Текст книги "Журналист по знаку зодиака"

Во дворе

Андрей Ветлугин жил в большом сталинском доме. Раньше жить в таких домах в Прикамске считалось почти тем же самым, что в Москве – в доме с видом на Кремль. Полукруглые окна большой квартиры выходили на улицу со странным названием – Героев Хасана. И было непонятно: то ли Хасан – это озеро, где Красная армия одержала какую-то победу над японцами, как гласит история, то ли имя какого-нибудь знаменитого чурки.

Эта улица была шумной, и гул проносящихся под окнами автомобилей не смолкал даже глухой ночью. А днем по ней непрерывным потоком летели самосвалы и фуры, автобусы и троллейбусы, ползли разноцветные дребезжащие трамваи. Улицу несколько раз ремонтировали, но лучше и тише от этого она не становилась.

В этом доме еще сохранились коммунальные квартиры, где жильцы готовили пищу на одной кухне и пользовались одним туалетом, в котором сливной бачок находился на верху трубы, и от него свисала металлическая цепочка с гирькой. А рядом на гвоздях висели на масляных зеленых стенах сиденья для унитаза – свое для каждой семьи. А на кухне – вечно пьяный сосед в советских трениках с пузырями на коленях и в грязной майке-«алкоголичке», а на столе – полупустая бутылка водки, заляпанная жирными пальцами.

Но имелись и другие квартиры, на дверях которых прибиты латунные таблички с фамилиями их интеллигентных владельцев.

Дом строился еще пленными немцами, он был крепким и надежным, как сам победивший советский строй. Правда, его фасад сейчас выглядел не очень презентабельно, так как дом давно не красили. И оттого он казался мрачной средневековой крепостью.

Он выходил во двор, где было много других, причем разных по архитектуре и количеству излишеств на них домов, детская площадка, капитальные и металлические гаражи, автостоянка и детский сад за забором. Одни дома, судя по внешнему виду и по постройке, были возведены в тридцатые, другие, как у Андрея, в сороковые послевоенные годы.

Во дворе когда-то была хоккейная коробка, от которой остался только шершавый потрескавшийся асфальт. Наверное, были и столики, где соседские мужики забивали козла. Сейчас столиков нет, как нет и лавок у подъездов. Их все повыламывали сами жильцы, чтобы на них не собиралась пьющая молодежь и не орала по ночам под окнами.

– Гараж и жены несовместимы, – рассуждал Король помойки. – Будь моя воля, я бы вообще баб в гараж не пускал, как в баню в мужской день. Шах!

– Во-о. Поэтому шел бы ты сам в баню в женский день. А от шаха еще никто не умирал. Мы вот коньком закроемся. Что, словил? Ха! – сказал Стас, закрываясь конем от ферзя.

– Играй, пока играло не поломало, – не сдавался Король.

Впрочем, имя Король помойки было не единственным погонялом пенсионера Александра Константиновича Старостина. Иногда его называли чемпионом помойки, иногда Самоделкиным, иногда Константинычем, иногда Бородой, так как порой его лицо украшала седая поросль. Он обладал такими умелыми руками, что из любого выброшенного на помойку говна мог сделать конфетку типа «закачаешься». Во всяком случае, половину своих дачных строений и даже домашней мебели и бытовой техники он собрал именно из того, что нашел у мусорных бачков. Например дачный туалет: все его четыре стороны были собраны из разных дверей сталинских домов, выброшенных в мусор. И при этом он смотрелся вполне прилично. И отправлять естественные надобности в нем было удобно и комфортно.

К Александру тащили все, что не работало: радиоприемники, холодильники, телефоны, пылесосы, телевизоры, стиральные и швейные машины. А еще стулья, столы, кресла, унитазы, рукомойники и даже диваны с кроватями. А местные бомжи перли к нему то, что сумели наворовать, и он покупал у них это добро по бросовым ценам, чтобы тем хватило на флакончик-другой перцовой настойки, что продается в аптеках.

Да и сам этот сын генерала и в прошлом кадровый офицер подбирал все, что плохо валялось. И после ремонта он все это продавал. Или нес к себе домой. Или, как мы уже выяснили, отвозил на дачу.

Его гараж, находящийся в ряду подобных строений так называемого гаражного кооператива, в двух шагах от мусорных бачков, то есть помойки, напоминал авторемонтную мастерскую и солдатскую каптерку одновременно. Чего здесь только не было: сварочные аппараты, газовые горелки, дрели, бензопилы, маленький токарный станок. На полках пылились горы сантехники, ящики с болтами, гайками и винтами, лопаты, кувалды и грабли. Ведра и банки. Чемоданы и портфели. Пакеты и мешки.

А еще полки верстаков и лаги под потолком были по-плюшкински завалены самым разным барахлом: спецодеждой, валенками с калошами и солдатскими сапогами. Сломанными зонтами и разбитыми люстрами. Лыжами без пары и лысыми коврами. Старыми журналами советских времен и грампластинками на 78 оборотов. Гитарами без грифов и баянами с рваными мехами. Деревянными радиолами с зелеными огоньками индикаторов и пустыми ящиками из-под пива. А многочисленные часы одновременно показывали разное время – так, что можно было запутаться.

Короче, все, что плохо лежало или валялось, Старостин подбирал и относил к себе в гараж. Скупость, говорил Александр, – не глупость, подальше положишь – поближе возьмешь.

Одновременно в гараже играло, шипело, скрипело и показывало несколько «балалаек» (так он называл магнитолы) и телевизоров, готовых к продаже какому-нибудь дачнику.

Но и это еще не все. Это, так сказать, видимая часть айсберга. А есть еще невидимая.

Король когда-то был ходок. Все свое свободное время, как и сейчас, он проводил в гараже. Не один, естественно. Это сейчас он в шахматы играет, а тогда любил другие игры, чаще всего любовные. И поскольку в свое время был военным, то знал все хитрости конспирации. Так сказать, обладал солдатской смекалкой.

Ну так вот. Он вырыл в гараже своими собственными руками и обычной штыковой лопатой нижний этаж. Подвал. Точнее, комнату отдыха. С камином, с диваном, с холодильником. И с запасным выходом на другую сторону, что упирается аккурат в ограждение детского сада. И дым из камина шел не вверх, как из печной трубы, а стлался по земле. Так что со стороны дверей, то есть с «парадного входа» у помойки, ничего не видать.

Очень удобно во время блядохода. Жена про все это дело, естественно, ни ухом, ни рылом. Поэтому о подвале знали не все, а только близкие знакомые и друзья, которые иногда пользовались гостеприимством Короля.

Между тем мужики наверху, а не в подполье, поскольку в гараже было достаточно тепло, продолжали играть в шахмотья, как называли промеж себя эту древнейшую игру, пить водку и громко материться. Впрочем, этого мата никто не замечал. Как и вонючих мусорных контейнеров, бездомных собак и крыс.

Это была старая традиция: по вечерам Александр Старостин устраивал у своего капитального гаража, выходившего как раз на мусорные контейнеры, шахматные баталии. Он считал, что играет лучше всех во дворе, поэтому и называл себя либо Королем помойки, как мы уже отметили, либо Чемпионом.

Он вел так называемый протокол, то есть амбарную книгу, этакий здоровенный гроссбух, где фиксировал результаты всех поединков со скрупулезностью самого настоящего шахматного арбитра. Только что не записывал ходы.

Хотя, если честно, играли все средне, если не сказать – слабо, и о сицилианской защите, ферзевом гамбите или каком-нибудь миттельшпиле слышали разве что из обзора шахматных новостей. Мемуары гроссмейстеров не читали, партии чемпионов мира из газеты «Советский спорт» не разбирали.

Да это им и не нужно было. Главное – участие, времяпрепровождение в кругу друзей, такой своеобразный клуб на дому. Точнее, во дворе. И поскольку все игроки играли примерно одинаково, то все поединки носили бескомпромиссный и боевой характер, и обычно побеждал тот, кто меньше выпил. И меньше зевал.

Хотя пили они, во-первых, не всегда, то есть не каждый день; а во-вторых, не то чтобы пили, а так, веселья ради. Да и пили-то чаще всего слабую «Боровинку» или кагор, а летом – больше все пиво. Водку – реже, потому как на следующее утро большинству игроков надо было спешить на работу.

Правда, иногда были исключения: дни рождения, юбилеи и прочие жизненные радости.

А по пятницам все разъезжались по дачам, так что на уик-энды шахматная жизнь во дворе замирала.

– Французы говорят, что любовь придумали русские, чтобы не платить за секс. Тут по радио слышал, как один мужик попросил президента…

– Какого президента?

– Нашего. Чтобы тот разрешил ему жениться на корове, указ какой-нибудь издал или закон. Любовь у него такая. Я тоже вот любил когда-то. Не корову, конечно, а одну телку. А она, стерва такая, меня обчистила. Ну да ладно. Это так, лирическое отступление. Шах, – Стас довольно потер руки.

– Уж больно ты грозен, как я погляжу, – ответил Король, задумавшись. – Наха мне твоя шаха, от шаха еще никто не умирал.

Счет по партиям между Стасом и Королем был пока равный: три-три. А в этой партии Стас имел инициативу и лишнего коня, которого Король зевнул на ровном месте. Впрочем, тот не отчаивался.

– А где Андрей-то? – спросил Стас. – Мне тут мужики с работы газеты его заказали.

Ветлугин тоже иногда любил бывать на помойке. Играл, раздавал газеты со своими статьями и покупал бухалово в соседнем супермаркете.

– Опаздывает, – ответил Король. – Наверное, в пробке застрял.

– Еще скажи – бензин кончился. Или светофор сломался.

– Ты давай ходи, а то мы сейчас тебе «матильду» спроворим.

– Машина его на парковке стоит, сам видел, – Стас указал на невидимую из гаража ночную стоянку около ветлугинского дома. – Что за мужик без машины? Так, название одно. Тачка для мужика – это как продолжение хрена.

– Хрен до колена толщиной с полено, – вставил очередной образец народного творчества Король. – Сейчас мы тебя возьмем изморгом.

И весело рассмеялся.

– Привет! – сказал подошедший к игрокам Андрей. Он, приближаясь к дому, увидел свет, пробивающийся сквозь щель гаражных дверей, и понял, что все самые стойкие игроки в сборе.

– О, журналюге наше славное ура! – поздоровались мужики. – Богатым будешь. Только что тебя вспоминали.

При этом Король громко пропел:

– Ах, Андрюша, нам ли жить в печали?

Ветлугин посмотрел на доску. Спросил:

– Значит, говоришь, Кац предлагает сдаться, предлагает сдаться?

– Русские не сдаются, – весело, в тон шутке Андрея, ответил Стас.

– Пили, ели – все нормально, обосрались все буквально, – продекламировал Король еще одну из своих шуток. И сам же первый засмеялся. – Как говна кислого поели.

Короче, все как всегда. Шутки и приколы, если можно так выразиться, лишь подливали масла в огонь древнейшей и самой мудрой в мире игры.

Они играли в гараже, включив газовую печку, которую Король помойки нашел в неисправном состоянии. Где бы вы думали? Конечно же, на ней самой. В течение часа он исправил в ней то, что можно было исправить. И теперь она работала, родимая, как только что купленная.

– Надо смотреть на вещи философски. Раз – и на матрас! – весело сказал Король.

– Да ладно тебе, – Стас дернул за рукав Александра. – Ходи, глупеныш, – указал он на шахматную доску.

– Ветер с моря дул, ветер с моря дул и кому-то вдул, – пропел вслух Король, задумавшись над очередным ходом.

– Пока к вам шел, мысль мне в башку закралась.

– И о чем?

– Говорят, что деньги портят человека. Нет, это неправда, человека портит безденежье, – задумчиво рассуждал Андрей. – Ладно, пока. Я домой. Меня ждут миллионы читателей. Писать надо. Деньги зарабатывать.

– Сорок лет пришел – ума назад пошел, как говорят татары. Или по-другому: в тридцать лет ума нет – и не будет, в сорок лет денег нет – и не будет, – начал было опять разглагольствовать Король.

– Может, стольник замахнешь, а, Андрюха? – предложил Стас, указав на бутылку водки.

– Не, сто грамм – не стоп-кран, дернешь – не остановишься. Ладно, бывайте.

– Было очень хорошо. Приходи, солдат, ишо, – весело продекламировал очередную народную шутку Король и помахал ему вслед.

– Ты ходил или нет? – спросил он уже Стаса, задумывавшегося над ответным ходом. – Так кто, говоришь, сегодня будет чемпионом помойки? Без стука не входить. Тук-тук – тук. Кто там?

– Сто грамм!

– Сейчас я тебя поимею. Методом Мамая.

– Это как?

– Восемь раз не вынимая. Ну так что, усугубим?

В предвкушении победы смеющийся Константиныч поднял стакан с водкой и опрокинул его в рот.

– Давай, – поддержал его Стас. – Шах тебе.

Александр звучно крякнул после водки, затем смачно закусил квашеной капустой из трехлитровой банки.

– Ах, капуста, капустица! У мужика то поднимется, то опустится.

– Что?

– Мы поели редьки с квасом и попердывали басом, – пропел Александр. – Значит, шах, говоришь? Отелло расвирепелло!

Ноябрьская ночь была длинной и темной. В огромном ветлугинском доме горели огни, и оттого он казался похожим на большую шахматную доску.

Спать Андрей лег рано. Почему-то ему снились беззубые канадские хоккеисты, а на следующий день – две колоды игральных карт в почтовом ящике. Что бы это значило?

Конец второй части

Часть 3
Катаев

Морохеное

Прошло несколько дней. Неделя, отпущенная Доктором на написание первых глав, подходила к концу. Следовало держать ответ. Но работа над книгой не шла. Катаев много раз садился за компьютер, но на экране появлялись лишь стандартные фразы и банальные речевые обороты. Бывает такое состояние, когда дело вроде бы движется, но ни хрена не получается. Короче, мысль топчется на месте. Причем такое случается не только у представителей творческих профессий, но и у всех остальных, то есть простых и нормальных, людей. Самое интересное, что книгу он уже написал, но только в голове, а вот на бумагу она никак не могла лечь.

«Может, бросить?» – подумал он в очередной раз, хотя прекрасно понимал, что отказываться в таких случаях не принято. Да и поздно уже. Слишком многое он узнал.

Он позвонил Ветлугину.

– Чем занимаешься? – спросил он.

Они хоть и были на «ты», но в дружеских отношениях не состояли. Водку пили только на корпоративах. Катаев был старше Ветлугина лет на десять, опытнее и талантливее, как он сам считал. Все-таки писатель, член Союза! Да и редакторская должность не позволяла ему панибратствовать с подчиненным.

Субординацию Катаев соблюдал, точнее старался это делать. Но иногда, как все склонные к пьянству люди, срывался, начинал громко материться, швырять деньгами и угощать всех подряд. Затем, как почти всегда водится в таких случаях, находил приключения на свою жопу: то у него телефон отберут вместе с деньгами, то начистят клюв, когда он пьяным шарахается по ночным киоскам, то перепутает автобус и уедет совсем в другой конец города.

Потом, естественно, несколько дней он не выходил на работу.

Поэтому его звонку Андрей удивился. Бывало, что пьяный Катаев иногда звонил журналистам из «Обоза», когда ему не хватало, а душа требовала продолжения банкета. Иногда, правда, он советовался с Ветлугиным по-товарищески по тому или иному вопросу, касающемуся редакторской жизни, но это было редко, да и то в тех случаях, когда его доставали бабы: та же Карга или подсиживающая его Соловьева.

– Работаю, – недовольно ответил Андрей.

Он не любил, когда ему мешали ненужными телефонными звонками. Это его сбивало с творческого ритма. Поэтому Ветлугин практически никогда не писал своих статей в редакции, лишь в крайних случаях.

– Ты здесь, в городе?

– Нет, там, в деревне.

– Может, ко мне подъедешь? Разговор есть, – настаивал Михаил.

– Прямо сейчас?

– Нет, криво потом. Конечно, сейчас. Очень надо.

Андрей посмотрел на часы. Было около десяти вечера. А жил Катаев в отдаленном Правобережном районе. Если на своем «жуке», то в лучшем случае он будет минут через сорок, ну, через час: пока разогреет, пока заправится. Час обратно. Ну и там час. В принципе, можно. Только вот денег на бензин на эту пустую поездку ему тратить не хотелось. На такси – тем более: ни на чем туда больше не доберешься – уйдет примерно столько же и времени, и денег. Да и причина ночного разговора не была ему до конца ясна.

– Что случилось-то? Объясни.

– Не по телефону. Подъезжай.

– Ладно. Адрес говори и как подъехать.

Минут через сорок Андрей подъехал к дому Катаева и несколько раз просигналил.

– Хорошая у тебя машина, – сказал Катаев, садясь рядом с Андреем на переднее сиденье, – как у гестаповцев в кино про войну. Словно Штирлицем себя чувствую каким-то. Штандартенфюрером СС.

– Ты меня вызвал, чтобы мне это сказать? – раздраженно спросил Ветлугин.

– Нет, не за этим.

– Говори тогда.

– Заработать хочешь?

– Ну, – кивнул Андрей. Он еще не врубался в тему.

– Ты газету свою выпускаешь?

– В данный момент нет. С тобой сижу, время теряю, – ухмыльнулся Ветлугин.

– Короче, газета твоя нужна, чтобы помочь хорошим людям.

– Тебе, что ли?

– И мне тоже. Ты на свою газету где деньги берешь?

– На рекламе зарабатываю, на заказухе. Это только «Обоз» непонятно за счет чего выпускается.

– Регулярно выходит? Тираж какой? Где распространяется? – стал дежурно расспрашивать Катаев. – Я несколько номеров видел. Ничего так, можно читать. С собой есть номер какой-нибудь?

– Вам не кажется, Михаил Иванович, – передразнивая Катаева, проговорил Ветлугин, – что вы очень любопытны?

С этими словами Андрей открыл ящичек для перчаток (так официально называется простой бардачок) и достал оттуда прошлый номер «Зеркала Прикамска». Это была газета, которую Андрей выпускал самостоятельно, выступая одновременно учредителем, издателем, главным редактором и основной писательской силой.

Она была, как того требует закон, зарегистрирована в соответствующем органе. У Ветлугина имелся собственный офис, который он снимал у одной общественной организации почти бесплатно. Приобрел компьютер и прочую оргтехнику.

Помогали ему несколько журналистов-студентов, работавших за штатом, и офис-менеджер. Эта женщина пятидесятилетнего возраста, бывшая аптекарша, вышедшая на пенсию по вредности, перепечатывала ему статьи из разных популярных изданий (с согласия их редакторов, естественно), отвечала на звонки, принимала почту и статьи от журналюг и желающих подзаработать писак и обзванивала потенциальных рекламодателей. Каждый вечер она докладывала Андрею о проделанной работе и сообщала ему время и место встречи с руководителями компаний и организаций, если таковые находились. Верстальщик и бухгалтер были, как и журналюги, приходящими, как сейчас говорят – фрилансерами.

Кстати, газету эту когда-то Андрей подарил своей жене, врачу по профессии, на день ее рождения. Точнее, он выделил несколько газетных полос под медицинские темы.

Главными читателями «Зеркала» были в основном люди, которым давно уже за много лет. То есть те, кто в силу своего возраста заботится о своем здоровье. А «здоровая» тема актуальна всегда. Жена даже на первых порах была главным «зеркальным» консультантом.

У ветлугинской газеты, выходящей раз в две недели, был устойчивый спрос. И что самое главное – у Андрея не находилось конкурентов. В основном благодаря медицинской теме и материалам по криминалу. Рынок массмедиа в Прикамске был насыщен политическими, компьютерными и рекламными изданиями и, что самое удивительное, дорогими глянцевыми журналами ни о чем, которые создавались так же неожиданно, как и исчезали.

А вот собственной газеты, в которой главным героем был бы человек со своими болячками, как физическими, так и нравственными и душевными, в Прикамске еще не имелось. С этой газетой Андрей, как говорится, попал в точку.

Что касается денег, то Андрей не бедствовал, но и не жировал. «Зеркало» приносило ровно столько, сколько хватало на жизнь. Единственное, в ком Андрей нуждался – в хорошем редакторе и менеджере в одном лице, который бы смог взять на себя все руководство газетой, а Андрей бы только указывал и направлял.

Но таких почему-то не находилось. Всех интересовало одно – зарплата. И, что самое интересное, Андрей был готов платить примерно столько же, сколько платят, скажем, в том же «Обозе». Но претенденты выбирали «Обоз», «Местные новости» или «Прикамскую звезду». Скорее как более брендовые издания, нежели частное «Зеркало».

Сам же Андрей сидеть на двух стульях еле успевал – у него были обязательства перед учредителем «Прикамского обозревателя», а также перед его читателями. К тому же в «Обозе» лежала трудовая книжка. Был подписан трудовой контракт. Наконец, свое имя и свою славу Андрей Ветлугин сделал все-таки в «Обозревателе», а не в своем издании. Бахман знал о «раздвоении» Ветлугина, но закрывал на это глаза: в «Обозе» Ветлугин честно исполнял свои обязанности.

Андрея достаточно часто показывали по телевизору в каких-нибудь новостях, узнавали на улицах и в магазинах. И даже изъявляли желание с ним сфотографироваться и получить автограф. Действительно, слава, как сказал Чехов, – это когда тебя узнают в пивных.

Катаев тем временем внимательно просмотрел газету:

– Дело вот в чем. Ты про Доктора слышал?

Уже на пути домой Андрей, проезжая мимо какого-то кафе, увидел надпись, которая ему почему-то очень запомнилась. На светящемся логотипе, очевидно, отлетела одна электрическая черточка, и надпись неоновыми огнями гласила: «Кафе-морохеное». «Н-да, теперь морохеное никогда есть не буду. А в этой забегаловке – точно», – подумал он.

А может, он только отвлекался от грустных мыслей?