Текст книги "Возьми свою высоту"

Глава 13
Новое испытание

Илья сбросил рюкзак и осмотрелся вокруг с видом победителя. А я плюхнулся на землю в паре метров от небольшой кучки камней со всякими флажками и сувенирами, символизирующей самую высокую вершину Европы, и просто дышал, не в силах осознать случившееся. По моему лицу катились слезы, из носа капала кровь, но это не имело уже никакого значения.

Мы все-таки это сделали. Мы – победители, повторившие путь того проводника, который на этом самом месте оставил свою шапку в знак того, что гора покорена. Я – здесь, на Эльбрусе. Можно даже ущипнуть себя за руку, чтобы поскорее это осознать. Только зачем? У меня и так болит все, что только может…

Оказалось, что со стороны южного склона групп на Эльбрус поднимается куда больше, чем со стороны северного. Минут через пятнадцать после того, как мы взяли вершину, и я хоть немножко отдышался и пришел в себя, на площадке стало многолюдно, поскольку как раз подошли ребята оттуда. Заодно и предложили свою помощь, поснимали нас на телефоны. Теперь нежданно-негаданно у меня есть отличные фотографии оттуда, будет что показать Марине и детям.

Спуск тоже выдался довольно непростым. Слава богу, с погодой нам действительно повезло, и мы все-таки успели вовремя, даже несмотря на мою больную ногу. Самое главное было дойти до скал Пастухова. Мы передвигались медленно, экономили остатки сил. Ну и помним про ногу: она нас прилично задерживала, и чем дальше, тем больше. Но ничего, доползли и даже устроили себе там замечательный перекус, когда поняли, что из графика, несмотря ни на что, не выбиваемся. Я то ли на радостях, то ли на нервах так объелся пеммикана, что не знаю, когда снова смогу смотреть на него без содрогания.

Потом мы еще немного спустились до станции «Гара-Баши», где совершенно буднично купили билет на подъемник и по канатной дороге отправились вниз до поляны Азау. Ох, как я вертел головой по сторонам! А ведь еще совсем недавно думал, что в горах мне уже удивляться нечему, чего я здесь не видел. Опять, выходит, ошибался.

Когда мы вышли из подъемника на поляне Азау, я обнаружил, что больше нам никуда ехать не надо: отели и гостиницы располагались прямо здесь, по периметру поляны, так что через 15 минут мы уже заселялись в номер. Гостевой дом был, конечно, так себе, без особого восторга, но в нем стояли кровати и был нормальный душ! А что еще нужно человеку, который последние несколько дней провел вдали от благ цивилизации?

Кажется, теперь я понимаю, почему Илья настаивал на том, что нам непременно надо спускаться по южному склону и никак иначе. Если бы шли через уже привычный нам северный, то ни о какой ночевке в подобных условиях и речи бы не было. С вероятностью 90 процентов остались в штурмовом лагере, максимум, если бы позволила моя нога, – спустились до поляны Эммануэля. Но это совершенно не то. А тут такой контраст! Условно в полдень ты стоишь на вершине Эльбруса, а вечером уже предвкушаешь, что закажешь на ужин в близлежащем кафе.

Илья великодушно разрешил мне первому отправиться в душ, и я не замедлил воспользоваться этим любезным предложением. Казалось, вода смывает с меня не просто дорожную грязь и пот, но всю прошлую жизнь с ее ошибками и разочарованиями. Вот как заново родился, полное обнуление и в жизни, и в голове. И очень хочется поскорее увидеть своих близких, поделиться с ними этими эмоциями. Особенно с отцом: он-то в свое время в молодости по горам набродился изрядно, так что хорошо меня поймет.

Единственное, что немного омрачало мою радость, это воспоминание, как я едва не поддался панике, да еще и несколько раз. Сначала, когда мы с наставником вдвоем покидали штурмовой лагерь, а потом меня начало трясти после того, как я выбрался из снежной ловушки и осознал, что реально был на волосок от гибели. Ну и еще были моменты. Так что не такой уж я крутой, как бы мне хотелось о себе думать. Но победителей не судят, а я все-таки дошел, даже несмотря на поврежденную ногу!

Кстати, нога. Надо будет перед сном натереть ее мазью от растяжений, или сделать для нее компресс, а то она настолько опухла, что я с огромным трудом вытащил ее из ботинка.

Я уже предвкушал, как поужинаю, а потом наконец-то разлягусь на своей кровати в номере и буду тупить в телефон, слушать музыку – да просто побездельничаю в свое удовольствие. Но, как оказалось, я недооценивал Калача и его вечное шило в заднице.

– Собирайся! – вошел он в комнату. – Поехали! Мне повезло встретить одного своего знакомого, он согласился подбросить нас до Эль-Тюбю.

– Куда? – изумился я.

– Эль-Тюбю, поселок такой. Давай, поднимайся, все расспросы потом, человек ждет!..

В этот момент, признаюсь, мне очень хотелось сказать Илье: оставь меня в покое, а сам вали куда хочешь, если так приспичило! Даже успел на него разозлиться. А потом вновь вспомнил про камень Отшельника, мысленно переложил его в другой карман. И о том, что обещал во всем слушаться наставника, вспомнил. Ладно, будем считать, что это – очередное приключение. Хотя по эмоциональному накалу, думаю, восхождение на Эльбрус уже ничем не перебить. Глупо, конечно, срываться под вечер из уже оплаченного номера, но Калачу виднее.

Ехать на изрядно раздолбанной «Приоре» пришлось достаточно долго, точно больше часа. Водитель оказался гонщиком и лихачил везде, где только можно и нельзя, откровенно выпендриваясь перед нами своими умениями, поэтому растрясло нас сильно, но Илью это, казалось, нисколько не волнует. Несколько примиряло меня с действительностью только то, какой немыслимой красоты виды открывались из окна машины.

– А где оно вообще находится, это село? – вполголоса спросил я Калача.

– В верховьях реки Чегем. Тут на самом деле все очень близко, но из-за того, что вон – видишь? – слева идет горная гряда, нам приходится делать изрядный крюк и объезжать ее по огромному кругу.

– А село большое?

– Не сказал бы. Ну, человек триста жителей, наверное, наберется. Но местечко весьма живописное и примечательное. Скоро сам все увидишь!

Когда мы наконец-то добрались, я уже был искренне рад, что не успел перекусить перед дорогой, иначе бы точно побежал под ближайший куст расставаться с едой. Не водитель, а летчик-истребитель какой-то! Мы высадились, он поднял руку в знак приветствия, газанул, развернулся и умчался прочь по своим делам.

– А здесь гостиница-то есть? – я с сомнением смотрел на сложенные из разновеликих камней скромные дома под черепичными крышами.

– Она нам не понадобится! – уверенно заявил Илья и пошел по улице.

Нормально так! А где мы, спрашивается, ночевать будем? Я уже еле на ногах держусь, между прочим!

Завидев первого же жителя, Калач подошел к нему.

– Добрый вечер, уважаемый, мир вашему дому! Не подскажете, кто у вас сдает жилье?

– И вам вечер добрый! Так можно и у меня остановиться. Мой домик для гостей как раз свободен.

– Это же просто чудесно! – расцвел Калач.

Хозяин завел нас во двор и под пристальным взглядом поднявшегося со своей лежанки лохматого цепного пса показал место нашей будущей ночевки. Гостевой домик выглядел, конечно, непрезентабельно, но стоял вроде бы крепко. Кровати внутри есть, и даже застеленные. Уже одной проблемой меньше.

Елки зеленые! Но если у них тут и гостиницы отсутствуют как класс, так значит, на поход в кафе тоже можно не рассчитывать?! Я как-то не планировал сегодня ложиться спать на голодный желудок. Нет, в рюкзаке еще, конечно, осталось какое-то количество пеммикана, но я на него уже смотреть не могу.

Меж тем Калач опять куда-то исчез, сбросив свой рюкзак в импровизированной прихожей. Вернулся он через пять минут и сказал, что хозяева приглашают нас за стол разделить с ними трапезу. А вот это приятный сюрприз, и самое главное, вовремя!

Мы уселись прямо под открытым небом в саду. Деревянный стол был застелен клеенкой и заставлен тарелками, которых становилось все больше и больше: молчаливая улыбчивая хозяйка в платке подносила из хозяйского дома все новые и новые яства.

– Угощайтесь, гости дорогие! Жена моя как чувствовала – хычины напекла: с пылу с жару, прямо с огня. Вот с мясом, вот с творогом и зеленью, а эти с сыром. Айран свежайший, домашний, из своего молока, где вы еще такой попробуете? Маслице, сметана. Ай уйди! – прогнал хозяин запрыгнувшего на лавку кота. – Молодой еще, нахальничает, – повернулся он к нам. – Но вообще добрый зверь, ласковый. Будет сейчас под столом тереться. Вы его не балуйте, сытый он.

Положа руку на сердце, никогда раньше не ел такой вкусной выпечки. Еще и над тестем про себя посмеивался, когда он, закатывая глаза, сетовал, что давненько не пробовал правильных хычинов. «Да что там может быть неправильного? – думал я. – Тесто простейшее, разве что начинки много». А теперь вот, кажется, я понял, что он имел в виду. Ах, какой аромат над столом витает, словами не описать. Да это просто пища богов!..

Так что спать я пошел в самом благодушном настроении и даже забыл спросить Калача, а зачем, собственно, мы сюда сорвались? Изначально ведь таких планов вроде не было, или я ошибаюсь? Ладно, завтра спрошу. А этот бесконечный день наконец-то подходит к концу. Я и так уже почти сутки как не сплю.

Впрочем, Калач успел отловить меня и заставил показать ему поврежденную ногу. Осмотрел ее со всех сторон, поцокал языком и натер мазью со странным запахом, после чего замотал в чистую тряпицу и заверил меня, что завтра я о растяжении и думать забуду.

На следующий день я вышел во двор, и у меня сразу же закружилась голова! Какой же чистейший здесь воздух! И у него даже запах особенный! Чуть сладковатый и такой вкусный, да густой, что хоть ложкой его ешь. А еще чуть-чуть пахло деревней: курятником, разогретым на солнце деревом, дорожной пылью…

Я вдохнул всей грудью и запрокинул голову. По прозрачно-голубому небу плыли казавшиеся невесомыми облака.

– Мрр, мрру – раздалось где-то снизу, и я почувствовал, как по моей кроссовке прошлись чьи-то лапки.

– Красааавчик! – погладил я по загривку трущегося о мои джинсы кота, после чего он развалился пузом кверху и начал кататься по земле.

Повинуясь минутному импульсу, я поднял валявшийся под ногами камешек и поднес его к глазам. Затем вытянул руку и примерил камешек к горной гряде. Его очертания на секунду размылись, а потом он словно начал расти, вписываясь в пространство, заполняя его собой, и пару секунд спустя я будто бы держал на ладони целую горную вершину. Вот так иллюзия! Завораживает настолько, что просто теряешься во времени и пространстве. И все вокруг этому способствует, будто находишься в какой-то обволакивающей субстанции, сплошь состоящей из неимоверной красоты, нежной теплоты, яркого цвета. Наверное, если на земле есть рай, то он выглядит примерно так же.

Я поздоровался с вышедшим во двор хозяином, который уже нес к столу на подносе пузатый чайник и разнокалиберные чашки. И тут меня вдруг накрыло осознание того, что он делает это точно так же, как когда-то делали его отец и его дед. Что здесь все осталось предельно аутентичным, как и сотни лет назад, разве что с небольшой поправкой на, скажем, наличие газа в селе. Глобализация? Не, не слышали! Вековечные традиции и устои жителей остаются прежними, и в этом есть что-то безусловно правильное.

Илья вышел ко мне навстречу из глубины сада.

– Как спалось?

– Просто изумительно, – признался я, ничуть не покривив душой.

– А как твоя нога?

– Намного лучше! Отек спал, что-то такое чувствуется еще, но со вчерашним вечером и не сравнить.

– Вот и отлично, – улыбнулся Калач. – Недаром я у хозяина бараний жир попросил и с травками растер. Первое дело при таких вот вещах.

– То-то мне запах этой мази странным показался! Кстати, хотел спросить: а почему мы сюда приехали? Или даже так: почему мы приехали именно сюда?

– Прежде чем я тебе на это отвечу, хочу спросить. Отвечать надо честно, или не отвечать вовсе. И долго над ответом не думай. Что вчера оказалось для тебя самым неприятным?

Я вновь вспомнил тот липкий ужас, который охватил меня, когда я почувствовал, что падаю в трещину.

– Страх, когда я представил, с какой высоты я сейчас могу рухнуть, – ответил я, ничуть не покривив душой.

– А какие у тебя вообще отношения со страхом?

– В смысле? – озадачился я. – Не понял.

– Как ты воспринимаешь собственные страхи?

– Ну, это что-то такое, очень неприятное. То, что меня раздражает и бесит. То, где я теряю контроль над ситуацией.

– А если я скажу, что твой страх – это некая зона внутри, в которой находится нечто весьма ценное для тебя, твой скрытый резерв силы, ты по-прежнему будешь негативно к нему относиться?

– Скрытая сила? И что же именно это может быть?

– А вот этого ты никогда не узнаешь, пока не подойдешь и не возьмешь сам. Ты должен выступить против своего страха, узнать его изнутри и прочувствовать так, чтобы страх этот потерял для тебя всякое значение, растворился раз навсегда.

– Знаешь, я примерно понял, о чем ты сейчас говоришь, но у меня нет ни малейшего желания возвращаться сейчас обратно на Эльбрус и смотреть на трещины, в которых я едва вчера не погиб. Тем более нога у меня все-таки еще болит.

– Зачем же возвращаться? – подмигнул мне Илья. – Со страхом высоты вполне можно справиться и здесь.

– Каким же образом?

– Тут совсем неподалеку есть парадром. Предлагаю тебе сегодня попробовать себя там в роупджампинге и прыгнуть со скалы над рекой Чегем. Скала двести пятьдесят метров, общего падения около двухсот, свободного полета – сто пятьдесят метров, но какие эмоции!

– Не, я пас. И не забывай про мою ногу, пожалуйста. Не хватало еще совсем ее сломать.

– Видишь, твой страх не хочет тебя отпускать, – улыбнулся Калач. – И подбирает любое подходящее обоснование, почему ты не должен этого делать. Но подумай сам: сколько в мире вещей, которые ты ни разу не пробовал, про которые вообще не имеешь понятия? Максимум что тебе доступно – чужие впечатления. Чужие, не твои! Это все равно что, закрыв глаза, слушать, как другой человек рассказывает тебе, насколько бирюзовым было сегодня море на рассвете. Притом, что оно вообще-то в тот момент переливалось редкими изумрудными оттенками.

– Знаешь, я вообще по жизни не экстремал, – попытался достучаться я до наставника. – Все эти прыжки со скал, с парашютом – категорически не мое. Я никогда не мог этого понять: зачем подвергать себя смертельной опасности, а потом радоваться, что на этот раз повезло? А могло ведь и не повезти. И какой мне резон участвовать во всем этом?

– Очень простой. Сейчас твой страх, страх высоты, отнимает у тебя силы. Заставляет себя чувствовать некомфортно, напоминает о том, что ты с ним не справился. Но если ты переступишь через себя и разберешься со своим страхом, то найдешь в нем скрытый ресурс. И кто вообще сказал, что впереди тебя ждет что-то пугающее? Но если ты относишься к этому именно так, то тем более: с этим надо окончательно разобраться здесь и сейчас. А потом, разобравшись, жить долго и счастливо на максимуме энергии. Уж поверь мне, человеку, который прошел через лихие девяностые, бандитов и беспредел: что такое страх, я превосходно осведомлен. Когда тебе в лицо тычут пистолетом, а ты больше всего боишься даже не за себя, а за своих близких. Но во мне этих страхов больше нет. Я могу спокойно говорить о том времени и могу вновь пройти через то же самое, и ничего у меня внутри не сожмется в панике. И это чувство дорогого стоит.

– Да нет же, – меня раздосадовало упорство Ильи. – Пойми, я еще в детстве, когда с козырька подъезда в снег прыгал, расшибся сильно. Не знал, что под сугробом железяка торчит, до сих пор от нее шрам на ноге остался. И с тех пор как отрезало. Даже аэрофобия одно время была, я поэтому никогда себе место возле иллюминатора не покупаю. Смотреть вниз, когда не то что люди, дома внизу кажутся тебе меньше муравья… Да я просто не выдержу!

– А если не выдержишь, то езжай обратно прямо сейчас! – внезапно жестко произнес наставник, и меня словно окатило ледяной водой. – Из-за негативного опыта ты сам перекрываешь себе пути к дальнейшему развитию, обжегшись на молоке, дуешь на воду. Встань и разберись с этим страхом или окончательно признай себя неудачником!..

Любая критика, даже та, от которой бросает в жар, – это шанс посмотреть на себя с другой стороны. Это делает меня сильнее.

Ох, как мне хотелось сейчас психануть, зайти в дом, хлопнув со всего маха дверью, и больше из него не выходить. Как же быстро Илья, оказывается, забыл то, что я вчера дошел-таки до самой вершины Эльбруса! Даже с поврежденной ногой дошел! И я по-прежнему для него неудачник? А не слишком ли много Калач на себя берет?

Но я неожиданно для себя произнес:

– Фиг с тобой. Показывай этот парадром.

А про себя подумал: прыгну только, чтоб ты от меня отцепился раз навсегда со своими нравоучениями! И не дай тебе бог, если я при этом сделаю хуже своей ноге! Ведь я тебя несколько раз о ней предупреждал, между прочим!

Когда мы добрались до парадрома, у меня аж дух захватило. Как же там было красиво! Все небо было усыпано разноцветными куполами парапланеристов, причем многие из них летали в спарке – видимо, инструкторы и ученики.

– Ты будешь прыгать вон оттуда, – показал мне пальцем Илья. – А теперь пошли, надо найти группу, которую собирают на прыжки, и присоединиться к ней, так будет проще всего.

Подъем до экзита – так здесь называлось место прыжка, занял больше часа. Ох, бедная моя нога! Скала, с которой нам предстояло прыгнуть на страховке, она же «объект» на сленге гидов, называлась «Лестница» и считалась чуть ли не культовым местом а-ля must jump. Я со своей группой медленно поднимался наверх и вспоминал последние наставления Калача:

– Главное – дыши. Многие, прежде чем сделать шаг с площадки, забывают дышать. Сделаешь глубокий вдох, и тебя отпустит. Доверяй миру, доверяй самому себе. Это совершенно безопасно. И помни, человек испытывает страх ровно до тех пор, пока у него есть опора. Он держится за нее, и ему страшно. Опора шатается, страх увеличивается: а вдруг ее совсем не станет, как же тогда быть? И только когда ты понимаешь, что под ногами больше ничего нет, ты делаешь то, что нужно. И страха в этот момент больше не существует. Многим кажется: если они стоят на краю, и им в этот момент страшно, как никогда в жизни, то дальше – там, за краем, наверное, вообще вселенский ужас господствует. Так вот, помни: теряешь опору – становишься свободным и бесстрашным. И ты совсем-совсем скоро это поймешь изнутри.

Легко ему говорить! Сам меня сюда спровадил, сидит теперь внизу и в ус не дует. А мне прыгай! Развел на слабо фактически. Ладно, несколько секунд позора, и я свободен. Будем считать, что попал на аттракционы, которые я, между прочим, с детства терпеть не могу: сомнительное развлечение.

И вот позади подробный инструктаж, меня снарядили в обвязку, проверили крепление страховки, я стою и жду отмашки, чтобы подойти на место старта, тот самый экзит. Вниз смотреть совершенно не хочется, аж дурнота к горлу подкатывает. Бегущая по камням горная река, пенящиеся бурунчики воды – все это хорошо ровно до тех пор, пока не настает пора отправляться в полет. Усилием воли пытаюсь отогнать от себя мысль о том, что произойдет, если вдруг порвется веревка, но богатое воображение уже услужливо рисует мне кровавую кляксу посреди Чегема.

Стоп, не отвлекаться. Значит, услышав команду, сделать вздох, затем прыгнуть со скалы и ждать развязки. Вздохнуть, прыгнуть, выдохнуть. Да что я это повторяю, не запомню, что ли?

За пару человек до меня у одной девушки случилась истерика. Она посмотрела вниз, после чего плюхнулась на задницу и начала быстро-быстро отползать от края, крича: заберите свои деньги, мне ничего не надо, только не трогайте меня! К ней тут же подошли аж три инструктора сразу, начали ей что-то на ушко втирать. В общем, она все-таки прыгнула, только орала при этом так, что уши заложило. Тягостное впечатление.

Я ругнулся на нее про себя. Тут и так сердцу неспокойно, еще она своими эмоциями меня раскачала, что впору вслед за ней объявлять, что я отказываюсь от прыжка, и бесславно спускаться вниз.

А внизу Калач. Так что не вариант, остается только прыгать. Причем не рассусоливать, не ждать на краю неизвестно чего. Я себя знаю. Начну смотреть вниз и залипну, даже не заметив этого. Поэтому вдох, прыжок, выдох.

Как-то незаметно подошла моя очередь. И тут на контрасте с чужой истерикой меня вдруг охватило какое-то ледяное спокойствие. Да было бы чего бояться? Вот страховка, вот опытные инструкторы, полет занимает, насколько я понял, что-то около пяти-шести секунд. Вперед!

Но уже на экзите, когда до края оставались считаные сантиметры, меня вновь неожиданно накрыло страхом, да так, что я еле сдерживал дрожь. Тряслось все тело, ходили ходуном руки, подгибались колени. А в моей голове вдруг настала тотальная тишина и образовался вакуум, словно я космонавт в открытом космосе один на один со Вселенной. И еще я вспомнил фразу Калача, поначалу показавшуюся мне странной, но от которой здесь на экзите у меня побежали мурашки по коже: «Без страха нет прыжка».

И вот я лечу. Голова приятно кружится, будто я только что выпил бокал шампанского, бьет в лицо прохладный воздух. Стоп. Так я реально лечу, я все-таки смог?!

Веревка приятно спружинила, когда мне казалось, что до камней остались считаные метры, и свидание с ними было просто неизбежно. Ух ты, вот это да! Да у меня сейчас адреналин из ушей польется, как же здорово-то! Прыгнул бы я снова? Да и еще раз да! Это как в детстве с тарзанкой, только куда круче! Чистейший незамутненный восторг!

Когда я чуть позже пытался сам для себя сформулировать, на что это было похоже, то пришел к выводу, что это было полное обнуление. Точка бифуркации, принудительная смена режима. Все, что исподволь отжирало ресурсы и не приносило пользы, было безжалостно отринуто и выкинуто. А Новый-Я включал в своей послепрыжковой жизни только то, что реально было мне важно и нужно: жена, семья, мое дело. В этой жизни уже не было места якобы-друзьям, сомнениям и колебаниям.

Когда мы вновь встретились с Ильей, слова были излишни. Он и так все понял по моей радостной физиономии.

– Знаешь, это ведь не только со страхом высоты так. К обычной жизни это правило про отсутствие опоры тоже применимо. Когда все старое и прошлое рушится, держаться за это у человека уже не получается, поэтому остается только идти вперед. Вот представь: живет семья, мама и сын. Сын влюбился, хочет встречаться со своей девочкой. А мать ему запрещает ее в дом приводить. И грозит всячески, что, если он с девочкой сойдется, она его знать не захочет, и завещания на него не отпишет, так что пусть даже не думает в ту сторону. А он-то любит. И любит так сильно, что в какой-то момент говорит маме: да не нужна мне твоя квартира-тюрьма. Ухожу я от тебя. Казалось бы: все, крах! Корвалол, истерики, «скорая». А потом проходит год-другой, и видишь, что мальчик с девочкой живут дружно, квартиру себе снимают, о детишках задумались. И мать за это время успела остыть, уже в гости их к себе зазывает, и внукам будущим очень рада. А если бы парень продолжал цепляться за опоры, ничего бы этого не было, и трое человек остались бы несчастными, – наставник потрепал меня по плечу.

Внезапно я заметил в толпе друзей ту девицу, которая устроила наверху истерику. Выглядела она после прыжка довольной, и ничто в ее облике не напоминало о том, что совсем недавно она отказывалась от полета. Если б я своими собственными глазами этого не видел, никогда бы не поверил, что это один и тот же человек: так был разителен контраст между той, что, трясясь, отползала от экзита, и этой полностью довольной жизнью девчонкой.

По возвращении с парадрома Калач поинтересовался, где мой блокнот, и я понял, что на этом мои сегодняшние приключения еще не закончились.

– Вот смотри, – начал он, когда я раскрыл блокнот на чистой странице и приготовился писать. – Есть такие понятия: энергия, статус, время, деньги. Расставь приоритеты. Пусть первым идет самое важное, а последним – наименее ценное.

Подумав, я составил такой вот список: деньги, статус, энергия, время. Показал его Илье и, судя по его тяжелому вздоху, понял, что где-то налажал.

– Что-то не так? – поинтересовался я у наставника.

– Тебе объяснить, почему это – мышление бедного человека, который вряд ли вырвется из нищеты?

– Ну, вообще-то, квартиру для семьи на свои деньги покупал, – обиделся я. – Уж точно не нищий.

– Хорошо. А напомни мне, пожалуйста, что там сейчас с твоим бизнесом происходит? – ехидно осведомился Калач…

Аудиодневник Владислава. Шестая запись

Опять Илья умудрился меня раскачать. Взял и прицельно ткнул носом в то, что у человека, реально настроенного на жизнь в достатке, на первом месте стоит время, как единственный ресурс, который нельзя взять займы, купить или приобрести любым иным способом. Затем идет энергия, без которой любые телодвижения в любой области попросту невозможны. На третьем месте оказывается статус, выполняющий роль волшебного ключика, открывающего перед своим обладателем массу дверей. И только на четвертом месте стоят деньги просто потому, что они ничто иное как инструмент. Это как избу рубить. И в роли денег тут выступает топор. Без топора, конечно, ничего не получится. Но если топор есть, а представления о том, как этот самый дом возводить, ни малейшего, то без толку это. И топор затупишь, то есть деньги растратишь, и материал испортишь – все дело запорешь.

Поэтому надо работать на опережение. Не решать проблемы, а в первую очередь использовать открывающиеся возможности. Именно в этом заключен смысл развития.

А еще оказалось, что в бизнесе, да и вообще по жизни, я пытаюсь вести себя как хищник. Если вижу какой-то ресурс, тут же на него набрасываюсь, чтобы остальным не досталось. И наплевать при этом, нужно мне это было реально, или нет. И это опять парадоксальным образом связано с мышлением бедного человека, который считает, что вокруг царит тотальная нехватка всего и вся.

Короче, прошлись по моим финансовым установкам и раскатали их просто под орех. А ведь я и сам что-то такое чувствовал, только до конца не понимал. Вот предложили нам контракт на строительство летней веранды в коттеджном поселке. Для нас это не заказ, а слезы. Выхлоп от него небольшой, а людей приходится много задействовать, и получается, что в ущерб другим проектам. Мы бы куда больше заработали, если бы вообще на него не отвлекались. Но как же это я вдруг возьму и верный кусок хлеба изо рта конкурентам отдам? Да не бывать такому!

Наставник тогда посоветовал перестать ощущать себя тигром во враждебных джунглях, а все подобные решения принимать как слон. Слону в этом смысле проще. Ему не надо никому ничего доказывать, у него нет врагов. Все вокруг и так прекрасно осведомлены, что он – самый большой и самый сильный. Поэтому он просто берет то, что ему надо, а мимо всего остального проходит, ему это неинтересно. Не отнимает чужие ресурсы, поскольку они ему даром не сдались. Но если что, и силу применить может, потому что он далеко не беспомощный.

А что, мне нравится. Слон – это звучит гордо, по крайней мере. Ладно, конец записи.