Текст книги "Соло"

* * *

Разговор, откладываемый им уже несколько раз, проходил, против ожидания, нетрудно. В очередной раз он отдал должное уму и прямоте Солдата и напомнил себе, почему тот остается одним из самых его близких друзей. Они сидели за вечерним столом. На скорую руку приготовленный ужин состоял из вареного мяса и ранних овощей, привезенных Солдатом, свежего хлеба из местной пекарни и большой бутылки вина. Завершающийся весенний день принес ощущение легкости и возбуждения. Они без задержки наполняли бокалы и не стеснялись в выражениях.

Солдат не скрывал, что потерял покой после их совместного восхождения. Откинувшись на спинку жесткого стула, он энергично и не скупясь на комплименты объяснял свое состояние. Быстрота и манера, в которой был преодолен длинный и сложный маршрут, возбудили в нем сильные чувства. Солдат не мог не загореться желанием пройти этот маршрут в одиночку и, по крайней мере, с той же легкостью. По его словам, он не помнил, когда в последний раз хотел что-нибудь так же сильно, и все это время готовился к восхождению по стене. Только человек хорошо знающий Солдата мог оценить прозвучавшее в тот вечер признание.

Терпкое вино дополняло кисловатый привкус хлеба во рту и разносило приятное тепло по телу. Он начинал разговор с намерением напомнить Солдату о семье, жене и сыне, зная, как сильно Солдат привязан к ним, и попытаться убедить его, что соло по стене далеко за пределами его возможностей и разумного риска. По мере продвижения разговора он без труда убедил себя в неуместности и тщетности этих аргументов. Тревожные мысли растворялись в ароматах проникающего сквозь раскрытую дверь весеннего воздуха и крепкого вина. Приятней и лестней было обсуждать то, что интересовало Солдата больше всего. Солдат непременно возвращался к эпизодам их восхождения и расспрашивал, со смесью удивления и восхищения, как ему удавалось пройти тот или иной участок без вспомогательных средств. В этот вечер он впервые рассказал Солдату о странных изменениях, которые замечает в себе во время сложных восхождений. О том, как пальцы его рук приобретают необычную цепкость и силу. Как он бывает в состоянии подтянуться на одном пальце столько раз, сколько требует ситуация. О том, как у него открывается окрыляющее чувство рельефа. Как он всегда знает, что его ждет на десятки метров вперед. Как его руки всегда находят зацепки там, где они предполагают их найти. Он увлекся своим рассказом и остановился, только когда заметил, что выражение удивления на лице Солдата сменилось невольным выражением скептицизма. К его молчаливому разочарованию, Солдат не высказал желания дослушать продолжение.

Они допивали остатки вина, то перебивая, то подбадривая друг друга. Описывая Солдату ощущения легкости, неуязвимости и контроля, которые переполняют его наверху, он знал, что блеск в глазах его друга порождают чувства более глубокие, чем честолюбие и соперничество. Солдатом все еще продолжала двигать ненасытная жажда подобных ощущений. Остановить его мог только случай или физическая немощь.

* * *

Появление Монеты принесло в его жизнь то, что уже длительное время в ней отсутствовало, – заботы. Все еще один, без Круглолицей, не спешившей из города, он теперь непременно должен быть возвращаться каждый вечер домой, чтобы накормить щенка. Монета встречала его дружелюбным хвостиком, набрасывалась на еду, остальное время путалась по ногами. Его первым намерением было огородить для нее участок возле хижины и построить будку, чтобы можно было оставлять ее без присмотра на открытом воздухе вместо полутемной хижины. Намерение пришлось отложить из-за отсутствия подручных материалов. Он продолжал запирать щенка в хижине в свое отсутствие, до тех пор пока в одно теплое весеннее утро его сердце не дрогнуло. Готовый к выходу, он задержался у двери хижины и осторожно пытался затолкнуть назад вырывающуюся наружу Монету. Когда ему, наконец, удалось это сделать, он немедленно услышал слабое поскуливание за дверью. Не в силах отойти, он чувствовал, что решимость покидает его.

Приготовления заняли около часа. Он переложил содержимое своего рюкзака в полиэтиленовый пакет, добавил туда еду для щенка и опустил обратно в рюкзак. Сверху пакета он положил несколько раз сложенный кусок материи, поместил на него Монету и осторожно, для примерки, затянул верх рюкзака вокруг ее шеи. Чувствуя ситуацию, Монета вела себя смирно. После нескольких попыток ему удалось закрепить ее так, чтобы она не могла выбраться наружу, и в то же время не стеснить ее слишком сильно. Для этого он снял со своего большого рюкзака один из многочисленных ремешков и надел его на Монету вместо ошейника. Две небольшие петли на ремешке он пристегнул к затягивающему верх шнуру. Убедившись, что Монета надежно привязана и устроена с удобством, он осторожно поместил рюкзак на спину, и они отправились в их первое совместное приключение.

Через несколько минут они уже двигались по тропе, перекрытой местами буйно растущей травой, задевая пригнутые тяжестью молодой листвы ветки кустов и низкорослых деревьев, вдыхая свежий запах цветения в нагретом воздухе, среди щебетания птиц и шума набирающего силу от талого снега горного ручья. Их целью был длинный пологий центральный гребень, с которого всегда при необходимости можно сойти в кулуар и быстро спуститься вниз.

Компания Монеты заметно скрасила прогулку по скучному маршруту. Вначале он часто останавливался, чтобы проверить свою напарницу, а на ровных площадках выпускал ее погулять, опасаясь за свой рюкзак. Через некоторое время опасения были забыты. Он делился с Монетой своими наблюдениями окрестностей и поил водой из ладони. К полудню он устроил на ее голове что-то вроде панамы из бумажной салфетки, чтобы защитить от сильного горного солнца. Они задержались на вершине, где было безопасно позволить Монете свободно побродить и оставить свои метки. Спускаться начали далеко за полдень. Утомленный неудобным сидением и впечатлениями, щенок заснул. Вынимая его из рюкзака, он почувствовал острый запах и похвалил себя за предусмотрительность. Кусок материи впитал все в себя.

На другой день он захотел показать Монете настоящий маршрут. Они подошли к гладким стенам главной вершины. Самую левую часть стены прорезает длинная вертикальная щель. Как и на многих других популярных маршрутах ущелья, в сложных местах щели щедро оставлены замурованные крючья. Поэтому он всегда предпочитал ее малохоженую наружную сторону.

Лазание было необычным и приятным. Он постоянно ощущал свой ответственный груз на спине и думал, как избегать движения, в которых рюкзак мог отклониться сильно от вертикального положения или задеть скалы. Монета отдавала должное его стараниям и трудностям маршрута. Она вертела головой и лизала при случае его шею и руки. Они сделали несколько остановок на отвесе. Он пристегивался к закладке, осторожно снимал и подвешивал рядом рюкзак на другой закладке. Они отдыхали, пили воду и разглядывали мир с окрыляющей высоты.

* * *

Он посчитал хорошим знаком, что Солдат охотно согласился на предложение пройти в двойке новый маршрут, несмотря на то что, несомненно, догадывался о невысказанных мотивах предложения. Они подошли под маршрут с вечера и заночевали на зеленой поляне у основания большого, образованного весенней лавиной снежника. Когда они проснулись, раннее солнце уже коснулось макушки гребня. Было тепло, с северо-западной стороны показались темные, вероятно несущие в себе небольшую грозу тучи. Они неторопливо пили горячий чай и обсуждали план предстоящего дня. Маршрут не отличался правильностью геометрических форм, и в этом была одна из его прелестей. Самым привлекательным в этом нагромождении скал было то, что по ним, вероятней всего, еще не ходили. Следующим по привлекательности были прочные гранитные породы. Все это в сочетании с хорошим партнером обещало приятный день.

Было решено менятьcя по мере того, как у ведущего заканчивается снаряжение. Солдат немедленно выторговал для себя первую веревку, намеченную по крутому ребру огромного скального блока, и не сразу согласился уступить право на большое нависание в верхней части маршрута. Последовал еще один спор, и они договорились оставаться привязанными к веревке в течение всего восхождения. Он пытался настоять на том, чтобы Солдат отвязывался, работая вторым, и снял с него заботу о страховке. Солдат соглашался только на равные условия: оба остаются привязанными или оба отвязываются. Спорить с этим было трудно, хотя он вскоре пожалел, что сдался слишком быстро. Завтрак закончился, не теряя больше времени, они стали собираться. Давно он уже не видел столько снаряжения в одной куче. Наблюдая за приготовлениями Солдата, он с внутренней улыбкой отметил, что забыл, как смешно и неуклюже выглядит обвешанный со всех сторон карабинами, закладками и веревочными петлями альпинист в полной боевой готовности.

Солдат воспользовался возможностью продемонстрировать свой восходительский класс с видимым удовольствием и оттенком щегольства. Веревка стала быстро уходить вверх, прочерчивая на скалах лаконичную ломаную линию, удерживаемую в местах перегиба карабинами в страховочных петлях. Продуманные, скупые движения Солдата создавали обманчивое впечатление неспешности, контрастирующее с быстротой, с которой он набирал высоту. Его друг не терял все эти годы времени даром.

Через две веревки подошла его очередь идти первым. Под ироническим взглядом Солдата он стал вспоминать, как развесить удобно на себе снаряжение, как не путаться ногами в идущей вниз веревке и, самое главное, как быстро передвигаться по скалам, не забывая о страховке. Давно ему не приходилось затрачивать столько времени и энергии для того, чтобы подняться на восемьдесят метров по скале. Больше всего проблем было с выбором закладок. Остановившись у подходящей щели, он, в отличие от Солдата, должен был сделать несколько попыток, чтобы подыскать подходящий размер. Когда он отстегивал и примерял их по одной, закладки путались в переполненных карабинах. Он выронил несколько штук и с сожалением проводил взглядом вниз. Не легче приходилось и с веревочными петлями. Отставить эту затею означало бы лишить своего друга не только страховки, но и хорошего развлечения. Солдат от души наслаждался ситуацией и не скупился на комментарии.

Его момент наступил, когда они поднялись к карнизу. Он с предвкушением осматривал препятствие. Почти плоская крыша образует нависание около пяти метров. В его распоряжении была тянущаяся от стены наружу слегка расширяющаяся щель. Он дотянулся рукой, насколько смог, вложил в щель френд, простегнул через него веревку на карабине и предупредил Солдата, что следующая его остановка будет на верху карниза. Солдат, как ожидалось, посоветовал на всякий случай простегнуть веревку через еще один френд у окончания щели, так как неизвестно было, что ждет за перегибом.

Это им и предстояло проверить. Его включившиеся уже на полную мощь чувства сообщали, что за перегибом есть большой горизонтальный выступ, за который можно ухватиться двумя руками. Он сказал об этом внимательно слушающему Солдату и повторил, что намеревается добраться до выступа без остановки. Солдат еще раз осмотрел внимательно щель и ничего не ответил.

Он не мог отказать себе в удовольствии слегка раскачаться на руке, только несколько пальцев которой удерживали его свободно подвешенное тело. Качнувшись несколько раз, он ухватился за скалу другой рукой и в несколько движений добрался до края карниза. Горизонтальный выступ оказался как раз там, где он ожидал. Он намеренно не спеша ухватился за него двумя руками и скрылся из вида Солдата. В трех метрах выше, на удобной полке, он быстро организовал страховку и крикнул напарнику идти вверх. Выбираться из-под такого карниза не просто и вторым. Если сорвешься, то может далеко отбросить маятником от стены, раскачать и ударить о скалы. Солдат не задержался внизу ни одной лишней минуты. Он показался из-под прикрытия, взялся двумя руками за выступ, осмотрел его и молча покачал головой.

Они продолжали отмеривать маршрут отрезками длиной в две веревки, стараясь произвести впечатление друг на друга, как в прежние времена, и достигли вершины гребня, когда солнце приближалось к завершению своего дневного пути. Удовлетворенные, они удобно расположились, достали еду и воду. Энергично жуя свой бутерброд, подставляя лицо ветерку, Солдат не замедлил заявить, что приедет опять, в середине следующей недели, для одиночного восхождения по главной стене. Демонстрация явно не удалась.

* * *

Он открыл глаза и увидел хмурое небо сквозь проем раскрытого окна. Беспорядочные картинки только что прерванного сна быстро ускользали из памяти. Он не пытался их удержать. Взгляд и мысли блуждали в поисках чего-нибудь, что могло утолить тяжесть на сердце, и остановились на спящей рядом, на полу, Монете. Не меняя положения тела, он протянул руку и дотронулся до ее черного ушка. Монета слабо вильнула хвостиком, продолжая лежать, погрузив мордочку в лапы.

Он не слышал, как собирался и уходил Солдат, который должен был встать около двух часов назад, если не проспал. Вчера вечером они опять засиделись допоздна. Круглолицей не хватало, чтобы остановить их нескончаемые беседы. Он закрыл глаза еще на пять минут и открыл их снова через тридцать. Больше времени для потери не оставалось. Он встал и быстро оделся, собрал в рюкзак немного еды, две веревки с набором крючьев и петель, небольшой мат, поместил за пазуху Монету и закрыл за собой дверь хижины.

Лицо освежил прохладный ветерок. Он задержался на мгновение и осмотрелся вокруг. Ущелье не спешило пробуждаться, не уверенное в том, что несут уже почти закрывшие все небо тучи. Подернутое дымкой влаги, внизу молчало селение. Большое облако медленно наплывало на главную вершину.

Через полчаса быстрой ходьбы они были у своей цели – небольшого грота на левой стороне центрального кулуара. Грот популярен в ущелье как очень удобное место для наблюдения за стеной главной вершины. У его входа лежит огромный, слегка наклоненный плоский камень. Растянувшись на камне, можно обозревать всю стену, почти не меняя положения головы. При хорошем стечении обстоятельств и если не помешает дождь, ему предстояло провести на этом камне весь день. Он сбросил рюкзак, опустил на землю Монету и немедленно направил свой бинокль на стену. Легкая паника охватила его, когда он не смог сразу найти красный анорак Солдата. Он скользил то вниз, под основание маршрута, то вверх, на скалы, до тех пор пока красное пятно, наконец, не заполнило обзор бинокля, немного выше, чем он предполагал. Браво, Солдат!

Солдат отдыхал, подвесившись на обвязке, в конце второй веревки маршрута. В бинокль хорошо было видно, как, откинув голову назад, он смотрел, не отрываясь, на скалы перед ним. Другой бросающейся в глаза деталью были его расслабленно опущенные руки. Неудивительно, что две веревки работы уже утомили их. Маршрут проложен по довольно гладким и крутым скалам. Каждая из немногочисленных зацепок, выступов и трещин маршрута подробно описана поколениями восходителей. Передвижение по таким незначительным неровностям поверхности требует присутствия духа, хорошей техники и большого запаса силы рук и пальцев. Обладающий первым и вторым, опытный Солдат знал, как важно распределить свои силы на весь маршрут.

Воспользовавшись паузой, он быстро выложил на видном месте собачью еду, расстелил на камне мат, удобно расположился на нем и напомнил себе не упускать из виду уже принявшуюся бродить вокруг Монету. Предстоял долгий, утомительный день. Окрашенная в серые тона, в тишине пасмурного утра стена не выдавала еще своего настроения. Сегодня им не обойтись без ее благосклонности. Маленькая красная точка на ее гладком лице, казалось, нарушала простую гармонию цвета и форм. Волны тревожности накатывались на него, не задерживаясь, достигали крутых стен кулуара, отражались и возвращались обратно.

Солдат между тем не теряя времени подошел к первому ключевому участку в начале третьей веревки. Ключевыми на маршрутах такой сложности называют места, на которых уже нет почти ничего, чтобы зацепиться рукой или поставить ногу, а то, что предлагается, не каждому по силам использовать. На первом ключевом участке предлагалась узкая вертикальная щель, разрезающая поблескивающий даже таким неярким утром участок скалы. В полутора метрах справа от нее почти параллельно проходит еще одна щель с выступающим дальним краем. По обеим щелям нетрудно подняться, используя два френда с пристегнутыми к ним петлям или веревочным лестницам. Солдат, разумеется, не мог согласиться на такое нарушение правил и подготавливался преодолеть участок без вспомогательных средств. С позиции Солдата это не казалось бы возможным, если бы он не знал, что выше, на расстоянии немногим больше его роста, есть незаметное углубление, за которое можно зацепиться двумя пальцами. Солдат также знал, как побывавшим здесь до него восходителям удавалось дотянуться до этого углубления. Для этого нужно перевести свое тело в горизонтальное положение, упереться ногами в выступающий край дальней щели и отжаться руками от ближней щели. Вытянувшись таким образом почти в прямую линию, нужно поднять себя на два метра, поочередно перемещая напряженные руки и ноги. Не простое упражнение на высоте ста метров над землей, учитывая, что у Солдата была только одна попытка в распоряжении.

Тем более волнительным было разворачивающееся перед его глазами действие. Отраженное и усиленное в призмах и линзах бинокля, ему передавалось напряжение борьбы Солдата со скалой и с самим собой. С невольным восхищением он наблюдал, как его друг, несмотря ни на что, передвигается с полным присутствием духа и с безукоризненной точностью. Два пальца правой руки Солдата вскоре нашли то углубление, правильно нагрузили его, приняли на себя большую часть веса и освободили левую руку, которая смогла дотянуться до удобной зацепки. Солдат поднялся выше ключевого участка. Они переводили дух по-разному. Солдат завис на обвязке и немедленно опустил вниз руки. Он вскочил с лежака и в возбуждении сделал несколько кругов вокруг камня. Это было только началом.

Диск незаметно переместившегося в середину неба солнца проявлялся сквозь облака, выдавая их легкость и безвредность. Дождя определенно не будет. Накопленной в облаках влаги хватало только на редкие волны приятной свежести и защиту от прямых лучей солнца. Стена равнодушно и лениво впитывала в себя накапливающееся в воздухе тепло. Утомляемый бездействием, он завороженно следил за настойчивым продвижением Солдата, до тех пор пока не появилась еще одна причина для беспокойства – укорачивающийся день. Солдат был уже в середине дня, но далеко от середины стены. Беспокойство усиливалось по мере того, как снижался темп подъема. При лучшем стечении обстоятельств ночь застанет Солдата в верхней трети стены, метрах в ста от ближайшей полки шириной более чем несколько сантиметров. Солдат должен был взять с собой налобный фонарь, но у него не было ни гамака, ни остального снаряжения, необходимого для ночевки на отвесе. Скоро ему придется решать, продолжать ли лезть в темноте или зависнуть до утра в обвязке. Снизу ни первый, ни второй вариант не выглядели привлекательными.

У них был запасной план, по которому Солдат подаст знак, как только поймет, что не сможет продолжить восхождение в одиночку. По этому знаку он должен немедленно отправиться наверх с двумя веревками и комплектом снаряжения в рюкзаке. Вдвоем они смогут безопасно спуститься вниз или преодолеть остаток стены.

Внизу все очевидней становился главный недостаток плана: запустить его в действие мог только Солдат. Солдат наверху рассуждал, без сомнения, по-другому. Расставшись с надеждой преодолеть стену за рекордное время, он хотел завершить восхождение без посторонней помощи и не думал об осложнениях, которые несет надвигающаяся ночь.

Перед закатом небо неожиданно очистилось. Во время очередной остановки Солдата он отложил в сторону уже надоевший бинокль и любовался красками, в которые заходящее солнце окрашивало верхушку стены. Благодаря обилию света ему и удалось заметить тот камень почти в самый момент отрыва.

Камни падают крайне редко с прочных пород главной стены и обычно не представляют большой опасности, потому что быстро задевают скалы и отскакивают далеко от отвеса. Замеченный им камень не встречал препятствий на своем пути и стремительно прочерчивал вертикальную линию. Сердце успело сжаться от предчувствия, что траектория камня проходит через красную точку на стене. Достигнув этой точки, камень резко изменил направление движения и отдалился от скал.

Он не сразу поднес бинокль к глазам. Отчаяние охватило его при виде безжизненности фигуры Солдата. Солдат висел лицом к скале в отнимающей всякую надежду позе, как тряпичная кукла с набитыми ватой головой, руками и ногами. Дремавшая рядом Монета жалобно заскулила. Прошло несколько длинных минут. У них не было плана для такого поворота событий. Не уверенный, что его хватит на то, чтобы в одиночку спустить Солдата, он уже был готов бежать вниз к спасательной станции, когда, бросив еще один взгляд наверх, вдруг заметил, что в позе Солдата что-то изменилось. Солдат висел так же безжизненно, но чуть-чуть по-другому, чем несколько минут назад. Он больно прижимал бинокль к пытающимся ухватить неуловимую перемену глазам. Рука! Левая рука обрела живые очертания и возможно пыталась подавать знаки.

Он пришел в чувство и немедленно – в состояние возбужденной активности, которая угасла только на исходе наступающей ночи, когда все закончилось. До того времени он неистово расточал накопленную за целый день сидения энергию. Мучительно ощущая невозвратимость потери времени, он сунул Монету в рюкзак, накинул его на себя и устремился к стене. Времени на то, чтобы относить Монету домой, как предполагалось по старому плану, не было. Позже он не мог припомнить, как прошли те два часа, за которые он добрался до Солдата. Солдат был уже в полном сознании и спас свою жизнь, сумев остановить повязкой кровотечение в правой руке. Рука была жестоко перебита в плече. Они обменялись только необходимыми фразами и после обезболивающего укола начали спуск, который не замедлили ни приглушенные стоны Солдата, ни скулеж Монеты. Пара продолжала издавать свои звуки, водруженная на него (животное впереди, человек сзади), когда он изо всех сил шагал по вечерней тропе к спасательной станции. Через несколько часов Солдат был доставлен в госпиталь.

* * *

На ней было открывающее белизну бедер короткое летнее платье, дополненное тонким мягким браслетом на левой руке и изящными сандалиями цвета хорошо ухоженных ногтей ног. В убранных назад в обычной манере волосах появились незнакомые штрихи небрежной замысловатости. Лишь влажность выемки груди и налет пыли на сандалиях, следы недавнего путешествия от селения к хижине, выдавали ее принадлежность к этим местам. Она отдыхала в небрежной позе под тенью веранды. Ее улыбка светилась уверенностью, ее глаза подернула тень озабоченности.

Он только что вернулся из поездки в госпиталь, где лежал Солдат, и с волнением обнаружил сидящую на его любимой скамейке, испускающую дразнящий аромат юности и зрелости Круглолицую. Он присел у края веранды напротив ее нескромных коленок. Установилась естественная между ними молчаливая пауза. Они с готовностью приближали друг к другу их отдалившиеся за время расставания миры. Он испытывал редкое желание узнать мысли своей кажущейся такой незнакомой и недоступной подруги.

Она расспросила о Солдате. Во время намеренно неспешного рассказа он обращал внимание на знакомые приметы своей Круглолицей: едва различимый шрам под левой коленкой, родимое пятно на открытом плече. Она сменила позу, колени раздвинулись шире.

Он взошел на веранду, приблизился и поднял ее расслабленную руку. На него смотрели хорошо знакомые глаза наполненной желанием Круглолицей. Она лениво позволила поднять себя и завести в хижину. Войдя первой, она остановилась посреди хижины и как будто с интересом стала осматриваться вокруг, не реагируя на его руки, поднимающие сзади край ее платья. Платье застряло на бедрах. Удовлетворив свой интерес, все так же спиной к нему, она позволила стянуть с себя тонкие трусики, подошла к столу, опустила до пояса лямки платья и облокотилась на стол в позе, вызвавшей дрожь нетерпения во всем его теле. Он прижался к ней и медленно распластал ее по столу, не встречая сопротивления.

Круглолицая не скоро отпустила его. В отличном настроении, он затем наблюдал, как, не потрудившись одеться, она знакомилась с Монетой, и развлекал себя неожиданно приятной мыслью, что у нее, вероятно, не было много возможностей для утех во время пребывания в городе. Не выдававшая до сих пор своего присутствия Монета осторожно познакомилась и приняла новую обитательницу хижины, руки которой пахли вкусной едой и заботой.

* * *

Через неделю Солдата перевезли в город, в другой госпиталь, где ему предстояло несколько сложных операций. Прогноз для руки был хороший, напряжение спало, его друг был окружен заботами жены и многочисленных друзей.

Дела не представлялись так же хорошо, когда к концу злополучного дня они привезли истекающего кровью Солдата в кажущийся безлюдным местный госпиталь. Передав своего друга в чужие руки, он провел беспокойную ночь в пустых полутемных коридорах, следя за редкими передвижениями медсестер и врачей и тревожно прислушиваясь к каждому звуку. Он совсем упал духом, когда, казалось, различил тихо произнесенное кем-то слово “ампутация”. Из этого состояния его вывело пришедшее ранним утром известие, что операция закончилась – из плеча вынули множество осколков кости, рука осталась на месте – и что Солдат спит под наркозом в палате.

В улучшенном настроении он расположился на видавшем виды диване в комнате ожидания и заснул на несколько часов, пока шум начинающегося дня не разбудил его. Предстояла еще одна нелегкая обязанность – звонок жене Солдата. Он дождался, когда его друг проснется, обменялся с ним несколькими словами и после этого, как ему казалось, убедительно сообщил жене, что все в порядке и нет причин для большого беспокойства. К его облегчению, на другом конце телефона плохая новость была встречена с присутствием духа и деловитостью. Через несколько часов она была в госпитале. Вскоре после этого он отправился домой на попутной машине.

Известие о происшествии мгновенно распространилось по городу. К Солдату и в хижину зачастили друзья с заботами и расспросами. Еще по дороге в госпиталь Солдат и он без лишних объяснений договорились сказать всем, что камень упал во время их совместного восхождения в двойке, чтобы избежать ненужных вопросов. Эта заурядная альпинистская история была принята всеми, за исключением, по их обоюдному подозрению, не подававших виду жены Солдата и Круглолицей. Первую неделю, пока Солдат был еще близко, он навещал его каждый день и всегда находил в хорошем настроении. Солдат на удивление легко переносил свое злоключение, оптимистично говорил о выздоровлении руки и, казалось, наслаждался временным бездельем.

* * *

Лето быстро набирало силу. Снег почти исчез с вершин ущелья, оголил их некрутые, покрытые зеленой травой и яркими цветами склоны, открыл к ним простые пути. Вершины опять приняли, порой обманчивый, вид доступности и безобидности. В жаркие дни, нагретые полуденным солнцем, они уступали в привлекательности укромным тенистым уголкам вдоль поросших густой растительностью полных ручьев. К этим уголкам и ведущим к ним тропам зачастили горожане с большими рюкзаками. В ущелье пришла оживленная, курортная пора.

Они с Монетой отправлялись теперь только в многодневные дальние вылазки, ночуя под открытым небом, в гротах и шалашах, углубляясь все дальше в горную страну, преодолевая перевал за перевалом, спускаясь в безлюдные ущелья. Когда им приглядывался маршрут на вершину, они останавливались и забирались на нее. Воздух уединения и тишины наполнял их легкие, облагораживал их мысли и упрощал их желания. Они согревали друг друга прохладными ночами, делились едой и водой и научились обходиться несколькими словами в день. Монета легко переносила свое нетипичное собачье детство. Она проявляла достаточно терпения, застегнутая в рюкзаке, благоразумия – на крутых, опасных местах и, высунув язык, охотно отмеривала короткими шажками длинные тропы.

Искателям приключений неизменно нравилось возвращаться домой в пахнувшую Круглолицей хижину, несмотря на то что внимание хозяйки не принадлежало теперь только им. Возвращение Круглолицей в ущелье было краткосрочным. По окончании лета она собиралась в город продолжать учебу и старалась проводить как можно больше времени со своим маленьким сыном. Круглолицей хватало на всех. За неимением выбора, друзья терпеливо переносили постоянное присутствие мальчика в хижине. Втайне от мамы они называли его Разбойником.

Разбойнику повезло с мамой, что он, несомненно, хорошо чувствовал. Наблюдая их вместе, нельзя было не заметить взаимное тяготение и уважение. Мамой Круглолицей руководили безукоризненные инстинкты. Она спокойно и умело направляла неуемную энергию своего сына в безопасное русло. В ее присутствии он заметно смирнел и редко ослушивался. Она играла с ним в разные игры, читала сказки и отпускала в самостоятельные вылазки. Мальчика привлекало окружение хижины: и шумный ручей, и густой кустарник, и каменистые овраги. Вооруженный камнями и палкой, он с азартом охотился за живностью в округе: птицами, бабочками, кузнечиками и змеями, не обескураженный тем, что добыча пока еще ускользала из его рук. Несмотря на старания Круглолицей, светлые волосы Разбойника были всегда спутаны, коленки ободраны, одежда и руки перепачканы. Они быстро нашли общий язык с Монетой и шумно разряжали вместе избыток детской энергии. Наблюдая его в действии, нельзя было не посочувствовать родителям Круглолицей, на попечении которых он оставался осенью.

* * *

Идею, несомненно, навеяли мысли о скорой разлуке. Они с нескрываемым возбуждением обсудили ее, радуясь возможности открыть друг другу свои чувства. Круглолицая с готовностью приняла его предложение отправиться в совместное восхождение. Ее готовность стоила многих слов. Горы не привлекали прожившую большую часть своей жизни в ущелье Круглолицую. Даже их совместное пребывание в хижине, среди альпинисткой суеты и разговоров, не изменило заметно ее интереса к привычному с детства окружению. Она шутливо говорила, что вполне удовлетворила весь свой интерес во время единственного похода в школьные годы.