Текст книги "2062 Исторические пророчества о будущем России"

Все перечисленные признаки упадка имели только начало свое в Медном веке. Они развились до грандиозных размеров в следующем, Железном. Но тогда уже привыкли и пригляделись к ним. Они стали уже обыденным явлением, а потому ими уже меньше интересовались и меньше о них писали.

Первые пятнадцать лет этого периода, в которые продолжается подъем простонародья, приходятся между 172 и 157 годами. В это время римский народ еще не утратил способности одерживать победы: известны две удачные военные экспедиции римлян. В 172 г. Марций прорвался через ущелье в Камбунских горах (в Македонии) и подвинулся до Диума. В 168 г. римляне победили македонян при Пидне. Двадцать тысяч Персеева войска легло на поле битвы и шестнадцать тысяч взято в плен.

После того в течение двадцати лет римляне не вели ни одной удачной внешней войны. Они или были заняты усмирением восстания прежде покоренных народов, или несли поражения от внешних врагов.

В 153 г. было восстание в Лузитании, в 152 г. – восстание авантюриста Андриска в Македонии, в 151 г. Лукулл был не в состоянии собрать армию для испанской войны, в 149 г. Вириат начал войну с римлянами и разбил римского консула Ветилия, в 148 г. – Андриск победил и убил императора Ювенция Тальму.

Малый подъем, о котором мы говорили выше и середина которого приходится около 26–27 г. периода, ознаменовался в Риме следующими победами.

В 148 г. Сципюн взял Кареаген и обратил его в римскую провинцию. 147 – вторая победа под Пидном, взятие в плен Андриска, обращение Македонии в римскую провинцию и победа Метелла в Фокиде над Криптолаем. 146 – греческий союз разбить Метеллом под Скарфе; Греция обращена в римскую провинцию, победа Муммия над Криптолаем при Левкопетре и разрушение Карфагена. В 144, 143 и 142 гг. – Метелл боролся с кельтеиберами и взял почти все их города.

После того до конца периода римляне уже ничего, кроме позорных поражений, не видали.

В 141 г. Вириат заиер Фабия Сервильяна в ущелье, а Помпей заключил такой позорный договор с жителями Нуманции, что не смел донести о нем сенату. В 138 г. преемник Помпея понес под Нуманцией чувствительное поражение. В 137 г. консул Манций был заперт в ущелье. Преемники Манция ничего не могли сделать, чтобы смыть этот позор. Сципион взял Нуманцию, но не штурмом, а голодом.

Что в это время был упадок простонародья, видно из того, что пишут о тогдашнем военном бессилии римлян. Обнаружилось полное банкротство римской военной организации. Жалобы на это никогда не были так громки. В Африке солдаты грабили как Нумидда, так и римскую провинцию, а в конце концов, когда дело дошло до серьезного сражения, войско формально позволило себя разбить. Энергичным полководцам вроде Метелла и Мария удавалось временно поднять престиж римского войска и восстановить честь римского оружия. Но уже в другом месте обнаружилось, как мало было способно сделать некогда непобедимое римское войско. Во время штурма крепости Неферис (в Африке) солдаты вторглись в город в таком беспорядке и так неосторожно, что были отбиты с большим уроном и потерпели бы полное поражение, если бы их не спас Сципион Африканский. Как под Карфагеном, так и в Испании Сципиону пришлось восстановлять упавшую дисциплину, потому что при его предшественниках разврат, леность и распущенность войска достигли ужасающих размеров. Сципион выгнал из лагеря до двух тысяч публичных женщин, множество бродячих гадателей и жрецов, целую толпу торговцев и разносчиков, слуг, поваров и других прислужников. Офицеров он порицал за их нежность и слабость. В сражениях он очень хорошо увидел, как мало можно доверять римским солдатам: личным своим появлением он едва мог остановить будущие отряды. Во время нумидийской войны полководцы были неспособны и продажны, а войско изнеженно и распущенно.

Нумантинская война продолжалась десять лет. Римляне посылали против сильного города одного полководца за другим, и все они, благодаря своим неудачам или вероломству, покрывались стыдом. Когда вступил в командование Сципион, то войско было до того распущенно, что он должен был отказаться от всякой борьбы и ограничился только обложением города. В 109–104 г. Метелл искоренял в римском войске трусость, непослушание и склонность к разбоям. В то время начались те позорные поражения и отступничества, как поступки Лациния, Манлия, Манцина, бегство из под знамен Кая Матиена, которого высекли и продали в рабство. Если война не приносила никакой корысти и доходов, то все толпою домогались отпусков. Солдаты Эмилия во время войны с Антиохом ограбили союзный город Хио, несмотря на ясное запрещение генерала. В 140 г. кавалерия Цепиона взбунтовалась и хотела сжечь своего полководца живьем в его палатке. Были и такие случаи изнеженности армии, что невольники носили за солдатами их оружие. Например, в армии Цепиона на восемьдесят тысяч солдат было сорок тысяч денщиков для услуги.

Несмотря на то что Персей дурно распоряжался своими военными средствами и вел войну вяло, без надлежащего мужества, римляне все-таки не могли извлечь выгоды из своего положения. Римские полководцы неспособностью и нравственными недостатками еще превосходили Персея. Для того чтобы приобрести популярность между солдатами и обеспечить себе голоса на выборах, они привели дисциплину в такой упадок, что войска сделались совершенно негодными для какого-либо предприятия. Даже численность их уменьшилась, потому что за деньги всякий солдат мог получить отпуск и отставку.

Упадок простонародья везде и всюду обнаруживается сильной болезненностью и смертностью. Прямых свидетельств о болезнях обыкновенных и эпидемических в рассматриваемом периоде мы в истории Рима не нашли. Но они вполне заменяются косвенными, говорящими о понижении у римлян способности к несению военной службы и об уменьшении римского населения, которое, разумеется, при отсутствии у римлян эмиграции и колонизации могло происходить только от увеличения болезненности и смертности и от уменьшения рождаемости.

Еще в 180 г., как свидетельствует Тит Ливий, трудно было собрать девять легионов, тогда как во времена Аннибала набирали до двадцати трех.

В 151 г. Лукулл был не в состоянии собрать армии для испанской войны. Позже Кай Гракх в числе своих требований к правительству настаивал, чтобы в войско не брали юношей ранее семнадцати лет. В его время недостаток в рекрутах был так велик, что брали в войско чуть ли не детей. Хотя перепись населения в 159 г. дает население Рима в 338314, но это были люди, неспособные носить оружие. К 131 г. население Рима даже уменьшилось, оно дошло до 317 832. Цензор Метелл был так поражен этим фактом, что внес проект закона о насильственном браке.

Позже население Рима снова увеличилось от переселения в него народа из деревень и дошло до четырехсот пятидесяти тысяч, но именно тогда Ливий и восклицает с грустью: «Рим, который ставил против Аннибала двадцать три легиона, теперь не в состоянии поставить девяти».

О крестьянах того времени пишут, что они утратили любовь к родине. Трудовая жизнь земледельца стала казаться тяжелой новому поколению. Поселяне покидали земледелие, предпочитали бедному быту пастухов и землепашцев бродячую жизнь воина, торговца, откупщика. Земледелие падало, вытеснялось скотоводством, но пастухами были не граждане, а рабы. Италия перестала производить хлеб в достаточном количестве и должна была питаться хлебом привозным. Сельское хозяйство на мелких участках исчезло. Тихая, скромная домашняя жизнь скоро стала воспоминанием старины. Так обстояло дело крестьян еще в начале периода, но во второй его половине, в 133 г., Тиверий Гракх, возвращаясь из Нуманции, увидел, что «богатые равнины Этрурии заросли сорной травой, а по улицам Рима сновали толпы изголодавшихся лентяев».

«Лишенные охоты к трудолюбивой жизни и довольствия малым, отравленные (?) влиянием лени и распущенности, к каким привыкли (?) в лагерях, мелкие хозяева, холостые люди тянулись в Рим, увеличивая с каждым днем голодную толпу, которую сенат держал некоторое время в покое жертвуемым хлебом за дешевую цену. Богачи скупали или противозаконно захватывали одно мелкое крестьянское имение за другим и обрабатывали свои обширные поместья с помощью огромной массы рабов. Обедневшая толпа стремилась в Рим и питалась здесь подачками и милостью богачей. Эти несчастные люди, пришедшие в город, ничего тут не могли заработать. От самых грубых до самых деликатных работ все вверялось рабам. Что же оставалось делать свободному нищему? Каким способом мог он заработать себе кусок хлеба, не имея капитала и неспособный к труду Он должен был нищенствовать у порогов господ и драться с собаками из-за крошек, продавать себя, жену, детей, совесть, гражданский голос, руку, вооруженную убийственным кинжалом».

Из того же выродившегося простонародья во времена Гракхов формировались многочисленные шайки разбойников, которые ходили как отряды неприятельского войска по горам Самнии и Лигурийского приморья.

Что и религия отцов сильно поколебалась у римского простонародья, как это всегда бывает во время упадка, видно из того, что «толпа сторонилась от древних святынь и бежала покланяться новым богам, прибывшим из-за моря».

Саллюстий, порицая различные пороки тогдашней римской аристократии, упрекал и простонародье в том, что «оно злоупотребляло свободой». А когда Гракхи требовали от государства отобрания земли у аристократов и раздачи ее беднякам, то «многие из бедняков даже не хотели раздачи земли, не взяли бы участков ее. Правда их жизнь в Риме была нищенская, но они привыкли (?) к праздности и имели много удовольствий. Они не захотели бы променять свою хотя и бедную, но приятную жизнь в Риме на труды и лишения поселянина».

Что касается римской аристократии, то о ее падении мы имеем еще более исторические сведения. Ее пороки были все те же, что в конце Медного века, но только приняли более грандиозные размеры. По словам историков, «большинство знатных людей бесчестно и бессовестно помышляло только о силе и могуществе, о деньгах и наслаждениях». В 141 г. Метелла отозвали из Испании за грабеж, а он в бешенстве разогнал свою армаду, уничтожил провиантские запасы, поубивал боевых слонов. Другие отказывались от управления провинциями, если не надеялись получить с них большие доходы. Мициний составил себе капиталы в Греции всевозможными способами: крал, грабил, продавал солдатам отпуска, торговал безопасностью отечества и честью римских знамен. Фульвий Нобиллор распустил таким же образом целый легион. Брат Сципиона Старшего, победоносный в войне с Антиохом, вынужден был удалиться в изгнание, так как слишком сильно наложил лапу на сирийскую добычу Даже популярность брата не могла спасти его от осуждения. «Вообще, – говорят историки, – честность заметно уменьшилась там, где речь шла об общественных интересах. Старик Катон мог поэтому сказать: „кто обкрадывает частное лицо, оканчивает жизнь в Цепях и узах, но кто обкрадывает государство, тот умирает в золоте и пурпуре“».

Во времена Гракхов «глава аристократов, насмехавшийся над добродетелью и честностью, Марк Эмилий Скавр, был жаден и подкупен, как и все другие». Сторонник Гракхов, Папирий Карбон, внезапно покаялся в своих демократических прегрешениях. Характерно для того времени поведение Квинта Сервия Цепиона, который сначала ограбил храм Апполона в Толозе якобы в пользу государственной казны, а потом подослал подкупленных разбойников и забрал через их посредство добычу в свои руки.

Во вражде с римскими чиновниками находилось сословие всадников, но всадники и те граждане, которые брали на откуп все пошлины и подати в Италии и во всем римском государстве, были в то время настолько корыстолюбивы, что часто становились для провинций настоящею чумою. В 167 г. о всадниках открыто было сказано: «где хозяйничает откупщик, там кончается право и свобода».

Современники жалуются также на «накопления во всех слоях римского общества огромной массы неоплатных долгов». Некто Веций, представитель римского дворянства, задолжал по уши, а потом вооружил невольников и перебил всех своих кредиторов.

Катон без устали бранит также римских тщеславных женщин, заботившихся только о своих нарядах и желавших господствовать над «властелинами мира». Число разводов в это время значительно возросло. Женщины «добивались имущественной самостоятельности, чтобы легче отделаться от власти мужа и иметь возможность расторгнуть брак. Впрочем, всюду жаловались на частое безбрачие. Уважение к женщине уменьшилось, матрона в то время сильно уступала матроне прежних времен.

У Катона и его единомышленников, говорит Момсен, мы находим убеждение, что граждане обязаны поддерживать целостность крупных состояний и потому «не должны иметь много детей». «Как далеки, – продолжает тот же автор, – те времена, когда прозвище «Детородителя» было почетным в глазах римлянина.

Кроме всего переданного, есть еще две черты в этом периоде, чрезвычайно характерных для периода упадка. Это, во-первых, сильное распространение между римлянами суеверия, а во-вторых – большая склонность их к заимствованиям всего иностранного.

В жизни римского общества приметы и гадания играли в это время очень важную роль. Когда для облегчения участи простонародья было предложено основать колонию, то говорили, что приступ к этому учреждению сопровождался разными недобрыми предзнаменованиями. Первое знамя, которое нужно было водрузить на месте будущей колонии, было сломано ветром. Порывом же ветра разнесло лежавшие на алтаре жертвы и перебросило за очерченную межу. Даже межевые знаки были вырваны и унесены волнами.

Гадатели и звездочеты стали обделывать свои делишки между римским простонародьем, пользуясь его суеверием. Сципион Эмильян в римском лагере под Нуманцией выгнал целую толпу таких паразитов. Но от суеверия не была свободна даже и римская интеллигенция. Так, например, знаменитый Сципион Африканский был убежден, что ему особенно покровительствовали боги и что он находился с ними в тесной связи. Все, что делалось им перед лицом народа, делалось большей частью вследствие какого-нибудь ночного видения или божественного наития.

Мы видели выше, что уже в первой половине Медного века страсть римлян к заимствованиям от греков проявилась настолько сильно, что на нее обратили внимание историки. Во второй половине того же века такого рода заимствования продолжались, но они приняли наиболее разумную форму – заимствовали в области литературы. Так Кней Невий писал трагедии и комедии в греческом вкусе. Квинт Эний ввел в употребление греческий гекзаметр. Его драматические произведения были просто вольными переложениями греческих пьес. Марк Пакувий не мог стать выше простого подражания греческим образцам. Марк Аттий Плавт до такой степени подражал греческим образцам, что даже сам себя называл простым переводчиком. Публий Теренций подражал греческим комикам более рабски, чем Плавт и т. д.

В Железном веке событием, составившим эпоху в деле сближения римлян с греками, было прибытие в Рим в 167 г. тысячи заложников от Ахейского союза. Среди этих заложников находился Полибий, учитель и ближайший друг Сципиона Младшего, оказавший весьма значительное влияние на умственное движение образованных римлян.

Так как греки вместе со своей наукой и литературой вносили в Рим вольномыслие и безбожие, то не раз были попытки изгнать их из Рима, но это оказывалось бесполезным. В 161 г. сенат постановил, чтобы претор Марк Помпоний позаботился об удалении греческих философов и риторов. Действительно, греки удалились, как ученые, но вернулись вновь послами разных городов. Как раз в это время в Риме находился знаменитый стоик Кратес в качестве посла царя Пергамского. В 155 г. явились в Риме греческий академик Карнеад, стоик Диоген и перипатетик Криптолай послами от Афин и во время довольно продолжительного пребывания в Риме своими блестящими лекциями и философией привлекли римскую знатную молодежь. Катон, который не любил греческого образования и считал его причиной политического и нравственного падения римского народа, настаивал в сенате, чтобы дело их решено было как можно скорее и чтобы они были удалены из города. Он заботливо предостерегал своего сына не доверяться этому распущенному и испорченному племени. «Если народ заимствует просвещение, – говорил он, – то все погибло». О других интеллигентных людях того времени уже и говорить нечего. Они сами учились греческому языку, а своим детям старались дать основательное греческое образование, окружая их греческими скульпторами, живописцами, гимнастиками и охотниками. Все выдающиеся люди того времени имели то или другое близкое отношение к греческому просвещению: Сципионы Старший и Младший, Гракхи, Ктавдий Марцелл, Эмилий Павел, Тит Квинкций Фламинин и др.

«Греческое воспитание, – говорит Дюрюи, – расширяло в сердцах будущих поколений презрение к древним обычаям, уставам, к религии и духовенству». Настроение тогдашней римской литературы составляет безбожие. Луцилий изображает двенадцать великих богов, когда они, заседая в совете, смеются над людьми, называющими их отцами, или Нептуна, который, запутавшись в каком-то деле, заявляет, что сам Карне – ац не распутался бы в нем. Плавт идет еще далее. Его боги уже не заслуживают уважения, а Юпитер ведет себя как негодяй. Наконец поэт Лукреций с наглым талантом развивает безбожные и материалистические взгляды Эпикура.

Упадок того времени был несомненно заметен для тогдашнего римского народа. Катону был поставлен памятник в храме богини общественного благосостояния с надписью на пьедестале, что он, как цензор, прекрасными средствами и мудрым руководством восстановил римское государство, уклонившееся к дурному и пришедшее в упадок. Но историки говорят, «что борьба Катона против духа времени осталась бесплодной. Он указал больные места общества, но не излечил его. Он был только факелом, освятившим бездну».

Сципион Младший также лучше кого-либо другого видел глубокие язвы, от которых страдало римское государство, но считал спасение его невозможным без революции, а насильственное революционное исцеление государства казалось ему хуже того зла, от которого государство страдало.

Хотя описываемый период с самого его начала носит на себе следы несомненного упадка, но самая худшая его часть приходится в конце периода, когда упадок простонародья приближался к концу.

В 136–133 гг. вспыхнуло в Сицилии страшное восстание. Толпа сельских рабов убила своего господина и стала призывать всех невольников к свободе. По всей Сицилии рабы массой восстали против своих господ. Сириец Эвн стал во главе бунта и провозгласил себя царем. Другой невольник Клеон, бывший знаменитым разбойником, присоединился к нему со своим отрядом и соединенными силами они разбили римское войско. Скоро вся Сицилия была во власти мятежников, и в их распоряжении было семидесятитысячное войско. Римляне с большим трудом одолели это восстание и распяли на крестах двадцать тысяч мятежников.

Затем в 133 г. произошла революция Тиберия Гракха, в которой велась борьба между аристократической и демократической париями. На форуме между теми и другими произошла драка, кончившаяся смертью Тиверия Гракха и трехсот его приверженцев.

В том же году произошла попытка восстания в Делосе, в Аттике, в Кампани и в Лациуме.

В 126 г. граждане Фрегелл, одного из самых богатых городов Италии, взялись за оружие, чтобы силою приобрести себе римское гражданство. Город был взят, укрепления разрушены, а жители подвергнуты свирепому наказанию.

Этот период занят главным образом упадком римских правящих классов, так как простонародье падало только пятнадцать первых лет периода, а в остальное время поднималось. Пороки интеллигенции не только не уменьшились сравнительно с предыдущим периодом, но еще значительно увеличились.

«Влиятельнейшие члены аристократического правительства, пишет Вебер, позорили себя алчностью, беззакониями, низкой продажностью, пренебрегали чувством честности и предавались всем излишествам низких чувственных наслаждений. Вся аристократия быстро склонялась к нравственному, политическому и военному упадку. Печальный период владычества – аристократ не имел почти ни одного замечательного полководца или государственного человека».

Роскошь высшего сословия увеличилась, тем более что с подъемом простонародья и его трудоспособности финансовое положение государства должно было улучшиться.

Сулла писал законы против роскоши на пирах и похоронах, но они, разумеется, остались мертвой буквой. К описанному времени относится также жизнь Лукулла, пиры которого вошли в поговорку.

Кроме роскошного помещения в Риме, приспособленного для больших пиршеств, человек этот владел множеством вилл, строил дачи у самого моря, сооружал вокруг них плотины и каналы, прорывал горы и прорубал скалы. В этих виллах было собрано все, что самому прихотливому сластолюбцу могло доставить чувственное и умственное наслаждение. В садах созревали самые редкие плоды; зверинцы снабжали стол самой дорогой дичью, пруды – самой изысканной рыбой; погреба были наполнены превосходнейшими винами. В столовых красовались картины, статуи и бюсты знаменитых художников, драгоценные пурпурные скатерти, золотые с самоцветными камнями кубки и иная дорогая утварь. Во время пиров гостей увеселяли музыкой, пением и танцами. Для лиц, участвовавших в этих представлениях, было припасено несметное множество дорогих нарядов. Даже когда у Лукулла не было гостей, что случалось очень редко, стол его был уставлен различными яствами и изысканнейшими лакомствами.

Саллюстий в рассказе о Югуртинской войне живыми красками с поразительной наглядностью рисует картину страшной испорченности Рима. Вся гниль римского общества выплыла наружу во время этой войны. Никогда еще правление владычествовавшего над миром сената не подвергалось такому поруганию, не унижалось до такой степени. Вопреки требованиям сената, Югурта спокойно продолжал (112 г.) осаду города Цирта до конца, по взятии же его перебил всех жителей, а в том числе и многих римских граждан, замучил до смерти союзника Рима, своего родного брата, и затем путем подкупа римских полководцев добился заключения мира, предоставившего в его владение Нумидию. Югурта отважился даже явиться лично в Рим, где, подкупив кого следует, парализовал решение сената и в самой столице велел убить своего младшего кузена, в котором римляне могли видеть его опасного соперника. Выезжая из Рима, он воскликнул свою знаменитую фразу: «О продажный город, тебе недостает только покупателя».

Точно так же, как и прежде, процветали в Риме долги и ростовщичество. Лукулл боролся во время восстания Митридата с римскими ростовщиками, захватившими в свои руки массу народа в провинции Азии. Были в это время и со стороны других власть имущих попытки уменьшить долги. Так Сулла в начале своей общественной деятельности, желая приобрести популярность в народе, уменьшил долги на десятую часть. А позже, уже в следующем периоде, он уничтожил четвертую часть долгов.

В те годы, когда республике угрожали военные опасности, и с севера, и с юга, глубокий упадок нравственности высшего сословия был раскрыт процессом о нарушении объекта целомудрия несколькими весталками, принадлежавшими к первым фамилиям государства.

Сулла постановил несколько законов, поддерживающих святость брака, для удержания от разводов, но эти законы остались мертвой буквой. Проституция была в то время сильно распространена в Риме.

«Римский народ, как справедливо выразился Каталина, был телом без головы и головой без тела. Внизу толпа бедняков и нищих, наверху высоко и далеко несколько десятков богачей, более гордых, чем короли. Столетняя война, разбои, испорченность пожрали среднее третье сословие, гордость, мощь, жизненную силу Рима. Многочисленные факты убеждают в постепенном исчезновении этого слоя общества».

В этом периоде есть немало свидетельств о разбое то в одном конце римского государства, то в другом. Так, например, в 116 г. Марий усмирял разбойников в Испании, гладиаторы, восставшие под предводительством Спартака, начали свое восстание с разбоев и т. д. Но самым грандиозным явлением этого рода были корсары в Средиземном море, совершенно остановившие всякую торговлю.

У Рима, впоследствии упадка, исчез военный флот. Этим обстоятельством воспользовались корсары, завладели морем и стали жить на счет торговли и прибрежных городов.

Такое пиратство вошло в обычай с давних времен, но в последние десятилетия перед Р. X. дошло до ужасающих размеров. Корсары сделались силой и образовали нечто в роде государства в государстве с особым духом общественности и с прочной организацией. Они называли себя киликийцами, потому что многое из них принадлежали к этому племени, но все племена, жившие в соседстве со Средиземным морем, имели среди этого общества своих представителей. Бежавшие приверженцы различных побежденных политических партии, отпущенные наемники, всякого рода искатели приключений – все бросались на море, где их не могла достать рука римской республики, и здесь производили насилия, мстили гражданским общинам, изгнавшим их из своей среды, словом, вели войну со всем миром. Их предприятия находились в связи одно с другим, так как разбойники выбирали себе начальников и вождей большей частью из людей уважаемых и опытных, составляли целые эскадры, сносившиеся между собою и всегда поддерживавшие друг друга. На море они повсюду имели сигнальные пункты и станции, а на суше замки на скалах и сборные места, где скрывались вместе с добычей в случае опасности. Здесь во время своих походов они оставляли жен, детей и сокровища. Многие прибрежные города принимали их дружественно, давали убежище и помощь в своих портах и открывали свои рынки для продажи награбленного добра. Многие города примыкали к этому союзу из страха, потому что ни один приморский город, ни один остров не был обеспечен от нападения пиратов. Более четырехсот городов были ими покорены и сожжены, храмы, находившееся близ берега, разграблены и разорены. Многие цветущие прибрежные города были оставлены жителями, боявшимися попасть в рабство к пиратам. Когда Помпей покончил с корсарством, то ему пришлось сжечь тысяча триста разбойничьих кораблей и взять сто двадцать крепостей.

Это явление дает понятие о том, как силен был упадок Железного века, если правительство не могло десятки лет справиться с человеческим сбродом, с которым порядочное войско Помпея справилось в течение трех месяцев.

Что в Риме был уже не тот народ, как в Серебряном, ясно само собой. Даже рост его изменился. Тогда как в период подъема в римской истории нет никаких разговоров о росте, во время упадков они постоянно возобновляются. Так и в настоящем периоде пишут, что «кимвры и тевтоны, народы высокого роста, внушали римлянам ужас и казались исполинами».

В результате упадка высших правящих классов в Риме в описываемый период был непрерывный ряд несогласия в обществе, восстания в разных частях государства и грандиозное самоистребление. Но мы ко всему этому вернемся далее, а теперь скажем еще несколько слов о внешних войнах Рима, успех которых с замечательной правильностью соответствовал подъему и упадку среди простонародья.

Действительно, простонародье падало в первые пятнадцать лет от 122 до 107 г., и мы видим в это время полную неудачу в военном деле. Затем с 107 г. до конца периода следовал подъем простонародья, и соответственно с ним оружие римлян постепенно становится все более победоносным. Вот что мы читаем об этих войнах: «При расстроенном состоянии римского войска с ним нельзя было ничего предпринять. Дисциплина в нем совершенно упала. Оно предавалось разврату, буйству, грабило и всячески оскорбляло жителей римских провинций».

В 114 г. Порций Катон погиб с целой армией во время экспедиции против скордисков, и варвары бродили по всей Иллирии. 113 —кимвры и тевтоны разбили консула Папирия Карбо и потом в течение трех лет опустошали Норикум, Паннонию и Иллирию.

112 —была осада Цитра Югуртой, о которой было говорено выше. ПО – Югурта нанес римскому войску полное поражение, так что римлянам оставалось только бежать или сдаться. Югурта заключил с ними договор, по которому войско должно было пройти под ярмом. Рим был в опасности потерять все свои завоевания в Африке.

В 107 г. начинается теоретический срок подъема простонародья, но уже за два года перед тем (в 109 г.) счастье начало возвращаться к римлянам, так как поражения их стали чередоваться с победами в таком порядке:

Победы:

109 – Метелл побил Югурту под Мутулом.

106 – Марий побил гетулов и взял Капсу.

102 – победа Мария над кимврами при Аква-Сек-стия.

101 – победа Мармя над кимврами при Верцелах.

Поражения:

109 – римское войско формально позволило себя разбить. Юний Силан атаковал кимвров, но был совершенно разбит.

107 – консул Кассий потерпел от тигуринов позорное поражение.

105 – отряд римлян в десять тысяч не только был побежден, но и уничтожен главным образом вследствие раздора между полководцами.

102 – кимвры навели на римлян такой страх, что они против воли полководца бежали, оставив лагерь на произвол судьбы.

После этого года вплоть до окончания Железного века римляне уже никаких поражений не несли, а напротив, у них были победы:

В 87 г. – победа Суллы над Митридатом при Хероне и в 86 г. – его же победа над Митридатом при Орхомене.

Бунты, восстания, кровопролитные схватки и междоусобные войны следовали в этом периоде непрерывной чередой.

В 121 г. – вторая социальная революция и гибель Кая Гракха с тремя тысячами его сообщников. Этих последних убивали, вешали в тюрьмах, предавали тела их поруганию, провозглашали бесчестными и подвергали наказание их семейства. Приданое их жен было конфисковано.

103 г. – второе восстание рабов в Сицилии. Глава инсургентов Сальвии принял титул царя и имя Трифона. С ним соединился киликийский разбойник Атенион. Вдвоем они владели несколько лет Сицилией и сражались с римскими войсками до тех пор, пока умер Трифон и был убит Атенион.

100 г. – волнение Нония, занятие Капитолия Сатурнином и смерть этого последнего вместе с сообщниками.

91 г. – волнения, вызванные Друзом.

90—88 гг. – восстание союзников и междоусобная «Союзническая» война, во время которой самые богатые города Италии «были как бы проданы с торгов, в такое пришли они разрушение». Восстание началось в г. Аскулум, где были убиты римские сановники. Граждане врывались в дома римлян, убивали их и грабили. Отсюда восстание разлилось как степной пожар и охватило всю Италию. Племена, подвластные Риму, стали независимы от него и избрали себе другую столицу. Неудачный исход войны поверг Рим в уныние. Римляне послали на войну все свои силы, употребили на военные расходы сокровища храмов, продавали места на площадях под постройку домов, прекратили раздачу хлеба, все граждане, способные к походам, были в войсках, а между тем удача все-таки склонялась на сторону инсургентов. Враги еще не были побеждены, а в Риме уже бушевали страсти, продолжались интриги, политические и социальные волнения. Говорят, что в этом ужасном междоусобии погибло более ста тысяч римских граждан и триста тысяч итальянцев.