Текст книги "Пьесы (сборник)"

Акт третий

Рассвет еще не наступил. Дикое место в горах. Нэнни и Бидди Лалли сидят на корточках возле костра, вокруг разбросаны дорогие вещи. ПОДИН сидит рядом с Мартином, который лежит, как мертвый, накрытый мешком.

НЭННИ (обращается к Подину). Ну вот, вы – великие герои, великие воины, великие мужи – победили богатеев, вы и крестьяне из каменоломни[5]5
  Имеются в виду члены тайной крестьянской организации в Ирландии (Whiteboys).


[Закрыть]. Обшарили весь дом и награбили на славу! Смотрите-ка, сколько я унесла шелков, да атласов, да всяких других богатств! А на это посмотрите! (Она показывает бархатное платье) Из него выйдет шикарная жакетка. На ярмарке певцы умолкнут и торговцы забудут о своем скоте, заглядевшись на ленточки и пуговички! Вся моя родня сбежится теперь!

БИДДИ. А золота там было совсем не так много, как говорили. Или ребята из каменоломни опередили нас. Чтоб им пусто было! Это они подбили меня набрать целый мешок подков в кузнице. Сказали, будто они серебряные, из чистого белого серебра, а оказалось, это обыкновенное железо! Чтоб им пусто было! (Отпихивает мешок) Когда я в другой раз пойду грабить большой дом, то уж прослежу, чтобы луна меня не обманула, а то все сияло, словно золото и серебро. А сейчас не сияет совсем.

НЭННИ. А уж какой после нас пожар разгорелся, и вовсе не сказать! От двух домов в одну ночь лишь кучка пепла осталась. Наверняка все служанки на семь миль в округе вскочили со своих постелей и петухи запели зарю, решив, что уже наступил рассвет.

БИДДИ. Благодари вот этого парня, который лежит тут. Никогда еще не бывало такого смелого вожака. Он разбросал сторожей и с факелом в руке побежал по лестницам и крышам, так что можно было подумать, что еще немного и он коснется головой звезд.

НЭННИ. Мне казалось, будто я вижу рядом с ним смерть. А как у него сверкали глаза, и искры летели на восток и на запад. Наверное, его ранили там или один из тамошних парней незаметно стукнул его по голове в пылу драки? Я нашла его, когда парней из каменоломни и след простыл, он лежал возле стены такой слабый, словно сдвинул с места гору. Сколько я ни царапала его, он не просыпался, а когда я подняла его голову, она упала, и мне стало понятно, что в нем нет жизни и он уже не с нами.

БИДДИ. Жаль, ты не оставила его там, где он лежал, и ничего не сказала Подину или своему сыну, так что нам пришлось одним тащить его сюда на носилках из палок и мешков.

НЭННИ. Как же мне было кричать, если он успокоился в темноте и ни одной живой христианской души не было рядом с ним, разве лишь я да Господь Бог?

БИДДИ. На нас падет месть красных солдат, когда они отыщут нас тут, словно пугливых зайцев. Лучше бы нам не отрываться от крестьянских парней.

НЭННИ. Тихо ты! Все с ума посходили из-за него. Если кто услышит, что мы бросили его, не сносить нам головы. Ш-ш-ш!

Входит Джонни Бокач со свечами.

ДЖОННИ (встает рядом с Мартином). Что за зло или зараза такая у нас в воздухе, что погибают один за другим все ирландские герои?

ПОДИН. Хочешь не хочешь, задумаешься о четырех вещах, что нас ждут напоследок, о смерти и Судном дне, о Рае и Аде. Клянусь, сердцем я с ним. Это хорошо, что мне пришлось узнать, какой человек скрывается под его именем и обличьем. (Поет.)

 
О Джонни Гиббонс, наш герой,
Кому оставил ты детей своих?
 

ДЖОННИ. Теперь мы сироты до конца наших дней. Отныне нам не будет покоя, если мы не станем убивать англичан, но где нам взять похожего на него вождя? Давайте положим его, как полагается, на камень, и я оплачу его! (Ставит свечи, подпирая их камнями.)

НЭННИ. Джонни Бокач, ты принес дорогие свечи, чтобы поставить тут? Видно, у тебя густо в карманах, если ты позволяешь себе такую роскошь и не довольствуешься макаными свечами?

ДЖОННИ. Вряд ли я сделаю такое, когда жизнь покинет твое тело. Тебя мне ни к чему провожать с таким почетом, как его.

НЭННИ. Что ж, в доме всегда тихо и грустно, когда умирает кто-то молодой, но много насмешек, и розыгрышей, и беготни, когда умирают старик или СТАРУХА. Стариков никто не жалеет.

ПОДИН. Он должен был сделать ирландцев достойными их предков. Верьте мне, это о нем говорилось во всех пророчествах. Так что не сравнивайте себя с ним.

НЭННИ. Почему это не сравнивать? Ты только подумай, сколько всего мне пришлось преодолеть в этом мире. Какое уж тут сравнение с ним, ведь его сразу вознесли до небес, а он только и сделал, что умер и отправился в рай.

ДЖОННИ. Если ты и отправишься на небеса, то не вернуться тебе оттуда живой! Да нет, ни за что не услыхать тебе, как поют ангелы! Будешь тысячу лет тащить на себе цепи в обличье пса или чудовища. Говорю тебе: он одолеет чистилище быстрее, чем молния – терновый куст.

НЭННИ. Ага, ага. (Вполголоса напевает.)

 
Следят, чтоб умерла я в срок,
Червяк, да дьявол, да сынок,
А я порадуюсь, когда
Затянет шею им петля!
 

ДЖОННИ. Пять белых свечей. Мне не жалко их для него. Если бы он очнулся и встал живой, то обязательно освободил бы Ирландию!

ПОДИН. Подожди, вот наступит день, и ты посмотришь, как его похоронят. Мы не оставим его здесь. Я кликну двести парней из Ленточников[6]6
  Имеется в виду Ribbon Society, упоминавшееся в первом акте.


[Закрыть], которых он должен был повести на бараки в Оганише. Они отнесут его тело на гору, где будет его могила. Он владел нездешним даром, не знаю уж как, но ему была дана сила, неведомая смертным.

ЭНДРЮ (входит, дрожа). Он подарил нашему селению великую ночь, и ее нескоро тут забудут. Все ополчились против него, это я вам говорю. Сегодня утром никто не запустил мельничный жернов. Ночью никто не пек хлеб. Лошади не кормлены в стойлах, коровы не доены в коровниках. Я не встретил ни одного человека, который имел бы смелость проклясть сегодняшнюю ночь и не проклял бы меня и мальчика, лежащего тут… Есть ли в нем хоть какие-нибудь признаки жизни?

ДЖОННИ. Какие признаки жизни, если жизнь ушла из него уже три часа назад, а то и поболе?

ЭНДРЮ. Вчера он тоже так лежал, а потом взял и проснулся.

НЭННИ. Теперь он не проснется, я-то знаю. Я держала его руку в своей, и его рука холодела, как будто на нее лили холодную воду, и кровь не бежит у него по жилам. Он ушел, это точно, жизнь покинула его.

ЭНДРЮ. Может быть, может быть. Вчера у него щеки были как будто розовые, а сегодня серые, как пепел. Что ж, рано или поздно мы все уйдем. Я любил тебя, белоголовый мальчик, ты возвышался над всеми нами, и вот погублен в самом расцвете. Ты был нежным и искренним, и все любили тебя. У тебя было такое сердце, что ты все отдавал людям и ничего не требовал взамен. Ты сам устроил себе отличные поминки, в одну ночь растратив все, что имел, на пиво и вино для всей округи. Наверное, ты будешь сидеть посреди Рая между Блаженными!

ДЖОННИ. Аминь. Жаль, я не подумал, когда послал за тобой мальчишку, чтобы он позвал священника. В конце нас всегда ждет Всемогущий.

ЭНДРЮ. Я послал его. Живой он или мертвый, я хочу сделать все возможное для лучшего из моего народа и моего поколения.

БИДДИ (вскакивает). Ты приведешь сюда священника? Зачем? Разве мы мало потратились на свечи и все остальное?

ДЖОННИ. Если это тот нищий священник, который непонятно о чем говорил с покойным, похоже, он ничего не потребует за труды. У нас многие священники прячут в груди мятежное сердце.

НЭННИ. Говорю тебе, если ты ни о чем с ним не договорился, он и «Отче Наш» не скажет, пока не увидит полкроны у тебя в руке.

БИДДИ. Нет такого священника, который не был бы грешником. Вот если он любит выпить, то не побоится никаких неприятностей. Он из всего вывернется, как рыбий косяк всегда пройдет сквозь водоросли. Лучше не сердить священника, не противоречить никому из них.

НЭННИ. Не ты ли смирил себя перед священником, стоило тебе заболеть за решеткой и подумать, будто ты умираешь, и разве не приказал он, чтобы ты забыл о вине?

БИДДИ. А, я обманул его. Выздоровел и опять гуляю по дорогам.

НЭННИ. Да ты всех обманываешь, и себя тоже. Не ты ли еще вчера говорил покойнику, что его ждет лучший день в его жизни?

ДЖОННИ. Тихо, вы. Идет священник.

Входит Отец Джон.

ОТЕЦ ДЖОН. Не может быть, чтобы он умер.

ДЖОННИ. Его душа покинула тело около полуночи, и мы принесли его сюда, в укромное место. Пришлось разлучить его с друзьями.

ОТЕЦ ДЖОН. Где он?

ДЖОННИ (берет мешки). Лежит вон там весь холодный и неподвижный. У него очень спокойное лицо, словно он совсем не знал греха и ему не о чем было волноваться.

ОТЕЦ ДЖОН. (опускается на колени и трогает его). Он не умер.

БИДДИ (показывает на Нэнни). Он умер. Если бы он не умер, то он не позволил бы ей обшарить свои карманы и ограбить себя, а она это сделала.

ОТЕЦ ДЖОН. Это похоже на смерть, но все же это не смерть. Он в трансе.

ПОДИН. Откуда же, из рая или из ада, он принесет нам, когда вернется, весть о муках грешников?

БИДДИ. Я и сам думал, что он где-то далеко катается на белых лошадях вместе с другими вольными всадниками.

ДЖОННИ. Он расскажет нам о великих чудесах, когда поднимется со своего каменного ложа. Жаль, на этот раз ему не повести нас против англичан. Ведь те, которые в трансе, обретают новые силы и могут ходить по воде.

ЭНДРЮ. Отец Джон разбудил его вчера, когда он лежал неподвижно, в точности как сейчас. Разве я не говорил вам, зачем позвал его теперь?

БИДДИ. Разбуди его, и пусть они узнают, что в моем предсказании не было вранья. Приметы сказали мне, что ему предстоит лучший день в его жизни.

ПОДИН. Не умер! Через неделю мы пойдем маршем на Дублин. Протрубит рог, и все добрые парни придут к нему. Скорее, отец, будите его.

ОТЕЦ ДЖОН. Я не сделаю это. Незачем возвращать его оттуда, где он теперь.

ДЖОННИ. А сам он когда проснется?

ОТЕЦ ДЖОН. Может быть, сегодня, может быть, завтра, трудно сказать наверняка.

БИДДИ. Если он где-то далеко, то может пробыть там и семь лет. Будет лежать себе, как бревно, не есть и не пить, и никто во всем мире не добьется от него ни слова. Знаю, такое бывает.

ДЖОННИ. Но нам-то нельзя сидеть тут и ждать семь лет. Если начало положено, надо действовать, и немедленно. Мы не можем терять время, потому что правительство успеет собрать нужную информацию. Разбудите его, отец, и многие поколения ирландцев будут благословлять вас.

ОТЕЦ ДЖОН. Я отказываюсь будить его. Господь сам вернет его, когда Ему заблагорассудится. Насколько мне ведомо, он зрит сейчас Божественные тайны.

ДЖОННИ. Но ведь он может навсегда уйти в свой сон. Лучше разбудить его теперь же.

ЭНДРЮ. Разбудите его, отец Джон, ведь я думал, будто он на самом деле умер, и как мне теперь смотреть на Томаса после того, что я наговорил ему? И если бы не эта странная ночь, я бы всю жизнь не знал ничего, кроме одиночества. Всему миру известно, что я пил не из любви к вину, а из любви к людям, которые были со мной! Разбудите его, отец, или я сам разбужу его.

Трясет его.

ОТЕЦ ДЖОН. Не трогай его. Предоставь его самому себе и Господу Богу.

ДЖОННИ. Если вы не хотите разбудить его, то почему бы это не сделать нам? Давайте, для вас же так будет лучше.

ОТЕЦ ДЖОН. Когда я разбудил его вчера, он разозлился. Потому что не хотел подчиняться моему приказу.

ДЖОННИ. Вам, может, и не хотел, а мне подчинился с удовольствием, и весть принял от меня.

ОТЕЦ ДЖОН. Да уж… принял… но откуда мне знать, что не дьявольская весть послала его на дьявольский путь разрушения, пьянства и поджога? Не Бог послал ему эту весть! Я разбудил его, и я помешал ему услышать то, что, возможно, было священным посланием, голосом правды, поэтому, услышав тебя, он поверил в принесенную тобой весть. Ты солгал и воспользовался его ошибкой – ты оставил его без дома и без средств к существованию, а теперь ты изо всех сил стараешься довести свое злое дело до конца. Я не буду помогать тебе. Ему лучше умереть в трансе и предать себя в Божьи руки, чем проснуться и отправиться прямо в ад с такими, как ты, бродягами и преступниками!

ДЖОННИ (поворачивается к Бидди). Ты должна знать, Бидди Лалли, как вернуть такого человека.

БИДДИ. Во власти земли сделать это с помощью трав, а во власти неба – обратив огонь в пламя.

ДЖОННИ. Подымайся, не медли. Иди и нарви травы, которая вернет его, где бы он теперь ни был.

БИДДИ. Какой толк в травах, если у него стиснуты зубы?

ДЖОННИ. Тогда пусть будет огонь, дьявольское пламя, пусть он подогреет ему пятки.

Берет горящую ветку из костра.

ОТЕЦ ДЖОН. Говорю тебе, оставь его в покое!

Отшвыривает ветку.

ДЖОННИ. Не оставлю! Я не позволю ему лежать тут, когда вся страна ждет его!

ОТЕЦ ДЖОН. Я же говорю, что уже будил его! Это я отдал его ворам! И больше я не буду его будить, пусть зло подождет, когда он проснется сам, вот так! Не смейте трогать меня! Вы не можете! Вы не имеете права касаться меня против моей воли!

БИДДИ. Знаешь что, не подводи нас под церковное проклятие.

Джонни отступает. Мартин шевелится.

ОТЕЦ ДЖОН. Господь позаботился о нем. Это Он разбудил его. (Мартин приподнимается и опирается на локоть.) Не трогайте его и не говорите с ним, возможно, он внимает великим тайнам.

МАРТИН. Музыка. Я должен подойти поближе – прекрасная звучная музыка – она громче топанья единорогов; намного громче, хотя горы дрожали, когда они топали. Высокая радостная музыка.

ОТЕЦ ДЖОН. Тише! Он слушает музыку небес!

МАРТИН. Музыканты, где бы вы ни были, возьмите меня к себе! Я приду к вам; ведь я уже слышу вас лучше, а вы играете все радостнее и радостнее; как странно это, очень странно.

ОТЕЦ ДЖОН. Ему открывается какая-то тайна.

МАРТИН. Это райская музыка, правда, кто-то говорил мне об этом. Конечно же это райская музыка. Ах, я слышу, я понимаю. Она состоит из безостановочного звона мечей!

ДЖОННИ. Лучше музыки не может быть. У нас они зазвенят. Мы пойдем с мечами и кирками против штыков красных солдат. Хорошо, что ты восстал из мертвых, чтобы повести нас в бой! Идем же, ну, идем!

МАРТИН. Кто ты? А, помню. Куда же ты хочешь, чтобы я пошел?

ДЖОННИ. Конечно же брать казармы в Оганише. Надо продолжать то, что ты начал этой ночью.

МАРТИН. А что я начал ночью? Ах да, вспоминаю – большой дом – мы сожгли его – но я не понял видения, когда делал это. Я неправильно понял приказ. Не для этого я был послан сюда.

ПОДИН. Встань и скажи, что нам делать. Одно твое имя расчистит перед тобой дорогу. Ты освободишь Ирландию, прежде чем сено будет сметано в копны!

МАРТИН. Послушайте, я всё объясню. Я не туда повел вас. Лишь теперь видение было явлено мне до конца. Пока я лежал тут, мне все стало понятно. Мы обезумели, когда пошли жечь и громить. Что мне делать с чужой армией? Мое дело проникнуть в неведомое сердце времени. Мое дело не реформировать, а открывать.

ДЖОННИ. Если ты хочешь оставить нас теперь, то чем ты лучше предателя, взявшегося за гуж и на полпути объявившего, что он не дюж. Пойди и посмотри в глаза двум сотням мужчин, которых ты вчера повел против власти закона, и расскажи им, почему ты собираешься их бросить.

МАРТИН. Я ошибался, когда пошел против Церкви и закона. Битва, которая нам предстоит, будет в наших головах. Сейчас решительный момент, наверное, такой бывает раз в жизни, и лишь сейчас мы понимаем, что самое главное. В такие моменты выигрываются или проигрываются сражения, потому что в такие мгновения мы принадлежим воинству небесному.

ПОДИН. Неужели ты предаешь нас, как голый висельник, несмотря на все свои обещания и дармовую выпивку? Если ты привел нас сюда, чтобы обмануть нас или изменить нам, считай, что это последний день в твоей жизни!

ДЖОННИ. Проклинаю тебя от всего сердца! Будет только справедливо отправить тебя в ад к изменникам и предателям. Когда я убью тебя, то буду радоваться, идя на виселицу, как если бы я шел домой!

МАРТИН. Отец Джон, отец Джон, вы хоть слышите? И не видите? Неужели вы ослепли? Неужели оглохли?

ОТЕЦ ДЖОН. Что? Что?

МАРТИН. Вон там топчет гору тысяча белых единорогов, тысяча всадников с обнаженными мечами – слышите, как звенят мечи? О, этот звон мечей, звон скрещенных мечей!

Он медленно покидает сцену. Джонни поднимает камень и бросает ему в спину.

ОТЕЦ ДЖОН. (хватает его за руку). Остановись! Не видишь, он уже не здесь?

БИДДИ. Не трогай его, Джонни Бокач. Если он повредился в уме, это дело обычное. У тех, которых силком выводят из транса, с головой всегда не в порядке.

ПОДИН. Если он сошел с ума, то ему самому ни за что не придется расплачиваться.

БИДДИ. Он уже поплатился мозгами. Некоторые в этом состоянии поднимаются высоко и обретают неземную власть. Наверно, он пошел в какое-нибудь тайное место, чтобы получить знание о том, как лечить наш мир, или о том, где в давние времена был спрятан Плуг, Золотой Плуг.

ПОДИН. Похоже, речи у него теперь стали медовые. И глядел он так, как будто ему привиделись великие чудеса. А не пошел ли он к ирландским героям давних времен, чтобы звать их на помощь?

ОТЕЦ ДЖОН. Господь позаботится о нем и охранит его от злых духов и всех заблуждений.

ДЖОННИ. Отец, у нас тут есть свечи. Мы собирались поставить их возле него. Может быть, они прогонят зло отсюда?

ПОДИН. Зажигай свечи, а он помолится о нем, как сделал бы это в своей чистенькой церкви.

Зажигают свечи. Входит Томас.

ТОМАС. Где он? Мне надо предупредить его. Всем уже известно о ночном нападении. Его ищут солдаты и полицейские… двое уже близко… другие всюду… им стало известно, что он на этой горе… где он?

ОТЕЦ ДЖОН. Он ушел.

ТОМАС. Так бегите за ним! Скажите, чтобы он спрятался. Такое нападение, какое он учинил, карается виселицей. Скажите ему, чтобы он спрятался, а когда все стихнет, пришел ко мне… Что бы он ни натворил, я не брошу сына моего брата в беде. Как-нибудь устрою его на корабль, и пусть он плывет во Францию.

ОТЕЦ ДЖОН. Так будет лучше всего. Отправьте его в монастырь, пусть им займутся мудрые епископы. Им по силам распутать этот узел. А я не могу. Мне неведома истина.

ТОМАС. Вот и полицейские. Он увидит их и спрячется. Ничего не говорите. Слава Богу, что его тут нет.

Входят Полицейские.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Где тот парень, которого мы ищем? Люди видели, как он шел сюда вместе с вами. Вы должны отдать его в руки правосудия.

ДЖОННИ. Мы не предадим его. Уходите отсюда, не то пожалеете.

ПОДИН. Мы не боимся ни вас, ни вам подобных.

БИДДИ. Сбросим их с горы!

НЭННИ. Отдадим их воронью!

ВСЕ. Долой правосудие!

ОТЕЦ ДЖОН. Замолчите! Он возвращается. (Обращается к полицейским.) Стойте, стойте – не трогайте его. Он же не убегает, наоборот, сам идет к вам.

ПОДИН. Как же он весь светится! Я неправ, его нельзя называть предателем. Он не из нашего мира. Его место не с нами.

МАРТИН (стоит рядом с горой, на которой зажжены свечи). Et calix meus inebrians quam praeclarus est!

ОТЕЦ ДЖОН. Я должен знать, что он говорит, ведь это не его слова.

МАРТИН. Отец Джон, рай не там, куда мы привыкли его помещать. Там нет покоя, нет музыки, нет пения, но есть битва. Я видел его, я был там. Влюбленный там любит, но с еще большей страстью, всадник скачет на коне, но конь летит, как ветер, и прыгает со скалы на скалу, и везде дерутся, дерутся. В нескончаемой битве радость небес. Я думал, что битва здесь и радость тоже здесь, на земле, и все, что нужно сделать, – это вернуть прежний вольный мир наших сказаний, но нет, это не здесь; нам не дана такая радость и такая битва, пока мы не избавимся от наших чувств, от всего, что можно увидеть и потрогать, вот, как я гашу свечу. (Гасит свечу) Нашего мира не должно быть, как нет этой свечи. (Гасит другую свечу) Мы должны погасить звезды, и солнце, и луну (гасит остальные свечи), пока мы вновь не превратим все в пустоту. Прежде у меня было неправильное видение, но теперь я все понял. Где нет ничего, где нет ничего – там Бог!

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Он пойдет с нами!

ДЖОННИ. Мы не отдадим его правосудию!

ПОДИН. Беги! Не бойся погони.

Они дерутся с полицейскими; женщины помогают им; все, не прекращая драки, покидают сцену. Потом слышится выстрел. Мартин шатается и падает. С криками вбегают бродяги.

ДЖОННИ. Мы с ними расправились, больше они не придут за тобой.

ПОДИН. Он лежит на земле!

ОТЕЦ ДЖОН. Ему выстрелили в грудь. Ах, кто же посмел погубить душу, которая в волнении стояла на пороге святости?

ДЖОННИ. Это я выстрелил из ружья, которое было в руках полицейского.

МАРТИН (смотрит на окровавленную руку). Кровь! Я упал на камни. Трудным будет восхождение. Долгим будет восхождение в виноградник Эдема. Помогите. Мне пора. Гора Абьегнос очень высокая… но виноградники… виноградники!

Он опять падает и умирает. Мужчины обнажают головы.

ПОДИН (обращаясь к Бидди). Это ты напророчила ему лучший день в его жизни.

ДЖОННИ. Был он сумасшедшим или не был, а я не оставлю его тело стражам порядка, чтобы они зарыли его, как собаку, или бросили непогребенным, или повесили на дереве. Поднимем его на мешках и отнесем в каменоломню. Там мы похороним его с почестями, когда прискачут туда парни на конях с красными веревками в руках.

Нэнни накрывает Мартина бархатным плащом. Они поднимают его и уносят с пением:

 
Надежда наша умерла, и на душе темно,
Наш вождь оставил нас, и что мы без него?
 

ОТЕЦ ДЖОН. Он ушел, и теперь мы не узнаем, откуда ему было видение. Я уж точно не узнаю, но вот мудрые епископы…

ТОМАС (берет в руки флаг). Всю жизнь я воспитывал парня, а он пошел своей дорогой, непонятной дорогой. Не понимаю я этот мир, каким бы ни сотворил его Господь.

ЭНДРЮ. Беда всегда приходит к тем, кто слишком глуп или слишком умен. Держите про себя, что знаете, и втайне делайте, что хотите. Если вы это запомните, то во всем мире будет тишь да благодать.

КОНЕЦ