Текст книги "Образ Великой Отечественной войны на экране. К 75-летию Победы"

Пропагандистско-идеологическая и информационная парадигмы в советской кинохронике военных лет
(на примере выпусков «Союзкиножурнала» за 1941 г.)

Д.Л. КАРАВАЕВ

«Союзкиножурнал» – новостной киножурнал форматом в 1 часть[35]35
  В виде исключения практиковались выпуски в двух частях. В 1941 г. таким был № 115–116 (декабрь 1941 г.).


[Закрыть] (1 рулон пленки, 8–11 минут показа), выпускавшийся с 1930 по 1944 г.[36]36
  Предшественником «Союзкиножурнала» был «Совкиножурнал» (1925–1930), преемником (с июня 1944 г.) – киножурнал «Новости дня».


[Закрыть], был в СССР главным официальным органом периодической кинохроники, создавался в Москве на Центральной студии кинохроники[37]37
  В 1941–1942 гг. ряд выпусков журнала был создан на Куйбышевской и Новосибирской студиях кинохроники.


[Закрыть] (с июня 1944 г. – Центральной студии документальных фильмов) и демонстрировался на всей территории Советского Союза.

Как нетрудно понять, в системе советских средств массовой информации начала 1940-х гг. кинематограф, и более конкретно кинохроника, не являлся информационным медиа № 1, в соответствии с которым большинство советских людей ежедневно поверяло свои представления о «картине мира» применительно к жизни в стране и за рубежом. Обладая уникальной для своего времени способностью транслировать в общественное сознание аудиовизуальные образы реальной действительности, документальное кино тем не менее не могло претендовать на ту социальную роль (или «гиперфункцию»), которую с помощью того же аудиовизуального ресурса двумя десятилетиями позднее приобрело телевидение.

Выходивший один-два раза в неделю и регулярно демонстрировавшийся в кинотеатрах крупных городов, киножурнал не мог выполнять функцию оперативного и одинаково доступного для любого советского гражданина информационного источника о перипетиях политической, хозяйственной и культурной жизни. Хорошо известно, что в системе СМИ конца 1930-х – начала 1940-х гг. эту функцию выполняли периодическая печать и радио, причем последнее могло с успехом действовать и на площадке кинематографа, т. е. в формате коллективного восприятия. Одно из лучших подтверждений этому – фотография Е. Халдея «Первый день войны», где москвичи на улице 25-го октября (ныне Никольской) слушают сообщение о начале войны с Германией (на других подобных фото, сделанных в тот же день, запечатлены ленинградцы, жители Владивостока и т. д.)[38]38
  Это запечатлела и кинохроника – в выпусках «Союзкиножурнала» № 58, 59, 60.


[Закрыть].

Несмотря на то что кинематограф еще в эпоху Февральской и Октябрьской революций имел опыт уличной демонстрации новостной хроники[39]39
  «Митингуют; срывают вывески придворных поставщиков; ведут арестованных жандармов, приставов, дворников… Для массового и оперативного показа этих сюжетов на крупнейших площадях столицы… были установлены большие экраны. Кинематограф шагнул из кинотеатров на улицы» (Гращенкова И.Н. Кинематограф «серебряного века». С. 131–132).


[Закрыть], 22 июня 1941 г. такого не было и не могло быть. Дело в том, что первый выпуск «Союзкиножурнала» (№ 58) с информацией о нападении гитлеровской Германии на СССР датирован только 24 июня. Безусловно, свою роль сыграли и чисто технические факторы. Для съемки репортажных сюжетов в киножурнал, обработки отснятого материала, тиражирования и распространения копий, организации показа и т. д. требовалось существенно больше времени, чем для подготовки официального информационного сообщения и трансляции его по радио[40]40
  Впрочем, и последнее отреагировало с запозданием: 22 июня в 11 утра Ю. Левитан сообщил, что в 12.00 последует важное правительственное сообщение (см. воспоминания А. Шереля; сайт http://newsland.com/news/detail/id/521759/).


[Закрыть].

Однако логично предположить, что, помимо вполне объяснимых технических факторов, «заторможенная» реакция кинохроники объяснялась еще и самой парадигмой ее социального функционирования и предназначения – не столько информировать, сколько агитировать и пропагандировать. Забегая вперед и касаясь непосредственно содержания «Союзкиножурнала», приведем в подтверждение этого цитату из книги В. Михайлова и В. Фомина «Цена кадра»: «В условиях войны СКЖ («Союзкиножурнал», далее мы тоже будем использовать эту аббревиатуру. – Д.К.) неизбежно являлся в первую очередь орудием агитации и пропаганды. Туда требовался не просто боевой материал, но победные или, как тогда говорили, «результативные кадры». … К тому же «боевых», «результативных» кадров жаждало не только начальство, но и сами зрители, для которых СКЖ был единственной возможностью увидеть войну в «картинках»[41]41
  Цена кадра. Советская фронтовая кинохроника 1941–1945 гг. Документы и свидетельства / Авт. – сост. В.П. Михайлов, В.И. Фомин. М.: Канон+, РООИ «Реабилитация», 2010. С. 337.


[Закрыть].

В принципе солидаризируясь с таким выводом, всё же проявим профессиональную «мнительность» и самостоятельно попытаемся прийти к ответу на вопрос, суть которого обозначена в заголовке этой статьи. В какой форме и в каком сочетании в СКЖ первого года войны присутствовали пропагандистско-идеологическая и информационная составляющие? Попутно, по-видимому, возникнут и соображения по поводу того, насколько «результативными» – т. е. красноречивыми и отвечавшими требованиям текущего момента, были кадры, из которых формировались выпуски СКЖ в данный период времени.

Война, объявленная «за кадром»

Как было отмечено выше, первый отклик на вторжение германского вермахта в пределы СССР появился в официальной советской кинохронике 24 июня 1941 г. Первый сюжет СКЖ № 58 открывался титром-призывом – «За Родину, за честь, за свободу!» и 7-секундным кинопортретом заместителя председателя СНК СССР (в нынешнем понимании – вице-премьера советского правительства) В.М. Молотова. Киносъемка молотовского обращения не производилась (оно записывалось для радиотрансляции на Центральном телеграфе в Москве), но логично было ожидать, что в фонограмме сюжета официальной кинохроники прозвучат хотя бы его основные фрагменты. Уточним, что это было сделано в следующем выпуске журнала (№ 59 от 25 июня), а пока диктор ограничился упоминанием о факте самого выступления, после чего зрителю показали сюжеты о митингах на московских заводах «Серп и молот», «Красный пролетарий», «Калибр». Безусловно, кинокадры рабочих митингов могли способствовать единению зрительской аудитории в ее желании противостоять фашистской агрессии, но если бы тот же зритель захотел посредством СКЖ получить сколько-нибудь важную для себя звукозрительную информацию о начале самой страшной в истории России войны, он бы ее не получил. После кадров выступлений мастера сборочного цеха, стахановки проволочного цеха и т. д. (причем показанных без синхронно записанной фонограммы, под бравурную музыку и дикторский текст) пошли снятые до войны репортажи об учениях морских пограничников, труде сталеваров Магнитки, «оборонно-инструктивные» постановочные сюжеты об организации ПВО в жилом секторе Коломны, колхозной сандружине села Городец и учебной тревоге на пожарном катере «Чапаевец» на Енисее. За финальным сюжетом о посещении горьковскими школьниками музея «русского летчика-патриота Нестерова, героически сражавшегося с немцами», последовал одноминутный монтажный фрагмент-клип из опять-таки довоенных кадров об учениях пехотинцев, танкистов и моряков и короткий «агиткадр» Сталина, стоящего в день первомайской демонстрации на трибуне Красной площади[42]42
  Надо признать, что и сообщившая 23 июня о начале войны газета «Правда» тоже поместила на своей первой полосе только довоенный портрет Сталина, без каких-либо комментариев последнего или хотя бы косвенного указания на реакцию главы советского правительства и ВКП(б) на происходящие события.


[Закрыть].

22 июня Президиумом Верховного Совета СССР были приняты важнейшие для страны указы – о мобилизации военнообязанных 1905–1918 гг. рождения, об объявлении военного положения, о преобразовании военных округов во фронты и др. 23 июня они были опубликованы в «Правде». Киножурнал не мог и не должен был знакомить своих зрителей со всеми судьбоносными событиями и фактами, лавиной обрушившимися на общественное сознание в трагический день 22 июня, однако как-то указать на принятие важнейших для населения государственных указов он был просто обязан[43]43
  Иллюстративный сюжет о мобилизации в армию на одном из мобилизационных пунктов в Москве появился в СКЖ № 60.


[Закрыть]. Видимо, можно было обойтись без упоминания того, что еще в 6 утра 22 июня по радио Третьего рейха была передана декларация Гитлера о начале войны с СССР, и в тот же день войну СССР объявила Италия.

Москвичи слушают выступление Молотова. 22 июня 1941 г.

Но, бесспорно, важной для зрителя и с информационной, и с пропагандистской точки зрения было бы сообщение о том, что 22 июня с заявлениями в поддержку борьбы СССР с германской агрессией выступили Черчилль и Рузвельт, а 23 июня – де Голль. «Информационным преступлением», способствовавшим массовой панике, был бы сюжет, в котором хотя бы вкратце обозначались ужасающие реальные последствия первых двух дней войны (потеря Вильнюса и Гродно, уничтожение около 1200 советских самолетов, отход от госграницы на расстояние до 50 км), но, вероятно, зритель всё же должен был оценить масштаб и трагический характер происходящего – хотя бы по закадровой цитате из сообщения Совинформбюро, где сообщалось, что государственная граница СССР нарушена на всем протяжении от Балтийского до Черного моря. Если даже исходить из сугубо патриотических соображений, то подъему патриотизма могло бы способствовать и упоминание таких конкретных фактов из сводки Совинформбюро, как налеты советской авиации на вражеские объекты в Румынии (Констанца) и самой Германии (Кёнигсберг, Данциг). И в информационно-инструктивных, и в тех же агитационно-пропагандистских целях, вероятно, больше смысла было использовать «жесткий» архивный материал немецких бомбардировок Англии и Польши, нежели показывать фонтаны из корабельных брандспойтов на катере «Чапаевец».

Дефицит информации в эти первые военные дни был повсеместным и всеобъемлющим. На это указывают всё те же кадры кинохроники (СКЖ № 60), где заснята, наверное, километровая (ее конца не видно даже на общем плане) очередь к газетному киоску. Примечательно, что многие люди в этой очереди дружелюбно улыбаются в камеру, а какая-то молодая мать даже поднимает над головой своего ребенка, чтобы он попал в кадр: ощущения произошедшей трагедии в массах еще нет. И на основании сказанного абзацем выше вроде бы следует однозначно признать, что проинформировать своих зрителей о зримых реалиях первых двух дней начавшейся войны СКЖ не захотел и не смог. Тут, впрочем, не обойтись без одной существенной оговорки. Для зрителя проницательного и способного «читать между строк» само отсутствие информации тоже могло стать информацией. Ни в № 58 (первом после начала войны), ни в последующих июньских номерах СКЖ Сталин как персонаж актуальной, т. е. датированной июнем 1941 г., кинохроники не появляется. Право оповестить советский народ о вторжении немцев делегируется Молотову[44]44
  Надо признать, что и в Германии декларацию Гитлера о начале войны с СССР зачитывал не он сам, а Геббельс (кадры этого выступления включены в киножурнал «Ди Дойче Вохеншау», № 564).


[Закрыть] (тоже, впрочем, не заснятому в режиме синхронной съемки), что несколько странно с учетом того обстоятельства, что не далее как 5 мая 1941 г. Сталин сменяет Молотова на посту Председателя СНК СССР, недвусмысленно усиливая свою исключительную легитимность в важнейших вопросах государственного представительства СССР. Немудрено, что способный к умозаключениям даже на бытовом уровне зритель задается вопросом: почему на экране нет первого лица государства? Почему с отповедью фашистским агрессорам не выступили другие государственные и партийные руководители, за исключением 7-секундно показанного наркома иностранных дел? Далеко не адекватной заменой выступлениям высших руководителей выглядят декламации в жанре «художественного слова» деятелей культуры и искусства – актера Амвросия Бучмы (СКЖ № 60) и поэта А. Суркова (СКЖ № 62). Наконец, где кадры боевых действий, отпора врагу со стороны многомиллионной Красной армии с ее испытанными в боях военачальниками? Не имея возможности применить в киножурнале уникальный информационно-пропагандистский ресурс кинематографа (репортажные съемки с фронта), ответственные сотрудники Центральной студии кинохроники находят паллиатив в виде киноочерка из Третьяковской галереи, живописные полотна которой воспроизводят сражения – эпизоды русской воинской славы (Ледовое побоище, Цорндорф, Бородино), но это явно не равноценная замена.

Вариантов ответа на поставленный зрителем вопрос два: либо последствия нарушения немцами нашей границы не настолько серьезны, чтобы высшая власть (высший руководитель) реагировала на них в прямом диалоге с массами. Либо эта высшая власть сама хочет скрыться, спрятаться перед лицом страшной опасности.

Конечно, незримое присутствие «рядом с народом» государственного и партийного руководства обозначается в СКЖ проверенными агитационно-пропагандистскими приемами. Во-первых, это титры-лозунги, которыми совершенно не пренебрегает звуковая кинохроника. «За Родину, за Сталина!» – призывает финальный титр в СКЖ № 58. «Во главе с великим Сталиным советский народ сокрушит подлого врага!» – вторит ему титр-зачин в № 60. Там же, в № 60, в закадровом сопровождении идущей по Москве колонны комсомолок, звучит патриотическая песня «В бой за Родину!» со словами «Мы готовы к бою, Сталин наш отец!». Та же официозно-лозунговая лексика присутствует в выступлениях рабочих на митингах. Однако даже в этой лозунговой лексике заметны некоторые нюансы. Так, слово «Родина», причем без атрибуции «советская» и «социалистическая», упоминается определенно чаще фамилии руководителя страны и партии. «Теснее сплотимся вокруг родного советского правительства!» – призывает титр в СКЖ № 58 (обратим внимание: центр сплочения нации – отнюдь не партия большевиков и ее ленинский ЦК). Упоминания сакрального прилагательного «ленинский» нет вообще. С учетом всего этого напрашивается вывод, что пропагандистские клише, используемые экраном, далеко не тождественны клише идеологическим. Заметнее всего это, пожалуй, бросается в глаза в самом начале СКЖ № 58. Титр-лозунг «За Родину, за честь, за свободу!» поражает своим сходством… с лозунгами Временного правительства, агитировавшего в 1917 г. за продолжение войны против кайзеровской Германии. На протяжении более чем двадцати лет советской власти два из трех слов, образующих подобную «мантру», употреблялись только с идеологическими атрибуциями («социалистическая» или «советская» Родина; «свобода трудового народа» и т. д.), слово «честь» применительно к пропагандируемым «общенародным», «общенациональным» ценностям было неупотребимо в принципе. С нашей точки зрения, такого рода лексические нюансы не оставались незамеченными, и кинозрители, способные в силу своего жизненного опыта сопоставить пропагандистскую лексику, скажем, 1918, 1937 и 1941 гг., вполне могли сделать вывод, что положение на фронте и в целом угроза для страны настолько серьезны, что «наверху» принято решение о важных политических и идеологических коррективах.

Своеобразный прорыв «информационной омерты» происходит в начале июля 1941 г. Так, 3 июля 1941 г. Сталин обращается к гражданам СССР по радио. В тот же день это выступление публикуется в «Правде», а на Центральной студии кинохроники монтируется спецвыпуск[45]45
  Спецвыпуски кинохроники создавались для освещения какого-либо одного важного события и выпускались на экран в дополнение к регулярным выпускам киножурналов.


[Закрыть] «Выступление по радио председателя Государственного Комитета Обороны И.В. Сталина 3 июля 1941 года». На экране мы видим москвичей, слушающих выступление вождя на улицах и в цехах заводов. Видим и самого Сталина, который курит трубку, перелистывает страницы своего доклада, а потом начинает говорить. Однако при более или менее пристальном рассмотрении этих кадров нетрудно убедиться, что это не синхронная съемка, а наложение звука на более ранний (довоенный) хроникальный сюжет.

Как утверждают современные исследователи, «практически повсеместно большинство населения конструктивно ответило на выступление Сталина… В докладных записках, отчетах с мест, на политинформациях о реакции населения на выступление 3 июля 1941 г. в массовом количестве отмечается ее воздействие на состояние трудовой дисциплины населения, конструктивный характер трудовой мотивации»[46]46
  Сомов В.А. Формы социального реагирования населения на начало Великой Отечественной войны (по материалам Волго-Вятского региона) // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. 2011. № 3 (1). С. 196.


[Закрыть]. Но насколько этому способствовала кинохроника?

СКЖ сообщил о знаменательном выступлении вождя в № 63, датированном 8 июля. Однако так же, как и в спецвыпуске, синхронных кадров выступления Сталина здесь нет. По неизвестным для нас причинам киносъемка выступления не производилась. Несмотря на то, что сталинская речь была сравнительно короткой (девять с небольшим минут) и сохранилась в магнитной записи, в киножурнале она не воспроизведена и в закадровой фонограмме даже фрагментарно. Создатели СКЖ прибегли к не единожды опробованному приему «эманации вождя» через показ митингов трудящихся в поддержку его выступления. В данном случае это были завод «Калибр» и Московский мясокомбинат, работники которых не сомневались, что «фашистская свора будет разбита». В этой связи у нас возникает предположение, что у немалой части советского населения, особенно у жителей крупных городов, где кинематограф уже приобрел статус освоенного информационного источника, подобная отраженная версия сталинского выступления не усилила чувства эмоционального единения с руководителем страны – равно как и чувство нарастающей угрозы самому существованию советского государства. Скорее всего, такая многоступенчатая «ретрансляция» сталинской речи через несколько официальных медиумов (радио – газета – обсуждение на митинге – экранная версия митинга) рождала у зрителя ощущение, что к ним обращается не конкретный человек, а некий «коллективный государственный разум», который находится где-то далеко и высоко, в кремлевских кабинетах, и решает надвинувшиеся проблемы. И судя по всему, решает как надо – если с уверенностью утверждает, что «лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации разбиты и нашли себе могилу на полях сражений»[47]47
  Правда. 1941. 3 июля. С. 1.


[Закрыть]. Надо ли уточнять, что подобные категорические заверения могли не столько «мобилизовать», сколько успокоить, навеять благодушие – бороться с которым и требует в своем выступлении Сталин.

Кинорепортажи с фронта как «фигуры умолчания»

В известной степени на чувство самоуспокоенности могли повлиять и долгожданные кадры с боевых позиций. СКЖ № 63 впервые в военной практике этого киножурнала показывает боевые порядки РККА. По понятным причинам ни точные места этих съемок, ни точное их время не указываются (единственная временная привязка – один из бойцов читает газету за 26 июня). Мы видим мотоциклистов-вестовых, склонившихся над картой офицеров, разрушенный деревенский дом. Далее – важный для массового сознания зафиксированный на кинопленке факт сдачи агрессоров в плен. Это немецкие летчики и пехотинцы-румыны.

Оператор М. Трояновский снимает допрос пленного. Июль 1941

Советские солдаты, как и положено «в кино», выглядят опрятными, подтянутыми и экипированными по полной форме, в касках и перетянутых ремнями гимнастерках. Пленные (их совсем немного) скорее вызывают улыбку и пренебрежение, чем «ярость благородную». В целом ни ощущения непрекращающегося отступления, ни тем более военной и социальной катастрофы не возникает.

Вполне естественно, что для зрителя более авторитетным и оперативным, чем сюжет в киножурнале, источником информации были уже упоминавшиеся сводки Совинформбюро. Вот как трактует ситуацию на фронтах вечерняя сводка от 3 июля:

«В течение 3 июля наши войска вели ожесточённые бои на Двинском, Минском и Тарнопольском направлениях против крупных мотомеханизированных частей противника.

Повсюду противник встречается упорным сопротивлением наших войск, губительным огнём артиллерии и сокрушительными ударами советской авиации. На поле боя остаются тысячи немецких трупов, пылающие танки и сбитые самолёты противника.

На Двинском направлении в течение дня происходили крупные бои на рубеже р. Зап. Двина, особенно упорные и ожесточённые в районах Якобштадт и Двинск. Лишь после того, как противник подвёл свежие резервы, ему удалось переправиться на северный берег р. Зап. Двина у Якобштадта и Двинска, где вновь разгорелись ожесточённые бои.

На Минском направлении противник в результате упорного сопротивления наших войск понёс значительные потери.

Враг не выносит штыковых ударов наших войск.

В течение дня происходили упорные бои на р. Березина, где наши войска совместными ударами пехоты, танков, артиллерии и авиации наносят противнику значительное поражение.

Боями установлено, что танки противника избегают боевых столкновений с нашими тяжёлыми и средними танками, а там, где появляются наши истребители, господство в воздухе быстро переходит к ним.

Наша авиация в течение всего дня наносила удары по мотомеханизированным частям противника на переправах через Зап. Двину, на Бобруйском и Тарнопольском направлениях.

Результаты воздушных боёв уточняются»[48]48
  Цитируется по сайту: http://romanlebedev.com/index.php?c1=ww2&c2=&mode=one&god=1941&mes=7&den=3


[Закрыть].

Простое сопоставление кадров из СКЖ и сводки Совинформбюро убеждает в том, что многословная конкретность второго источника на поверку вносит в сознание потребителя информации не намного больше ясности, чем короткие и «анонимные» кадры первого. В действительности же: 1 июля оставлена Рига, 3 июля на Южном фронте румынами форсирован Прут и начато наступление на Бельцы. На Березине идут тяжелые бои с риском окружения наших частей. В Москве начато формирование народного ополчения. В города Поволжья эвакуируются 26 заводов Наркомата вооружения из Ленинграда и центральных областей страны.

В порядке привлечения еще одного сравнительного информационно-пропагандистского источника можно вкратце проанализировать содержание июльского выпуска немецкого периодического киножурнала «Ди Дойче Вохеншау» № 566. В отличие от граждан СССР немцы точно могли понять, за какие населенные пункты на территории СССР ведет бои вермахт. Сюжеты киножурнала последовательно рассказывали о взятии Львова, Минска, Вильнюса, Риги, Лиепаи. Практически в каждом из них были кадры сдающихся в плен или конвоируемых солдат Красной армии. В сюжетах о Львове, Вильнюсе, Риге и Лиепае операторы снимали приветствующих армию вторжения местных жителей. Другое дело, что более адекватная в сравнении с советской кинохроникой того же периода информационная идентификация документальных киноматериалов объяснялась всё теми же пропагандистскими соображениями: когда армия наступает, каждое упоминание в СМИ о занятом географическом пункте на территории врага становится дополнительной тонизирующей инъекцией в организм национального самосознания.

Повторим еще раз: кинохроника с акцентом на ужасающих подробностях начала военных действий, будь она показана широким массам в первые дни войны, вводила бы зрителя не столько в истинное положение дел, сколько в состояние панического беспокойства и отчаяния. Примечательно, что на эту особенность воздействия источников информации на массовое сознание косвенно указал еще А. Керенский применительно к событиям Первой мировой войны: «Осенью 1914 года армии Самсонова и Ренненкампфа… за несколько дней были не только наголову разбиты, но и почти уничтожены как боеспособные единицы. В 1915 году русские войска… откатились назад почти до границ России. Тогда же со сказочной быстротой русская армия потеряла Варшаву и весь крепостной район Царства Польского. Но тогда о разгроме печатались короткие сухие сообщения из Ставки… Тогда командный состав армии… должен был хранить глубокое молчание или делать заявления в духе официального оптимизма. Теперь (после Февральской революции. – Д.К.) всё было по-другому. При первом германском ударе на фронт вся страна закричала от боли. И прежде всего о своих болях и язвах заговорил сам фронт, иногда даже слишком громко и слишком сгущая краски»[49]49
  Керенский А.Ф. Потерянная Россия. М.: ПРОЗАиК, 2014. С. 69–70.


[Закрыть]. Последствия подобного «сгущения красок» весной 1917-го хорошо известны: менее чем через полгода большинство людей и на фронте, и в тылу пришли к стойкому убеждению, что страна скатилась в бездну военной и политической катастрофы, и что продолжение войны бессмысленно.

Другое дело, что «сгущение красок» не равнозначно своевременному и объективному оповещению о реальном характере и уровне нагрянувшей беды. Анализируя опыт отображения первых трех недель войны в СКЖ, можно сделать два немаловажных вывода.

Во-первых, советская кинохроника, так же как и вся система советских СМИ, непозволительно принижает опасность и масштабы начавшейся войны. У многих зрителей СКЖ вполне могло сложиться превратное представление, что это всего лишь приграничный конфликт локального значения, из которого СССР вскоре выйдет с честью и новыми территориальными приобретениями[50]50
  Ход и итоги военных конфликтов с Польшей (1939) и Финляндией (1940) давали к этому немалые основания.


[Закрыть]. Отсюда состояние благодушия и беспечности, в котором пребывала немалая часть населения СССР в первые недели военных действий, особенно живущего в глубине страны (а в том числе и тех, кто завтра будет призван в действующую армию). Состояние благодушия и недооценка смертельной опасности не устраняются и сталинской речью от 3 июля, которая, по сути, дезинформирует население и армию, расплатой за что становятся десятки и сотни тысяч жизней.

Во-вторых, первые военные выпуски СКЖ явно свидетельствуют и о недооценке сталинским руководством документальной кинопериодики как инструмента высокоэффективного информационного и пропагандистского воздействия на массы. Если еще конкретнее – о недооценке прямого визуального и вербального контакта вождя с многомиллионными массами.