Текст книги "Крематорий имени Жанны д’Арк, или Что-нибудь да будет"

Наши поезда

Ну, а наши главные герои Иван Дементьев и Дмитрий Колесов, о которых мы чуть-чуть не забыли, не виделись, как мы уже сказали, несколько лет. Поэтому телефонный звонок хоть и был неожиданным для Колесова, но с надеждой ожидаемым.

– Привет, Митяй! Как дела? – голос главного береговского пекаря был веселым и очень оптимистичным.

Чувствовалось, что дела у него обстояли как надо.

– О, кого я слышу! Здравствуй, здравствуй, Иван Васильевич! – ответил Колесов, искренне обрадовавшись звонку.

Он скучал по старому другу, как и тот.

– Все пыльное старье продал или мне что-то осталось? – поинтересовался бывший обувщик.

– Осталось, осталось, не волнуйся, бабушкин комод с клопами тебе приготовил.

– Я так и думал! Я че позвонил-то, Митяй? Дочку замуж отдаю, Ксюшу. Дочка у меня – класс! Сам не верю, что из двух яиц такое чудо сварганил! 23 февраля на свадьбу вас с супругой приглашаю. Ждем! Ну и встретиться перед тем надо бы, давно не виделись. Приезжай в гости на днях.

– В принципе, можно! Мне как раз в Демидов надо по делам.

– Ну вот. А я о чем? Самолет оплачу. Адрес запиши. Я новую хату купил. Новоселье заодно обмоем.

– Запомню, диктуй.

– Молодец. Вот и договорились. Позвони, как вылетать будешь. Ты, кстати, что больше любишь – коньяк или женщин?

– Зависит от года изготовления.

– Понял! Выпьем, посидим, поговорим как люди. Праздновать событие без выпивона так же нелепо и глупо, как смотреть порнографический фильм по радио или покупать гроб на двоих. Ха-ха-ха!

– Или жить в спальном районе и не высыпаться. Ха-ха!

– Я в центре обитаю, – Дементьев назвал адрес. – А твой бизнес-то как? Идет?

– Идет помаленьку.

– И как?

– Я живу, Иван Васильевич, сегодняшним днем потому, что вчера уже было, а завтра может и не быть. Это моя жизнь, и лучше меня ее никто не проживет.

– Ничего не понял. Приедешь – расскажешь. Давай, чеши грудь.

Дмитрий не заставил себя долго ждать. И через пару дней он уже был в Береговом. От новехонького демидовского аэропорта «Сергей Дягилев» он домчался на такси по новой федеральной трассе и по новому мосту через Камву, а вот по городу пришлось поплутать. За годы своего отсутствия он немного его подзабыл, а у шофера, как назло, села батарея в телефоне. Да и точного адреса Колесов не знал. А звонить Ивану не хотел, иначе сюрприз перестанет быть сюрпризом.

Город практически не изменился, впрочем, это вполне естественно. Это большие города быстро растут, а небольшие городки будто навечно застыли в своем первозданном обличье. И дай бог, чтобы это обличье было не стыдно кому-нибудь показать. Береговой вырос вверх, появились какие-то новые переулки, на многих улицах было введено одностороннее движение, да и самих машин стало несравненно больше. Кроме того, в городе много строили, а стройки тут и сям были огорожены деревянными заборами.

– Как долетел? – спросил Дементьев, открывая дверь. – Позволь тебя горячо поприветствовать.

– Два с половиной часа и здрасьте-пожалуйста – вот он я! На родной земле. Дым отечества!

Они обнялись.

– Целоваться будем? – спросил хозяин, разглядывая долгожданного гостя, ставшего за то время, что они не виделись, еще крупнее и больше.

– С какого перепоя? Ты же знаешь, что я этого терпеть не могу. Я же не Брежнев с Хонекером, – ответил Колесов, снимая изящную «аляску» с мохнатым воротником.

– Тебя не узнать. Бородатый стал. То ли кержак-раскольник, как я погляжу, из сибирской тайги. То ли Махмуд-Плешива Голова, главарь банды душманов.

– Главное, что не старый сторож у амбара по охране рогатого скота в какой-нибудь колхозной деревне. Ты же помнишь, что борода у меня одно время не росла? А потом вдруг поперло под старую жопу!

– Целоваться не мешает? Не щекотит?

– Нет. Зато спасает от лютых сибирских морозов!

– На самолете, значит? А я вот не люблю самолеты. Не знаю почему.

– Боишься, что ракетами собьют? Ты же ракетчик бывший. А? – сострил приехавший из Сибири гость.

– Поэтому езжу на поездах. А наши поезда – самые поездатые поезда, и никакие поезда не перепоездят по поездатости наши поезда.

– Здорово сказал, Ванька! Узнаю тебя!

– С детства помню. Ладно, грусть-тоску оставь в прихожей, заходи с веселой рожей! – широким жестом хозяин пригласил его в гостиную.

– А это вашему дому от нашего.

Колесов передал Ивану большой сверток.

– Что это? Какое тяжелое! Антиквариат?

– Ну… – неопределенно ответил гость. – Потом посмотришь.

Не старье и не рухлядь

Антиквариат – это не старье и не рухлядь, как думают многие наши читатели, а это, скажем так, увлекательное путешествие в те времена, когда люди жили по-другому. Да и сами люди были другие. Не лучше, не хуже – а другие, не такие, какие мы есть сейчас.

Давайте остановимся на этом подробнее. Дело в том, что процесс покупки и последующей перепродажи антиквариата как был, так и останется весьма прибыльным бизнесом. Дело в том, что антиквариат со временем всегда дорожает, его не ест инфляция, он не может обесцениться потому, что во время любого кризиса инвесторы пытаются спасти свои деньги именно в таких активах, что провоцирует рост цен на него.

На протяжении всей своей истории человечество производило и производит массу вещей, многие из которых впоследствии становятся уникальными и приобретают определенную ценность, как в плане истории, так и в плане искусства. В некоторых случаях обычная старая медная монета, которая в свое время валялась в кармане какого-нибудь деревенского забулдыги, может приобрести ценность, равную стоимости хорошего особняка.

Бизнес, построенный на антиквариате достаточно сложный, но, в то же время, интересный. Многие ошибочно считают, что это удел торгашей, которые только и могут, как купить подешевле, а продать подороже любое барахло. На самом деле антиквары являются людьми достаточно образованными, а клиенты таких лавок – далеко не лохи.

В магазинах Дмитрия Колесова есть все, начиная от дамских кринолинов позапрошлого века и кончая радиоаппаратурой уже столетия прошлого. Поэтому поверьте, читатели, нам на слово. Впрочем, можете удостовериться в этом, зайдя в любую антикварную лавку.

В антикварном бизнесе есть несколько направлений. Кто-то конкретно занимается мебелью, кто-то только монетами, кто-то фарфором, кто-то чугунным литьем, кто-то только иконами. И эти люди знают о своем бизнесе все. Ну, или почти все. Они почитывают литературу, ходят по музеям, посещают соответствующие курсы, занимаются самообразованием, изучают спрос на рынке. Ведь чтобы товар предложить покупателю, про него надо знать все. Только в этом случае процентов на девяносто успех гарантирован. В антикварных лавках покупатели разные, со своими интересами и предпочтениями. То есть надо им быть в теме тех или иных вещей.

В общем, продать можно все, что угодно. На каждую вещь есть свой покупатель. Вопрос в другом. Всех своих покупателей можно разделить на группы. Есть коллекционеры значков. Есть просто любители старины. Есть те, кто приобретает антиквариат на подарки. Кому-то по душе фарфоровые статуэтки и вазы. Женщины в основном покупают брошки и бижутерию. Чайные и кофейные сервизы хорошо идут. Мужчинам больше нравится мебель и старая аппаратура в виде ламповых приемников и патефонов.

Но мебельного антиквариата на всех желающих не хватало, поэтому Колесов даже наладил производство резной мебели с финтифлюшками и завитушками по старым чертежам: столов, комодов, бюро, этажерок, кушеток и кресел-качалок. Почти один к одному. Издалека не отличить от аутентичных, как пишут говенные журналисты.

Хорошо идут картины. Лучше продаются, конечно, картины и копии знаменитых художников, у которых есть имя. Люди вкладывают деньги в живопись по одной простой причине – через энное количество времени картины поднимаются в цене, особенно после смерти автора, к сожалению.

Отдельная тема – иконы. Иконы, в первую очередь, – произведения искусства, во вторую – символ веры. Хорошо продаются иконы, писанные на золоте.

Что касается орденов, то существует закон, который запрещает торговать боевыми наградами. Самая распространенная награда – Георгиевский крест, хотя теперь он встречается достаточно редко. Если удается случайно где-то у кого-то приобрести его, то считайте, что вам, читатели, повезло. Но здесь Колесов нашел очень удачный маркетинговый ход. Он заключил договор с петербургским монетным двором. Те ему копии орденов поставляют – от креста Андрея Первозванного до ордена Победы. Ну и Георгиевский, естественно. На подарки идут нарасхват. Особенно перед Днем Победы и Днем защитника Отечества.

Не обходится и без подделок. Чаще всего подделывают монеты и, кстати, ордена. Приносят самопальные монеты времен Елизаветы Петровны, Екатерины Великой, Павла Первого и пытаются продать. Правда, среди них встречаются такие монеты, например, из серебра, которые практически не отличить от настоящих. В основном подделывают монеты тех годов, когда их было выпущено очень мало. Поэтому стоимость их очень высока. Демидов просто наводнен китайскими подделками, которые продаются у гипермаркетов, на заправках, на рынках. Говорят, что от бабушек осталось или клад в земле нашли. Стоимость этих монет небольшая, поэтому подделывать их себе дороже. Подделывают, в основном, дорогие вещи, которые можно выдать за старинные. Иконы тоже никто не подделывает. Их реставрируют: берут старые доски и накладывают на них новую краску там, где она облупилась. Но от этого стоимость иконы уменьшается. Хорошо идет и бэушная ювелирка и винтажная бижутерия.

Но антикваров грабят, равно как и всех торгашей. Правда, Дмитрия бог миловал.

Хочу Ван Гога!

– А зачем тебе все это надо, – выслушав друга, когда за первой рюмкой они уселись за стол, спросил Дементьев, – старье это все? На кой?

– Да все картину одного художника хочу купить. Это мечта, Иван. Мечта всей жизни. Которая никогда не исполнится. Это не машина, не квартира, не дача, не гайка голдовая, не цацка рыжая.

– Какого художника?

– Ван Гог.

– Ван Гог, говоришь? Кто это?

– Постимпрессионист был такой.

– Какой?

– Рисовал очень необычно.

– Необычно, говоришь? А я реалист, Митька. Мне надо, чтобы на картине было – как в жизни. А все остальное – мазня. Мне вот Шишкин нравится. Ну, Репин еще… Казаки, где письмо турецкому султану пишут. Смешно, и на жизнь похоже.

– А я думал, что тебе нравится, как твой тезка Иван Грозный убивает своего сына. Шучу. Тоже, кстати, Репин написал.

– Верещагин еще, помнишь, где куча черепов лежит? – продолжил Иван. – Забыл, как называется. Впечатляет очень. О жизни заставляет задуматься.

– Прекрасная картина, – согласился Дмитрий. – «Апофеоз войны».

– Точно. А этот твой Ван Гог что хорошего сделал?

– Ухо себе обрезал, – хотел пошутить Колесов.

– Зачем? – удивился любитель Репина.

– Из-за любви.

– Вот дурак! – ухмыльнулся Дементьев.

Конечно, ни о каком Ван Гоге и ему подобных импрессионистах, любимых им с детства, Дмитрий и мечтать не мог. Кроме них он обожал передвижников, мастеров «Мира искусства», кубистов, экспрессионистов и сюрреалистов. А вот абстракционизм в его чистом и голом виде Дмитрий не воспринимал. Он считал его тем видом искусства, когда бесталанные художники создают бессмыслицу, которую беспринципные продавцы толкают бестолковым покупателям.

Но найти среди старья и барахла какой-нибудь пейзаж или этюд к нему известного передвижника или какое-нибудь полотно представителя социалистического реализма первых советских лет все же надеялся. Но пока все его надежды были тщетны: Новосибирск, да и Демидов, был слишком далек от мировых и российских центров живописи, ваяния и зодчества. Дворян здесь отродясь не было, разве только в виде губернаторов и ссыльных каторжан, а местные купцы и промышленники заказывали художникам только свои портреты и изображения дочерей, жен, содержанок и полюбовниц. Но при этом не скупились на все остальное добро: чугунное литье, серебро, золото, хрусталь и фарфор. А про Береговой мы вообще молчим: он был создан в нищее советское время. А тогда из художественных картин на стены вывешивали ретушированные фотографии всей родни до третьего колена и какое-то подобие ковров в виде толстых тряпок с убого вышитыми на них копиями васнецовских «Богатырей» и шишкинского «Утра в сосновом бору». Но советские первопроходцы уральской тайги и строители коммунистического рая и этому были несказанно рады. Это был кусочек счастья среди беспросветного труда и однообразно скучного быта в социалистическом общежитии.

Правда когда-то Илья Глазунов открыл в Демидове филиал своей академии, но все выпускники этого заведения пока ничем особым не отличились, зато хорошо умели копировать не только полотна своего мастера, но и других классиков. Но сумасшедший голландец Винсент Ван Гог им пока был не по зубам.

С этими живописцами и портретистами Дмитрий и наладил отношения. И те шлепали неплохие копии направо и налево.

– Ты картину получше подбери у себя там. Пейзаж или натюрморт какой. Чтоб старинная такая была. И чтоб не копия какая-то, а самая лучшая. Как говорят – от кутюр! Понял? На подарок мне надо Ксюше. На свадьбу.

– Хорошо, посмотрю, – сказал Колесов и тут же вспомнил: – Впрочем, есть одна, тебе понравится. Пейзаж. Холст, масло. Написана в гладкой манере, как ты любишь. Размер семьдесят на пятьдесят. В золотой раме. Девятнадцатый век. Русская школа. Гарантия подлинности.

– Как называется?

– «Гранд-канал в Венеции». Полотно передает непостоянство световоздушной среды, яркое богатство мира, сохранив при этом свежее зрительное впечатление и изощренное сочетание цветов, – заученно сказал Дмитрий, будто втюхивал пейзаж очередному лопоухому покупателю с куриными мозгами, но толстым кошельком. – Утро, солнце, мост дожей. Красиво!

– Русская школа? Сколько?

– Цена, брат, кусается.

– Сколько?

– Больше сотни. Плюс доставка.

– Ничего себе у тебя цены. Емко!

– Извини. Моего интереса здесь практически нет. Она на комиссии. Вдова одного народного артиста выставила. Хорошее полотно. Не пожалеешь. Удачно впишется в любой орнамент.

– Фотку скинь по Скайпу. Посмотрю. Наливай давай, чего сидим, как на поминках?

Кот д’Ивуар

Друзья уселись поудобней. Квартира у Дементьева была, как сейчас говорят, улучшенной планировки, но без излишеств. В старом доме, с высокими потолками, толстенными стенами и огромными двухстворчатыми стеклянными дверями. Сейчас это была студия. Так в наше время называют квартиры без кухни, точнее, где кухня является неотъемлемой частью гостиной, удачно вписавшись в общую планировку как единое гармоничное целое. Там и жил с престарелой матерью.

– Пленные немцы строили. После войны. На века, – сообщил хозяин. – А ремонт и перепланировку год назад армяне делали.

– Тоже пленные? – спросил Дмитрий.

– Смешно.

– Книг у тебя, смотрю, много. Детективами увлекаешься? – посмотрев на книжный шкаф, снова спросил Дмитрий.

– Да, знаешь, как-то вот увлекся. В свободное от основной работы время. Они больше похожи на жизнь, в них больше правды. А мура про любовное сюсюканье – это для сопливых девочек. У нас даже в Береговом есть свой писатель детективных романов. В администрации работает. По связям с общественностью.

Дементьев достал из шкафа какую-то книгу.

– Вот, кстати, она.

– «Аденома простаты», – прочитал Колесов, взяв в руки книгу. – Интересно?

– Понравилось, – ответил Дементьев. – Будто про нас написана. В смысле, про нашу жизнь.

– Дашь почитать?

– Забирай.

Обставлена хата была с претензией на богатство и роскошь, но выглядела аляповато и безвкусно. Хотя, между тем, все было рационально, удобно и практично. Иными словами, все, что надо – под рукой. Стол ломился от закусок и напитков, хрусталя и фарфора. В книжном шкафу, плотно прижавшись друг к другу, стояли разноцветные детективы, радуя глаза. Сиамский кастрированный кот д’Ивуар, которого хозяин вопреки данным генеалогического паспорта называл по-русски просто – Мотя, блаженно закрыв глаза, дремал в кресле. Плазменный телевизор показывал новости про Украину, где тамошнее правительство во главе с президентом, бывшим комиком, сошло с ума от русофобии. Играть президента в кино и быть им по жизни – совсем не одно и то же.

– Каждый вечер после просмотра новостей про эту братскую страну я обязательно включаю фильм ужасов, чтобы хоть как-то успокоиться, – улыбнувшись, проговорил Дмитрий, глядя в плазменный экран.

– Мы с тобой, Митяй, из того поколения, которые били кулаком по телевизору и переключали каналы плоскогубцами, – согласился Дементьев с бывшим компаньоном по бизнесу. – Когда смотришь эти передачи про укропов, хочется сделать то же самое. Так что, не злите нас!

Дементьев был не бедным человеком, но достаточно скромным и экономным, чтобы тратить деньги впустую. Он оформил обоим детям по квартире в Демидове. Имел сам большую хату там же, в областном центре, в пяти комнатах которой, поскольку дети разъехались в самостоятельное плавание, сейчас «ютилась» его супруга, не пожелавшая снова возвращаться в провинциальный городишко. Ну и есть еще обычная двухэтажная дача на берегу Камвы в пригороде. Вот, собственно, и вся его недвижимость. Не считая, естественно, бизнеса.

Беззубая старуха, служившая когда-то медсестрой в своей деревне, была одета в теплую кофту, на седой голове – белая медицинская шапочка с красным крестом, на ногах – зимние сапоги, причем, разные. На шее висели бижутерьевские бусы из яркого стекляруса, на поясе – красная искусственная мочалка. Пока друзья по-мужски не могли наглядеться друг на друга, она все это время смотрела какую-то муру по телевизору, что-то яростно ему доказывая. И вполне здравомысляще подсела к мужикам за стол, как только тот наполнился напитками и закуской. И даже выпила с ними немного водки.

– Вот это? – просто спросила она.

– Что «вот это»? – не понял Иван.

– Да. Кто не работает, тот живет, – понесла она какую-то околесицу, вглядевшись в экран зомбивизора и что-то изображая руками. – Вот это вот и вот так вот тут. Вот и ладно.

– Мам, иди к себе.

Но она не уходила. То ли не поняла, что сказал сын, то ли думала о чем-то о своем.

– Я плакаю.

И действительно заплакала, очевидно, что-то вспомнив.

Ничего не понимающий Дмитрий спросил:

– Что это с ней?

– Это у нее бывает.

– А что она сказала? – снова тихо спросил Дмитрий Ивана.

– Сказала что-то. Тебе не все равно? Куда уходит детство, в какие города? Не ссы. Оно вернется в преклонные года. Может, и нас ждет такая же беззубая, дряхлая старость. Не обращай внимания. Я уже привык.

– Да. Ага. Да-да-да, – непонятно о чем говорила старушка.

– Да-да, – по-детски передразнил ее любимый и единственный сынок.

И далее все в том же духе. А потом она тихонько задремала, причем, сидя, закинув голову на спинку высокого кресла.

– И так каждый день, – сообщил Дементьев. – А еще она однажды сказала моей жене, что мне дали пятнадцать лет и что мне там будет хорошо. Приснилось ей, наверное. К чему это, как думаешь?

– Пятнадцать лет? А что так много? Убил кого?

– Скажешь тоже. Накаркаешь щас. Или вот что еще отчебучила. Шапку, значит, перед зеркалом мерила, такая вся из себя красотка. И говорит: «Мне нужен мужчина. Только его корова языком слизала». Я чуть не помер от смеха, – улыбнулся пекарь.

– Бывает.

Обед безбрачия

Постепенно вечер набирал обороты. Коньяк сменился водкой. Икра, грибная и рыбная, – ветчиной и помидорами в салате.

– Как ее здоровье?

– Какое здоровье может быть у девяностолетней старухи, сам посуди? Достала, если честно сказать, – ответил, показав глазами на дремавшую мать, Дементьев.

– Никуда не денешься. Терпи.

– Вот и терплю. У нее в голове все перепутано: день с ночью, зима с летом. Днем спит, а ночами шарахается. То в пять утра, а то и в три увидит что-то по телевизору и будить меня начинает, ревет, говорит что-то – понять не могу. Свет везде включит, телевизоры на всю громкость врубит. Короче, все как в Турции.

– В смысле?

– То есть, все включено́. Я вот в Турции был в прошлом году, в Анталье, в отеле «пять звезд» – это когда все включено́. И тут в доме тоже все включено́. Прикидываешь? А потом начинает ерундой всякой заниматься.

– Например?

– Например, барахло свое начнет перебирать. А потом мне юбки свои дарит, кофты, лапсердак с медалями, отрез на платье и теплые бабьи панталоны до колен, с начесом. Или молоко начнет жарить с помидорами. Потом им Мотьку кормить. Или тортом. Смешает его с «Вискасом» и – вперед. А кота потом рвет. А поскольку я один хожу по дому босиком, то постоянно натыкаюсь на следы его пребывания. Понимаешь?

– Ну, чего тут не понятного? А ты чего кота д’Ивуара своего нормальной едой не кормишь?

– Почему «не кормлю»? Кормлю. Только я его прячу от мамы, а то она его ночью вместо майонеза может съесть.

– Весело.

– Вот и хожу за ней, свет вырубаю. Не поверишь, лампочки из люстр выкручиваю. Пульты от телеков попрятал – нашла, сейчас сетевые шнуры выдергиваю. Кастрюли все попрятал, сковородки убрал. По магазинам ходить замучился. Вот, вроде все купил, но обязательно что-нибудь забуду. Она вредная такая стала, капризная, привередливая: это не ем, это не хочу, это не буду, это не того цвета. Убить иногда готов, ей-богу. Прости, госспади. Правда, сама себя обслуживает: колготки с трусами стирает, за котом убирает и, не поверишь, даже шнурки на ботинках завязывает. И мне даже однажды белые носки постирала руками, чище, чем в машине. А у меня, между прочим, «Бош».

– Вот руками и ебошь, – на ходу сочинил Дмитрий. – А у меня «Беко». Тоже не жалуюсь. А твоя мамаша – молодец!

– Знаешь, сколько на это все у меня уходит времени? Прорва! Я охерел!

– Почему не знаю? Знаю.

– Ладно, у меня бизнес налаженный, люди работают, дело движется, все путем, короче, а то не знаю, что делал бы. Как сейчас говорят, удаленно работаю, не выходя из дома. По интернету и по телефону руковожу. Оказывается, что по телефону можно сделать все, кроме детей. Но документы на подпись сюда приносят.

– А сиделку не пробовал нанять? Домохозяйку, экономку или лакея, как Берримор. Чтобы по шопингам ходила, обеды готовила, убиралась. Тебе по штату положено. Ты ведь у нас новый русский.

– Нанимал. Не то. Не может мама с сиделкой сидеть. Да и денег еще столько не заработал. Да и чужого человека в своем доме не потерплю. Ну, и мать – это святое, сам понимаешь. А жрачку сам готовлю. Обед безбрачия называется.

– А пекарня – что же?

– Одними плюшками из пекарни сыт не будешь. А ресторан когда еще открою. Знаешь, рецепты стал новые придумывать. Или в интернете нахожу. Гугл есть – ума не надо. Даже супы и каши научился варить. И, между прочим, вкусно получается. Пытаюсь мамашке вдолбить, что из фруктов бывает только компот, а компот из овощей называется борщ, а если помидор – это ягода, то кетчуп – варенье.

– Кто знал, Дементий, что самое трудное во взрослой жизни – это придумывать, что приготовить на ужин. Каждый день. В течение всей оставшейся жизни. Пока не умрешь. А боярыня твоя где? В церкви?

– В Демидове. Мать-то мне – родная, а Таньке она, по большому счету, никто. Вот она с внуком и сидит. В Демидове. Она ведь как Ваську родила, ни дня не работала, потом с Ксенией сидела. А тут еще Генка родился, внук, то есть, так – вообще. Бабушки ведь лучше знают, как растить внуков. А у тебя матушка как?

– Умерла год назад. По отцу моему скучала, которого я так никогда и не увидел, по мужу, значит, своему. Любила шибко.

И грустно добавил:

– Мама – это одеяло от холода, зонт от дождя, хлеб от голода, вода от жажды. Ее любовь – это лекарство для души. Рванули!

– Это ты верно сказал. Рванули!

Когда-то, мы это хорошо помним, и у бывшего береговского мэра Владимира Афанасьева мать-старушка тоже вытворяла подобные чудеса. Ко времени описываемых нами событий она отошла в мир иной. И ее прах в числе первых теперь покоится на новом кладбище «Восточное» в колумбарии. Ее тело было кремировано, как она много лет назад написала в завещании, не пожелав, чтобы ее «жрали черви».

Но, как бы то ни было, хотим мы того или не хотим, старость надо уважать, не все до нее доживают.

Иван подошел к плите. Снял с нее сковородку с котлетами.

– Сам жарил. Не поверишь, мясо через мясорубку вручную прокручивал. С луком и чесноком. Кто бы сказал мне про это раньше – не поверил бы.

– Берешь свинячью жопу, потом чуть-чуть укропу? Так? Хлеб, наверное, добавляешь, как в школьной столовке?

– С ума сошел? Мясо голимое. Отборное. С подливкой.

– Может, тебе самому в твоем кабаке шеф-поваром стать? Как думаешь, Джованни? – спросил, откусив жирный кусок котлеты, Дмитрий. – В тебе живет великий повар. Это у тебя, наверное, с голодухи. Никто не знает, на что мы способны. А почему, кстати, мужики готовят вкуснее женщин?

– Все очень просто. Бабы готовят для кого? Правильно. Для мужиков. А мужики для кого готовят? Для себя. Среди великих поваров нет женщин. Как и среди великих врачей и великих педагогов. Назови хоть одну великую бабу врача? Или учителя? Хрен с маслом. А мужиков сколько угодно. За мужиков!

– Давай.

Мужики дружно выпили.

– Пить – дело мужское. У женщин оно как-то не так получается.

– А что? Вполне возможно. Командуй, – снова указал радушный хозяин на очередную бутылку. – Гость в доме – это дар аллаха.

– В смысле, бери, что хочешь?

– Ешь давай.

Котлеты действительно были очень вкусные.

– Я еще плов приготовил на всякий случай. Вдруг котлет не хватит. Я знаю, что жрать ты мастак. Пальцы оближешь.

– Но мо-о-ой пло-о-ов сва-рен из мяса ко-ро-о-ов… – пропел Колесов, подражая известной песне.

– Не, антиквар моей души, ты че? Из настоящего барана мериносной породы. Договор с одним грузином заключил. Будет мне баранину в ресторан поставлять и шашлыки жарить.