Текст книги "Родной берег"

– Я плохо понимаю, что это такое. Звучит как такой куст с красными ягодами.

– Нет, это боярышник, – поправила Китти. – Может, мы попавший в беду боярышник?

– Боярышнику попасть в беду довольно затруднительно, – заметила Луиза.

– Ну уж не знаю, – сказал Эд. – Когда из тебя делают джем, веселого мало.

– А я не прочь попробовать, – вставила Луиза. – Сначала тебя сжимают, пока не дашь сок, а потом облизывают.

– Луиза! – одернула подругу Китти.

– Извините, – смутилась Луиза, – это все бренди.

– Вообще-то она очень воспитанная, – оправдывалась Китти. – Ее двоюродный брат – герцог.

– Брат он мне троюродный, а герцог десятый, – поправила Луиза.

– А вы все в капралах ходите, – отметил Эд. – Несправедливо.

– В младших капралах. – Луиза продемонстрировала нашивку с единственной полоской.

Молодой человек внимательно взглянул на Китти:

– А вы?

– О, я не голубых кровей, – ответила Китти. – Мы, Тилы, – типичный средний класс. Священники, врачи и все такое.

Внезапно она почувствовала, что ноги буквально подкашиваются. Страшно захотелось прилечь. День и без бренди выдался нелегким.

– Прошу простить, – сказала Китти, – в четыре утра нас сорвали на учения. – И она направилась к дверям.

Девушку слегка пошатывало, и Эд без лишних разговоров взял ее под руку:

– Я вас провожу.

– И меня, – попросила Луиза. – Я тоже в четыре встала.

Галантный десантник взял под локоток обеих дам, и они пошли по дороге к большому дому. Проходящие мимо солдаты, ухмыляясь, кричали вслед:

– Так держать, приятель! Если что, ты свистни, поможем!

У крыльца Эд попрощался:

– Капрал Китти! – Он кивнул. – Капрал Луиза!

Девушки отсалютовали в ответ.

– А ваше звание? – спросила Китти.

– Кажется, я лейтенант или вроде того, – отозвался Эд. – Наша контора высоких чинов не выдает.

Луиза сделала страшные глаза:

– А вы правда можете сломать человеку шею?

– Как нечего делать, – прищелкнул пальцами десантник и ушел не оборачиваясь.

Китти и Луиза, переглянувшись, зашлись от хохота.

– Господи! – стонала от смеха Луиза. – Мужчина-мечта! – А ты-то! «Сжимают, пока не дашь сок»? Ну честное слово, Луиза, так нельзя.

– А что такого? Время военное. Пусть заходит и облизывает меня – в любое время.

– Луиза!

– Уж кто бы говорил! Я-то видела, ты улыбалась как дурочка.

– Ничего не могу с собой поделать.

– В столовку пойдем?

– Нет, – отказалась Китти. – Я не придуривалась, я правда с ног валюсь.

Оставшись в их детской, Китти медленно разделась, думая о молодом офицере-десантнике. Лицо, исполненное мрачной иронии, четко отпечаталось в ее памяти. Но особенно запомнился взгляд широко посаженных голубых глаз, устремленный одновременно на нее и как бы мимо. Пристальный – но ничего не требующий. Не просящий. В этом взгляде была не то ранимость, не то печаль или неверие в счастье. Именно взгляд Эда не давал покоя Китти, пока сон наконец не одержал верх.

2

Заднее колесо буксовало в меловой жиже раскисшего проселка, двигатель яростно ревел. Мотоциклист подался вперед, силясь весом тела восстановить сцепление с землей, после чего сбавил ход и, наклонившись на повороте, обогнул угол амбара, устремляясь к ферме. Куры с кудахтаньем бросились врассыпную, но сразу вернулись, едва мотор умолк. Как правило, в это время дня с кухни выбрасывали очистки. На березах уже ждали вороны.

Мотоциклист сдвинул защитные очки на шлем и протер глаза. Мэри Фаннел, жена фермера, распахнула входную дверь и, другой рукой придерживая фартук, сообщила:

– У тебя гости.

Ларри Корнфорд снял шлем, под которым обнаружилась копна золотисто-каштановых кудрей и широкое добродушное лицо. Часто моргая, Ларри окинул взглядом двор и заметил незнакомый джип.

– Спасибо, Мэри.

Жена фермера вытряхнула из передника очистки, на которые тут же набросились куры. Ларри снял сумку с багажника и направился на кухню фермерского дома, раздумывая о том, кого же сегодня принесло.

Рекс Диккинсон, фельдшер и его нынешний сосед, сидел за столом, курил трубку и смущенно посмеивался. Дурацкие круглые очки, длинная худая шея и абсолютное неприятие алкоголя неизбежно провоцировали насмешки, к которым Рекс относился с неизменным добродушием. Окружающие любили его уже за то, что он никогда ничего не требовал для себя. Запросы у него были настолько скромны, что иной раз он забывал воспользоваться продовольственными карточками.

Напротив Рекса в ярком прямоугольнике кухонного окна нарисовался знакомый худощавый силуэт.

– Эдди! – окликнул Ларри.

Эд Эйвнелл неспешно протянул другу руку:

– Твой сосед по дому, Ларри, посвящает меня в подробности промысла Божия.

– Откуда ты явился на этот раз?

– Из Шанклина, что на острове Уайт, если тебе так хочется знать.

– Это нужно отметить. Мэри, угости нас сидром!

– Сидр, значит? – ухмыльнулся Эд.

– Да он отличный! Домашний сидр, с ног валит только так.

Ларри, широко улыбаясь, обратился к Рексу:

– Этот подлец испортил мне пять лучших лет жизни.

– О, так он один из ваших, да? – удивился Рекс, имея в виду католиков. Сам он был сыном священника-методиста. – Впрочем, нетрудно догадаться.

– Не равняй меня с ним, – ответил Эд. – Да, мы учились в одной школе, но это еще ни о чем не говорит. Меня монахи так и не охмурили.

– Все протестуешь? – ухмыльнулся Ларри. – Вот если бы Эда послали в марксистскую школу атеистов, сейчас он был бы монахом.

– В монахи у нас ты рвался.

Это правда. Ларри сейчас самому смешно было вспоминать. В пятнадцать лет он несколько месяцев всерьез собирался принять постриг.

– Мэри тебя покормила? Я умираю с голоду. Что ты здесь забыл? Что это за воинская часть? В каком ты подразделении? Что на тебе за форма? – расспрашивал Ларри, пока расправлялся с запоздалым ужином.

– Сороковой Королевский десантно-диверсионный батальон.

– Ого! Ну ты, наверное, доволен.

– Хоть не в армейских частях. Кажется, армию я ненавижу еще больше, чем в свое время школу.

– Так или иначе, ты все равно в армии.

– Нет. У нас все по-другому.

– Ты не меняешься, Эд.

– Ну а ты что делаешь ради победы, Ларри?

– Я офицер связи. Прикомандирован к Первой канадской пехотной дивизии от Штаба совместных операций.

– Совместных операций? Как тебя занесло в эту кодлу?

– Отец знаком с Маунтбеттеном. Сам я ничем интересным не занимаюсь. Как выдали мне БСА-М20 и портфель, так и катаюсь туда-сюда с документами высшей секретности, в которых велено выматывать канадцев на учениях, а то им тут нечем заняться.

– Тяжелая работенка, – усмехнулся Эд. – На художество время хоть остается?

– Бывает, – ответил Ларри.

– Сначала он хотел пойти в монахи, – объяснил Эд Рексу, – потом собрался стать художником. С детства с головой не дружит!

– Кто бы говорил, – возмутился Ларри. – Сам-то с чего подался в десант? Решил умереть молодым?

– А почему бы и нет?

– Ты пошел туда, потому что хочешь посвятить жизнь самому благородному делу из всех тебе известных, – отчеканил Ларри, указав на Эда вилкой. – Монахи и художники делают точно такой же выбор.

– Честное слово, Ларри, – вздохнул Эд, – лучше б ты бананами торговал.

Ларри захохотал; впрочем, шутка была с подтекстом. Его отец занимался импортом бананов, причем настолько успешно, что фирма фактически вытеснила всех конкурентов.

– Так ты зачем приехал, злодей? – спросил Ларри.

– Тебя повидать.

– Я серьезно. Так или по делу?

Выбить в военное время джип и бензин – это надо суметь.

– Видишь ли, мой командир очень чуткий и добрый человек, – ответил Эд.

– Сегодня у меня переночуешь?

– Нет. В десять уже уеду. Так вот, Ларри, пошел я тебя искать и заглянул в деревенский паб. Угадай, что случилось.

– Молния ослепила его, – торжественно произнес Рекс, – как святого Павла по дороге в Дамаск. Он мне сам сказал. – Юмор у Рекса был своеобразный.

– Я девушку встретил, – сказал Эд.

– А, – понимающе кивнул Ларри, – девушку.

– Я должен ее увидеть. Иначе я умру.

– Так ты вроде все равно уже собрался…

– Да. Но сначала я хочу с ней повидаться.

– И кто же она?

– Сказала, водитель из Вспомогательного корпуса, работает в лагере.

– Ох уж эти вертихвостки из Вспомогательного!

В дверях появился Артур Фаннел – плечи ссутулены, на лице застыло привычно обреченное выражение.

– Ребятки, прогноз кто-нибудь слышал? – спросил он. – Если опять дождь, лучше не говорите, я, честное слово, уже сыт по горло.

– Завтра солнце, Артур, – сообщил Ларри. – Снова будет тепло.

– И надолго?

– А вот этого не знаю.

– Передай им там, что мне нужна погожая неделя, не то все сено сгниет.

– Обязательно передам, – заверил Ларри.

Обнадеженный фермер ушел.

– Он просил помочь сена натаскать, – сказал Рекс. – Совсем недавно напоминал.

– Пусть квебекских бобров припашет, – отмахнулся Ларри. – Они все на фермах выросли, да и в лагере им скучно до смерти.

– Да что вы про сено заладили? – возмутился Эд. – Что мне с девушкой-то делать?

Ларри выудил пачку сигарет и протянул Эду:

– Держи. Канадские, но неплохие. «Свит Кэпорал».

Рекс раскуривал трубку, а Ларри сладко затянулся послеобеденной сигаретой.

– Я застрял в этом проклятом Шанклине, – пожаловался Эд, – и до выходных оттуда уже не вырвусь.

– Вот на выходных и увидитесь.

– А если она к тому времени замуж выскочит?

– Ого! – воскликнул Ларри. – Да ты крепко на нее запал.

– Может, найдешь ее? Ради меня. Передай ей записку, ты же связист, вот и займись, черт возьми, связью.

– Можно попробовать, – ответил Ларри. – Как ее зовут? – Капрал Китти. Водит штабную машину.

– И что за послание?

– «Приглашаю в воскресенье на обед». Сюда, к вам. Ты ведь не возражаешь? «Лошадку свою тоже можно прихватить».

– Какую лошадку?

– Подружку. Сильно похожа.

Эд в последний раз затянулся сигаретой, с которой расправился в два раза быстрее Ларри.

– Вполне приличные, – оценил он.

– И кто же устроит обед? – кивнув, поинтересовался Ларри.

– Ты и устроишь, – ответил Эд. – Ты же на ферме живешь. И Рекс поможет. Мое дело организовать приглашение.

– Ты гляди как все серьезно!

– В воскресенье меня не будет, – предупредил Рекс.

– Что, и в воскресенье покоя нет, Рекс? – спросил Эд.

– Приходится быть на подхвате – то там, то здесь.

– Сделаю что смогу, – пообещал Ларри. – Как с тобой связаться?

– Никак. В воскресенье к двенадцати сам объявлюсь. А ты приведи Китти, только руки не вздумай распускать: я ее первый увидел.

* * *

Наутро показалось обещанное бледное солнце, а к восьми часам над мокрыми лугами повис туман. Ларри поехал к усадебному дому без шлема, чтобы наконец насладиться долгожданным летом. В лагере голые по пояс солдаты с дикими криками играли в волейбол. Светло-серые каменные башни Иденфилд-Плейс посверкивали на солнце.

До войны в подобный день он бы в одиночестве полез на холмы Даунс, прихватив лишь мольберт, свежий холст, коробку красок да корзинку с едой. Он рисовал бы до заката: бесценные пустые дни, столь редкие, но запоминающиеся. Весь мир вокруг сводился к игре света и формы. Нынче же все его время, как и у остальных, занято рутиной и скукой войны. Дело важное, конечно, но времени для жизни не остается.

Оставив мотоцикл перед домом, он прошел через галерею в холл, где тут же увидел Джонни Пэрриша, торопливо, через ступеньку, сбегающего по широкой лестнице.

– Опаздываем, – предупредил тот. – Командир теперь проводит летучки в полдевятого.

– Вуди весьма пунктуален.

– С нами будет Бобби Паркс. Он ведь из ваших, правда?

Паркс был разведчиком при Штабе совместных операций. Ларри не знал о его возвращении, но это неудивительно: люди из разных подразделений пересекались редко и всегда случайно.

Ларри взглянул на часы: в запасе еще как минимум пятнадцать минут.

– Пойду поищу водителей Вспомогательного корпуса.

– Транспортники сидят в блоке «А». А кто тебе нужен?

– Капрал Китти. Фамилии не знаю.

– Ах, Китти! – Пэрриш приподнял кустистые брови. – Она всем нужна.

– Надо передать сообщение от друга.

– Что ж, можешь сказать своему другу, – предупредил Пэрриш, – что у Китти есть парень, моряк, а на тот случай, если, не дай бог, этот моряк отбросит коньки, то к ее двери уже хвост выстроился. Так что пусть твой друг очередь займет.

– Ясно, – добродушно отвечал Ларри.

Капитан Пэрриш поспешил в столовую, где для старших офицеров уже накрыли завтрак. Ларри прошел по коридору к садовым дверям, выходившим на широкую мощеную террасу, обрамленную низкой каменной балюстрадой. Перед террасой простирался зеленый газон, с него открывался великолепный вид на обширный парк с липовой аллеей, ведущей к декоративному водоему. По обе стороны аллеи между домом и водоемом тянулись недавно собранные полукруглые бараки.

Ларри остановился, залюбовавшись лагерем. Неизвестный инженер, разработавший его план, инстинктивно расставил бараки так, чтобы уравновесить неоготическое буйство главного здания. Лагерь являл собой модернистский взгляд на порядок. Военная дисциплина, обуздывая бестолковую жизнь, выпрямила все, что может быть прямым.

Ларри спустился по каменным ступеням террасы. Встречный солдат, ухмыльнувшись, помахал ему рукой. Ларри здесь был новичок, но дружелюбные ребята из Королевского Гамильтонского полка легкой пехоты приняли его как родного, а Джонни Пэрриш прозвал нового адъютанта «туземцем-проводником».

Дверь в помещение, где расположились транспортники, была распахнута настежь. Внутри сидели две девушки из Вспомогательного корпуса и, скинув куртки, пили чай. Одна – румяная, коренастая, другая – высокая блондинка с длинным, чуть лошадиным лицом.

– Я ищу Китти, – сказал Ларри.

– Кому это она понадобилась? – игриво поинтересовалась блондинка.

– У меня для нее послание. Вполне штатское. От приятеля, которого вчера вечером она встретила в пабе.

– Десантника?

– Да.

Девушка многозначительно посмотрела на румяную подругу:

– А я что говорила? – и добавила, глядя на Ларри: – Она в доме у пруда.

– Спасибо.

Дорогу к пруду он знал. Как и дом – шестиугольное, крытое дранкой деревянное строение, стоящее на воде и соединенное с берегом мостками. Проход был перекрыт веревкой, на которой висело объявление: «Офицерам и солдатам вход воспрещен».

Ларри перешагнул через веревку и, пройдя по мосткам, осторожно постучал. Не получив ответа, открыл дверь. Внутри он обнаружил сидящую на полу весьма привлекательную девушку в форме, с книгой на коленях.

– Вы Китти? – спросил он.

– Ради бога, прикройте дверь, – шепнула она. – Я прячусь.

Ступив за порог, Ларри закрыл дверь.

– Наклонитесь, – сказала она, – а то вас увидят.

Он опустился на пол, чтобы не маячить в окне. Теперь оставалось лишь передать сообщение и уйти. Но вместо этого он огляделся, впитывая мельчайшие подробности неожиданной мизансцены: бегущая по стенам сетка солнечных бликов от воды; складки коричневой куртки, сброшенной на пол; зернистая кожа ее ботинок; изгиб тела, поджатые ноги, рука, лежащая на книге.

Это был «Миддлмарч» Джордж Элиот.

– Отличная книга.

Девушка взглянула на него с удивлением. Только тут Ларри понял: время, словно ставшее вечностью, пока он ее разглядывал, в реальности равнялось паре секунд. И вот теперь перед ним сидит неведомое существо.

– Кто сказал вам, что я здесь? – спросила она.

– Ваши сослуживицы.

– Что вам нужно?

– Передать сообщение. Вчера вечером в пабе вы познакомились с моим другом.

– Десантником?

– Он приглашает вас на обед в воскресенье.

– Вот как! – Она приподняла бровь.

Ларри наблюдал за ней, но думал лишь об одном: до чего хорошенькая. Вдруг страшно захотелось, чтобы она обратила на него внимание.

– Вам нравится? – спросил он.

– Что?

– «Миддлмарч».

– Да, – ответила девушка, – впрочем, я прониклась не сразу.

– Наверное, вам не понравилась Доротея? В ней есть что-то ненастоящее, правда?

– Простите, – сменила она тему, – а вы кто?

– Ларри Корнфорд, офицер связи при восьмом пехотном. – Он протянул руку.

Китти пожала ее, слегка улыбаясь этой формальности да и всей странной встрече.

– Как вообще она могла выйти замуж на мистера Кейсобона? Очевидно же, глупая затея.

– Глупая, конечно, – согласился Ларри, – но она идеалистка, она хочет прожить благородную и правильную жизнь.

– Вот дуреха.

– А вам не хотелось бы жить благородно и правильно? – Ларри поймал себя на том, что болтает с ней, будто со старой знакомой. Это вышло абсолютно естественно.

– Не особенно, – ответила Китти.

Но милое личико и большие карие глаза, с любопытством его разглядывающие, говорили о другом.

– Сомневаюсь, что вы хотите всю жизнь провести за рулем военной машины.

– Но мне действительно нравится водить. – И тут, осознав, что разговор свернул не туда, она добавила: – Так что там с обедом?

– В воскресенье, примерно в полдень, на ферме за церковью. Я там расквартирован. Эд велел вам и подругу приводить. Блондинку.

Он еле удержался, чтобы не уточнить: «лошадку».

– На ферме ведь и кормят нормально?

– Не то слово.

– Тогда мы согласны.

– Вот и отлично. Сообщение доставлено. – Ларри поднялся. – А теперь разрешите оставить вас с Доротеей.

Поспешно возвращаясь через лагерь к главному зданию, чтобы не опоздать на утреннюю летучку, Ларри ощутил нечто прежде неведомое. Невероятную легкость на сердце, во всем теле. Все вокруг вдруг сделалось несущественным. Начальство, война, события в большом мире. Все, кроме этой неожиданной встречи. Которая, точно солнечное утро, сменила наконец недели надоевших дождей. Ларри уговаривал себя, что это всего лишь естественная реакция на улыбку симпатичной девушки. Но улыбка Китти никак не давала ему покоя. Забавно вообще-то: посреди ужасов войны незнакомые мужчина и женщина, скрючившись на полу в домике на пруду, обсуждают роман девятнадцатого века. А она ведь пыталась разгадать его. Морщинка между бровей была точно вопрос: «Что вы за человек?» Нет, эта улыбка – не просто улыбка.

Ларри поспешил в библиотеку, которая уже наполнилась гулом офицерских голосов. Появился бригадир Уиллс, и совещание началось. Большая его часть была посвящена разбору вчерашних учений. Ларри, взгромоздившись на подоконник в конце комнаты, вновь унесся мыслями прочь.

Вспомнилась отцовская библиотека в Кенсингтоне: куда скромнее, чем это огромное помещение с не закрытыми потолком стропилами, но и там была присущая всем библиотекам магия, порождаемая бесчисленными мирами, скрытыми в книгах. Во время школьных каникул он каждый вечер приходил туда, чтобы побыть с отцом, помолиться вместе, ведь в загадочности той атмосферы присутствовало нечто церковное. Ларри почти не помнил матери, вознесшейся, как говорил отец, на небеса, а потому неудивительно, что его притягивал образ Девы Марии. Уже в школе его изумило, что Святая Дева, оказывается, любит всех детей на свете.

Матерь Божия, услышь меня. Святой Лаврентий, услышь меня.

Святого мученика Лаврентия, его небесного покровителя, зажарили до смерти на железной решетке. Если верить преданию, он сказал тогда: «Вот, вы испекли одну сторону, поверните на другую и ешьте мое тело!» Его одноклассников, помнится, эти слова страшно веселили.

Ларри молится часто, но без рвения, по привычке. Для него это стало способом проговорить свои душевные порывы. И все это вопреки стараниям тощих монахов Даунсайда, усердно объяснявших, что, молясь, люди просят у Бога не помощи в делах земных, но согласия между своими помыслами и волей Господа. Вернее даже – Ларри это неоднократно повторяли, – мы просим у Бога освободить нас от наших желаний. Брат Амвросий, тот самый монах, открывший для Ларри книги Элиот, был верным сторонником идей Жана Пьера де Коссада. Этот иезуит восемнадцатого века учил, что надлежит всецело предать себя в руки Божии. Молитва отца Коссада звучала так: «Помилуй меня, Господи, ибо у Тебя нет невозможного».

«Помилуй меня, Господи, – молился Ларри. – Пошли мне девушку, похожую на Китти».

3

Эд Эйвнелл явился на ферму в воскресенье ранним утром, а к моменту, когда Ларри проснулся, уже успел приручить Мэри Фаннел.

– Мэри, милая Мэри, – говорил он ей, – вы танцуете, Мэри? Ну конечно, танцуете. Ножки настоящей танцовщицы я узнаю всегда.

Он покружился с ней вокруг кухонного стола и, закончив танец, возвратил ее, раскрасневшуюся и смущенную, к раковине, где та мыла посуду.

– Уверен, ваша б воля, вы протанцевали бы всю ночь напролет.

– Ваш друг ужасный человек! – сказала Мэри Фаннел Ларри. – Слышали бы вы, что он только говорит.

– Я подкупаю вас, пытаясь заслужить вашу любовь, Мэри, – улыбнулся Эд. – Ради яйца вкрутую я скажу что угодно.

Ларри с восхищением смотрел, как обаяние Эда сокрушает все преграды. Вот ведь удивительно: вроде говорит парень чистую правду, но в результате немолодая и замученная работой фермерша почувствовала – ее понимают и уважают, что незамедлительно сказалось на содержимом корзины, которую она им собирала. Эд решил изучить окрестности и найти подходящее место для пикника, а Ларри попросил сложить посуду.

– И не забудь стаканы, – напомнил он.

Китти и Луиза в легких платьях подъехали к ферме на велосипедах, и всем стало казаться, что война далеко, за тысячу миль отсюда. Вернулся Эд, заговорил с Китти ненавязчиво и дружелюбно, будто они знакомы многие годы.

– Ларри, бери корзину, а я возьму коробку.

– А я что понесу? – спросила Китти.

– Можете плед понести.

Эд выбрал место на склоне холма Маунт-Каберн, в рощице неподалеку от деревни Глинд. Китти уселась на переднее сиденье джипа, а Ларри с Луизой позади.

– Вам выписали персональный джип? – удивилась Китти. – Не совсем, – ответил Эд. – Но у нас в части инициатива поощряется.

– Да угнал, и все, – ухмыльнулся Ларри.

– А что за часть? – полюбопытствовала Луиза.

– Сороковой десантно-диверсионный батальон морской пехоты, – отчеканил Эд.

– Знакомое название. – Китти наморщила лоб, пытаясь вспомнить, где она его слышала.

– Китти возит бригадира, – пояснила Луиза, – она много всего знает.

– Вашего командира зовут Филлипс? – спросила Китти. – Да, Джо Филлипс. А вы откуда знаете? – заинтересовался Эд.

– Так я его наверняка возила. Значит, вы будете участвовать в предстоящем шоу?

Эд со смехом обернулся к Ларри:

– Говоришь, совершенно секретно?

– Ладно вам, – хохотнула Луиза. – Про это даже тупые канадцы знают.

Эд свернул с дороги, через лесок проехал вверх по холму и остановился на дальней его стороне. Через небольшой просвет в деревьях открылся великолепный вид на восточные равнины Сассекса. Еще несжатые поля отсвечивали под полуденным солнцем бурым и золотым. Тут и там тускло краснели черепичные крыши деревенских домиков.

Ларри расстелил плед на земле, Китти и Луиза стали раскладывать еду из корзины, радостно вскрикивая при виде очередной вкусной находки:

– Помидоры! Вареные яйца!

– О господи, я попала в рай! Это что, домашний хлеб?

– Смотри, Луиза, настоящее масло!

Эд откупорил фляжку сидра и всем налил по стаканчику:

– За удачу!

Ларри поглядывал на Китти, каждый раз замечая, что та глаз не сводит с Эда. Ларри старательно пытался обуздать собственную глупость: в конце концов, весь этот пикник организован, чтобы у Эда была возможность пообщаться с Китти. Его долг как друга Эда – оказывать внимание Луизе.

– Вы верите в удачу? – спросил он ее.

– Не особо, – ответила Луиза. – Я не знаю точно, во что верю. А что, обязательно надо во что-то верить?

– Нет, не обязательно. – Ларри задумался. – Но, по-моему, каждый во что-то да верит. Осознанно или нет. Даже Эд.

– Я верю в удачу, – отозвался тот, нарезая хлеб длинным и страшным армейским ножом. – В порыв, в славу.

– Что это значит? – спросила Китти.

– Это значит, что, если хочется что-то сделать, делай. Без страха, стыда или сомнения. Живи, как стрела в полете. Бей сильней, рази глубже.

Он с силой резал буханку.

– Боже! – воскликнула Китти. – Какая поразительная целеустремленность! – В ее словах слышалась насмешка, но глаза сияли.

– Эд вечно ерунду говорит, – заметил Ларри. – Кому охота быть стрелой?

Луиза подбирала хлебные крошки:

– Ничего, если я начну есть? Такое чувство, будто я голодала целый год.

К еде приступили все, – перемазавшись маслом и помидорами, пока накладывали их на кривые хлебные ломти. Китти принялась чистить вареные яйца. Ларри залюбовался, как аккуратно она снимает большие куски скорлупы.

– Профессионально! – похвалил Эд.

– Я люблю чистить яйца, – ответила Китти. – Терпеть не могу, когда люди грубо сдирают скорлупу, отрывая мякоть. Подумали бы хоть раз, каково это, когда тебя так раздевают.

Она подняла глаза, увидела тихое изумление в глазах Эда и покраснела. Эд взял неочищенное яйцо и спросил, кто сумеет поставить его так, чтобы не упало.

– Знаю, Колумбово яйцо, – ответила Луиза. – Нужно просто разбить его с одного конца.

– Нет, не разбивая. – Эд сделал в земле небольшую ямку и поставил в нее яйцо.

– Так нечестно! – возразила Китти. – Нужно, чтобы оно стояло на ровной поверхности.

– Это по вашим правилам, – улыбнулся Эд, – а в моих о ровной поверхности ничего не сказано.

– По своим правилам кто хочешь выиграет.

– Вот вам и мораль, – заключил Эд. – Всегда играйте по своим правилам. – И посмотрел на Китти так, что та вздрогнула.

– Беспощадный ты, должно быть, человек. И целеустремленный, – тихо произнесла она.

– Ему нельзя такого говорить, – засмеялся Ларри, – только фантазию разбередишь. Он опять начнет разглагольствовать о порыве и славе. В Эде всегда таилась эта романтическая гнильца. Потому, полагаю, он и стал десантником. Одинокий воин, бесшумный убийца, ни во что не ставящий собственную жизнь.

Эд засмеялся – он совсем не обиделся.

– Скорее мы группа психов, которым в остальной армии места не нашлось, – сказал он.

– Разве десантник не должен быть нечеловечески силен? – спросила Луиза.

– Нет, конечно, – ответил Эд, – лишь немного безумен.

Китти то и дело посматривала на Эда, поскольку он, кажется, вообще не обращал на нее внимания. Она замечала каждый его нетерпеливый жест, движение головы, которым он откидывает лезущие в глаза темные волосы, ладони, которые то и дело сжимались, будто стискивая воздух. Длинные, изящные, почти женские пальцы. Он был бледен и по-девичьи хрупок. Но при этом никакой мягкости, он словно сплетен из натянутой проволоки, и каждый взгляд его голубых глаз будто обдавал ее ледяной водой.

Он уверенно говорил странные вещи, даже интонацией не пытаясь их объяснить. Она не знала, шутка это или правда. Ей было не по силам разгадать. Она просто хотела прикоснуться к прохладной бледной коже его щеки, упасть в объятия этих рук. Она хотела, чтобы он хотел ее.

– Эту шутку про яйцо, – сказал Ларри, – на самом деле выдумал не Колумб. Задолго до него Брунеллески использовал тот же трюк, когда его попросили представить модель купола собора во Флоренции. По крайней мере, так писал Вазари.

Его реплика была встречена молчанием.

– Ларри, как видите, – пояснил Эд, – на занятиях не спал.

Ларри скорчил гримасу, чтобы все улыбнулись, хотя ему было совсем не весело. Он изо всех сил старался не смотреть на Китти, ведь каждый раз, когда его глаза находили ее, Ларри накрывала волна тоски. Он наблюдал за Эдом, таким стройным, обходительным и уверенным в себе, и понимал, что этот небрежный стиль ему недоступен. Оставалось лишь растерянно смотреть, как Китти восхищается непроницаемым Эдом. Что же до собственного веснушчатого лица, то он выдает любое чувство – то напряженно хмурится, то расползается в благодарной улыбке.

– Мне всегда хотелось увидеть Флоренцию, – призналась Китти.

– Только без меня, – сказала Луиза. – У меня от искусства голова болит.

– А вот этого при Ларри говорить не надо, – встрял Эд. – Он хочет быть художником, когда вырастет.

– А вы кем хотите стать? – спросила Луиза.

– О, я вообще расти не буду.

– У Эда все получится, за что бы ни взялся, – попытался объяснить Ларри. – И тут ничего не поделаешь. Он любимчик небес.

Эд с ухмылкой кинул в него кусочком хлеба:

– Те, кого любят небеса, умирают молодыми.

После того как они наелись и напились, Луиза достала фотоаппарат «Брауни» и велела сесть поближе:

– Китти, ты давай посередине.

– Терпеть не могу фотографироваться, – проворчала Китти.

– Это все от тщеславия, – назидательно произнесла Луиза. – Будь как Эд, ему вон все равно.

Эд опустился рядом с Китти, обхватив колени. Его голубые глаза рассеянно смотрели в никуда, а плечо касалось руки Китти, но он будто не замечал этого. Ларри уселся по другую сторону от Китти по-турецки, упершись руками в плед.

– Улыбочку, Ларри, – попросила Луиза.

Ларри улыбнулся, затвор фотоаппарата щелкнул. Луиза начала отматывать пленку:

– Ну что ты будешь делать! Последний кадр, оказывается. – Но тебя тоже нужно сфотографировать, – расстроилась Китти.

– Пленки не осталось.

– Вместо фото сделаем воспоминание, – предложил Эд.

Все посмотрели на него с удивлением.

– И что это значит? – спросила Китти.

– Даже не знаю, – ответил Эд. – На голове постоим, на луну повоем.

– Китти могла бы нам спеть, – предложила Луиза, – у нее потрясающий голос. Раньше она солировала в церковном хоре.

Эд бросил на Китти пристальный взгляд:

– Да, пусть Китти нам споет.

Китти покраснела:

– Вам вряд ли понравится.

Эд поднял руку, будто голосуя. Он по-прежнему пристально смотрел на Китти. Поднял руку и Ларри. И Луиза тоже.

– Единогласно, – сказал Эд. – Теперь придется петь.

– А как же музыка? – запротестовала Китти. – Я не могу петь без аккомпанемента.

– Все ты можешь, – оборвала ее Луиза, – я уже слышала. – Ладно, но я не могу петь, когда на меня все смотрят.

– Мы закроем глаза, – предложил Ларри.

– А я нет, – сказал Эд.

– Ну и ладно, – сдалась Китти, – тогда я закрою.

Она поднялась, немного постояла, собираясь с мыслями; остальные с удивлением смотрели на нее, внезапно осознав, что Китти отнеслась к шутке серьезно.

Китти закрыла глаза и запела:

 
Безбрежная гладь,
Ни брода, ни мо́ста,
И крыльев нет —
Перенестись.
Где взять мне лодку,
Чтоб все стало просто —
Мы станем с любимым
Вдвоем грести.
 

У нее был высокий, чистый, искренний голос. Ларри перевел взгляд на Эда и заметил на лице друга прежде не виданное выражение. «Ну вот, – подумал он, – Эд влюбился».

 
Есть в мире корабль,
Что летит над волною.
В глубокие воды
Он может зайти.
Вот только любовь
Глубже, чем море.
Плыву иль тону?
Ответ не найти.
 

И, будто очнувшись от сна, Китти открыла глаза и увидела, что Эд смотрит на нее не мигая. Смутившись, она пожала плечами:

– Дальше не помню.

– Мне кажется, ты ангел, – сказал Эд.

– Я на небеса не тороплюсь.

А потом они все лежали на пледе, в пятнах света и тени. Облачка проносились в небе, словно парусники, подгоняемые ветром. А выше их, завывая, пробирался к Лондону одинокий самолет.

– Меня уже тошнит от войны, – прервала тишину Луиза. – Раньше мир был так прекрасен. Теперь кругом сплошное уродство.

– Чем ты занималась до войны, Луиза?

– Ничем особенным. В тридцать девятом, как полагается, вышла в свет. Глупо получилось. Я терпеть не могла, когда меня заворачивали в пестрые тряпки, точно подарок, и заставляли улыбаться скучным дяденькам. А теперь это вспоминается как сказка.