Текст книги "Журналист по знаку зодиака"

Эпилог

– Почему? – спросил Андрей.

– По кочану. Ты когда приедешь? – голос Джулии в телефоне был какой-то чересчур веселый; во всяком случае, так показалось тогда Ветлугину.

– На следующей неделе, – ответил он.

– Отлично! Цветы не забудь, – сказала она и выключила мобилу.

* * *

Если ехать в Шахтерск, допустим, из Прикамска, то на подъезде к городу можно будет увидеть заброшенные одноэтажные поселки, где когда-то жили горняки. Все они производят удручающее впечатление: сплошные руины и застывшие развалины, словно жизнь здесь закончилась много лет назад, а сейчас ее некому восстановить. А ведь в этих самых поселках и были когда-то шахты, и здесь жили люди, на них работавшие. В том числе и один из наших героев – Вовка Скляренко.

Да и сам Шахтерск выглядит нисколько не лучше. Унылый и тихий. Убогий и облезлый. Сейчас в городе остались лишь молокозавод и швейная фабрика, выигравшая недавно краевой грант на пошив новой формы для полицейских. Имелся мясокомбинат, да и тот года два назад был признан банкротом, и теперь его здание растаскивают на кирпичи, как это произошло с обогатительной фабрикой, чей одинокий скелет возвышается над городом, как разрушенная мельница рядом с Домом Павлова в Сталинграде после фашистской бомбежки. Единственные, кто еще работает в бывшей шахтерской столице Прикамского края, так это учителя, медики и чиновники.

Но между тем то там, то тут появляются новые магазины и лавки, что вызывает понятное недоумение – откуда у жителей деньги? Среди работающего населения большинство женщины, чем же занимаются мужики – неизвестно. Но у бывших углекопов, не успевших покинуть Шахтерск в поисках лучшей доли, говорят, хорошие пенсии.

В самые лучшие времена в Шахтерском угольном бассейне работало около сотни шахт, к середине девяностых их осталось пять, теперь – ни одной. В самом городе в советское время проживало около пятидесяти тысяч жителей, теперь едва наберется десять, впрочем, точную цифру не могут назвать даже в городской администрации.

Главная улица города – Советская. Она, словно нож, разрезает Шахтерск на две части: старую, застроенную частными домами, и новую, с каменными домами, как купеческими, так и советскими времен первых пятилеток. Есть и хрущобы.

В городе две церкви – православная, построенная на месте разрушенной в советское время, и мечеть. Обе деревянные.

Единственный в городе Дворец культуры был построен пленными немцами после войны. Уезжая, они сказали, что помнить их будут долго. И действительно, с самого первого года постройки после каждого дождя течет крыша, как говорят местные жители, плачет. В чем причина, никто не может понять до сих пор. Поэтому крыша ДК и верхняя часть фасада всегда находятся в каком-то полугнилом состоянии. И никто ничего не может поделать.

Есть еще горный техникум, который готовит кого угодно, только не шахтеров. Есть пустующий стадион «Шахтер» с заросшим бурьяном футбольным полем и облупленными воротами без забора. Имеется пустующая железнодорожная станция.

Трехкомнатную квартиру в городе можно купить всего за пару сотен тысяч рублей. А местные жители с тоской вспоминают советские времена, когда дома красили и ремонтировали раз в три года.

По-научному такие города называются депрессивными. Они, как и их жители, стали ненужными своему государству. Оно их родило, наобещало с три короба, а потом словно отдало в нищий детский приют.

И эти беспомощные города тупо ищут выход, чтобы выжить. И чаще всего находят выход в культуре. Не в промышленности, не в строительстве, а именно в культуре.

А ведь чего, казалось бы, проще – привлечь инвесторов, построить какой-нибудь завод, организовать там рабочие места. И город, может, возродится. Но где найти такой завод и где найти таких инвесторов? А главное, где найти такую власть?

Именно таким и предстал Шахтерск, когда Андрей приехал в этот город и узрел все это «великолепие». Он хотел собственными глазами увидеть все то, что опубликовал в своей газете, запечатлеть места, о которых говорится в публикациях, и, если повезет, встретиться с кем-то из героев ментовского цикла под общим названием «Шахтерские тайны» – если они, конечно, до сих пор живы и согласятся стать героями описанных событий.

У ворот городского кладбища его встретила незнакомая девушка. Звали ее Катя.

– Вы Андрей?

– Да.

– Пойдемте.

– Вот, – Катя остановилась под высокой березой, – вот ее могила.

– Эта?

– Да. Здесь ей удобно будет. Вам нехорошо?

– Нет, все нормально.

Андрей молча, не веря своим глазам, читал металлическую табличку с надписью на деревянном кресте. «Репина Юлия Сергеевна». Две даты, между ними тире. Свечной огарок, замерзший букетик в одноразовом стакане, пара конфеток…

С овала фотографии на него слегка насмешливо смотрела чуть русоволосая девушка. Худенькая, с большими серыми глазами. Вся какая-то болезненно-светлая, хрупкая… Юля, Юлька, Юлия, Джулия…

– Отчего она? – спросил он.

И приготовился услышать самое худшее, что-то вроде «передоза» или «ломки».

– Да не знает никто, – Катя дернула плечом. – Врачи говорят, что с сердцем что-то. Им же надо что-то говорить… А Юлька не жаловалась никогда… Просто нашли дома мертвой. И все.

Они помолчали.

– Она все стихи какие-то читала в последние дни, как заколдованная ходила, – сказала Катя.

– Какие?

– Не помню. Что-то про любовь. Кажется, про солнце какое-то.

– Они счастливы были как дети, будто солнце держали в руках. Боже наш, если есть ты на свете, разруби все сомнения в прах, – прочитал Андрей. – Эти?

– Вроде да.

– У нее кто-то остался здесь?

– Мать одна осталась здесь, в Шахтерске.

Андрей наклонился и положил на свежий бугорок розы. «Цветы не забудь!» – всплыло в памяти.

– Почему три? – спросила Катя и, видя его непонимание, добавила: – Три розы почему? Обычно же четное количество приносят…

– Для меня она жива, – ответил Ветлугин.

– Надо стебли поломать, а то сопрут…

Было тихо. С неба слабо падал серый снег, медленно опускаясь на грубо утрамбованную лопатами торчащую у голой березы из земли сырую могилу.

– Мне ее мама говорила незадолго до этого, – Катя указала на крест, – что журналистика ваша поганая стала для Юльки как распятье собственной души. Как путь на Голгофу.

Возвращаясь в Прикамск, Андрей поймал волну «Авторадио». Дикторша заученным голосом проскрипела: «Сегодня на трассе Прикамск – Жебреи произошло ДТП. Внедорожник «тойота-лендкрузер» выехал на полосу встречного движения, где допустил столкновение с КамАЗом. От полученных травм водитель японского автомобиля скончался на месте. Это был полковник полиции Олег Коротков, бывший начальник Калининского УВД краевого центра. По факту аварии проводится проверка».

В том же выпуске, помимо рекламы и вранья о погоде, сообщалось далее, что кандидат в депутаты краевой Думы по округу номер такой-то бизнесмен и меценат Владимир Скляренко уверенно одержал победу, значительно опередив своих ближайших конкурентов.

Но нигде не сообщалось, что эти два человека загубили жизнь ни в чем не повинной девчонки. И никто не сказал по продажному радио, кто ответит за ее смерть.

«Это придется сделать тебе в следующем номере газеты своей. Больше некому. Иначе зачем вообще нужна твоя профессия, журналист ты наш по знаку зодиака? Неужели же власть, политика и звезды на погонах дороже и важнее человеческой жизни? И какова ее цена?» – спросил сам себя Андрей Ветлугин. И не нашел ответа.

Его желтый «фольксваген-жук», обрызганный дорожной грязью и поэтому едва различимый в сгущающейся темноте, мигая фарами, мчался по одинокому шоссе в Прикамск.

Конец

Пермь, 2011-2019