. Далее настала очередь слитков драгоценных металлов. Они были уложены по десять штук в ящики из грубых, неоструганных досок, на которых выжгли количество и вес слитков.

Выбравшись из трюма, сэр Фрэнсис приказал оставить на палубе два мешка монет, а остальные, как и ящики со слитками, отнести в его каюту.

– Эти монеты мы разделим прямо сейчас, – сказал сэр Фрэнсис команде. – А остальную часть вашего жалованья вы получите потом, когда мы вернемся в старую добрую Англию.

Он наклонился к оставшимся мешкам и разрезал кинжалом бечевки. Мужчины взвыли, как стая голодных волков, когда на палубу хлынул поток блестящих серебряных монет по десять голландских гульденов.

– Считать ни к чему. Эти сырные головы уже проделали за нас всю работу.

Сэр Фрэнсис показал на цифры, нанесенные по трафарету на мешки.

– Каждый из вас по очереди выходит вперед, когда назовут его имя.

Со взволнованным смехом и непристойными шуточками моряки выстроились на палубе. Когда звучало имя очередного матроса, он выходил вперед, держа в руках шапку, и ему насыпали в нее причитавшуюся ему долю серебряных гульденов.

Хэл оказался единственным человеком на борту, который не принял участия в дележе добычи. Хотя его имя тоже прозвучало среди прочих и ему полагалось почти две сотни гульденов, деньги за него принял отец.

– Нет большего глупца, чем мальчишка с серебром или золотом в кошеле, – рассудительно объяснил он Хэлу. – Однажды ты поблагодаришь меня за то, что я сберег твои денежки.

После этого он обернулся к команде.

– То, что вы вдруг разбогатели, не значит, что у меня нет для вас работы, – с сердитой насмешкой проревел он. – Остальную часть тяжелого груза необходимо переправить на берег, а потом мы сможем подвести корабль к суше, накренить и отчистить днище, поставить новую мачту и установить пушки. В общем, работы достаточно, чтобы вы были как следует заняты месяц-другой.

Служа на кораблях сэра Фрэнсиса, никто не мог позволить себе лениться. Скука – самый опасный враг из всех, с которыми сэр Фрэнсис когда-либо встречался. И пока одна смена занималась разгрузкой, он находил дело и остальным. Люди ни на минуту не должны забывать о том, что их корабль – боевой и им следует в любой момент быть готовыми к встрече с наглым врагом.

Когда были открыты все люки и подняты огромные бочки со специями, на палубе практически не осталось места для тренировок с оружием, поэтому Большой Дэниел забрал свободных от дела людей на берег. Они построились в шеренги плечом к плечу и действовали ручным оружием. Работали абордажными саблями – удар влево, выпад, отступление; удар вправо, выпад, отступление… пока наконец не обливались потом с головы до ног и едва могли дышать.

– Ладно, хватит! – заявил наконец Большой Дэниел, но это не значило, что все свободны. – Разбились на пары для борьбы, чтобы разогреть кровь! – закричал он снова и расставил мужчин по двое, хватая их за ворот и толкая друг к другу, как будто они были какими-нибудь бойцовыми петухами на арене.

Вскоре пляж заполнили пары борющихся мужчин, обнаженных до пояса: они кричали, стараясь сбить друг друга с ног, катались по белому песку.

Стоя за первыми деревьями леса, Катинка и ее горничная с любопытством наблюдали за борцами. В нескольких шагах позади женщин стоял Эболи, прислонившись к желтому стволу одного из лесных гигантов.

Хэлу пришлось бороться с матросом старше его на двадцать лет. Они были одного роста, но старший мужчина весил больше примерно на стоун[6]6
  Стоун – единица измерения массы, равная 6,35 кг.


[Закрыть]. Оба они старались захватить друг друга за шею и плечи, топтались на месте и выписывали круги, пытаясь лишить противника равновесия или подцепить его ногой, чтобы опрокинуть.

– Работай бедрами! Брось его через бедро! – шептала Катинка, наблюдая за Хэлом.

Ее так захватило зрелище, что она бессознательно сжала кулаки и колотила ими себя по бокам, как будто подталкивая Хэла; ее щеки раскраснелись так, как не раскрасила бы их целая баночка румян.

Катинка обожала смотреть, как люди или животные схватывались друг с другом. И при каждой возможности муж водил ее на бычьи и петушиные бои или на драки терьеров.

– Когда проливается красное вино, моя прелестная малышка счастлива!

Ван де Вельде даже гордился необычным пристрастием жены к кровавым зрелищам. Она никогда не пропускала рыцарских турниров, наслаждалась даже английским спортом – дракой на кулаках. Однако вот такая борьба, рестлинг, была одним из ее любимых развлечений, и она знала наизусть все захваты и броски.

Теперь она была зачарована грациозными движениями юноши, приходя в восторг от его ловкости. Она могла бы с уверенностью сказать, что его хорошо учили, потому что, хотя противник Хэла превосходил его по весу, Хэл двигался быстрее и сил у него было больше. Он использовал вес противника против него же самого, и старшему бойцу приходилось трудновато.

Наконец Хэлу удалось лишить его равновесия. Следующий толчок юноши уже не встретил сопротивления, противник упал назад, но Хэл не отпускал его. Когда они рухнули на землю, Хэл мгновенно перевернулся, ударил противника коленом в живот и перебросил через голову. И пока оппонент не успел опомниться, Хэл оседлал его и прижал к земле. Схватив его за связанные в хвост волосы, он ткнул противника лицом в белый песок, и тот захлопал по земле ладонями, давая понять, что сдается.

Хэл отпустил его и с легкостью кошки вскочил на ноги. Матрос, задыхаясь, поднялся на колени и выплюнул песок. А потом вдруг бросился на Хэла – как раз в тот момент, когда юноша уже отворачивался. Хэл краем глаза заметил движение крепкого кулака, устремившегося к его голове, и попытался увернуться от удара, но сделал это недостаточно быстро. Кулак зацепил его лицо, и из одной ноздри юноши хлынула кровь. Он схватил мужчину за запястье и вывернул ему руку за спину. Матрос заорал, когда Хэл вынудил его согнуться пополам.

– Черт побери, похоже на то, мастер Джон, что тебе нравится вкус песка!

Хэл развернул матроса и босой ногой пнул в спину так, что тот снова растянулся на пляже.

– Ты стал слишком умным и нахальным, мастер Хэл! – К ним подошел Большой Дэниел; он хмурился, а его голос звучал хрипло оттого, что он пытался скрыть восторг от представления, устроенного его учеником. – В следующий раз я дам тебе напарника покрепче. И постарайся, чтобы капитан не услышал твои богохульства, или тебе самому придется наглотаться белого песочка!

Хэл засмеялся, довольный явным одобрением Дэниела (пусть тот и старался его скрыть) и ободряющими криками других борцов, отошел к воде и зачерпнул ее, чтобы смыть с лица кровь.

«Иисус и Мария, до чего же ему нравится побеждать! – тихо усмехнулся ему вслед Дэниел. – Как ни старайся капитан Фрэнки, этого ему не сломить. Старый пес произвел на свет щенка своей же крови!»

– Как ты думаешь, сколько ему лет? – задумчиво спросила Катинка свою горничную.

– Понятия не имею, – чопорным тоном ответила Зельда. – Он просто ребенок.

Катинка с улыбкой покачала головой, вспоминая, как Хэл стоял на корме полубаркаса, совершенно нагой.

– Спроси у нашего черного сторожевого пса.

Зельда послушно обернулась и спросила по-английски:

– Сколько лет этому мальчику?

– Достаточно, чтобы она его захотела, – проворчал Эболи на своем языке.

Он изобразил на лице недоумение, сделав вид, что не понимает вопроса. В последние несколько дней, охраняя пленницу, Эболи внимательно присматривался к этой женщине с волосами цвета солнца. И давно уже заметил яркий, хищнический блеск в глубине удивительных фиолетовых глаз. Она наблюдала за юношей так, как мангуста наблюдает за пухлым цыпленком, и хотя склоняла голову с выражением невинности, распутные движения ее бедер под слоями яркого шелка юбок и кружев выдавали ее.

– Шлюха останется шлюхой независимо от цвета ее волос, и не важно, живет ли она в бедной хижине или в роскоши губернаторского дворца. – Глубокий звук голоса Эболи сопровождался резким щелканьем языка, характерным для речи его племени.

Зельда негодующе отвернулась от него.

– Глупое животное. Он ничего не понимает.

Хэл отошел от воды и направился к деревьям. Протянул руку к ветке, на которой висела сброшенная им рубашка. Волосы у него все еще оставались влажными, а обнаженные грудь и плечи покрылись розовыми пятнами от грубых столкновений во время борьбы. На щеке осталась полоска крови.

Подняв руку к рубашке, Хэл посмотрел в сторону. Его взгляд встретился с фиолетовыми глазами Катинки. До этого момента Хэл не замечал ее присутствия. В один миг все его самодовольство улетучилось, и он отступил назад, как будто она неожиданно ударила его. Лицо юноши густо покраснело, и краска стерла более светлые пятна, оставленные ударами противника.

Катинка дерзко уставилась на его обнаженную грудь. Хэл скрестил руки перед собой, как будто устыдившись.

– Ты была права, Зельда, – заявила Катинка, небрежно взмахнув рукой. – Просто неуклюжий ребенок, – добавила она на латыни, уверенная, что он поймет.

Хэл в отчаянии смотрел на нее, когда Катинка, подобрав юбку, в сопровождении Зельды и Эболи царственно отправилась по пляжу к ожидавшему ее полубаркасу.

В тот вечер, лежа на узкой койке, на комковатом соломенном тюфяке, Хэл услышал за переборкой звуки движения, тихие голоса и смех. И уже приподнялся на локте… но тут вспомнил оскорбление, брошенное ему так презрительно.

– Я вообще не стану больше думать о ней, – пообещал себе Хэл, снова опускаясь на тюфяк.

Он прижал ладони к ушам, чтобы заглушить музыкальный звук ее голоса. И в попытке выбросить Катинку из головы он начал тихо повторять катехизис ордена.

Но прошло еще много времени, пока усталость наконец позволила ему погрузиться в глубокий темный сон, лишенный сновидений.

В начале лагуны, почти в двух милях от того места, где стоял на якоре «Решительный», поток чистой воды пробивался по узкой расселине, чтобы смешаться с солоноватой водой внизу.

Два баркаса, медленно шедшие против течения к устью расщелины, спугнули с мелководья стайку водяных птиц. Те взлетели, издавая какофонию диких криков, кряканья и гогота, – два десятка разновидностей уток и гусей, не похожих на тех, каких путешественники знали на севере. Были здесь и вовсе диковинные птицы – с клювами странной формы или непропорционально длинными ногами, были и цапли, и кроншнепы, и белые цапли, не слишком похожие на английских, крупнее или с более ярким оперением. Небо потемнело от крыльев, и удивленные мужчины на минутку опустили весла, чтобы посмотреть на это разнообразие.

– Земля чудес, – пробормотал сэр Фрэнсис, глядя на это безумное представление. – А мы ведь изучили здесь лишь малую часть. И какие еще диковины лежат дальше, во внутренних районах? Наверняка ни один человеческий глаз такого не видел.

Слова отца разбудили воображение Хэла, вернув его к образам драконов и чудовищ, украшавших лоции, которые он изучал.

– Двигаемся дальше! – приказал сэр Фрэнсис, и они снова согнулись над длинными веслами.

В первой лодке их сидело всего двое: сэр Фрэнсис с силой взмахивал веслом по правому борту, и Хэл не отставал от него. Между ними стояли пустые бочки для воды – именно для того, чтобы их наполнить, они и предприняли эту экспедицию. Точнее, это было формальной целью. А настоящая причина лежала на дне лодки у ног сэра Фрэнсиса. Этой ночью Эболи и Большой Дэниел перенесли парусиновые мешки с монетами и ящики со слитками из каюты капитана на баркас и спрятали их под просмоленной парусиной на дне. А на носу лежали пять бочонков с порохом и куча оружия, захваченного вместе с сокровищами галеона: абордажные сабли, пистолеты и мушкеты, кожаные мешки со свинцовыми пулями.

Нед Тайлер, Большой Дэниел и Эболи плыли следом во второй лодке – этим троим сэр Фрэнсис доверял больше, чем всей остальной команде. Их лодка тоже была нагружена бочками для воды.

Когда они поднялись дальше вверх по течению, сэр Фрэнсис перестал грести и наклонился через борт. Зачерпнув в пригоршню воды, он попробовал ее. И удовлетворенно кивнул:

– Чистая и вкусная.

И крикнул Неду Тайлеру:

– Можете начать наполнять бочки. Мы с Хэлом пройдем еще немного выше по течению.

Едва Нед повернул лодку к берегу, по ущелью разнесся дикий гулкий лай.

Все вскинули головы.

– Что это за твари? Может, люди? – резко спросил Нед. – Какие-то странные волосатые карлики?

В его голосе слышались страх и трепет, когда он уставился вверх, на ряд силуэтов, похожих на человеческие, что выстроились на краю ущелья высоко над ними.

– Обезьяны! – крикнул ему сэр Фрэнсис, налегая на весло. – Вроде тех, что живут на берберийском побережье!

Эболи усмехнулся, а потом закинул голову и точно повторил клич самца-бабуина, вожака стаи. Большинство молодых животных нервно подпрыгнули и рассыпались по утесу при этом звуке.

Но здоровенный самец принял вызов. Он опустился на все четыре лапы на краю ущелья и широко разинул рот, демонстрируя пугающие белые клыки. Осмелев от этой демонстрации, несколько молодых животных вернулись и принялись швырять в лодки мелкие камни и палки. Людям пришлось уворачиваться от этих снарядов.

– Стрельни по ним, отгони! – приказал сэр Фрэнсис.

– Легко!

Большой Дэниел снял с плеча мушкет и подул на тлеющий кончик фитиля, вскидывая к плечу приклад.

В ущелье прогремел выстрел, и мужчины расхохотались при виде гримас стаи бабуинов, перепуганных выстрелом. Пуля ударилась в край утеса, вышибив фонтан камешков, и молодые обезьяны от испуга смешно подпрыгнули, пятясь назад. Обезьяны-матери схватили своих малышей, прижали их к животам и рванулись выше по склону, и даже храбрый вожак забыл о достоинстве и поспешил удрать в безопасное место.

Через несколько секунд утес опустел, а шум панического отступления затих.

Эболи спрыгнул через борт, погрузившись в речку по пояс, и потащил лодку к берегу, а Дэниел и Нед откупорили бочки, чтобы наполнить их водой.

Сэр Фрэнсис и Хэл во второй лодке налегли на весла и двинулись дальше вверх по течению.

Примерно через полмили речка резко сузилась, утесы по обе ее стороны стали круче. Сэр Фрэнсис остановился, определяясь с их местонахождением, а потом повернул баркас к утесу и причалил к стволу сухого дерева, что торчал из щели между камнями. Оставив Хэла в лодке, он спрыгнул на узкий выступ под утесом и полез вверх.

Никакой тропы здесь не было, но сэр Фрэнсис уверенно двигался от одной опоры к другой. Хэл с гордостью наблюдал за ним: ведь, по его представлениям, отец уже являлся стариком, он давно миновал почтенную границу сорока лет, однако карабкался вверх легко и энергично.

И вот в пятидесяти футах над рекой сэр Фрэнсис нашел выступ, невидимый снизу, и осторожно прошел по нему. Потом опустился на колени, чтобы изучить узкую щель в стене утеса. Щель прикрывала груда аккуратно уложенных камней.

Сэр Фрэнсис с облегчением улыбнулся, увидев, что здесь все точно так же, как он оставил много месяцев назад. Осторожно убрав камни от щели, он отложил их в сторону, и вот уже отверстие стало достаточно большим, чтобы он мог забраться внутрь.

В пещере за входом было темно, однако сэр Фрэнсис встал и потянулся к каменной полке над головой; там он нащупал кремень и железное кресало, оставленные им прежде. Когда на принесенной им свече затрепетал огонек, капитан огляделся.

Все сохранилось нетронутым с момента его прошлого посещения пещеры. Пять ящиков стояли вдоль задней стены. Это были трофеи, добытые на «Хеерлик Нахт», в основном пластины серебра и сотня тысяч гульденов в монетах, которые предназначались для жалованья голландскому гарнизону в Батавии. Рядом со входом лежало разобранное подъемное устройство. Сэру Фрэнсису понадобилось почти полчаса, чтобы приладить тяжелый деревянный брус со шкивом на опорную раму так, чтобы он выступал за вход в пещеру, а потом опустить канат к лодке внизу.

– Быстро, крепи первый ящик! – крикнул он Хэлу.

Хэл привязал ящик, и сэр Фрэнсис потащил его вверх – шкив скрипел от его тяжести. Ящик через несколько минут исчез, а конец веревки снова упал вниз, болтаясь на таком уровне, чтобы Хэл мог достать.

Хэл привязал второй ящик.

Понадобилось намного больше часа, чтобы поднять все слитки и мешки с монетами и сложить их в глубине пещеры. Потом они принялись за бочонки с порохом и связки оружия.

Последним наверх отправился самый маленький предмет: ящичек, в который сэр Фрэнсис уложил компас и квадрант, рулон морских карт, найденных на галеоне, кремень и кресало, набор хирургических инструментов в просмоленном парусиновом мешке и кое-что еще, что могло помочь выжить людям, застрявшим на этом диком, неисследованном побережье.

– Поднимайся сюда, Хэл! – крикнул наконец сэр Фрэнсис.

Хэл вскарабкался на утес со скоростью и живостью молодого бабуина.

Когда юноша добрался до отца, тот удобно сидел на узком выступе, свесив ноги, и занимался тем, что набивал табаком свою глиняную трубку.

– Помоги-ка мне немного, парень. – Сэр Фрэнсис махнул трубкой в сторону вертикальной щели в поверхности утеса. – Закрой снова вход.

Хэл потратил полчаса, укладывая камни у входа, чтобы скрыть его и не соблазнять чужаков. Конечно, вероятность, что кто-то забредет в это далекое ущелье, была слишком мала, но Хэл и его отец прекрасно знали, что сюда могут вернуться бабуины. А они так же любопытны и вредны, как любой человек.

Когда Хэл собрался было спуститься со скалы, сэр Фрэнсис остановил его, коснувшись плеча.

– Незачем спешить. Остальные вряд ли уже набрали достаточно воды.

Они какое-то время сидели на уступе молча. Сэр Фрэнсис курил. Потом сквозь облако синеватого дыма донесся его вопрос:

– Что я делал здесь?

– Прятал нашу долю добычи.

– Не только нашу, – поправил его сэр Фрэнсис. – Но и долю короны и всех матросов на борту. Но почему я это сделал?

– Серебро и золото – сильный соблазн, даже для честного человека. – Хэл повторил то, что отец много раз вбивал ему в голову.

– Но разве я не должен доверять собственной команде? – спросил сэр Фрэнсис.

– Если ты никому не доверяешь, никто тебя не разочарует, – снова повторил заученный урок Хэл.

– Ты сам в это веришь?

Сэр Фрэнсис повернулся, чтобы видеть лицо сына, когда тот отвечал. Хэл замялся.

– Ты доверяешь Эболи?

– Да, я ему доверяю, – неохотно признал Хэл, словно это было каким-то грехом.

– Эболи – хороший человек, лучше не бывает. Но ты ведь заметил, что я не взял его с собой сюда. – Сэр Фрэнсис немного помолчал, потом спросил: – А мне ты доверяешь, юноша?

– Конечно.

– Почему? Я ведь такой же человек, как любой другой, а я тебя учил не доверять ни единому человеку, так?

– Но ты мой отец, и я люблю тебя.

Глаза сэра Фрэнсиса слегка затуманились, и он поднял руку, словно желая погладить сына по щеке. Потом вздохнул, опустил руку и уставился на реку внизу. Хэл ожидал, что отец осудит его ответ, но этого не случилось. Через какое-то время сэр Фрэнсис задал следующий вопрос:

– А что насчет прочих вещей, которые я здесь спрятал? Порох и оружие, и карты, и другое. Зачем я положил это здесь?

– На случай непредвиденного в будущем. – Хэл ответил уверенно – он достаточно часто слышал в прошлом этот вопрос. – У умной лисицы всегда много выходов из норы.

Сэр Фрэнсис кивнул.

– Все мы, кто ходит под парусами каперов, всегда рискуем. И однажды эти несколько ящиков могут спасти нам жизнь.

Сэр Фрэнсис снова замолчал, докуривая последние крошки табака в трубке. А потом тихо произнес:

– Если Господь к нам милостив, придет время, и, может быть, довольно скоро, когда эта война с Голландией закончится. Тогда мы вернемся сюда, заберем свою награду и поплывем домой, в Плимут. Я давно мечтаю о том, чтобы владеть особняком в Гейнсборо, возле Уилда… – Он резко умолк, словно боясь искушать судьбу такими фантазиями. – Если со мной что-нибудь случится, ты должен знать и помнить, где я храню все наши трофеи. Это станет моим наследством для тебя.

– Ничего и никогда с тобой не случится! – взволнованно воскликнул Хэл.

Но это была скорее мольба, чем убежденное заявление. Хэл просто не мог себе представить существования без этой величественной опоры в центре мира.

– Не существует бессмертных людей, – мягко произнес сэр Фрэнсис. – Все мы в долгу перед Господом, всех ждет смерть.

На этот раз сэр Фрэнсис все же позволил своей правой руке на мгновение легко лечь на плечо Хэла.

– Идем, юноша. Мы еще должны наполнить все бочки и вернуться к лодке до темноты.

Когда баркасы не спеша ползли по краю темнеющей лагуны, Эболи занял место сэра Фрэнсиса на весле, и теперь отец Хэла сидел на корме, закутавшись в темный шерстяной плащ от вечерней прохлады. Лицо его хранило мрачное и отстраненное выражение. Хэл, сидевший на весле, тайком рассматривал его. Их разговор у входа в пещеру встревожил его, породив предчувствие чего-то дурного впереди.

Хэл предполагал, что, после того как они бросили якорь в этой лагуне, его отец изучил собственный гороскоп. Хэл видел карту зодиака, покрытую таинственными значками, – она лежала на столе в каюте отца. Это могло иметь отношение к странному настроению отца, к его погруженности в себя. Как говорил Эболи, звезды были его детьми и он знал все их тайны.

Внезапно сэр Фрэнсис вскинул голову и принюхался к вечернему воздуху. И тут же его лицо изменилось: он всмотрелся в опушку леса. Никакие, даже самые мрачные мысли не могли поглотить его до такой степени, чтобы он перестал замечать все вокруг.

– Эболи, рули к берегу, будь любезен.

Они повернули лодку к узкой полосе песка, и вторая лодка последовала за ними. Когда все они выскочили на берег и закрепили оба баркаса, сэр Фрэнсис чуть слышно приказал:

– Берите оружие. Идите за мной, только тихо.

Он повел их в лес. Они крались через подлесок, пока не вышли вдруг на отлично утоптанную тропу. Капитан оглянулся, убеждаясь, что остальные не отстают, и зашагал по этой тропе.

Хэл совершенно не понимал действий отца, пока наконец не почуял легкий запах древесного дыма и не заметил легкое свечение над вершинами густого леса. Должно быть, именно оно и насторожило сэра Фрэнсиса.

Выйдя на маленькую поляну, сэр Фрэнсис резко остановился. На поляне находились четверо мужчин, которые не заметили его. Двое из них лежали, как трупы на поле битвы, один еще держал в ослабевших пальцах квадратную коричневую бутылку ручной выдувки, другой храпел, пуская слюну из уголка рта.