Текст книги "Предупреждение взрыва"

Третьей группе достался вопрос хронотопа (термин М. М. Бахтина), причем осмыслить его надо было не только в литературоведческом, но и в философском аспекте.

Группа так же, как и предыдущая, пришла к мысли об индивидуальной работе, но перешла к ней несколько позже, то есть имела больше времени на групповое обсуждение.

Олег К. сначала в качестве примеров приводит эпизоды, в которых время-пространство значительно искажено. Так, что-то происходит с пространством во время погони Ивана за Воландом и Бегемотом (те движутся не торопясь, пока Иван бежит, но расстояние между ними не сокращается); квартира ювелирши в ночь бала бесконечно вырастает и так далее. Вообще манипуляции со временем и пространством – показатель власти Воланда над миром. Не только Воланд и его свита, но и Иешуа и Левий Матвей находятся вне времени и пространства. Только находясь вне системы, можно управлять ею. Именно так обстоят дела с персонажами, имеющими возможность выхода в вечность.

Кроме вышеприведенных утверждений Олегу принадлежит еще высказанная в ходе обсуждения мысль о «нехорошей» квартире как своего рода зоне: квартира как бы «готовится» к приходу Воланда, так как сверхъестественные вещи творятся в ней и до появления дьявола.

Ваня П., говоря о мирах романа, утверждает, что параллельными могут быть не только пространственные измерения, но и временные. Так, Лиходеев оказывается в Ялте, преодолевая огромное пространство в ноль-время. Осознать это люди не в состоянии, поэтому и придумывается правдоподобный вариант – пребывание Степы в загородном ресторане «Ялта».

Филипп М. развивает мысль о квартире № 50 как о зоне. Квартира меняет вид (речь идет об интерьерах) в зависимости от способа уничтожения людей. Пока ювелиршины жильцы и она сама исчезают, все эти чудеса могут быть легко объяснены на бытовом уровне; однако смерть барона Майгеля требует совсем другого антуража.

Миша Б., обобщая то, что уже было произнесено представителями других групп, отмечает следующее: в конце романа Булгаков сталкивает два времени и происходит встреча мастера и Пилата. Два времени-пространства связывает Воланд, будучи представителем вечности.

Краткость высказываний в данном случае, на наш взгляд, не повлияла на уровень их содержательности. Впрочем, темы были распределены таким образом, что самые глубокие мысли должны были быть произнесены в конце занятия. Так и произошло.

Четвертая группа целый час не прерывала группового обсуждения, и выступления ребят в общей беседе стали его продолжением.

Егор П. замечает, что судьба Пилата зависит не только от романа мастера, но и от сюжета романа о мастере.

В вечности, добавляет Виталик А., действует один закон – роман мастера, который дан ему Богом. (Уже тут ясно, что в группе наличествует полное понимание неразделенности истории и текста, то есть понимание мира как текста.)

Алексей Г. уточняет, что в «Мастере и Маргарите» мы имеем несколько текстов: роман Булгакова, роман мастера, Евангелие Левия Матвея и так далее, то есть множество (видимо, в математическом смысле) текстов и миров.

Все тексты, вновь вступает Виталик, являются одинаковыми, это, в сущности, один и тот же текст (в качестве аргумента выступает указание на текстуальные совпадения). Есть единственный мир – это текст. И этот текст, как и мир в целом, от Бога, а не от дьявола. Отсюда и название романа – это роман не о дьяволе, а о любви. Название романа как раз и свидетельствует о том, что любовь – от Бога. (Последний аргумент скорее имеет отношение к эмоции, чем к логике.)

Егор П. возвращается к идее о множественности миров в романе. Это библейский мир, Москва, мир бала, мир мастера и Маргариты, о котором речь идет в конце романа. Эти миры и связаны текстом; текст в данном случае является телепортом.

Эту эффектную реплику углубляет Алексей Г.: различные миры соединены вставками из романа мастера. Все эти миры существуют ради освобождения Пилата. Главное действующее лицо – Иешуа. Роман пишется для Бога. (Иными словами, мастер предоставляет Богу средство освобождения Пилата.)

Небольшую, но важную реплику вставляет Дима Е. Он говорит, что текст – это набор знаков, а так как в мире мы тоже видим знаки, то и мир представляет собой разновидность текста. Надо уметь его прочесть.

Обсуждение подводит к логическому концу Женя Т.: текст романа мастера звучит в исполнении Воланда, Маргариты, Азазелло, Булгакова. Евангелий тоже несколько (есть еще и апокрифы). Вообще Библия – неоконченная книга. Мир существует, пока библейская история интерпретируется. В конечном итоге, текст и реальность – два вида существования мира.

И тут как пища для будущих размышлений и споров звучит вопрос Алексея Г.: может ли вообще быть закончена история, рассказанная в булгаковском романе, и история самого булгаковского романа?

Представляется, что состоявшееся обсуждение (и так это и было воспринято одиннадцатиклассниками) – серьезная веха в духовном становлении ребят. Но надо заметить, что это не случайный ряд более или менее счастливых догадок, а результат кропотливой работы коллектива педагогов, направленной на создание среды, в которой, например, ночной разговор о Канте в пустыне воспринимается не в качестве своеобразной игры в бисер, а как очередное обращение к очередной странице вечного текста мира.

Еще одно занятие можно провести в лекционной манере, хотя это зависит от обстоятельств. Обстоятельства нашего израильского путешествия складывались так, что урок этот пришлось проводить в автобусе, вещая через микрофон. Автобусная посадка не способствует обратной связи, так что вместо возможного разговора с обоюдным анализом текста мы довольствовались сообщением некоторых соображений по поводу XIII и XIX глав романа, в которых речь идет о Маргарите в связи с темой любви.

На любовь мастера и Маргариты существует два взгляда (имеются в виду наиболее расхожие мнения): романтический и осуждающий. Романтики видят в этой истории вариацию на тему «Алых парусов», религиозные моралисты объявляют ее порождением дьявола. И тот и другой взгляды представляют собой исключительно условно-литературные проекции на жизнь, поэтому к изучению литературы никакого отношения иметь не могут. Однако текст свидетельствует, что любовь мастера и Маргариты и вправду от начала (и даже до начала) до конца порождена Воландом. Другое дело, что любая попытка вторгнуться в текст с целями, далекими от эстетических, неизбежно приводит к очень наивному взгляду на героев книги как на живых людей. Этого мы постараемся избежать.

Вряд ли случайность, что мастер впервые появляется в романе в XIII главе. Вообще числовая символика романа достаточно хорошо разработана, об этом написано много, в том числе и о сознательной соотнесенности романа с «Божественной комедией» и «Мертвыми душами», так что на этом можно не останавливаться. Но и вся история мастера говорит о явной подстроенности. Начнем с того, что если бы выигрыш ста тысяч (да еще при каких условиях – мастеру дают облигацию в музее, затем он, забыв о ней, находит ее в корзине из-под грязного белья!) был случаен, то такой сюжетный ход возможен только в комедии, никак не в мистическом романе. Поселившись у застройщика (одного из немногих, которые «каким-то образом» уцелели в Москве), мастер начинает почему-то писать роман именно о Понтии Пилате, посмертная судьба которого еще не решена и одинаково волнует и Воланда, и Иешуа. Можно вспомнить и о том, что мастером окрестила героя Маргарита, а буква «М» на шапочке представляет собой зеркальное отражение «W» на визитной карточке Воланда (известное наблюдение). Кстати сказать, мастера и Маргариту связывает почему-то черно-желтая гамма (желтый шелк буквы на черной шапочке соотносятся с мимозами на фоне черного пальто Маргариты во время первой встречи). Для истолкования этой нехитрой цветовой символики можно отослать читателя (ученика) к книге Л. Кациса «Осип Мандельштам: мускус иудейства», где подобная гамма у Мандельштама трактуется как иудейская. Можно попытаться истолковать желтый цвет как связанный с Солнцем и Луной (оба небесных тела играют важную роль в художественной системе романа) или, например, с золотом – металлом дьявола. Но надо понимать, что роман Булгакова – не басня с прямыми аллегориями, поэтому символика возникает на уровне интуиции, а затем уже закрепляется автором в художественных деталях. С помощью такой неочевидной символики возникает образное поле романа, все дороги которого ведут в Иерусалим.

«Она несла в руках отвратительные, тревожные желтые цветы. Черт их знает, как их зовут, но они первые почему-то появляются в Москве. И эти цветы очень отчетливо выделялись на черном ее весеннем пальто. Она несла желтые цветы! Нехороший цвет».

Такие детали, как упоминание черта и слово «нехороший», уже настраивают на определенный лад – ожидание появления чего-то дьявольского. Маргарита сворачивает с Тверской, по которой «шли тысячи людей», чтобы оказаться с мастером один на один. Герои действуют подобно автоматам. «Я мучился, потому что мне показалось, что с нею необходимо говорить», – это «показалось» мастера сродни необъяснимому страху Берлиоза в первой главе. В этот момент изысканный стилист Булгаков четырежды повторяет слово «желтый» и трижды – слово с корнем «тревож» (тревожные, тревожно, тревожился). Фраза «и не было… в переулке ни души» отправляет нас прямо на Патриаршие с их пустой аллеей в первой главе. Природа булгаковского текста не терпит пустоты, и там, где она образуется, непременно появится дьявол, тем более что мотив пустоты закрепляется мотивом «колюще-режущим»: «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли (так! – В. П.) выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих! Так поражает молния, так поражает финский нож!» С этой точки зрения очевидно, что появляющийся во дворе мастера на следующей странице точильщик – не знак противоположного романтической любви быта, а знак связанной с ней опасности и тревоги, исходящих от сатаны. Интересно, что мастер не вполне прозорлив, хотя и иронизирует над «девственностью» Ивана в вопросах мистики. Подчиняясь знакам Воланда, он далеко не все из них прочитывает. Когда звучит фраза о любовниках, что «столкнула их на углу Тверской и переулка сама судьба», внимательный читатель уже понимает, кто был этой судьбой, а мастер с Маргаритой – нет.

Впрочем, до сих пор мы были знакомы с «тайной женой» мастера только по его рассказу. Сам читатель видит ее впервые в начале II части романа, когда ему обещают показать «настоящую, верную, вечную любовь». Мы и раньше знали, что у нее «низкий» голос, в нотках которого иногда слышится «враждебность», что она решительна и агрессивна (то сама собирается отравиться, то Латунского отравить). Теперь же автор прямо называет ее «чуть косящей на один глаз ведьмой». Пропустим несколько страниц, на которых Маргарита тоскует, посмотрим на героиню в прямом контакте с нечистой силой. Так же, как и в случае с Берлиозом (кстати, проплывающим в этот момент в безголовом виде мимо Маргариты), дьявол возникает из Маргаритиных мыслей, в ответ на безмолвное предложение заложить ему душу. На этот раз это уже хорошо знакомый читателю Азазелло. Он умело будоражит в Маргарите не самые лучшие чувства (ненависть к Латунскому и другим литераторам), затем обращается к ней по имени-отчеству (эту штуку Воланд проделал с Иваном на Патриарших, и оба раза предлагается подходящее объяснение). Интересно, что даже мистически (см. эпизод, связанный с ее пророческим сном о мастере) настроенная Маргарита предпочитает понимать явление Азазелло в бытовом аспекте, как человека из «органов» (тема репрессий звучит в романе приглушенно, но очень настойчиво) или сводника. И если сначала приглашение в гости к знатному иностранцу вызывает ее возмущение, то затем, когда Азазелло дает понять степень своего с ней «родства», она произносит реплику «Понимаю… Я должна ему отдаться» уже без всякого благородного негодования, «задумчиво», то есть ничего недопустимого для себя в этом не видит. Еще некоторое время она сомневается, приводя Азазелло в ярость. Ее колебания особенно хорошо видны, если выписать их отдельно: 1. «Еду!.. Еду, куда угодно!» 2. «Лезу в какую-то странную историю, но, клянусь, только из-за того, что вы поманили меня словами о нем!» 3. «Еду». 4. «Я прекрасно понимаю, что меня подкупают и тянут в какую-то темную историю, за которую я очень поплачусь». 5. «Я знаю, на что иду… Но я хочу вам сказать, что, если вы меня погубите, вам будет стыдно!.. Я погибаю из-за любви!» 6. «Согласна на всё, согласна проделать эту комедию с натиранием мазью, согласна идти к черту на кулички».

С одной стороны, Маргарита все время пытается оправдать свою сделку с дьяволом, которую, к слову сказать, она и спровоцировала, мотивом жертвенной любви к мастеру. С другой стороны, ее неудержимо тянет ко всему демоническому, недаром именно на нее пал выбор Воланда. В главах «Крем Азазелло» и «Полет» преступные наклонности Маргариты разворачиваются в полном блеске. Казалось бы, есть все основания сказать, что «настоящая, верная, вечная» любовь в романе полностью создана и контролируется дьяволом. Впрочем, сказавший это тут же обнаружит средневековый уровень этического и эстетического развития. Может быть, и не стоит смотреть на этот уровень свысока (собственно, в чем наше преимущество перед людьми средневековья?), но стоит ли разделять эти взгляды? Имеем ли мы право думать так, будто не было дантовских Паоло и Франчески, шекспировских Ромео и Джульетты, толстовской Наташи Ростовой и Настасьи Филипповны Достоевского? Как будто не было слов чеховского Алехина из рассказа «О любви»: «Я понял, что когда любишь, то в своих рассуждениях об этой любви нужно исходить от высшего, от более важного, чем счастье или несчастье, грех или добродетель в их ходячем смысле, или не нужно рассуждать вовсе». В конце концов, как сказал один из одиннадцатиклассников Школы им. Горчакова, любовь в романе – создание не дьявола, а Булгакова. И пусть булгаковские любовники искусно вплетены в сюжет, который придумывает дьявол, но и дьявол вплетен в сюжет, придуманный мастером, и вся эта история существует благодаря кому-то высшему, и хотя не каждый из участников обладает свободой выбора, но каждый – необходимостью выбора, и осознает он этот выбор по-своему. Мастер и Маргарита наполняют свою любовь не дьявольским, а человеческим, можно сказать – гуманистическим смыслом. И когда Воланд после бала награждает Маргариту, попросившую у него милости не для себя, а для Фриды, он уважает в ней не свое «творение», а человека. И при всем всесилии Воланда любовь числится явно не по его ведомству.

Последние полстраницы не были озвучены в автобусе. Мы тогда ограничились честным наблюдением за текстом и не делали каких-то далеко идущих выводов. Ребята в своих устных ответах и эссе сами пришли к созвучным мыслям, которые кажутся значительно более содержательными, чем высокомерные суждения о романе тех, кто не вырабатывает свою истину сам, а получает ее в готовой форме, неважно какой – в виде ли обывательской морали, нравственного кодекса строителя коммунизма или удобных комментариев к различным священным книгам.

Это групповое занятие завершало израильский цикл работ, посвященных роману Булгакова.

Первый этап – вступительное слово учителя о жанрах. Совершив экскурс в историю романа как жанра и предложив краткие характеристики таких его разновидностей, как сатирический, плутовской, фантастический (как сказочный, так и научно-фантастический), исторический, любовный роман, а также роман-мистерия (видимо, список может быть продолжен), учитель ставит перед группами (как обычно, по 4–5 человек) следующие задачи:

1. Выбрать жанр или комбинацию жанров, которые соответствуют форме и содержанию романа «Мастер и Маргарита».

2. Обсудить в группах возможные доказательства выдвинутой точки зрения (или выдвинутых точек, потому что группа не обязана придерживаться единого мнения).

3. Аргументированно выступить перед другими группами.

4. Выслушать возможные возражения и вступить в дискуссию.

Выполнение этих задач (основательность подхода зависит от времени, которым располагают участники занятия) составляет второй этап. Попробуем максимально кратко изложить ход выступлений групп.

Группа не выработала единого мнения, к какому жанру следует отнести роман «Мастер и Маргарита». Предлагается целых семь вариантов. Женя А., начинающий разговор, отмечает, что произведение Булгакова не может быть строго отнесено к определенному жанру. Автор использовал сюжетные мотивы и приемы, характерные для многих разновидностей романа. Единственный возможный подход – комплексный.

Вадим М. видит в «Мастере и Маргарите» черты фантастического и любовного романов. Аргументы очевидны: неправдоподобие, сказочность эпизодов, связанных с Воландом и его свитой, с одной стороны, и название романа, особо выделяющее любовную линию, – с другой.

Женя А. добавляет, что Булгаков использует ход, обычный для современного исторического романа, – действие развивается в двух исторических планах. Кроме того, ершалаимские главы построены по «вальтер-скоттовскому» рецепту, когда в действии участвуют исторические и выдуманные персонажи, причем преподносится оригинальная трактовка известных событий.

Дима В. говорит о чертах сатирического романа в произведении Булгакова. Объектом сатиры является советское общество 20–30-х годов, а фантастика привлекается в качестве сатирического приема. Не исключается и такой жанр, как мистерия: Булгаков предлагает свою версию смерти Христа. (Надо отметить, что последний аргумент, хоть вовсе и не является убедительным, но предполагает любопытную точку зрения на роман мастера.)

Антон Т. называет еще два жанра – плутовской и готический романы. Действительно, помощь, оказываемая Воландом Маргарите, дает повод для первой точки зрения, хотя приключения Маргариты – лишь эпизод, а таинственность, окружающая «нехорошую» квартиру, – для второй.

Вторая группа также предлагает целый ряд возможных решений.

Варя Г. отмечает в романе Булгакова черты многих жанров, но предпочитает рассуждать «от противного». Так, автор высмеивает Массолит, но этого недостаточно, чтобы считать «Мастер и Маргариту» сатирическим романом. Важной особенностью плутовского романа Варе кажется то, что дьявол в нем должен быть не одним из главных, а главным героем, в то время как у Булгакова Воланд главным героем не является (надо отметить, что это ошибка, произошедшая в результате незнакомства с жанром плутовского романа). Но так как в романе дьявол все-таки действует, то произведение можно считать мистическим. Впрочем, с таким же правом роман Булгакова можно назвать историческим или любовным романом. Эпизод бала говорит в пользу готики, но других «готических» эпизодов не обнаружено.

Дима Р., приводя аргументы в пользу исторического романа, тем не менее констатирует, что основное действие происходит в современной автору Москве, поэтому «Мастер и Маргарита» не может быть назван романом историческим.

Леша Н. считает «Мастера и Маргариту» любовным романом, так как любовная линия, по его мнению, прослеживается наиболее полно (знакомство, жертвенная любовь, одновременная смерть героев с продолжением любви по ту сторону жизни).

Дима Н. указывает на связь любовной темы с мистикой. Происхождение любви, особая роль в ней имеющего мистический характер текста романа мастера говорят в пользу этой точки зрения.

Максим П. подходит к сюжетным линиям с точки зрения важности их кульминационных моментов для романа в целом. Наиболее важными он считает проявление трусости у Пилата в исторической части романа и соединение любовников в части современной, так как и то, и другое способствует написанию романа мастера. Все линии в романе Булгакова связаны между собой и пересекаются ради важнейшего эпизода – освобождения Пилата по воле мастера.

Дима Р. подает реплику, в которой утверждает, что главнейшая линия романа – все-таки любовная, а остальные линии работают на нее.

Эта группа выступила весьма кратко. В качестве оправдания некоторой вялости мысли можно назвать то, что в этот день ребята уже успели побывать на границе с Ливаном, где был спуск со скалы на веревке и пеший подъем по горной тропе, а также пообедать у экзотических друзов и посетить синагоги города Цфата.

Олег К. назвал несколько доминирующих в романе жанров, а именно сатирический, исторический, мистический и любовный роман. Такая разножанровость, по его мнению, связана с тем, что различным мирам / текстам (мир Ершалаима, мир Москвы, мир Воланда) соответствуют различные жанры.

Несколько поясняя мысль товарища, Ваня П. говорит о том, что главной мишенью Булгакова в сатирическом мире Москвы становится обыкновенность персонажей.

Миша Б. и Филипп М., назвав «Мастера и Маргариту» историческим и любовным романом, уклонились как от необходимости внятной аргументации, так и от дальнейшего участия в дискуссии.