Текст книги "Родной берег"

До набережной Ларри насчитал семь подбитых танков. А погибших людей не сосчитать, их слишком много и становится все больше. К чему все это? Зачем бросать беззащитных солдат под плотный вражеский обстрел на захват хорошо укрепленного и никому не нужного казино?

Стоило огню ослабеть, как выжившие поднялись и ринулись вперед. Ларри, шатаясь, двинулся за ними. Не потому, что в этом был смысл, а просто по примеру остальных. Он чувствовал, что шагает медленно, неловко, как будто по-прежнему бредет по воде. Видимо, от шока. И тут земля перед ним взорвалась, и в тело вонзилась тысяча крохотных камешков. В ушах звенело, по коже что-то текло. Человек впереди вдруг замер – из шеи и плеча фонтаном хлестнула кровь – и медленно повалился в воронку.

Сотни человек карабкались вверх по пляжу, но Ларри казалось, будто он остался один. Не стало ни субординации, ни строя. Только воющая пустота, вездесущая опасность и басовитый рокот прибоя. Ларри тащил сам себя вверх по склону, вздрагивая от разрывов, от каждой взвизгнувшей над ухом пули, и наконец дополз до одного из брошенных «черчиллей»: танк пытался продвинуться вперед по скользкой гальке, пока не увяз в собственной колее, боком к набережной. Ларри подполз поближе и привалился спиной к стальному корпусу, чтобы укрыться от автоматных очередей, вспарывающих пляж. Отсюда он смотрел на людей, волна за волной спрыгивающих с десантных барж, чтобы броситься на пляж под сплошной вражеский огонь.

Только теперь он осознал, до какой степени парализован ужасом. Прежде, под прямым обстрелом, думать он вообще не мог. А теперь, в относительной безопасности, он вдруг понял, что наверняка будет ранен и, возможно, умрет. Внутри все плавилось от ужаса. Страх стал физической силой: тело взбунтовалось, не желая подвергаться смертельной опасности. Оно закопалось бы в землю, если могло. Ларри оцепенел как загнанный зверь, которому больше некуда бежать.

Спустя какое-то время страх отступил. Ларри охватила странная отрешенность. Он смотрел, как высоко в небе кружат самолеты, будто стая скворцов, разворачивающаяся вслед за вожаком; видел, как солнце поднимается все выше. До чего это все бессмысленно – взрывы, смерти, победа и поражение. Ларри подумал об отце, что должен был ему что-то сказать, но не мог вспомнить, что именно. Вспомнил Китти, ее прелестную улыбку и как ему хотелось признаться ей в своих чувствах. Но теперь уже поздно, потому что он умрет. Вдруг Ларри ощутил, что совсем не боится смерти: это лишь очередное событие в жизни, и все. Людям кажется, будто они могут управлять своей судьбой, но на самом деле им остается лишь благодарно принимать все, что бы ни произошло.

«Я не буду бороться, хватит».

Нет, он не собирался отказываться от солдатского долга на войне. Господь свидетель, он в ней едва принял участие. Нет, он не будет бороться за собственную жизнь. Инстинкт, велящий выживать любой ценой, отступил перед усталостью и страхом. Значит, страх никуда не делся – лишь поменял обличье, превратившись в безразличие. Так собаки безропотно принимают побои хозяина, надеясь покорностью заслужить хотя бы передышку.

«Я в окружении, – думал Ларри. – Возьмите меня в плен. Верните меня домой. Позвольте мне уснуть».

Тут его с ревом накрыла тень низко летящих бомбардировщиков, после чего пляж заволокло дымом. Глядя на белую пелену, окутавшую его укрытие, Ларри уговаривал себя, что теперь ему ничто не грозит.

* * *

На флагмане – эскортном эсминце «Калп» – генерал Робертс принимал непрерывный поток сообщений, из которых многие противоречили друг другу. Несколько танков Калгарийского полка якобы прорвались в город. Один из взводов Гамильтонского полка пробился к шестидюймовой гаубице у казино. Четвертый десантный успешно вернулся на борт, уничтожив береговую батарею Варанжвиля. Королевский канадский понес большие потери в Синей зоне, которая остается открытой перед орудиями Берневаля. Однако у Королевских воздушных сил по-прежнему преимущество в воздухе, да и Эссекский шотландский полк, следующий за Гамильтонским, уже выбрался на берег в центре. Пришел рапорт о том, что пляж зачищен. Проанализировав всю информацию, командир понял: пора пускать в бой резервные силы. Цель все та же: полный захват порта. Свежие войска под прикрытием тех, кто уже высадился и закрепился на берегу, смогут переломить ход битвы.

– Задействуйте резерв, немедленно.

Приказ был передан стоящей у берега десантной барже, на которой находились семьсот солдат из Мон-Руаяльского фузилерного полка и триста семьдесят морпехов из сорокового батальона. Над морем и берегом висела густая дымовая завеса, маскируя все новые прибывающие баржи.

На катере Эда Эйвнелла приказ встретили радостными криками:

– Наконец-то, черт возьми!

Десантники уже три часа сидели в ожидании, слушая, как над головами пролетают и падают в воду снаряды береговых батарей, как с далекого пляжа доносится неумолкающий треск пулеметов. Наконец-то можно заняться своим прямым делом.

Четыре десантных катера выстроились в линию, формируя последнюю, после фузилеров, волну атаки. Десантники видели, как фузилеры прыгают с барж, добираются, минуя дымовую завесу, до пляжа и падают, сбитые перекрестным огнем; как плюхающиеся мины раскидывают солдат, будто игрушечных; как взрывают землю гаубичные снаряды. Но главное – видели бесчисленные трупы, усеявшие берег от кромки воды до набережной.

Изготовившись к прыжку и глядя на все это, Эд Эйвнелл понял, что втянут в кровавую и притом дурацкую игру.

– Полный идиотизм!

И в тот же миг полковник Филлипс осознал допущенную ужасную ошибку. Натянув белые перчатки, чтобы сигналы, которые он подаст руками, были видны другим судам, он встал в полный рост на носу катера и крикнул, подкрепляя приказ жестами:

– Назад! Назад!

Пуля угодила ему в лоб, когда полковник в очередной раз повторял команду. На катере номер два, идущем чуть впереди, сигнала не заметили. Остальные повернули назад.

Тич Хоутон, неотрывно глядя на пляж, крикнул подчиненным:

– Готовьсь! Пора!

Катер, задрожав, остановился, десантники посыпались с бортов, оружие на изготовку, и устремились вперед, рассеявшись по пляжу. Каким бы ни был изначальный план, теперь приходилось действовать по обстановке. Выслеживать врагов – и уничтожать их.

Рядом со «спитфайрами» Королевских ВВС в небе серебрились «фокке-вульфы». И если у первых уже заканчивалось топливо и они разворачивались в сторону дома, то вторые снижались, чтобы обстреливать на бреющем полете людей на берегу. Эд Эйвнелл, охваченный жгучей смесью отчаяния и гнева, карабкался на стену набережной, отстреливаясь из «брена». Врага не было видно, но пули летели отовсюду. Эд помчался по пустой мостовой, стреляя на бегу и вопя: «Вылезайте, гады!» Краем глаза заметив снайпера, целящегося в него из окна дома, Эд резко развернулся и окатил врага огнем.

Пока фузилеры с боем пробивались к рыночной площади, гамильтонцы сумели-таки захватить казино. Но мины падали по-прежнему, а с утеса продолжала работать тяжелая артиллерия. Раненых и убитых сносили в захваченное пустое здание на набережной. Большая часть камеронцев держала оборону от противника, засевшего в лесу к западу от местечка. Больше не было ни единой цели, ни общей стратегии. Люди стремительно бежали в противоположных направлениях, повинуясь лишь собственным импульсам. И посреди этого смертоубийственного бедлама местные жители преспокойно занимались своими делами, словно бы начисто игнорируя опасность. Один завел четырех коров под прикрытие амбара и вернулся сгребать сено. Другой, в шляпе и пиджаке, но без рубашки, ехал себе вдоль по улице на велосипеде с багетом в корзине. Мальчишки таращились на бегущих мимо солдат. Некоторые дома успели загореться – к небу потянулись тонкие струйки дыма.

Начался отлив. Между галечным пляжем, заваленным телами, и морем, где ждала затянутая дымом армада, открылась широкая полоса блестящего песка. Шел одиннадцатый час. Генерал Робертс на «Калпе» понимал, что операция провалилась. И дал приказ отступать.

* * *

Поняв масштаб катастрофы, Эд Эйвнелл взбеленился. Больше, чем враг, не пожелавший сразиться в открытом бою, его бесила глупость происходящего. Какой нормальный стратег отправит людей среди бела дня штурмовать хорошо укрепленное побережье? Но где его взять, нормального? Миром правят идиоты, а в результате всегда получается черт знает что. Поэтому наряду с яростью Эда охватывает злорадство: он заранее знал, что все так и будет. Высадка без плана и цели, не давшая ничего, кроме ненужной гибели множества людей, классически иллюстрировала его теорию бессмысленности бытия. Даже над собственным праведным гневом, с каким мстил врагу, Эд внутренне посмеивался, сознавая, что на самом деле для убийства есть единственное оправдание – что ты сам готов умереть.

К моменту, когда пришел приказ отступать, Эда охватило некое экстатическое состояние. Его могло ранить множество раз, но каким-то чудом все пули и осколки пролетали мимо. Ощущение собственной удачи заставило напрочь забыть про осторожность: он неуязвим!

* * *

Ларри все сидел, скрючившись, у брошенного танка. Он видел, как солдаты бегом возвращались к своим баржам. Пахло водорослями, морем и кровью. Вставать и возвращаться не хотелось: от воды его отделяла опасная зона. Солдаты падали, сбитые на бегу кто выстрелами со стороны набережной, кто пулеметной очередью из низко проносящегося самолета, кто осколками беспрестанно рвущихся мин. Но Ларри оставался на месте не потому, что боялся выйти на открытое пространство. Просто он утратил волю к действию, смирившись даже с собственной смертью.

Его усталый взгляд привлек человек, бежавший с раненым на плечах. Человек передал свою ношу солдатам у баржи и устремился назад, вверх по пляжу, не обращая внимания на свистящие мимо пули.

Эд Эйвнелл. Ларри улыбнулся. И даже попытался окликнуть: «Эдди!» – точно завидев его на лондонской улице, – но не сумел издать ни звука. И все же приятно было в таком странном месте увидеть друга.

Вот Эд поднимает другого раненого и тащит к кромке воды. В затуманенное сознание Ларри медленно просачивалось понимание: десант отступает. Эд снова поднялся по пляжу, по-прежнему невредимый, и поднял на руки третьего человека.

Поразительно, как он шел. Высоко подняв голову, расправив плечи, быстро, но без спешки. И не останавливаясь. Покуда другие, торопясь покинуть роковой берег, устремлялись к и без того перегруженным баржам, Эд лишь доставлял очередную ношу и шагал за следующей.

Вот, значит, как, подумал Ларри. Вот как это делается.

Пошатываясь, он поднялся на ноги. У кромки воды, ярдах в ста друг от друга, стояли, зарывшись носом в песок, десантные баржи. Дальше в море – еще десятки, одни прибывают, другие отчаливают, некоторые делают круг, чтобы подобрать выживших, барахтающихся в воде. Батареи на утесах бьют и бьют, теперь уже по баржам – снаряды падают в воду, поднимая фонтаны брызг.

Пора идти, подумал Ларри.

Он двинулся вниз по пляжу, тем же путем, как прежде Эд. Треск пулемета, свист летящих пуль, – и вот Ларри осознал, что уже бежит. Ботинки кажутся неподъемными; споткнувшись, он подвернул лодыжку. Но ужас гнал все вперед, несмотря на боль, – туда, где блестела полоса мокрого песка. Казалось, ноги уже не касаются земли. Услышав крик, Ларри обернулся и увидел упавшие в грязь носилки с раненым – один из тащивших носилки солдат убит, лежит, распростершись на песке. Второй отчаянно кричал:

– Помоги мне!

Ларри мчался дальше по воде, не в состоянии остановиться. Он видел, как десантная баржа уже поднимала аппарель, готовая отплыть. Вода обжигала холодом. Добравшись до баржи, он вцепился в борт, вжимаясь в стальной каркас и всхлипывая. Судно качнулось на волнах, уперлось в песчаную отмель и продолжило ход. Ларри скрючился рядом в воде, словно надеясь, что пуля его не найдет. Он уцепился за веревку, длинной петлей свисавшую с борта. Молодой парень, что, шатаясь, брел по воде, схватился за другую петлю, но в этот миг баржа развернулась, вырвав веревку у него из рук. Солдат уронил руки и замер, стоя по пояс в воде и глядя вслед барже.

Ларри, крепко вцепившегося в петлю, уносило в море. Кисти рук окоченели, пришлось обмотать веревку вокруг запястья, чтобы не унесло волной. Другие, повисшие вдоль отвесных стальных бортов, уже подтягивались на палубу, но у Ларри не было сил. Вдруг он почувствовал, что кто-то схватил его за руку и тянет вверх. В тот же миг чья-то рука впилась ему в ступню. Брыкаясь, Ларри высвободил ногу, его снова потянули с палубы и, наконец, втащили на борт.

А потом он, измученный, лежал на палубе и хватал ртом воздух. Щекой, прижатой к ледяной стали обшивки, он ощущал вибрацию мотора, уносящего их все дальше от кошмарного берега. Взгляд скользнул по грузовому отсеку, битком набитому ранеными. Кажется, они по колено стоят в воде. Он смотрел, как вода прибывает, вот она уже по пояс. Вода красная. Вода все выше.

Теперь он заметил волнение остальных солдат.

– Прыгайте, парни! Прыгайте в воду! Спасайтесь вплавь!

Носовая часть погружалась все ниже и ниже. Раненые пытались выбраться из кровавой воды, заполнившей грузовой отсек.

Ларри прыгнул вместе с остальными. Качаясь на волнах в своем спасжилете, он оглянулся на берег. Они успели отойти на какие-то несколько ярдов. Рядом ударило по воде, и поднялся фонтан брызг, так что Ларри чуть не захлебнулся. Там, куда угодил снаряд, больше никого не было – только каски плавали на поверхности.

Другая десантная баржа развернулась к оставшимся в воде, и одного за другим их стали втаскивать на борт. Когда из воды вытягивали Ларри, он услышал череду резких звенящих звуков, почувствовал острую боль в ягодице – а в следующий миг покатился вниз, в грузовой отсек, и приземлился на лежащих там людей. Следующий спасенный шлепнулся уже на него. А сверху по-прежнему доносился свистящий звон.

Кто-то крикнул: «Лишнее за борт! Перегруз! Лишнее за борт!»

Из грузового отсека полетели каски. Раненые стягивали сапоги, куртки, штаны. Выбросили за борт фляжки и ремни – судно сидело слишком низко, вода едва не переливалась через борт.

Ларри стоял в исподнем, окруженный такими же раздетыми людьми. Кто-то передал ему сигарету, но пальцы онемели, а дыхание сбилось, так что не затянуться.

– Держи. – Он передал сигарету соседу. – Я потом покурю.

В полумиле от берега десантная баржа поравнялась с кораблем, и раненых подняли на борт. Ларри, хромая, плелся по верхней палубе за остальными. Чья-то рука легла ему на плечо.

– Кают-компания вниз по трапу, лейтенант.

На подкашивающихся ногах он спустился по лестнице. Кто-то подвел его к креслу, завернул в плед и сунул в руку стакан с бренди.

– Крепко вам досталось, – посочувствовал стюард.

Ларри, кивнув, сделал глоток.

– Врач вас осмотрит, когда освободится.

– Ничего серьезного, – заверил Ларри. – Что это за судно?

– «Калп». Вы на флагманском корабле.

Тут стюарда позвал другой раненый:

– Не принесете утку?

– Уже бегу.

Кают-компания была забита ранеными офицерами. Кто на диванах, кто на полу. Некоторые сидели у обеденного стола, уронив голову на руки. Все молчали. Появился санитар с белой эмалированной уткой. Раненый со звоном справил нужду, и утка пошла по кругу.

Морской офицер, спустившийся в кают-компанию, объяснил, что в лазарете слишком много тяжелых пациентов, но врач все равно придет, как только освободится.

– Скоро домой-то? – спросил один из солдат.

– Как только ляжем на курс, доберемся за два часа. Но не думаю, что мы отойдем раньше, чем с пляжа увезут последних раненых.

– Так где мы сейчас?

– В Дьепе.

Здесь, внизу, казалось, что битва уже далеко, и слышался только бесконечный гул тяжелой артиллерии. Корабль атаковали с воздуха: снаружи доносились залпы крупнокалиберных зениток, треск «эрликонов» и рев бомбардировщиков. Потом звуки поменялись местами: вслед удаляющимся самолетам заговорили пулеметы, гулко забухали корабельные пушки.

Стюард принес галеты и баночки сардин. Пришел корабельный врач, моргая, обвел глазами кают-компанию. От усталости его мотало из стороны в сторону.

– Эй, док, тебе бы выпить.

– Так и сделаю.

Но вместо того, чтобы выпить, он начал обход и наконец добрался до Ларри.

– Не тратьте на меня время, – попросил тот. – Ерунда.

Но врач все равно его осмотрел.

– У вас пуля в заднице. Потерпите?

– Конечно.

– Когда будете дома, сходите к врачу.

Только узнав о ранении, Ларри почувствовал боль. Он попытался устроиться удобнее, но стало только хуже. Пришлось выпить еще бренди, чтобы уснуть.

В три часа дня флагманский эсминец «Калп» – последний корабль, покидающий место боя, – наконец-то двинулся в сторону дома. Он шел медленно, потому что сопровождал тяжело нагруженные десантные баржи. Остатки флота достигли Нью-Хейвена, лишь когда перевалило за полночь.

Ларри спустился на берег в белье, завернувшись в плед. На пристани сотни фигур с керосиновыми лампами освещали машины скорой помощи, военные грузовики, автомобили и войсковые автолавки, выстроенные вдоль доков. Солдат сунул Ларри пачку сигарет, как только тот спустился с трапа. Медсестра, взяв его за руку, все спрашивала:

– Вы можете идти? Вам требуется помощь?

– Пока все хорошо. Мне бы чаю, я справлюсь.

Она отвела его к лавке и протянула чашку.

– Осмотрите остальных, сестра, – попросил Ларри. – Со мной все будет хорошо.

Он стоял на темном причале посреди всей этой бесшумной суеты и прихлебывал горячий чай. Теперь, когда опасность миновала, к нему постепенно возвращалась чувствительность. Накатывала то усталость, то боль. И вот, сначала отрывочно, затем целыми сценами, будто вырванными из киноленты, прожитый день начал разворачиваться перед глазами. Ларри чувствовал вкус пережитого ужаса. Ощущал, как под ногами скользит галька, видел усеянный трупами пляж, высокую стройную фигуру друга, который снует по пляжу, спасая людей. И себя, скрючившегося за танком и думающего только о собственной шкуре… Где теперь Эд?

Ларри потягивал остывающий крепкий чай и чувствовал, как вместе с возвращающимися силами подступает чувство стыда. Он опустил голову, плечи затряслись от задушенных всхлипов. Он плакал от ужаса, усталости и бессмысленности, но главное – от собственного морального падения. Хотелось молить о прощении, но кого? Он жаждал утешения, но не верил, что заслужил его.

– Ларри?

Он поднял мокрое от слез лицо. Перед ним стояла Китти.

– О Ларри!

Он даже в темноте разглядел, что она перепугана.

– Ты ранен?

– Не смертельно, – ответил он.

Ларри поднял руку, чтобы стереть со щек слезы. Китти подхватила соскользнувший плед:

– Пойдем, там есть кровати.

Он позволил ей отвести себя в ближайший пакгауз, переоборудованный в полевой госпиталь. Китти передала Ларри сестрам, которые тут же уложили его в постель и, осмотрев и перевязав рану на ночь, пожелали скорейшего выздоровления. Китти вернулась и, присев рядом, взяла его за руку.

– Я видел там Эда, – сообщил Ларри. – Он герой. Настоящий герой.

– Он не вернулся, – тихо произнесла Китти.

– Почему? – Глупость вопроса дошла до Ларри еще прежде, чем он успел закрыть рот. Почему-то он не сомневался, что Эд выживет.

– Пропал без вести, – объяснила Китти.

– Но я его видел!

– Пропал без вести, – пояснила Китти.

– Но я его видел!

Ларри сказал было, что Эд выжил, ведь он неуязвим, но тотчас спохватился: какая чушь! Все как раз наоборот: Эд безумно рисковал. Как он вообще мог выжить?

– Он не вернулся, – повторила Китти надтреснутым голосом.

Ларри закрыл глаза.

– Многие не вернулись, – тихо сказала Китти, – но хотя бы ты здесь.

11

– Потрясающе! Первоклассно! – Адмирал Маунтбеттен кругами ходил по комнате, восторженно размахивая руками. – Я хочу услышать все в подробностях.

Ларри Корнфорд стоял, опираясь на трость, чтобы не перегружать правую ягодицу, из которой извлекли пулю. В комнате кроме них находился только Руперт Бланделл. Ларри понятия не имел, как, какими словами рассказать командующему о битве в Дьепе. Прошло более двух месяцев, но ему казалось, будто минула сотня лет.

– Я правда не знаю, что сказать, сэр.

– Понимаю, понимаю! – воскликнул Маунтбеттен, обращая на него напряженный и внимательный взгляд. – Все так говорят. Когда подо мной потонул «Келли», я думал, никому не понять, каково это. Никому. Но потом я как-то разговорился с Ноэлом, и знаешь, что он сделал? Он сделал из этого фильм! Отличный фильм, черт возьми! Выйдет на экраны через пару недель. Сходи глянь. Если хочешь, достану билеты.

– Спасибо, сэр, – поблагодарил Ларри.

– Ты ведь был на пляже в Дьепе?

– Да, сэр.

– Вот и славно. Это мне и надо: настоящий, неприкрашенный отчет простого пехотинца. Говорят, что урок, полученный от операции «Юбилей», бесценен и сократит войну на несколько лет. Кроме того, высадка выманила люфтваффе из нор, так что наши смогли надрать им задницы. Меня уже и Уинстон по спине похлопывал, и Эйзенхауэр радовался, как ребенок в кондитерской. Но как бы то ни было, все решили смертники-пехотинцы.

Ларри не знал, что ответить.

– Смертников-то многовато оказалось, да?

– Да, сэр.

– На войне как на войне. Слышал про подразделение Ловата? Все как по книжке. Значит, канадцами мы можем гордиться, так ведь?

– Да, сэр.

– Жуткая резня, как сказал Уинстон.

– Да, сэр.

– Когда с твоим отцом увидимся, я ему расскажу, Ларри. Ты решил пойти под пули. Хоть и не был обязан. Я такие вещи не забываю. Твое имя в списке представленных к награде.

– Нет, сэр, – вдруг разволновался Ларри, – я ничего не сделал, сэр. Только высадился, пробыл на пляже два или три часа, и все. Я не заслуживаю того, чтобы меня отметили выше остальных. Чем хоть кого-то из остальных.

Маунтбеттен продолжал внимательно его разглядывать.

– Понимаю, – сказал он. – Похвально.

– Если вы составляете списки, сэр, то одного человека обязательно нужно представить к награде. Лейтенант Эд Эйвнелл из сорокового диверсионно-десантного батальона морской пехоты. Я видел, как он под непрерывным огнем носил раненых к лодкам. Он спас как минимум десять жизней.

Маунтбеттен повернулся к Руперту Бланделлу:

– Отметь, Руперт.

– Еще один из наших, сэр, – отозвался тот.

– Что с ним случилось? – Маунтбеттен снова повернулся к Ларри.

– Пропал без вести, сэр.

– Записал, Руперт?

– Да, сэр.

– И нужно записать еще кое-что. – Маунтбеттен кивком указал Бланделлу на Ларри: – Вот человек, который вызвался на передовую, в самую гущу сражения, получил пулю, а рассказывает лишь о том, как геройствовал другой солдат. Ноэл оценит. – Он протянул Ларри руку: – Горжусь таким сотрудником!

Руперт Бланделл, провожая Ларри по коридору к выходу, шепнул:

– Он ведь не идиот. Сам понимает, что вышла полная хрень. Даже спрашивал меня, не подать ли в отставку.

– А ты что?

– Сказал, все зависит от причин провала. Внешние они или внутренние. И извлек ли он урок.

– Боже, Руперт, ты прямо его духовник.

– У нас странные отношения. Но он человек необычный. Тщеславен, как ребенок, но на самом деле застенчивый и добросердечный. Эдвина совсем другая. А для него главное – ее одобрение. Которого не так-то просто добиться – у Эдвины высокая планка.

– Эдвина Маунтбеттен? Эта пустышка?

– Согласись, любой человек куда сложнее, чем кажется.

Уже в дверях, прощаясь с Ларри, он добавил:

– Ты это серьезно насчет Эда Эйвнелла?

– Абсолютно. – Я прослежу.

* * *

Армейский лагерь в парке Иденфилд-Плейс теперь напоминал брошенный город. Из двенадцати сотен человек, что отправились отсюда атаковать Дьеп, вернулось чуть более пятисот. Но и они уехали, чтобы присоединиться к другим частям канадской армии на новых квартирах. Полки в войсковых лавках опустели, из обеденных палаток унесли столы и стулья, канадский флаг спустили с флагштока на строевом плацу.

Ларри медленно брел по главной улице, прихрамывая и опираясь на трость. Вернувшись в Иденфилд за пожитками, оставшимися в фермерском доме, где его расквартировали, он решил почтить память тех, кто не вернулся назад.

И вот теперь шел по липовой аллее к пруду. К домику, где он впервые увидел Китти. Теперь тот солнечный день кажется далеким прошлым. Думать о Китти было нельзя – иначе сразу вспомнишь об Эде, о том, что тот, возможно, погиб на пляже у Дьепа. От одной этой мысли Ларри охватило смятение. Он покачал головой, отгоняя постыдную надежду.

Возвращаясь по аллее к большому дому и гадая, здесь ли Джордж Холланд, Ларри заметил знакомый силуэт:

– Китти?

Девушка бросилась к нему бегом:

– Ларри! – И обняла, смеясь: – Так и знала, что это ты! – Осторожней! Я еще некрепко стою на ногах.

– О Ларри! Как я рада тебя видеть!

Ее глаза сияли, милое лицо светилось радостью.

– Не думал, что ты еще здесь. Разве ваших не перевели отсюда?

– Я уволилась. По одиннадцатому параграфу.

Этот параграф касается только женщин.

– Китти! Ты ждешь ребенка!

Она кивнула, улыбнулась:

– У меня есть и другая хорошая новость: Эд жив! Он в плену.

– О! Слава богу! – тихо выдохнул он.

На душе вдруг сделалось легко-легко. Прежде Ларри мучили подспудные угрызения, как будто любовь к Китти означала, что он желает Эду смерти. Но Эд не умер. Едва осознав это, Ларри понял, что все идет как надо. Эд такой благородный, такой храбрый, он заслужил жизнь, любовь Китти. Заслужил счастье стать отцом ее ребенка.

Китти была тронута его искренней радостью:

– Вы ведь на самом деле хорошие друзья.

– Эд – часть моей жизни.

Она осторожно взяла его под руку, и они вместе пошли к дому.

– Как хорошо, что у Эда есть ты, – сказала она. – Значит, он умеет выбирать друзей.

– И жен.

Это напомнило Китти о других новостях.

– Представляешь! Джордж собирается жениться на Луизе! – Да что ты говоришь!

– Ты удивлен?

– Не очень. Хотя ума не приложу, как Джордж вообще собрался с силами, чтобы изменить свою жизнь.

– Вряд ли это его заслуга. Наверняка все устроила Луиза.

Ларри даже загрустил. Все вокруг него женятся – в военное время каждый торопится жить.

– А рожать где будешь?

– Дома. Со мной будет мама.

– В уилтширской глуши.

– Между прочим, Малмсбери – один из древнейших городов Англии. Мы этим очень гордимся. А еще один из самых скучных. Так что ты обязательно должен меня навестить.

– И город.

– Конечно. Его тоже нужно непременно увидеть.

Они зашли в домик.

– Без канадцев здесь просто ужасно. Мы все по ним так скучаем. В Дьепе был ад, да?

– Говорят, погибли семь из каждых десяти, – кивнул Ларри.

– Даже представить не могу. Знаю, что так нельзя, я могу думать лишь о том, что вы с Эдом живы.

– Почему же нельзя? Человек так устроен. Невозможно переживать обо всех.

– Знаешь, Ларри? – Китти схватила его за руки и прошептала, будто делясь сокровенным: – Я буду любить моего малыша крепко-крепко.