Текст книги "Такая вот жизнь, братец – 2. (Записки «Шестидесятника»)"

Иногда я сталкивался с ней по работе, чаще всего на оперативках, где мы обслуживали каждый «свой край стола». Прислушиваясь к ее переводу, я понял, что она вполне на уровне. Язык у нее был хороший, а уверенная манера держаться и особый, выработанный годами общения с иностранцами шарм быстро ставили на место наших московских переговорщиков, считавших себя здесь «белой костью». В Дирекции ее побаивались: пронюхали, что она вхожа в кабинеты московских гэкаэсовских начальников, некоторые из которых сдавали у нее на курсах английский на надбавку к зарплате. Единственное, что нас как-то сблизило, так это то, что она, как и все мы, переводяги, была бп.

После эпизода на пляже она ко мне заметно подобрела: приветственно махала рукой, если доводилось пересекаться где-нибудь на площадке, запросто садилась за один стол в столовой и даже как-то пригласила нас с Витьком к себе домой в гости.

Она сразу выделила меня среди нашей переводческой братии, и по ее инициативе меня стали регулярно подключать к серьезным переговорам и брать на оперативки.

Как ни странно, но сблизились мы на почве музыки. Кто-то из работяг, уехав в отпуск, оставил на попечение Витька аккордеон, и я время от времени, брал его в руки, пытаясь (впрочем, весьма безуспешно) научиться играть двумя руками. Однажды, по приказу гендиректора, который считал нас закоренелыми лентяями, нас всех оставили после работы делать какой-то огромный перевод. Чтобы как-то скоротать время, я принес в офис аккордеон и время от времени развлекал девиц, подбирая аккорды и импровизируя в духе хоралов Баха. Откуда ни возьмись, появилось пиво, закусон и мы плавно перешли к финальной части…

Я видел, что мои импровизации произвели «впечатле.» на нашу «новую» переводчицу. Она бросала на меня со своего места полные восхищения взгляды, при этом глаза ее прямо-таки лучились теплотой и нежностью. А, вот, моя Т., для которой я собственно и старался, никак не реагировала. Она сидела за своим столом, уткнувшись в перевод и делала вид, что, конечно же, ее это совершенно не интересует. Не интересует, ну и ладно! Чтобы досадить ей, я переключился на Свету. Н. Надо было как-то «закрепить успех», но как? И тут я вспомнил, как когда-то, на курсах для отъезжающих за границу, я развлекал своих подопечных, разучивая с ними песни Битлов. Найдя нужную тональность, я быстро подобрал мелодию знаменитой Girl и запел:

Is there anybody going to listen to my story

All about the girl who came to stay.

She’s the kind of girl you love so much it makes you sorry,

Still you don’t regret a single day.

Вижу, попал в самую точку: С.Н. сидит, подперев ладонью щеку и с блаженным видом глядит на меня, а на глазах у нее слезы. Это последнее обстоятельство меня смутило, и я прекратил свое пение.

– Все, все, – говорю я «с апломбом» и хочу снять с плеча аккордеон.

– Нет-нет, – вырывается у С.Н. и все поворачивают головы в ее сторону: уж больно выразительно это звучит. Она встает с места и подойдя ко мне, складывает в мольбе руки, – поиграй ещё, Валерочка!

Это меня ещё более смущает, я начинаю ломаться, изображая крайнее смущение, пячусь к своему столу и водружаю на него аккордеон. В этот момент дверь распахивается и на пороге вырастает мощная фигура гендиректора.

– Вы чем это тут занимаетесь, – грозным голосом вопрошает он, закрывая собой пролет двери. – Это что за безобразие?

В комнате на миг воцаряется гробовая тишина, но в следующий миг мы слышим жизнерадостный голос С.Н.

– Добрый вечер, Валерий Николаевич, – веселым голосом говорит она, – А мы тут как раз хотели вам звонить. Перевод готов. Ждем ваших дальнейших распоряжений.

– А это что? – говорит он, театральным жестом обводя рукой наши столы с расставленными на них стаканами.

– Так это ж вы сами нас угостили, В. Н. Вы что забыли? – ничтоже сумняшеся парирует С.Н. – Сказали, что это нам вместо оплаты за сверхурочную работу. Присоединяйтесь, В.Н.!

И она идет к столу и наливает ему стакан пенящегося пива.

– Нет, спасибо, – явно смутившись от такой наглости, произносит гендиректор и не сказав больше ни слова, покидает комнату. Мы спасены.

…Вспомнилась мне тут одна поездка «на трассу» трубопровода в Лагосе. Нам надо было показать участок, который мы отдавали нашим субподрядчикам. Это был участок, который шел от хранилища через прибрежный мангровый лес в океан. Добраться туда можно было только по воде. У нас был катер на подводных крыльях, на котором нам предстояло туда добираться. Он был пришвартован в местном яхт-клубе, куда мы и приехали утром, и откуда должны были отправиться на место. Там нас уже ждали наши субподрядчики из американской фирмы Sedco: два топографа американца и один англичанин. Настроение у всех было отличное. Переговорили, запрыгнули в катер и вперед! Помню это теплое солнечное утро. Наша лодка несется по тихой лагуне, как по маслу, обгоняя, на зависть всем, рыбачьи джонки, катера, парусные яхты, несется мимо громадных сухогрузов с ржавыми подтеками на бортах, выстроившихся у стенки под разгрузку… Америкашки выглядят внушительно: под два метра росту, поджарые, загорелые, в линялых джинсах и грубых крепких ботинках, оба в темных очках, один молча курит трубку и оглядывает берега, другой расположился на носу: жует табак и смачно сплевывает перед собой в воду. Бородатый англичанин рассеянно ковыряет в носу. Мы скользим по водной глади, лодка подпрыгивает на волнах, мотор натужно ревет, город уже позади и вот уже вокруг безмолвие тропического леса. Наконец, мы на месте. Вокруг – тишина, изредка нарушаемая всплесками играющей рыбы. При нашем приближении к берегу видим, как с дерева в воду падает с шумным всплеском огромная змея. Вокруг – никого. Птицы и те примолкли в лучах палящего солнца. Янки спрыгивают на берег, мы поспешаем за ними и, ориентируясь по карте, идем вперед, осторожно ступая по утопленным в воде упругим корням мангровых деревьев. Через насколько шагов я проваливаюсь в дыру между корнями и зачерпываю полный сапог (на мне резиновые сапоги) воды. Приходится останавливаться и переобуваться. Потом то же самое происходит с моим спецом, и опять остановка. А янки невозмутимо шагают вперед. Они тоже проваливаются под воду, но… у них бутсы, в которые проникает минимум воды. И тут мы понимаем, что значит все заранее продумать, предусмотреть. У этих ребят есть опыт, которого нет у нас. Наконец, прочесав узкую полоску мангрового леса, мы выходим на пляж. Впереди – Атлантика. Туда уйдет дюкер, по которому будут качать нефтепродукты прямо в трюмы стоящих на рейде танкеров. Мы останавливаемся и уточняем детали. Трасса готова. Теперь очередь за сметчиками и финансистами. Потом тем же самым путем возвращаемся на катер (тоже не без приключений) и едем назад, в яхт-клуб. Прощаясь, янки одобрительно кивают на нашу «Волгу-2». «She’s real good», говорят они, неохотно признавая наше превосходство в технике. Действительно, отличная штука, но не очень приспособленная для езды по грязной, забитой промышленными отходами лагуне. Пару раз приходилось останавливаться и лезть в воду, чтобы очистить винт от намотавшейся на нем полиэтиленовой пленки.

В поисках нужного участка «трассы»

…Мне очень хотелось попутешествовать по Нигерии. До чёртиков надоело сидеть на нашей стройплощадке. Хотелось поездить по стране, посмотреть, как живут «настоящие» нигерийцы, а не только те, кто завязан на добыче и экспорту нефти. И вот, однажды мне представилась такая возможность. Незадолго до отпуска на строительстве возникли перебои с продуктами, особенно с мясом, и было решено направить экспедицию за ними на север, вглубь страны, где, как выяснилось, продукты были намного дешевле, чем в столичном округе. Начальство договорилось с одной фирмой в городе Джос поставить нам несколько тонн свинины. Город находится в самом центре Нигерии. Понятно, что все детали были оговорены заранее. Наша команда состояла из шести человек: пятеро мужиков и одна женщина, жена одного из наших хозяйственников и наша начальница.

На пути в Джос за продуктами

Два водителя за рулями рефрижераторов, один на грузовике, и наш «жигуль» с нами. Итого, четыре машины – целая автоколонна. Времени в пути – день (если все пойдет хорошо). К вечеру мы должны были быть на месте. Следующий день отводился на погрузку, и в обратный путь. Выехали засветло, и нам сразу же не повезло: на одной развилке в один из наших ЗИЛов впоролся нигерийский джип. Он пробил бампером бензобак и, отскочив, не останавливаясь, понесся дальше, оставив нас в полной растерянности наблюдать, как из трещины на асфальт льется струйка бензина (хорошо еще, что бак был полный, как сказал наш шофер, а то бы машина просто взлетела на воздух). Пока мы стояли, не зная, что делать, к нам со всех сторон стали сбегаться аборигены, и вид у них был довольно угрожающий. Они обступили нас и стали выкрикивать что-то очень воинственное, видимо, призывая к расправе (здесь всегда во всем виноват белый). Надо было что-то делать, как-то успокоить толпу. И тут на меня нашло «озарение». Я вспомнил, как один мой нигерийский приятель учил меня выражениям на местном языке «йоруба», необходимым в критические случаи. Подняв руки кверху, я вышел навстречу толпе и что есть силы прокричал «Мабинун!», что означает «Мир вам!» Люди остановились и с удивлением воззрились на меня. «Мабинун, мабинун!», твердил я, подходя к ним и размахивая руками. «Мабинун», ответил какой-то негрило и, широко улыбаясь, подошел ко мне и протянул руку. «Мабинун!» крикнул я и залихватски хлопнул его по открытой ладони. Все вокруг заулыбались, обступили нас, загалдели, кто-то подскочил ко мне и стал энергично жить руку. Откуда ни возьмись, появилось ведро, которое кто-то подставил под пробитый бак. Стоящий рядом негр уже вовсю переводил всем мои объяснения, кто-то врубил на полную мощность транзистор, темные фигуры, раскачиваясь в танце, тут же образовали живую цепочку, по которой поплыло наполненное бензином ведро… «Руси, руси, экале (привет)», раздавались приветственные возгласы в толпе, наши машины обступили со всех сторон. Кто-то уже забрался в кузов грузовика. Пора было убираться восвояси. Я поблагодарил всех за помощь, и мы молча тронулись с места. Проехав метров 500, мы увидели, как на шоссе взметнулся вверх столб пламени: кто-то, видимо, бросил на залитый бензином асфальт непотушенную сигарету…

Через пару часов мы были на нашей базе в Шагаму, где нам заварили пробитый бак; там мы заправились бензином и продолжили наше путешествие. Наш путь вначале лежал на юго-восток, вдоль побережья Атлантики, хотя и довольно далеко от океана.

Дороги Нигерии

Места здесь были действительно живописные: то к самой дороге подступит пальмовая плантация с ровными рядами ухоженных деревьев, то шоссе взберется на очередной холм и глазам откроется безбрежная панорама покрытых зеленью полей, то вдруг небо над головой скроется за развесистыми кронами деревьев, сквозь заросли которых виднеются белесые стволы уходящих ввысь тиков. Часто шоссе выводило нас к рекам и речушкам, через которые были переброшены шаткие и на удивление узкие мостки. Ехать по ним было крайне опасно. На подъезде к мосту обязательно будет брошенная разбитая машина, а иногда их было сразу по несколько штук. Эти кладбища автомобилей поражали воображение наших шоферов: как это так оставляют машины и не боятся, что их могут запросто «раздеть»? Все оказалось очень просто: технику не трогали из суеверий. Считалось, что посягнувшего на чужую собственность ждут большие неприятности в жизни, т.к. вместе с ворованными деталями он заполучает злого духа «джу-джу», поселившегося после аварии в разбитой машине.

Реки тоже представляли собой живописнейшее зрелище.

Нигерийская «идиллия»

В их зеленовато-бурых водах отражались кроны деревьев. Почерневшие от солнца плоскодонки лежали у воды, словно выброшенные на берег рыбы, на берегу в зарослях бамбука виднелись загоны для скота, хозяйственные постройки, и на всем этом лежала печать безмятежной тишины и покоя, нарушаемая, разве что, визгами купающихся ребятишек. Нам купаться в реках и водоемах не рекомендовалось – можно было подхватить всякую заразу, например, «шистосоматоз». В воде жили тонкие, как волос (сам видел!), паразиты, которые проникали в организм через мочеполовой канал и там развивались в кровососов-глистов. Но мы, всё же, пару раз искупались: это было единственным спасением от нестерпимой жары.

Машин попадалось мало. Изредка наш караван обгонит ветхого вида грузовичок с надстроенными бортами, доверху забитый коробками пива местной марки Star или нигерийцами, которые, увидев за рулем белых, тут же повскакивают с мест и, кривляясь и жестикулируя, постараются привлечь к себе внимание. Такие шарабаны, называемые в народе «мама на колесах», были основным средством передвижения населения по Нигерии. Заводские сборки машин (шасси с мотором) прямо с конвейера перегонялись на какую-нибудь автомастерскую, где их «одевали» от кабины до кузова, приспосабливая к местным нуждам. Часто можно было видеть эти мчащиеся по шоссе авто-скелеты: за рулем на открытом воздухе сидит закутанный по самый нос в тряпки водитель, который, жуя какой-нибудь гашиш, сломя голову несется по дороге. Зато потом, раскрашенные с чисто африканским воображением, расписанные по бортам всяческими лозунгами, эти шарабаны составляли неотъемлемую черту любого местного базара.

Следующим большим населенным пунктом, через который пролегал наш путь, стал город Бенин-Сити, который и городом-то назвать трудно. Вначале по обеим сторонам шоссе тянутся бесконечные ряды лачуг и одноэтажных строений, которые выводят вас на огромную пыльную площадь. Бенин-Сити был когда-то столицей древнего африканского государства, поставщика рабов в Америку и изделий народных промыслов. На площади наш путь преградила похоронная процессия: за катафалком двигалась вереница одетых в черное женщин и детей. Оказалось, это – жены умершего царька. «Что с ними будет?» спросил я прохожего. «Ничего – отпустят по домам», улыбаясь, ответил он. «А, вот, раньше их полагалось умертвить».

В Бенине у дороги попадалось много торговцев изделиями из бронзы. Это были странные, полные внутренней динамики фигурки: воины-охотники с дротиками, женщины с отвислыми грудями и младенцами за спиной, фантастические животные с человечьими головами, жанровые сценки, изображавшие танец или совокупление… Сделанные предельно просто, даже примитивно, они поражали своей выразительностью и смелостью линий…

Наконец, мы добрались до широченной реки (по-видимому, это был Нигер), через которую был перекинут мост из стальных конструкций. Издали он казался изящной, положенной на опоры спиралью. Потом, при въезде, он поглотил нас, словно гигантский туннель. Окрестный пейзаж был довольно унылым: пожухлая зелень, выгоревшая трава, припорошенные пылью кустарники, а впереди – скрытое белесой дымкой испарений зеркало реки…

Помню, нам пришлось еще раз пересекать реку, но это был уже приток Нигера Бенуэ. После этой переправы ландшафт резко изменился. До этого дорога шла по саванне. Изредка попадались довольно живописные деревеньки, спрятанные в зарослях пальм и эвкалиптов. Их островерхие, крытые соломой крыши опускались почти до самой земли, и круглые глинобитные хатки казались стайкой приземистых грибов. Земля вокруг них была аккуратно расчищена и прибита. И никого вокруг.

Нигерийская деревенька

В эти часы полуденного зноя все прячутся по домам в прохладной тени хорошо продуваемых помещений. Однако, стоило нам остановиться, как откуда ни возьмись, появлялись аборигены: сначала из-за ствола какого-нибудь дерева выглянули, словно белки, ребятишки, а вслед за ними и взрослые: какая-нибудь облаченная в яркое сари женщина и мужчина в рваной майке и шортах.

После Макурди (вторая переправа через реку) наш путь пошел круто на север. Пейзаж резко изменился. Растительность куда-то исчезла, уступив место гористым кряжам, невысокой стеной обступившим шоссе. Засыпанные пепельно-серой землей обнажения породы напоминали курганы, склоны которых украшали россыпи темно-бурых валунов. И снова вокруг никого, только огромный купол бездонного синего неба. «Совсем другая Африка», подумалось мне. Машины поднимались вверх по плоскогорью, дышать стало намного легче, а в салон «жигуля» стала проникать уже давно забытая нами прохлада.

К вечеру, дрожа от холода, мы добрались до Джоса, конечного пункта нашего путешествия. Наш поставщик любезно предоставил в наше распоряжение целую виллу, где можно было вымыться, поужинать и отдохнуть перед экраном телевизора. Случайно включив стоявший на отдельном столике стереомагнитофон, мы буквально застыли на месте от изумления: из кассетника раздались страстные вздохи изнывающей от желания женщины: «Love To Love You, Baby…» Это было наше первое знакомство с тогдашней американской суперзвездой диско Донной Саммер. Такого откровенного эротизма в голосе певицы я ещё не слышал.

Весь следующий день прошел в делах. Ездили на бойню, где нам показали замороженные туши свиней, потом были переговоры по контракту, загрузка мясом рефрижераторов и овощами грузовика, и к вечеру были готовы отправиться в обратный путь. Решили, что заночуем в пути. Однако, с отъездом вышла неожиданная задержка: забарахлил двигатель одной из машин. На помощь пришел наш поставщик. Он по-вилимому знал, что русские здесь надолго, и за свой счёт организовал ремонт. Но нам пришлось остаться до вечера. Остаток дня мы провели в его компании. Неподалёку, в деревне, проходил грандиозный сабантуй: свадьба дочери местного старейшины, обы, родственником которого он был. По сему случаю, он пригласил нас всех на это мероприятие. Наши шофера вежливо отказались, а мы, т.е. моя начальница и я, согласились. А почему бы нет! Такое вряд ли где-то ещё увидишь.

Приехали мы в самый разгар мероприятия… На подъезде к особняку, под тентом расположился местный вокально-инструментальный ансамбль. Под бой барабанов и аккорды электрогитар на площадке творилось что-то невероятное.

На танцах «стар и млад»

Группа великовозрастных женщин в парчовых тюрбанах и широченных выделывали «штуки», то сходясь, то расходясь в такт неистовой ритмической музыки. Заправлял всем здоровенный негр с гитарой наперевес, только он был не чёрный, а альбинос, – светлоглазый и краснорожий. Его белые с рыжинкой волосы, и полное отсутствие бровей на лице произвели на нас неприятное впечаление. Он что-то выкрикивал гнусавым голосом, дергаясь и кривляясь, как паралитик.

Нигерийский «альбинос» зажигает

Мы молча прошли мимо этого «красавца» и поднялись на лоджию второго этажа поприветствовать хозяев. Это были солидные господа мощного телосложения. Все они были одеты в традиционные разноцветные халаты, на головах красовались лихо заломленные шапочки. Нас тут же окружили их многочисленные отпрыски, которые сгрудились перед нами, стремясь попасть в объектив фотоаппарата.

ф

Местные «аксакалы»

«Оба» – местный «царёк»

Между тем внизу смолкла музыка и собравшиеся выстроились по обе стороны входа в ожидании главного события. На крыльце появились молодожены: молодой человек в европейском костюме и его суженая, в белом платье и тюрбане. Её смуглое личико напоминало закопчённый лик святой, вставленный в белый оклад. В руках у неё был странный полиэтиленовый пакет с рекламой нигерийских авиалиний… Наконец, наступил ритуал поздравления новобрачных. Из толпы выходили богато одетые мужчины, они подходили к стоявшей перед домом паре, что-то говорили им на местном наречии, а потом человек вытаскивал из-за пазухи банкноту, и, плюнув на неё, ловко прилеплял жениху на лоб. Невеста так же ловко снимала её со лба своего суженого и быстро прятала в пакет. Это продолжалось довольно долго под удары барабанов и приветственные крики стоявшей поодаль публики. Но вот, свадебные подношения закончились и молодые с распухшим от купюр пакетом скрылись за дверями виллы, а мы, поблагодарив хозяев за оказанный нам приём и отказавшись от угощения, ретировались восвояси в нашу импровизированную гостиницу…

…Не успели мы отъехать от Джоса, как снова ДДП, причем мне пришлось пережить пару пренеприятных минут, когда вынырнувшая из-за поворота белая легковушка стремительно неслась прямо на нас. Мы чудом избежали удара в лоб: машина врезалась в идущий впереди нас рефрижератор и, отскочив от него по касательной, вылетела в кювет. Пришлось остановиться. Мы вышли из машин, подошли к зарывшемуся в куче придорожной грязи опелю. Рядом уже толпились аборигены, которые на ломанном английском тут же сообщили мне, что хозяином машины был нигерийский врач из близлежащего госпиталя. Горе-водитель лежал без сознания на руле с разбитой физиономией и когда мы вытащили его из машины, сразу стало понятно, почему ему было мало своей полосы: он был вдрызг пьян. Ну, усадили его в наш жигуль и доставили в его родные пенаты. Там повстречались с двумя врачами-поляками, с которыми неплохо провели вечер. Но ехать дальше было поздно и, решив больше не испытывать судьбы, мы остановились на ночлег у обочины. Наш рефрижератор был на ходу, но его помятый борт внушал опасения и, как оказалось, не напрасно: на следующий день выяснилось, что повреждена система охлаждения. Это грозило серьезными последствиями: могли привезти тухлятину. Весь следующий день прошел на нервах. То и дело приходилось останавливаться и проверять подачу фреона. На это уходило время. Так и ехали, чертыхаясь и посылая проклятья на нигерийские дороги, водителей, погоду и страну. К вечеру, измученные и смертельно усталые, добрались до площадки и благополучно сдали слегка подтаявшие туши в нашу холодильную камеру.

Кстати, в ту ночь я испытал что-то вроде просветления. Произошло это так. Когда мы вернулись из госпиталя, темень стояла такая, что хоть глаз выколи. Это обычное дело в Нигерии: здесь темнеет сразу и на полную катушку. У нас был хлеб и тушенка, откуда ни возьмись, появилась бутылка джина, и мы отлично поужинали и разошлись по своим спальным местам в прекрасном настроении. Шофера отправились спать в кабины, Ольга осталась в жигуле, а я расположился в кузове грузовика на мешках с картошкой. Ночь была теплая и ясная, хотя и безлунная, небо было все сплошь усеяно звездами, причем такими крупными и оглушающе яркими, что казалось, они висят у тебя над головой. Они завораживающе переливались, то ярко вспыхивая, то бледнея. Казалось, будто они все куда-то текут (или, может, я сильно закосел) … Ярко-белая лента Млечного Пути змеилась по крапленому звездами небу, словно струя жидкого мартена из доменной печи. Созвездия висели, словно гигантские люстры, притягивая к себе своим переливчатым блеском, вытесняя из башки всякую мысль о земном. Я, как завороженный, смотрел на все это великолепие, и внезапно небо, как бы, вошло в меня – земли больше не было! – и я несся один в безбрежных глубинах космической ночи… Мне было легко и радостно. Все мысли, заботы и переживания отступили на задний план. Меня просто не было! А потом я и в самом деле отключился…

В общем, всё обошлось, и я благополучно дожил до отпуска. Правда, я все-таки, подхватил малярию, в первый раз за весь год своего пребывания в этом богом забытом месте. Целых двенадцать месяцев продержался, можно сказать, рекорд поставил среди наших. Первое время очень боялся, а потом привык, даже и думать перестал. Наверно это и помогло. Но, все-таки, добралась она, сволочь, и до меня. Помню, после приступа лежал в палате и не мог понять, что тяжелее: то ли сама болезнь, то ли противомалярийный укол, который мне вкатили в первый день. Лихорадка спала, но слабость была такая, что ни рукой, ни ногой. А потом вкатили пару кубиков кофеина и жить стало веселее… Через пару дней встал и, держась за стенку, пошел в туалет. Живучий был, чёрт!

Я был живучий, как эта лиана, обвившая ствол дерева

Интересную историю я услышал там, пока лежал… К вечеру второго дня в палату привели паренька с травмой: ему чуть не оторвало два пальца на руке, мизинец и безымянный. Не помню уж, как это произошло. Он все расхаживал по комнате, держа руку на весу и время от времени страдальчески кривясь от боли. Потом, чтобы как-то забыться, рассказал историю, да так рассказал, что мне даже завидно стало. А история вот какая. «Я, говорит, однажды видел, как человек под трамвай попал. Ноги ему отрезало вот по сюда (он показал выше колен). Мы тогда с ребятами дорогу ремонтировали в городе. Иду я на обед прямо по трамвайной линии и все время оглядываюсь, не подойдет ли трамвай. Смотрю, у самых рельсов стоит мужик. Помню, было на нем серое пальтишко и брюки синие: вроде, как милицейские. Ну, я прошел мимо, иду себе дальше, вдруг, слышу, сзади трамвай. Оглядываюсь и глазам своим не верю. Трамвай несется на огромной скорости, а этот тип, вдруг, ныряет прямо под колёса. Переехало его обоими вагонами. Ну, потом трамвай остановился, люди из него повыскакивали. И я подбежал. Какой-то мужик из трамвая сразу к нему кинулся и, помню, стал брюки снимать. А он лежит, молчит и только рот разевает. Помню, тот брюки снял и стал нажимать на живот внизу: видно хотел кровь остановить. А кровь так и хлещет, и, помню, член у него стоит, весь аж синий. Бабы подходят, плюются и отворачиваются. А он все молчит. Ну, потом позвонили, вызвали „скорую“, стали его туда грузить. На носилки положили, а ноги-то отрезанные на жилах висят. Так они их ему на грудь забросили, прямо на плечи. Так и увезли…».

В отпуск я улетел без лишней помпы. Просто собрал все свои вещички, раздал местным нигерийцам не нужную мне одежонку, оформился в отделе кадров, да и был таков. Помню, как в аэропорту меня перехватил Гендиректор и, отведя в сторону, посоветовал «не болтать лишнего». «Ты же знаешь, за тобой тоже всякого дерьма водится, Так что, лучше помалкивай».

…Отпуск обернулся для меня настоящим кошмаром. Мало того, что я здесь, как и в Нигерии, был совершенно один, так меня еще и «поимели», причем в довольно грубой форме. Да, да, именно так, в задний проход. И не по моей же воле.

Все были, конечно, рады моему возвращению, особенно мать, но… и только. Известие о том, что я собираюсь проработать там еще год, было воспринято без особого энтузиазма. А как же карьера? Как диссертация? Поскольку ничего вразумительного я по этому поводу сказать им не мог, мое решение приняли как должное и… отпустили с миром.

С женой тоже как-то сразу не заладилось. После первых (надо думать пылких, но… не помню) объятий, наступило охлаждение, и все пошло-поехало по старой, заезженной колее, как будто и не было этого страшного, выброшенного псу под хвост года… Ссоры начались, как водится, из-за денег. Все мои сбережения остались в Москве во Внешторгбанке, а Л. хотелось их тратить, и тратить немедленно. В сертификатном магазине было столько всего такого! Но я стоял на своём: вначале накоплю на «Волгу», а потом всё остальное. Конечно, это была всего лишь уловка. Ни на какую «Волгу» я копить не собирался, просто не хотелось расставаться с моим, с таким трудом, нажитым богатством (за что и был наказан, да еще как!). Мои подарки тоже не произвели впечатления. Жене я привез джинсовую юбку, рубашку и джинсы, матери какую-то кофту, а остальным так – мелочь. Зато игрушечные машинки, которые я весь год собирал для Максимки, произвели должный фурор. Их было больше полусотни. Получилась целая коллекция симпатичных, искусно выполненных игрушек в красочных коробках, причём ни каких-то там китайских, а настоящих английских, произведенных знаменитой на весь мир компанией «Матчбокс». И они были совсем как настоящие! Здесь было всё: шикарные современные лимузины, старинные седаны с длинными двигателями и высокими кабинами, затейливые вездеходы «багги» и джипы с вынесенными на капот моторами, грузовички-самосвалы с желтыми литыми кузовами, разные там бетономешалки, автокраны, фуры, автобусы… Модели поражали филигранной выделкой деталей, отличным английским литьем… В общем, сыну было чем похвастать и не только перед своими сверстниками, но и их родителями. Его восторгам не было конца.

Жена все так же уходила на сутки в гостиницу и я, попраздновав пару дней, уехал к матери в Усть-Нарву…

И снова – холостятская жизнь: с сыном, но без жены. На пляже я коротал время, подсматривая за переодевающимися девицами. Это давало хоть какой-то выход моему вконец замученному либидо. Обычно я располагался где-нибудь неподалеку от кабинки и, прикрыв лицо пляжной кепкой, наблюдал за их нехитрыми манипуляциями за железной стенкой (правда, видны были только ноги снизу до колен). Вот они перекидывают через верх кабинки свои халатики, вот их трусики на миг мелькнут внизу, и они выходят из нее, втиснутые в нейлоновые купальники или перетянутые узкими бикини. Взору открываются ласкающие глаз округлости бедер и стиснутые резинками груди. Или наоборот, они забегают за загородку, мокрые после купания, с блестящими на солнце ногами и, на ходу сдирая с голов резиновые шапочки, быстро стаскивают с себя там свои причиндалы, вывешивая напоказ скрученные мокрые купальники, лифчики и трусики и, накинув на себя халатики, бегут назад, к берегу, сполоснуть их на мелководье…

Однажды, после обеда (время, когда у меня всегда особенно чесались руки), я лежал, скрытый от посторонних взоров кустами, терзая в упоении свой набухший член и прислушиваясь к шуму реки, катившей неподалеку в залив свои воды. На пляже не было никого, достойного моего внимания, и я уже было собрался завершить свой однорукий блуд «без затей», как вдруг вижу, как по ведущей на пляж лесенке спускается дама с дочкой, девочкой лет семи. Не видя меня, она сбрасывает с себя халатик и предстаёт передо мной во всей своей первозданной красоте замужней женщины. На ней ажурный, розоватого оттенка атласный бюстгальтер и такие же трико. У меня даже дыхание захватывает от такой дерзости. Вытащив из пляжной сумки купальник, она, как ни в чём не бывало, проходит в кабинку и через минуту уже несётся вслед за дочкой к воде, оставив бра и трусики висеть на стенке. Решение принимается мгновенно: завладеть ее причиндалами, переправиться вплавь на другой берег реки и, облачившись в них там, всласть нагуляться в лесу, испытывая новые, ещё не изведанные мной ощущения. Главное, что там можно будет не бояться любопытных глаз. На том берегу проходит пограничная зона (между Россией и Эстонией), но пограничники появляются там только после наступления темноты. Женщина была уже довольно далеко от берега, когда я прокрался к кабинке и, сдернув со стенки ее вещи, был таков. Недолго думая, я поднялся на высокий, скрытый кустами берег пляжа и, маневрируя между кустами, короткими перебежками продвинулся в сторону реки. Завернув белье в рубашку, я бросился в воду и, борясь с течением, поплыл на другой берег, В середине реки меня чуть не вынесло в море течением. Кое-как выкарабшись на косу я лёг на песок, разложив мокрые вещи. Отдышавшись немного, я напялил на себя женские трусики и бюстгальтер и, набросив на плечи рубашку, направился в лес. Здесь было тепло и тихо. Ветер шелестел листьями в кронах деревьев. Какая-то птичка, выводившая одну и ту же руладу, замолкла при моем приближении и, вспорхнув у меня над головой, улетела прочь. Промытые дождем листья блестели на солнце. Выбрав уютную полянку, я разделся, и как следует отжав белье, развесил его на кустах сушиться, а сам остался, как есть, голышом, подставляя то живот, то спину лучам теплого июльского солнца. Приятно было стоять так одному среди всей этой сверкавшей на солнце зелени, чувствуя ласковое дуновение ветерка и нежные прикосновения солнечных лучей. Я был один, совершенно один во всем этом лесу с обступившими меня деревьями и кустами, со всеми его шорохами, поскрипыванием стволов под порывами ветра, которые ловил мой обостренный слух. Чувство единения с природой распаляло похоть. Белье несколько просушилось на ветру, и я решил одеться, не дожидаясь, пока оно полностью высохнет. Облачившись в бюстгальтер и трусики, я чувствовал новый прилив нервного возбуждения. А вдруг меня кто-нибудь застукает в таком виде? Что я им скажу? В голову ничего не приходило, но это еще больше возбуждало меня. Захватив рубашку и плавки, я начал продвигаться дальше вдоль берега, терзая на ходу не дающий покоя член. Зуд становился нестерпимей, но я оттягивал оргазм: не хотелось так, вот, просто «кончить» и возвращаться «ни с чем». Надо было что-нибудь придумать. И тут я услышал журчание воды и, продравшись сквозь кусты, увидел небольшую протоку, высокий берег которой, словно ковром, был выстлан мягким, пружинистым мхом. Чувствуя, как проваливаются в него ступни, я испытал новые приятные ощущения. Я представил, что это огромный женский лобок, и мне тут же захотелось зарыться в него пенисом. Я улёгся на землю и пополз к ручью, буравя членом мшистый настил. Оказавшись на краю берега, я решил съехать в воду на животе, но вместо этого я просто покатился, как бревно, весь вымазавшись в грязи. Поднявшись, я увидел, что чашки моего бюстгальтера свисают, словно два спущенных надувных шарика, и чтобы как-то исправить положение, набил их мокрой глиной. Глядя на свою тень, я все больше возбуждался: ведь теперь я был совсем как женщина, с торчащим вперед бюстом, и только член, слегка оттопыривавший кружевные трусики, портил полноту впечатления. Ну что ж, сказал я себе, раз нет никого другого, я овладею сам собой! Вихляя бедрами, я стал прохаживаться по крошечному пятачку глинистого берега, стараясь представить себя изнывающей от любовного зуда самкой. Потом я зашел в воду и мои ноги сразу же ушли по лодыжки в илистое дно. Вода была обжигающе холодна – видимо, где-то рядом бил подземный ключ. Чувствуя, как продавливается между пальцами ног мягкая, податливая глина, я испытал прилив нового возбуждения. Как было бы приятно погрузиться в нее аж до самых яичек! Оглядевшись, я заметил впереди небольшую, чуть возвышающуюся над водой банку. Подойдя поближе, я увидел, что это не банка, а намытая ручьем куча грязи. Как раз то, что нужно! Мне захотелось тотчас же сесть на нее. Сняв мешавшие мне трусики, я бросил их на берег и, оставшись в одном бюстгальтере, осторожно ступил на кучу, при этом нога моя сразу же оказалась по лодыжку в вязкой жиже. Ухватившись за торчавшую из воды корягу, я стал поочередно погружать ноги в кучу, чувствуя, как раздвигается под пальцами грязь, как она ползет вверх по ноге, заключая ее в свои холодные объятия. Ощущение необыкновенное! Медленно, с трудом перенося вес с ноги на ногу, я все глубже и глубже погружался в кучу. К моменту, когда ноги касались твердого дна, я был уже в грязи по самую промежность.