Текст книги "Тирания экспертов. Экономисты, диктаторы и забытые права бедных"

Фонг был одним из немногих китайских экономистов, обладавших американскими связями, необходимыми для получения денег от ИТО. Еще в молодости судьба предоставила ему шанс попасть в Соединенные Штаты, и он довольно быстро освоился в новой для себя атмосфере.

Генри (или по-китайски Сянь Дин) Фонг родился 6 сентября 1903 года в Нинбо (там же, где родился Чан Кайши), в семье ювелира, который умер, когда Фонгу было семь лет. Мать направила все свои скромные ресурсы на воспитание единственного сына (что соответствовало китайской традиции). В десять лет она отдала Сяня в начальную школу методистов, где можно было изучать английский. Это выглядело как дальновидный шаг в то время, когда Китайская империя рухнула, а будущее казалось связанным с «зонами влияния» западных держав (где требовалось владеть как минимум английским языком). В возрасте 14 лет Фонг поступает в ученичество к шанхайскому хлопковому магнату господину Мо, который в 1921 году оплатит поездку молодого человека в США и будет финансировать его учебу в Нью-Йоркском университете. Живя в Нью-Йорке, Сянь Дин будет подрабатывать, обучая дам – посетительниц универмага Gimbel’s – игре в маджонг (китайское домино).

Ключевым для карьеры Фонга оказался 1924 год. Именно тогда он вступил в Чэнь Чжи-хуэй (Chen Chih-hui, CCH – «Общество реализации жизненных устремлений»), землячество китайских студентов, обучающихся в США. Благодаря членству в CCH Фонг свел дружбу с большой группой американизированных китайских студентов, что поможет его карьерному росту в ИТО. Самым значимым из тех, с кем Фонг познакомился в Чэнь Чжи-хуэй, был Франклин Хо, его будущий наставник. В то время получавший степень PhD в Йельском университете, Хо призвал Фонга следовать по тому же пути.

Хотя Фонг находился в США, когда там действовал Акт об исключении выходцев с Востока, у нас нет свидетельств, что этот факт на него как-то повлиял. Не говорит он об этом (и вообще о расовой дискриминации) и в своих воспоминаниях, опубликованных десятилетия спустя. Единственный косвенный намек на проблемы китайских студентов мы у него находим в описании трудностей общения с американскими девушками «из-за расовых различий»[101]101
  H. D. Fong, Reminiscences of a Chinese Economist at 70 (Singapore: South Seas Society 1975), 29.


[Закрыть]. На протяжении всей дальнейшей карьеры Фонг не высказывался по поводу запрета на китайскую иммиграцию в США. Тем не менее другой китайский ученый, посещавший США намного позже, в своей статье рассказал о том, как воздействовали на китайцев проявления расизма. «Многие китайские лидеры получили образование и профессиональную подготовку в Америке… Моральные последствия акта о запрете китайской иммиграции… крайне велики, ибо китайцы считают этот закон наглядным символом ныне порицаемой доктрины расового неравенства, которому не место в дивном новом мире»[102]102
  Yuan Chen, “Post-War Foreign Policy,” in What the Chinese Think About Postwar Reconstruction: Internal Economic Development, Volume 19, Number 16 (November 1, 1943) of Foreign Policy Reports (New York: Foreign Policy Association, Inc.), 226.


[Закрыть]. По-видимому, уже на раннем этапе карьеры Фонг – как носитель технократического мышления – научился игнорировать неприятные жизненные реалии.

Получив докторскую степень, Фонг вернулся в Китай, где и присоединился к Франклину Хо в Нанкайском университете в Тяньцзине. Именно там с ними встретился Кондлайф в ходе своей поездки 1927 года. Вскоре в Нанкайском университете собралась группа исследователей, работавших на гранты от ИТО. Многие из них, обучаясь в США, входили в братство Чэнь Чжи-хуэй и, значит, были друзьями. Они придерживались многих западных традиций. Жилье молодых профессоров было выдержано в западном стиле, они пили кофе, привезенный из Сан-Франциско, и играли в пул – разновидность американского бильярда. Короче говоря, это были идеальные посредники между западными представителями ИТО и китайской академической средой.

Тем не менее Фонг и его американизированные китайские коллеги не усвоили либеральных идей Запада. Первый, оплаченный из средств ИТО проект Фонга, где исследовался рост ковроткачества в Тяньцзине, был обнародован в 1929 году. Основываясь на его результатах, участники конференции ИТО за 1929 год в своем отчете делают следующий вывод: «Сегодня технические знания процессов производства и распределения продвинулись столь далеко, что это позволяет развивающимся странам значительно сократить долгий путь и избежать многих издержек, связанных с отраслевой перестройкой и экспериментами, через которые пришлось пройти старым индустриальным странам». И добавляют, что «мир располагает знаниями об экономике и о тех улучшениях, которые возможны при помощи…рационализации. Поэтому мы не видим необходимости в том, чтобы промышленное развитие омрачалось потерей ресурсов, ненужным дублированием и разрушительной конкуренцией – явлениями, столь характерными для прошлых периодов индустриального развития»[103]103
  “Industrialization in the Pacific Countries (Summary of Round Table Discussions),” in J. B. Condliffe, ed., Problems of the Pacific 1929, Proceedings of the Third Conference of the Institute of Pacific Relations (New York: Greenwood Press, 1969), 70–71.


[Закрыть].

Подразумевалось, что кто-то проведет эту рационализацию, но кто это будет – не говорилось. Безличные грамматические конструкции станут отличительной чертой технократического подхода, свидетельством того, что его адептам безразлично, кто осуществит рекомендуемые действия. В споре сознательного планирования со стихийными решениями Фонг, предлагая «рационализацию», склоняется к первому. Кроме того, он склонен начинать «с чистого листа», игнорируя всю прежнюю историю промышленного развития. Далее мы увидим, как это привело Фонга к принятию авторитарных подходов к экономическому развитию.

Возможно, нелюбовь Фонга к стихийному предпринимательству отчасти объясняется тем, что в Китае оно было иностранным. В своем исследовании промышленного капитала Фонг в 1936 году отмечал, что большая часть его приходится на иностранные концессии и поступает из иностранных источников. Об этом он знал из личного опыта работы в шанхайской хлопковой отрасли, где преобладал японский капитал. Прибыль от этого стихийного предпринимательства текла из Китая в Японию. Ответом Фонга на столь неприятное ему японское доминирование стал его отход от концепции стихийного инвестирования в сторону сознательного планирования.

Мы приближаемся к важнейшему моменту, когда позиция Сунь Ятсена с его пропагандой планомерного развития сблизилась с позицией западных экспертов из ИТО в отношении развития Китая. Связующим звеном между двумя позициями был Генри Фонг, получавший финансирование от ИТО. В статье, изданной в 1936 году, Фонг призвал всех, кто трудится в интересах развития Китая, разделить «дальновидный и всеобъемлющий подход доктора Сунь Ятсена к вопросу о необходимости управления экономической жизнью страны»[104]104
  Hsien-t‘ing Fang, Toward Economic Control in China (Shanghai: China Institute of Pacific Relations, 1936), 5.


[Закрыть].

Предложенный Фонгом план развития должен был понравиться авторитарно настроенному Чан Кайши. Тезис о «рационализации» промышленного развития звучал аполитично. Выбор сознательного управления экономикой вместо стихийных решений не содержал указания на то, кто будет осуществлять это сознательное управление. Однако в реальности имелся лишь один претендент – национальное государство, которому для всеобъемлющего контроля над экономикой потребуется большая власть. Начинающему автократу, каким был Чан Кайши, этот подход должен был показаться самым оптимальным.

Для китайских экономистов сближение идей и политической необходимости обернулась назначениями их на правительственные посты. В 1936 году Франклин Хо возглавил политический отдел аппарата правительства, где он будет в течение десяти лет исполнять функции главного экономического советника Чан Кайши. Фонг последует за своим наставником в качестве председателя Центрального совета по вопросам планирования при правительстве Китая. На этом посту Фонг в 1936–1937 и 1938–1939 годах консультировал Чан Кайши по вопросам трехлетнего плана развития отраслей тяжелой промышленности. Речь шла о выпуске таких видов продукции, как сталь, чугун, медь, цинк, вольфрам, сурьма, химикалии, спирт и синтетические масла, а также электрооборудование, с привлечением специалистов и финансирования из Германии.

На новом посту Фонг еще раз подчеркнул «необходимость централизованного, скоординированного планирования и контроля над развитием экономики». В конце 1930-х годов моделями развития для него были «Германия и Советская Россия», «предпринявшие попытку индустриализации новейшими методами, которые Китай …мог бы воспроизвести с выгодой для себя»[105]105
  Paul Trescott, “H. D. Fong and the Study of Chinese Economic Development,” History of Political Economy 34, no. 4 (2002): 789–809.


[Закрыть]. В то время Фонг не мог еще в полной мере предвидеть ужасные реалии, которые – как нам теперь известно – характеризовали эти две модели развития. Просто ему больше импонировала модель планомерного развития экономики усилиями авторитарного правительства.

В итоге следует отметить, что Генри Фонг сыграл важную роль в практическом апробировании концепции технократического развития, независимо от того, экономическую политику какой страны она характеризовала. Пожалуй, ныне забытые работы Фонга на раннем этапе были крупнейшим вкладом в официальный консенсус по поводу развития, который на момент «рождения» самой концепции в 1949 году уже вполне сформировался.

Последним недостающим звеном является объяснение того, почему концепция технократического развития нашла позитивный отклик у сотрудников ИТО. Легче всего объяснить это, рассмотрев позицию их спонсора – Фонда Рокфеллера. В 1920-е и 1930-е годы Фонд Рокфеллера был крупнейшей в мире благотворительной организацией. Сегодня на ее сайте вывешено скромное пояснение: «Фонд Рокфеллера учрежден в 1913 году Джоном Д. Рокфеллером-старшим в целях содействия благополучию человечества во всем мире»[106]106
  http://www.rockefellerfoundation.org/about-us, accessed August 21, 2013.


[Закрыть].

По мере того как в 1930-е годы Фонд Рокфеллера увеличивал финансирование деятельности ИТО в Китае, его собственные амбиции в отношении этой страны возрастали. В одном из закрытых аналитических обзоров фонда мы находим риторический вопрос: «Есть ли на свете другая страна, где мы могли бы добиться столь же весомого приращения человеческого счастья и благополучия, как [это возможно] в Китае?»[107]107
  James C. Thompson, While China Faced West: American Reformers in Nationalist China, 1928–1937 (Cambridge MA: Harvard University Press, 1969), 139.


[Закрыть] По мнению одного из сотрудников Фонда, Китай являлся полигоном для реализации идей, которые в тот момент не были осуществимы в Америке: «Благодаря отсутствию в Китае сформированных корпоративных интересов демонстрация [теоретического] принципа возможна там задолго до того, как это произойдет в США». Китай – «большая лаборатория для социальных экспериментов, результаты которых имеют мировое значение». Это позволяет «сузить разрыв между средневековым аграрным обществом и современным научным знанием»[108]108
  Цит. по: Frank Ninkovich, “The Rockefeller Foundation, China, and Cultural Change,” Journal of American History 70, no. 4 (March 1984): 799–820.


[Закрыть]. Короче говоря, в глазах американцев Китай представлял собой «чистый лист». Эта страна «находится в плену нескольких сдерживающих традиций, но нынешнее пластичное состояние общественной жизни и институтов делает ее привлекательным поприщем для конструктивного служения»[109]109
  Thompson, While China Faced West, 138–139.


[Закрыть].

Фонд Рокфеллера также предпочел принципу стихийной эволюции сознательное управление развитием. Сотрудники фонда отмечали, что прогресс в одной сфере (например, в здравоохранении) настолько «зависит от улучшений в других сферах человеческой деятельности, таких как промышленность, сельское хозяйство, образование и транспорт, что все это нужно согласовать с программой государственного планирования»[110]110
  Socrates Litsios, “Selskar Gunn and China: The Rockefeller Foundation’s ‘Other’ Approach to Public Health.” Bulletin of the History of Medicine 79, no. 2 (Summer 2005): 295–318.


[Закрыть]. По словам одного из ученых, Фонд Рокфеллера стремился «объединить силы социологов, врачей, инженеров и агрономов для общего наступления на проблемы китайской деревни, тормозившие развитие страны»[111]111
  Yung-Chen Chiang, Social Engineering and the Social Sciences in China, 1919–1949 (Cambridge UK: Cambridge University Press, 2001), 226.


[Закрыть].

В том, как проблемы Китая обсуждались Фондом Рокфеллера, красноречиво отсутствует всякое уважение к инициативе и правам самих китайцев. Что не удивительно по меркам 1930-х годов, когда западный взгляд на расовые отношения не допускал, что люди в остальном мире заслуживают тех же прав, что и люди на Западе. Однако Фонд Рокфеллера, отказывая китайцам в индивидуальности, давал американским государственным чиновникам удобный повод сделать акцент на экономическом развитии Китая, чтобы таким образом отвлечь внимание от политики США в отношении китайской иммиграции и от проблем экстерриториальности в Китае.

Подход Фонда Рокфеллера к Китаю «с чистого листа» проявился и в том, как распределялись гранты от ИТО. Одним из авторитетных западных ученых, в числе первых получившим грант от Кондлайфа, стал британский историк Р. Тоуни, наиболее известный своим анализом возникновения капитализма в Европе. Кондлайф предложил Тоуни посетить Китай и, опираясь на свои теоретические знания, дать аналитический прогноз того, как могла бы развиваться эта страна. Кондлайф познакомил Тоуни с Фонгом и его коллегами из Нанкайского университета, которые, как мы уже знаем, были культурными посредниками между западными спонсорами и китайскими учеными. Фонг произвел на Тоуни столь благоприятное впечатление, что историк упомянул его в предисловии к своему итоговому труду «Земля и труд в Китае», опубликованному в 1932 году. Тоуни встретился также еще с двумя получателями грантов от ИТО – это были специалист по сельскому хозяйству Дж. Лоссинг Бак и его жена Перл С. Бак. Последняя незадолго до этого опубликовала бестселлер «Земля» – портрет китайского крестьянства, который в дальнейшем обеспечит ей Нобелевскую премию по литературе. Эта книга будет экранизирована в Голливуде (с белыми актерами в роли китайских крестьян) и вызовет у американцев (чуть снисходительное) сочувствие к Китаю.

Китайский отчет Р. Тоуни показателен тем, как мало в нем учтена история Китая. Как и Фонд Рокфеллера, Тоуни воспринимал эту страну «с чистого листа»: «До вчерашнего дня Китай двигался по собственной орбите, мало влияя на Запад и мало завися от него». «Статичная цивилизация Китая» вместе с «традиционализмом, который иногда считают особым знаком китайской экономической жизни, – писал Тоуни, – характеризуют …отдельную ступень развития общества. Запад, по большей части, существует в одной [цивилизационной] плоскости, Китай – преимущественно в другой»[112]112
  R. H. Tawney, Land and Labor in China (London: George Allen & Unwin Ltd, 1932), 11, 19, 20.


[Закрыть].

Технократический подход к развитию оказался весьма удобным для ИТО и его западных покровителей тем, что позволил перенести акцент с запрета на иммиграцию китайцев в США и проблемы экстерриториальности в Китае на вопросы внутреннего экономического развития этой страны.

Третья конференция ИТО состоялась в Киото с 23 октября по 9 ноября 1929 года (ее участники не могли знать, что крах Уолл-стрит, пришедшийся на второй день конференции, станет началом Великой депрессии). Конференция ИТО в 1929 году стала точкой взаимодействия политической реальности и технократического подхода к развитию. Она продемонстрировала, как этот подход может служить отвлечению внимания от актов несправедливости со стороны Запада по отношению к китайцам.

Доминирующими на конференции 1929 года будут технократические идеи развития. При этом из повестки дня исчезнет политически болезненная тема китайской иммиграции в США. В последующие десятилетия этот вопрос на конференциях ИТО подниматься больше не будет.

Несмотря на попытки Госдепартамента США изъять из повестки дня первой конференции ИТО в 1925 году тему американского расизма и запрета китайской иммиграции, полностью замолчать эти «токсичные» вопросы не удалось. В частности, шуму на первой конференции наделало выступление одного из участников. Это был Та Чен, молодой профессор социологии из Университета Циньхуа в Пекине, одного из престижных китайских университетов. Чен не был чужаком в Соединенных Штатах; проучившись там семь лет, он получил степень бакалавра в Колледже Рид (штат Орегон) и степень доктора в Колумбийском университете. Защитив в 1923 году диссертацию на тему китайской миграции[113]113
  Ta Chen, “Chinese Migrations, with Special Reference to Labor Conditions,” Bulletin of the United States Bureau of Labor Statistics No. 340. (Washington DC: Government Printing Office, 1923). См. также: Chen Da, Emigrant Communities in South China and/or the review by Barbara Celarent, American Journal of Sociology, Vol. 117, No. 3 (November 2011): 1022–1027.


[Закрыть], Чен быстро стал авторитетом в этой области знаний. Выступая на конференции ИТО, Чен рисковал многим, ибо институт был потенциальным источником финансирования его исследований. Однако это не помешало ему решительно заявить о том, что любой человек на Земле имеет равное с другими право поселиться в стране, о которой мечтает[114]114
  Akami, Internationalizing the Pacific, 2728.


[Закрыть].

Увы, к моменту третьей конференции ИТО (1929 год) возможность для столь принципиальных заявлений о праве китайцев на миграцию в США исчезла. Руководству ИТО удалось переключить внимание участников на вопросы экономического развития Китая. Всякий, кого волновали упущенные шансы китайцев на улучшение своей судьбы путем эмиграции, мог утешаться тем, что новые технократические идеи обещали быстрое избавление от нищеты в самом Китае. Отказ от идеи отъезда за рубеж в пользу содействия отечественному прогрессу до сих пор остается фундаментом официального консенсуса по вопросам развития. По иронии судьбы высказывания Ta Чена об экономическом потенциале китайской диаспоры оказались пророческими. Чен предугадал как роль китайских мигрантов в экономическом прогрессе Восточной Азии, так и их обратное влияние на развитие самого Китая.

Изначально менее успешными были усилия ИТО по снятию деликатного вопроса об экстерриториальности американцев и граждан других западных держав в Китае. Тем не менее технократы проявили присущее им мастерство в смещении акцентов с правовых вопросов на вопросы экономического развития.

К моменту проведения Киотской конференции 1929 года вопрос об экстерриториальности – освобождении иностранцев в «зонах влияния» западных держав от подсудности китайским законам – стал слишком важным, чтобы ИТО мог его игнорировать. В материалах конференции Кондлайф отметит, что «экстерриториальность, которая – с точки зрения ее немедленной отмены – получила в ходе дискуссии 1927 года лишь поверхностное академическое освещение, теперь, по-видимому, достигла стадии, когда назрело ее серьезное практическое рассмотрение». Среди факторов, актуализировавших такое рассмотрение, были «присутствие иностранных вооруженных сил на китайской территории, наличие там мощных европейских сеттльментов с собственными органами власти и полицией, доступ западных конвоев, пользующихся правом экстерриториальности, в самое сердце Китая [и] периодическое вмешательство – преднамеренное или вынужденное – в гражданскую войну в Китае». «Все это, – отмечал Кондлайф, – в глазах китайцев приобретает особенное значение»[115]115
  Condliffe, Problems of the Pacific 1929, 95.


[Закрыть].

Джеймс Шотвел, историк, бывший советник Вильсона на переговорах в Версале, а затем – один из основателей ИТО, выразил полуофициальное отношение Запада к дискуссии в Киото следующим образом. «В настоящее время, – заявил он, – единственным ответом со стороны каких-либо иностранных правительств может быть только юридический, а не политический ответ». В ходе Вашингтонской конференции 1921 года, посвященной в основном предотвращению гонки морских вооружений на Тихом океане, «возникла международная комиссия по изучению проблемы экстерриториальности в Китае, призванная дать конкретные рекомендации по проведению китайской юридической реформы, по завершении которой западные державы могли бы отказаться от своих экстерриториальных привилегий»[116]116
  James T. Shotwell, “Extra-Territoriality in China,” in J. B. Condliffe, ed., Problems of the Pacific 1929, Proceedings of the Third Conference of the Institute of Pacific Relations (New York: Greenwood Press, 1969), 346–347.


[Закрыть].

Это был типично технократический подход: превратить политическую и моральную проблему – оккупацию части территории Китая западными державами без согласия китайцев – в чисто технический вопрос. И этот вопрос предлагалось решать силами Международной комиссии на основе выявления «объективных фактов». Согласно формулировке, напоминающей современный язык докладов Международного валютного фонда или Всемирного банка, комиссия была призвана давать «рекомендации …по улучшению существующих условий отправления правосудия в Китае, а также содействовать усилиям китайского правительства по проведению в жизнь законодательной и судебной реформ. Как только это произойдет, привилегии экстерриториальности будут обменены. Улучшение китайских институтов объявлялось одним из аспектов развития этой страны. То есть проблему экстерриториальности – нарушения прав граждан Китая – должны были решать сами китайцы путем собственного развития. Технократы перевели стрелки – с нарушения прав Китая западными державами на техническую дискуссию о том, как оптимально и быстро добиться развития китайской экономики.

Кроме того, проект технократического развития Китая сулил не только отмену экстерриториальности, но и избавление от нищеты. В Киото Фонг представил свое исследование индустрии ковроткачества в Тяньцзине, подчеркивая, как обучение с помощью западных экспертов могло бы ускорить развитие экономики Китая.

Другим китайским докладчиком на конференции ИТО был Ву Динь-чан, также экономист из Нанкайского университета, связанный с Чан Кайши, ранее – управляющий Банка Китая. Именно Ву Динь-чан предложил оптимальное технократическое решение проблемы экстерриториальности. На конференции ИТО в Киото он выступил с докладом на тему: «Международное экономическое сотрудничество в Китае». Отметив, что проблема экстерриториальности весьма осложнила атмосферу международного сотрудничества в Китае, Ву Динь-чан предложил технократам решать эту проблему собственными силами:

…автор выносит на суд общественности следующее предложение… Правительство Китая будет просить Лигу Наций назначить международную группу выдающихся экономистов и финансистов с целью создания международной комиссии по экономическому развитию Китая. В условленные сроки эта комиссия проведет собственное расследование [хозяйственных] условий и разработает план, приемлемый для народа Китая. Комиссия будет наделена правом привлечения денежных средств от китайских и иностранных инвесторов для скорейшего проведения в жизнь составленного ею плана развития.

С такой комиссией, работающей над комплексным, научно обоснованным, прогрессивным и реалистичным планом экономического развития, общественная поддержка и конечный успех дела будут гарантированы.

Китайский народ должен знать, что Лига Наций – членом которой является и сам Китай – создана в целях укрепления международного мира и доброй воли, а не для реализации агрессивных планов нескольких сговорившихся держав. Поэтому международное сотрудничество под эгидой Лиги Наций – не то же самое, что иностранный контроль над национальной экономикой или финансами. Прецеденты сотрудничества уже имели место в случае Австрии и Греции[117]117
  Wu Ding-chang, “International Economic Co-Operation in China,” in J. B. Condliff, ed., Problems of the Pacific 1929, Proceedings of the Third Conference of the Institute of Pacific Relations (New York: Greenwood Press, 1969), 374–375.


[Закрыть].

Ву Динь-чан сумел отлично «переформулировать» вопрос экстерриториальности в техническую задачу. В целях содействия развитию Китая вместо западных держав с их империалистической политикой (которую Ву назвал «реализацией агрессивных планов») к делу привлекается нейтральная организация – Лига Наций. Она будет осуществлять надзор за прогрессом институционального развития, который Джеймс Шотвел ранее объявил необходимым для ликвидации экстерриториальности. Большим выигрышем для страны было то, что привлечение технических экспертов к разработке планов развития действительно обещало двинуть вперед экономическое возрождение Китая.

Это – наглядный пример того, как эксперты по развитию будут в дальнейшем (и даже сегодня) предлагать технические решения и подчеркивать роль «нейтральных» организаций, таких как ООН или Всемирный банк. Так будет и впредь, когда они не заметят нарушений прав человека западными державами в странах третьего мира в годы холодной войны и в последующий период «войны с терроризмом».

Однако на сей раз, в 1929 году, Ву Динь-чан – со своим планом развития Китая силами международного сообщества – успеха не имел. То, что хорошо начиналось в Киото, менее чем через два года завершилось печально: 18 сентября 1931 года японцы вторглись в Маньчжурию. Усилия Лиги Наций «по поддержке доброй воли и дела мира во всем мире» (вместо «реализации агрессивных планов») не дали результата, на который были рассчитаны.