Текст книги "Киевские князья монгольской и литовской поры"

Глава четвертая
СРЕДНЕВЕКОВЫЙ КИЕВ

Киев домонгольской поры располагался на площади около 400 га – эту цифру считают реалистичной практически все исследователи города. Население древнего Киева составляло порядка 50 тысяч человек. Киев, несмотря на некоторый упадок перед нашествием Батыя, как уже говорилось, все равно был самым большим городом Руси, в Новгороде, втором по численности, проживало 30 тысяч.

Разорение Киева татаро-монгольскими войсками было катастрофическим.

Есть основания предполагать, что после нашествия в городе осталось не более двух тысяч человек. В любом случае, даже через три столетия население Киева составляло где-то 4,5 тысячи, пишет в книге «Киев в конце XV – в первой половине XVII века» Наталия Билоус.

После татаро-монгольского нашествия жизнь в Киеве переместилась на Подол – ремесленный посад с портом, постройки в котором, в отличие от «элитного» Города Ярослава, были деревянными (в Верхнем городе также хватало деревянных построек, но дворцы и церкви в основном строились из камня). И в исторической науке возникла дискуссия, не утихающая до сих пор: продолжалась ли после этого какая-то жизнь на Горе?

Согласно одной из точек зрения, жизнь в Верхнем городе полностью замерла. Как цитирует (по-украински) Глеб Ивакин написанную в середине XX века книгу Л. Успенского и К. Шнейдера, «…в границах древних стен Владимирова и Ярославового городов на несколько столетий протянулся дикий пустырь, где среди бурьяна, а возможно и настоящего леса, в ужасном величии вздымались над безлюдной холмистой и овражистой местностью могучие стены брошенных роскошных сооружений и храмов. Жители покинули старую столицу. Волки выли и кукушки куковали там, где недавно шумела и дышала красота и гордость древней Руси. И запустение это продолжалось до XVI–XVII ст.».

Противники такого подхода были всегда. Еще в XIX веке Владимир Антонович высказался против подобной оценки. Он приводил сведения о том, что жизнь в Верхнем городе продолжалась и после нашествия, в частности в Святой Софии, а точнее – на ее митрополичьем дворе. Вместе с тем, даже он был вынужден признать «несомненный политический упадок Киевской области» (хотя историк считает, что упадок этот был результатом событий, предшествовавших монгольскому нашествию, а именно – продолжительной борьбы княжеских родов за обладание киевским столом).

Более острожен в оценках наш современник Глеб Ивакин. Известный археолог отмечает, что проведенные во второй половине XX века археологические раскопки на Горе выявили (хоть и немногочисленные) находки, датируемые XIII–XV веками, то есть периодом после нашествия монголов, но до возрождения жизни в Верхнем городе в более позднее время.

Ивакин приводит данные о находках, которые могут свидетельствовать о том, что в разрушенной части города могла протекать какая-то жизнь.

«Сразу же после отхода Батыевых войск в 1240–1241 годах территория Верхнего города снова начала заселяться и отстраиваться. Жизнь здесь не прекращалась, но интенсивность ее значительно уменьшилась. Изменился социальный статус Верхнего города. Он перестал быть местом сосредоточения крупных и средних феодалов, но здесь находилась церковная верхушка», – пишет историк.

Вместе с тем, добавим от себя, отсутствие каких-либо сведений о том периоде в городе не дает возможности говорить об особенностях и масштабах заселения этой территории.

Выскажем предположение, что в Верхнем городе еще были жители – вероятно, связанные с церковными иерархами, так как многие храмы, пострадавшие от нашествия, в том числе Софийский собор, продолжали функционировать, а также, возможно, князья и зажиточные горожане, чьи дворцы и усадьбы могли избежать разорения во время захвата Киева Батыем.

Вместе с тем, следует отметить, что в сознании киевлян более позднего периода Киев отождествлялся исключительно с Подолом – лишь в XVII веке название стало иногда распространяться и на Верхний город. Но территория, прилегающая к Киево-Печерскому монастырю, не считалась Киевом даже в XVIII столетии. Как отмечает Наталия Билоус, в одной из городских книг за 1708 год сообщается, что некая Катерина Балычанка, «вдова, прежде бывшая жителка Печерска, а тепер в Киеве мешкаючая», продала свою недвижимость возле Воскресенской цервки.

Об упадке и заброшенности Верхнего города свидетельствует гибель большинства древних памятников. Очевидно, что одной из главных причин этого было Батыево нашествие 1240 года. Вместе с тем, отмечает Ивакин, влияние этого события не было столь прямым и непосредственным. «Памятники разрушались не столько конкретно во время боев 1240 г., сколько во время достаточно длительного времени из-за отсутствия имеющихся ресурсов и средств, которые необходимы для функционирования какого-либо сооружения», – пишет историк.

Сильно сократившееся население Киева было не в состоянии содержать такое большое количество храмов, которое было в городе, да и не нуждались они в таком их большом количестве.

Огромный ущерб наносили пожары, а также другие чрезвычайные происшествия – землетрясения и наводнения. Очень существенным фактором был запрет 1455 года польско-литовских властей строить, ремонтировать и отстраивать православные церкви.

«Все это дает право утверждать, что главной причиной гибели большинства памятников древнерусского зодчества было уничтожение экономической базы Киева в результате разгрома города и всего древнерусского государства во время монгольского нашествия», – резюмирует Глеб Ивакин.

Киев медленно, но возрождался, однако его ждали новые испытания. Разорительное нашествие произошло в 1416 году. Ивакин полагает, что ордынцы продолжали мстить Витовту за поддержку Тохтамыша и его наследников, которые жили возле Киева. Как уже упоминалось, могущественный темник Эдигей, являвшийся фактическим правителем Золотой Орды, захватил и разграбил город и сжег Печерский монастырь. Как сообщает Густинская летопись, «оттоле Киев погуби красоту свою и даже доселе уже не може быти таков».

Здесь вновь появляется вопрос о том, разорил ли Эдигей только деревянный и густонаселенный Подол, или же его жертвой также стал богатый архитектурными памятниками, но почти безлюдный Верхний город?

Во второй половине XV века Золотая Орда прекратила свое существование, однако на юге появился не менее опасный, а может, даже более грозный враг – Крымское ханство. Во время нападения войск Менгли-Гирея в 1482 году город был сожжен и разрушен – «Мин-Кгиреи, Аж Кгиреев сын, славный великы град Киев, матерее градовом, добыл и жьжог», – сообщает об этом событии летопись. В результате мощного натиска пал киевский замок, который до этого считался неприступным.

Что же из себя представлял Киев в литовскую пору? Попробуем дать его описание.

Как уже было сказано, численность города после татаро-монгольского нашествия была невелика. Жизнь была в основном сосредоточена на Подоле, который, собственно, и именовался Киевом. Здесь, по средневзвешенным оценкам, проживало порядка двух тысяч человек. Количество жителей, безусловно, варьировалось в зависимости от обстоятельств. Эпидемии, войны, нашествия, стихийные бедствия – все это серьезно сказывалось на демографической ситуации в Киеве. Тем не менее, город отстраивался, население прирастало за счет приезжих из Киевской области и других земель.

У нас практически нет сведений о топографии Киева в раннелитовский период. Более подробная информация появляется в XVI–XVII веках, однако вряд ли что-то сильно изменилось за это время.

Верхний город был мало населен. Другие территории древнего Киева – Копырев конец, Щекавица, Дорогожичи – вовсе не имели жителей и использовались как сельхозугодия. Отдельно лежали территории Печерского, Пустынно-Никольского и Выдубицкого монастырей.

Подол имел форму треугольника. Он был обнесен рвом и деревянной стеной с деревянными же башнями. Общая площадь обнесенного частоколом города составляла порядка 100 га. Реальная граница города со стороны Оболони, которая в то время была существенно ближе, чем сегодня, проходила в районе нынешних улиц Верхний вал – Нижний вал и Ярославской.

На Подол из Верхнего города вели две дороги – нынешние Андреевский и Владимирский спуски. Со стороны Печерского монастыря в Киев въезжали через Крещатицкие ворота, из урочища Кожемяки, которые примыкали к Замковой горе, – через Кожемяцкие. Дорога из Вышгорода вела через Бискупские (Иорданские) ворота, из Межигорского монастыря обычно въезжали через ворота Воскресенской (Быдлогонной) башни.

В городе преобладала хаотичная застройка. Как писал французский инженер Гийом Левассер Боплан, посетивший Киев в середине XVII века, «в городе есть только три красивые улицы, все же остальные, не будучи ни прямыми, ни правильно дугообразными, извилисты наподобие лабиринта».

Как писал побывавший здесь в 1584 году львовский купец Груневег, «идешь меж деревянных строений и заборов, как будто в многолюдном селе». Согласно его описанию, каждый двор имеет сад, огород и строения для скота. Также в домах киевлян были собственные бани, что удивило жителя Львова. «Они топят в них почти каждый день наподобие московитов, которые постоянно купаются», – отмечал он.

Боплан писал, что и дома в Киеве были по московскому образцу – преимущественно одноэтажные, низкие, сделанные из дерева.

Большинство киевских улиц не имели названий, в ратушных книгах нередко просто указывались только имена владельцев домов.

Из-за частых пожаров топография Киево-Подола часто менялась, что объясняет неупорядоченность застройки и отсутствие названий улиц.

Тем не менее, улицы в Киеве все же были, и, как следует из свидетельств одного из гостей города, некоторые из них даже можно было назвать красивыми. Как полагает Билоус, «три красивые улицы», о которых говорит Боплан, это Большая, или Воскресенская, Крещатицкая и, вероятно, Спасская.

Большая улица (сегодня это, очевидно, Межигорская) вела от Воскресенских ворот к Рынку – центру города, который находился там, где сегодня расположена Контрактовая площадь. Крещатицкая улица, располагавшаяся приблизительно там, где сегодня проходит улица Сагайдачного, тянулась от Крещатицких ворот до Рынка. Спасская улица, существующая и в наши дни, шла от Днепра через Рынок к доминиканскому монастырю недалеко от Замковой горы.

Источники также называют Святодуховскую, Борисоглебскую, Армянскую, Бискупскую, Огиреанскую, Быдлогонную, Хмелевскую, Замковую улицы. По Быдлогонной улице, называвшейся также Выгонной, выгонялся скот на выпас за городские стены на сочные травы Оболони. Она, как и Большая улица, вела к Воскресенским воротам. Борисоглебская улица близка по расположению современной улице Братской, Бискупская – вела в Бискупское местечко, находившееся недалеко от замка и Замковой горы. Армянская улица находилась на территории армянского квартала в районе Рынка. В Киеве проживало достаточно много армян, у них была своя церковь, они в основном уже не знали своего языка и говорили на местном наречии, охотно смешивались со славянами.

Город был застроен беспорядочно, люди жили в нем скученно. Помимо частых пожаров настоящей бедой были эпидемии, в основном чумы. Летопись сообщает под 1352 годом: «Бысть мор силен зело в Смоленске, и в Киеве, и в Чернигове, и в Суждале, и во всей земле Русстей, смерть люта, и напрасна и скора». Эта запись отражает эпизод страшнейшей эпидемии, длившейся в Европе с 1346-го по 1353 год. Чума выкосила пол-Европы. Она не щадила ни простых людей, ни монархов – от болезни скончались король Арагона, королевы Кастилии, Наварры и Франции, князь Московский Симеон Гордый.

Уже после завоевания Литвой – в 1366 году – мор снова пришел в Киев. Князь, а тогда на княжении в Киеве был Владимир Ольгердович, воевода и другие представители власти, на два года оставили город. И снова это был отголосок общеевропейской эпидемии 1360-х. Чума еще не раз опустошала Киев в последующие века.

Киевские ремесла, пришедшие в упадок после монголо-татарского нашествия, постепенно восстанавливались. В Киево-Подоле, в отличие от западных городов, не было улиц, связанных с ремесленниками отдельных цехов, хотя такие цеха существовали.

Из источников известны цеха кузнецов, жестянщиков, плотников, скорняков, сапожников, портных, седельников, рымарей, лучников, стрельников, резников, пекарей, цирюльников, ювелиров. Ремесленники работали в основном дома или при доме. Позже появилась тенденция работать прямо на торгу.

При этом в Киеве были и ремесленники-одиночки, которые были вынуждены работать скрытно и реализовывать свою продукцию в розницу, так как боялись возмездия как от властей, так и от цеховиков. Таких мастеров называли «партачами» – слово сохранилось до наших дней, от него же произошло современное понятие «напартачить», что означает «сделать плохо, как попало».

Многие ремесленники и другие жители города оставались, по сути, крестьянами, обрабатывая сады и огороды, сея хлеб, разводя скот.

В Киеве было развито пчеловодство и бортничество, леса возле города кишели дичью, а реки – рыбой, что способствовало таким промыслам, как охота и рыбалка. Источники сообщают, что в Днепре и других водоемах ловили щуку, карпа, леща, сома, белугу и даже осетра. Охотники могли получить в качестве ценного трофея куницу или бобра.

В городе и за его пределами имелось большое количество ветряных мельниц, которые приносили хорошую прибыль и потому принадлежали воеводе, шляхтичам и монастырям.

Активно развивалась торговля, поскольку Киев продолжал быть связующим звеном между русским севером и Причерноморьем, Европой и землями Азии.

К Рынку вели главные улицы Киева. На Рыночной площади был построен гостиный двор. Здесь находились торговые ряды и купеческие коморы. Городские весы и меры хранились в церкви Успения Богородицы Пирогощи, которая располагалась здесь же рядом.

Киев славился торговлей хлебом. Также активно продавали мясо, рыбу. Приезжие удивлялись, что в неприглядных домах киевлян было вдоволь продуктов.

Торговля съестным была прерогативой так называемых «перекупок» или «перекупней», которые скупали, вероятно дешево, товары сельских жителей, а потом перепродавали, но уже дороже, на торгу, где они имели закрепленные за ними ряды. Киевляне также работали перевозчиками через Днепр, возничими, толмачами.

Город был одной из главных таможенных застав Великого княжества Литовского. Соль в Киев везли с черноморских лиманов и из Галиции – воз соли отдавали за 10 стрел, сделанных местными мастерами. Здесь продавались татарские кони, восточные пряности, а также вина, украшения, персидские ковры, дорогие ткани, кожаные изделия.

В Киеве действовало складское право, согласно которому заезжие купцы должны были в определенный срок распродавать свой товар. Нередко, чтобы не везти товар обратно, он распродавался по бросовым ценам. Кроме того, купцов обязывали ехать по определенным дорогам, ведущим к таможенным центрам, главным из которых был Киев. Нередко коммерсанты нарушали это правило, отправляясь в путь по Дикому полю, но там их поджидали разбойники всех мастей и национальностей.

Поскольку таможенные пошлины (мыто) взималось с каждого воза, купцы загружали их под завязку, и они нередко обваливались и ломались – благо городской рельеф этому способствовал. Все, что падало с воза, шло в пользу властей. С тех пор в Киеве (и не только) говорят: «Что упало, то пропало».

Территория возле Рынка считалась престижной, здесь обитала вся городская элита, и, соответственно, цены на недвижимость здесь были самыми высокими.

Позже на площади возле Рынка появилась ратуша, в которой располагалась городская власть – уряд, учрежденный дарованным Киеву в конце XV века великим князем Литовским Магдебургским правом. Руководство городом осуществлялось двумя коллегиями – лавой, которую возглавлял войт, и радой, члены которой по очереди выполняли функции бурмистра. Полномочия лавников и радцев в Киеве нередко пересекались, заседания обеих коллегий часто проводились совместно. Со временем городская власть получила название магистрат. Магдебургское (Майтборское) право было дано Киеву уже после окончательного упразднения Киевского удельного княжества. Оно сохранилось после присоединения украинских земель, в том числе Киева, к польской короне и даже просуществовало некоторое время после присоединения Киева к Российскому государству. На протяжении XVIII века права магистрата сужались, а выборы войта в конце концов превратились в чистую формальность. Окончательно Магдебургское право в Киеве было упразднено в 1834 году.

Разрушенный Батыем город долгое время оставался в развалинах, это касалось, в первую очередь, Горы, тогда как деревянный Подол довольно быстро вернулся к нормальной жизни. Во время господства Орды, очевидно, не возникало мыслей о действенной обороноспособности Киева – слишком незначительным стал город, ведь нам даже не известны князья, правившие им более полувека, если вообще они существовали, а имена тех, кого мы знаем, нам практически ничего не говорят. Владимирские князья, получавшие Киев в дополнение к своим вотчинам, сюда не наведывались, татарские баскаки, даже если и оставались здесь подолгу, вероятно, также не считали нужным укреплять киевские рубежи.

С приходом литовцев все изменилось. Они не стали восстанавливать разрушенные валы Верхнего города – население города существенно сократилось, да и военной силы не было для того, чтобы эффективно обеспечивать оборону по всему периметру старых укреплений.

«Литовские князья, овладев Киевом, устроили центр своего управления на новом месте; они выбрали для своего жительства одну из гор, стоящих отдельно от всего нагорного кряжа, и потому более безопасную от нападений; гора эта, названная впоследствии Киселевкой, по имени последнего польского воеводы, обитавшего на ней, Адама Киселя, находилась между старым нагорным городом и торговым Подолом», – отмечает Антонович.

Гора поднималась над Подолом на 70–80 метров. Она именовалась, как уже было сказано, Киселевкой, а также Замковой. Эта гора, находящаяся в непосредственной близости от старокиевских памятников, как предполагают историки, в древности была заселена, на что указывают археологические раскопки. Позднее она, вероятно, стала местом совершения обрядов и захоронения. Незаселенной она простояла до того времени, когда литовцы начали возводить на ней замок.

Точная дата строительства замка не известна. Принято считать, что это произошло в конце XIV столетия, вероятно во время княжения Владимира Ольгердовича.

Строительство замков и других укреплений на новых территориях вписывалось в концепцию великого князя Литовского Витовта, который «нача созидати грады (замки) многи, заруби Киев».

Согласно более поздним данным, в замке была резиденция киевского воеводы, однако не известно, жили ли в нем киевские князья до того, как было отменено Киевское удельное княжество. По некоторым данным, киевские князья предпочитали жить в собственном замке на левом берегу Днепра напротив Подола. Можно вспомнить, что князь Михаил Всеволодович, вернувшийся в Киев после нашествия Батыя, также жил на Днепре вне стен древнего города. Вместе с тем нельзя с определенностью говорить, что это тот же замок.

Очевидно, киевский замок был неплохо укреплен. Так, в 1416 году войско ордынского темника Эдигея разгромило Киев, однако цитадель оказалась для него неприступной – «единаче замку тогда не може взяти в Кіеве Едика».

Как был устроен первоначальный замок, каков был его вид и кто в нем жил – неизвестно. Сведения о нем, а точнее о его преемнике, появляются после того, как деревянная крепость была разрушена во время нашествия в 1482 году крымского хана Менгли-Гирея – «пріиде Менгли-Гирей царь Крымскій Перекопьскіа Орда со всею силою своею на королеву державу и град Кіев взя, и огнем сожже».

Для постройки нового замка, который был возведен на месте старого, были вызваны «добродеревцы з верху» – более 20 тысяч человек из разных земель Великого княжества Литовского, а также 40 тысяч войска во главе с трокским воеводой Богданом Адриевичем (Андрушковичем) для охраны работников. Но замок получился с изъянами, которые пришлось ликвидировать. Вновь были согнаны работные люди, и на этот раз, как свидетельствуют источники, замок был «добре зароблен и поставлен так, как яко бы мело быть».

Замок строили из сосны. На его стенах были 15 башен: одна – четырехугольная, остальные – «на шесть углов округло». Башни были в три этажа, и каждый этаж был снабжен бойницами, «вси вежи с подсябитьем (выдвинутая вперед часть башни с отворами для сбрасывания камней, выливания горячей смолы на нападающих), а покрытьем добрым, с помосты с столъбами, с стрельбами земъными, середними, верхними, и выведены дахи стенъные повышей».

Часть деревянных стен заполнялись утрамбованной землей – для прочности, другие оставались полыми, и тогда в них размещались служебные помещения. Кроме того, деревянные стены были облеплены толстым слоем глины.

В двух башнях помещались ворота – одни выходили на север, напротив горы Щекавицы, они назывались «Воеводиной брамой», другие были обращены к югу и носили название «Драбская брама». «Небольшая площадка перед этими воротами (Драбскими), находившаяся вне замковых укреплений, на уступе горы, составляла лобное место, на котором приводились в исполнение смертные приговоры», – сообщает Антонович. Также в стене замка была небольшая калитка, ведшая на Подол, она была «замъкнена завъжды, так в день, яко в ночи».

На одной из башен, которая выходила в сторону Подола, находились городские часы-куранты, за ними присматривал специальный мастер. Антонович пишет, что это был один из пушкарей, умевший обращаться с часовыми механизмами. Он получал немалое жалованье. Как пишет историк, киевляне очень дорожили этими часами.

«На внутренней площади замка теснились многочисленные постройки: здесь был дом воеводы, ротмистра, командовавшего гарнизоном, 30 домов, в которых помещались солдаты; затем здесь же находился «шпихлер», в котором сберегали порох, ядра, пули, свинец и т. п., и «шопа», в которой хранилась крепостная артиллерия, состоявшая (в 1545 г.) из 17 пушек и около 100 гаковниц. Кроме этих зданий в замке находилось три православные церкви, в том числе важнейшая, по преимуществу, «замковая церковь св. Николая», и одна католическая каплица, имевшая, вероятно, значение дворовой церкви воеводы, если последний был католиком. Сверх того, более знатные лица из числа земян и мещан добивались постоянно возможности иметь свои дома в замке», – пишет Антонович.

Внутри замка также были склады, пекарни, бани, позже появились корчмы. На территории замка также находилась тюрьма. Важное значение, особенно во время осад, имел глубокий, около 30 метров, колодец.

Стены замка в основном были обнесены рвом. В некоторых местах, где склоны горы были особенно крутыми, в этом надобности не было. Там, где враг не мог подойти вплотную к стенам, они, как правило, не заполнялись землей. Вместе с тем с распространением огнестрельного оружия замок уже не казался таким неприступным, а его местоположение – столь стратегически безупречным.

Были и другие недостатки, связанные с рельефом. Так, практически все, что происходило в замке, можно было увидеть с горы Щековицы, поскольку Замковая гора была несколько наклонена в эту сторону. На юге, за Драбскими воротами, к Замковой горе близко подходил отрог Старокиевской горы – «может человек каменем з руки докинути», а на Андреевском спуске была гора Уздыхальница, более высокая, чем Замковая, и ее пришлось срыть – произошло это в 1617 году.

Особенности рельефа нередко становились причиной разрушений замка – дожди и вызванные ими водные потоки подмывали грунт, что приводило к оседанию и деформации стен. Замок неоднократно ремонтировался. Капитальный ремонт был проведен при князе Пронском городничим Иваном Служкой в 1541 году, состояние замка после этих работ зафиксировано в ревизорской люстрации 1552 года.

Тем не менее, замок был обречен. Как писал в 1596 году посетивший Киев польский дипломат Рейнгольд Гейденштейн, деревянный замок, господствующий над городом, не заслуживает своего названия, так как был заброшен и совершенно сгнил.

Таким был Киев литовской поры. Разделение на Верхний город, Подол и Печерск сохранялось еще очень долго (оно ощущается даже до сих пор, хотя не имеет такого значения, как раньше). Новые укрепления Киева строили казацкие гетманы – укреплялась в основном территория Печерска. Новую киевскую крепость в 1706 году заложил Петр I. В 30-е годы XIX века крепостные сооружения в очередной раз были расширены.