Текст книги "Наблюдатель"

– Приборы у всех? – гаркнул Давид. – Вперед!

Черногвардейцы разбежались, держась по трое.

Давид постоял, щуря глаза, – лопасти вертолетов рокотали, поднимая пыль и мусор, вся эта дрянь вихрилась вокруг, норовя попасть в глаза. Раздраженно смахнув с лица радужное крылышко местного инсекта, Виштальский пошагал по одной из улиц.

Видами своими улица ничем не отличалась от площади – те же тела, свернувшиеся клубочком или вольно раскинувшие конечности, лежащие вповалку долгоноги, разбросанные вещи. И тишина.

– Тащи его к этому… – раздался грубый голос из переулка. – Ну, на чем мы прилетели!

– К вертолету, – растолковал кто-то.

– Не умничай! – оборвал кого-то первый голос. – Тащи давай!

Из-за угла показался худой, но жилистый оруженосец, влачащий грузного колдуна. Или ведунца. Оруженосец шумно сопел, покряхтывал и шепотом слал непосредственное начальство в далекие пределы.

Коггу досталась ноша куда более приятная – командор нес стройную женщину в обтягивающих брюках-колготках.

– Помочь? – окликали его рыцари с огненосцами, скалясь и подмигивая.

– Перебьюсь… – пыхтел Когг. – И вы перебьетесь!

Черногвардейцы жизнерадостно гоготали, и только Давида не тянуло к ним присоединиться – погано было на душе. Ведь эту женщину с бледным лицом, с копной пышных волос, что свешивались с руки Когга и пружинисто мотались вверх-вниз, тоже ждало физическое удаление в спецлагерь, где она забудет свое имя и станет безликой зэчкой с номером таким-то из блока такого-то. Возможно, в Цхинне эта дамочка кружила голову местным донжуанам, но лагерные будни уравняют всех, сотрут индивидуальность, превратят личности в серую массу.

– Терпи, – прошептал себе Давид, – надо терпеть! Долг превыше всего, понял? – и гаркнул, вымещая раздражение: – Живее давай! Заноси!

Черногвардейцы забегали живее. Тела вычисленных колдунов и ведунцов, а также колдуний и ведуниц поспешно укладывались на пол грузового отсека вертолета, превращенного в «воздушную тюрьму». Набралось «аутло» немало, человек восемьдесят, как минимум.

– Все на борт! – крикнул Виштальский. Дождавшись, пока все погрузятся, он поднялся по аппарели последним.

Двигатели у пары соседних вертолетов замолотили энергичней, лопасти слились в трепещущие круги, и Давид решительно нажал рычаг – трап, смахивающий на отвалившуюся челюсть, приподнялся и захлопнул вход-выход.

Вертолет качнулся, отрываясь от земли, а Великий магистр прошествовал, шатаясь, в пилотскую кабину. Сапоги пилота, вдетые в петли на педалях, оказались на уровне глаз Давида. Задрав голову, он спросил:

– Место назначения знаешь?

– Красные скалы? – сказал пилот со своего возвышения.

– Точно, это между морем и Пустынными горами, километров сто к югу от Хассе. Прямо под скалами – цилиндрические такие здания, они на много этажей уходят под землю, а выход всего один – через башню.

– Удобно, – кивнул пилот. – Темно там небось? Я имею в виду – в том городе?

– Да нет, какие-то источники света вроде имеются, только не понять, где. И – город ли это вообще. Я бывал в таком, на Авроре, – полное впечатление, что ты хомяк и перебегаешь из одной пустой бочки в другую, тоже пустую и непонятно зачем под землю зарытую.

В это время вертолет, крутя шестерку винтов, плавно повернул к востоку и влетел в устье Разруба – огромного каньона, пропиленного давно высохшей рекой в массиве отрога – ответвления Пустынных гор, не дотянувшегося до берега моря. Стены каньона уступами спадали вниз, защемляя цепочку недосохших озер в клиновидной долине. Гул работающих винтов загулял рикошетом, отражаясь от склонов.

Неожиданно, краем глаза, Давид уловил движение на одной из террас. Там суетились десятки фигур, кружась вокруг угловатых сооружений. Какие-то рамки, вертикальные и горизонтальные, откосины вдоль, откосины поперек.

Пока до Виштальского дошло, что же он видит, одно из сооружений резко изменило вид – лежащий брусок мгновенно поднялся, ударив концом по верхней раме.

– Катапульта! – крикнул Давид.

Огромный валун, вихляясь в полете, описывал крутую дугу. Побледневший пилот взял штурвал на себя, но тяжелая машина не обладала резвостью прогулочного геликоптера – глыба ударила в моторную гондолу, вмяв корпус турбины, и срикошетила вверх, попадая под удар лопастей.

Вертолет сотрясся. Турбину заклинило, пару лопастей согнуло и оторвало – одна угодила под передний правый винт, а другая пропорола борт, как мечом.

Дикий скрежет заполнил отсек. Давид мигом скатился на пол, и перекрученная лопасть со звоном прошлась над головами сидящих рыцарей, ударила, разрубая Зесса в поясе.

Траппер охнул и просипел, выдыхая последний раз в жизни:

– Я ж свой.

И умер. А вертолет тряхнуло еще пару раз. Оглушительно лопнула балка каркаса, лист органической обшивки сорвало набегающим потоком. Два из шести моторов заглохли, но остальные тянули, удерживая винтокрылого пузана в воздухе.

– Зависни! – рявкнул Давид и бросился в хвост. Рванув рычаг, он заставил аппарель опуститься. Горный воздух, нагнанный винтами, загулял по отсеку.

– Развернись на десять часов!

Пилот понял. Вертолет качнулся, и терраса с катапультами вплыла в проем грузового люка.

– Огненосцы!

Давид сорвал с плеча бластер и выстрелил навскидку. Бледно-фиолетовый луч ушел, разнеся пополам глыбу на склоне.

– А, ч-черт.

С чувством жестокой ярости Виштальский бил и бил из бласта по мечущимся фигуркам. Три или четыре импульса попали в цель – фигурки ломались в поясе и падали, черные и скрюченные. Когг с Диу выскочили на тряскую аппарель и открыли огонь из лучеметов. Лазеры-пакетники изрезали пару катапульт, равно как и расчеты вдоль и поперек, но с третьим метательным орудием припоздали – трапперы смогли-таки развернуть тяжелую конструкцию и выбить защелку на шатуне.

Сразу три струи плазмы протянулись к катапульте, пережигая ее в пепел, но выпущенный снаряд уже летел, как мяч в ворота.

– Ложись! – завопил Давид.

Наученные горьким опытом, черногвардейцы упали на пол, а каменюка просвистела через весь грузовой отсек, ударила в ребристую палубу под вторым этажом, вышибла дверь в кабину пилотов и вылетела сквозь расколоченный блистер, увлекая за собой тучу сверкающих осколков и тело вертолетчика.

– Великий Космос! – выдохнул Виштальский, бросаясь по кренящемуся коридору к разбитому носу геликоптера.

Машина опасно кренилась и клевала носом, а Разруб за дырой в блистере качался и кружился. Давид забрался в искореженное кресло пилота и ухватился за штурвал, проклиная земных затейников, столь рьяно соблюдающих закон о нераспространении военной техники. Ну хоть киберпилота установить можно было?!

С третьей попытки он нашел-таки нужную клавишу и переключился на ручное управление. Штурвал дергался в руках, но машина более или менее выровнялась. Тянуть не тянула, но и не падала – снижалась, шатко и валко. Воздух, врываясь в разбитое остекление, гудел и выл, хлопали на ветру полуоторванные листы облицовки, ревели с перебоями турбины.

Стены каньона сходились книзу в узкую полоску каменистого дна, и Виштальский приложил все силы к тому, чтобы сесть не поперек. Ему это почти удалось – вертолет плюхнулся, вздувая тучи песка, проскрежетал по камням и резко вильнул, задевая крайним винтом поверхность утеса. Лопасти, ударив по камню, мигом скрутились восьмерками и лопнули, разлетелись, чертя по скальной поверхности пылящие борозды.

И все стихло.

Ошеломленный, Давид посидел немного, сжавшись и напружив мышцы, потом с трудом расслабил спину, разлепил пальцы, сжимающие рукоятки штурвала. Выдохнул.

Сразу донесся глухой свистящий рокот двух ведомых вертолетов – машины шли выручать ведущего.

Сглотнув пересохшим горлом, Виштальский обернулся и увидел в развороченном дверном проеме бледного Когга. С рассеченной брови приора на щеку капала кровь.

– Передай там, – просипел Давид, – чтоб выходили.

– Так точно… – Когг осмотрелся и потряс головой. – Ну… – Он задохнулся. – Ну, вообще!

– Топай, топай давай.

Виштальский вылез из кресла – и вышел коротким путем – спрыгнул на землю через разбитый блистер. Заболела нога. Что он этой ногой выделывал? Чего ей надо?

Шум винтов вверху перешел в грохот, тугие потоки воздуха ударили вихрем, разметая мелкие осколки. Ведомые осторожно втиснулись в узкую долину, почти касаясь кончиками лопастей противоположных краев каньона, и спустили трапы.

– Все наверх! – заорал Давид, перебарывая рев моторов. – Поднимаемся в грузовой отсек и по лесенке в салон, на второй этаж! Бегом!

Черногвардейцы, еще плохо пришедшие в себя, послушно побежали, затопотали по трапам, скрываясь в пассажирских люках зависших вертолетов. Последним прошкандыбал Виштальский.

Машины медленно поднялись, выбираясь из теснины, и стали разгоняться.

– Магистр! – завопил очухавшийся Диу. – Ты нас спас!

– Не всех… – скривился Виштальский.

Давид испытал странное ощущение – словно что-то перегорело в душе, осыпалось пеплом. Даже чудился запашок гари. Убивать он научился, а вот друзей терять не привык еще.

3

Почти декаду Черная гвардия моталась по всему Восточному материку – от Большой реки до Пролива, от Полуострова до Пустынных гор – следом за крейсерами и линкорами, облучавшими из бортовых биопарализаторов города и веси. Цхинна, Сахуа-Ветта, Изза-Цхо, Снорк, Цзе-Куа. Вереницы тяжелых транспортных геликоптеров и грузо-пассажирских турболетов свозили в спецлагеря сотни и сотни нелояльных. Курредаты скоро перестали обращать внимание на бесшумные громады звездолетов, на гул и рокот авиации, тем более что и «божники» целыми толпами грузились на борт линкора «Максимус», и тот переправлял бедняков с середняками в Заморье, где конкистадоры планомерно зачищали степь, тесня кочевников, отодвигая фронтир все дальше на запад. Бригады эмбриотехников днем и ночью активировали сотни «сперматов», и те разворачивались в стандартные пластилитовые домики. Надо было видеть счастливые лица новоселов, въезжающих на дармовую жилплощадь! Земляне, устанавливавшие энергоприемники на крыши аккуратных коттеджиков, плохо понимали радость курредатов. Мамы с папами рассказывали им о бедствиях последней войны, когда приходилось месяцами жить в палатках, дожидаясь очереди вселиться в новый эмбриодом, выращенный взамен разрушенного пришельцами, но это было не совсем то. Им бы побывать в шкуре средневекового пейзанина, заморенного тяжким трудом в поле, затюканного наглыми графьями, запуганного попами. Подарите такому работяге дом, дайте ему – бесплатно! – участок земли – и вы увидите Абсолютно Счастливого Человека.

Эти соображения утешали Давида, когда он стоял на вершине холма и наблюдал, как разгружается очередной вертолет, доставивший партию заключенных из вольного города Горгии.

Колдуны и ведунцы брели понуро, под конвоем черногвардейцев, и попадали в новый спецлагерь, окруженный защитным периметром. За воротами зэков ждали автономные блок-модули, приземистые, серые с белым, расставленные как по линеечке.

Виштальский, в начищенных сапогах, в черных брюках с узорчатыми лампасами, в куртке того же цвета, расшитой серебряным позументом, стоял, широко расставив ноги, и думал, что ему бы подошла сейчас не шляпа с перьями, а фуражка с высокой тульей. И еще бы руны в петлицы. И «Рыцарский крест» на шею.

Внезапно завыла сирена, и разнесся металлический голос, проревевший по-русски: – Секторальная тревога!

Давид увидел бегущего человека, колдуна или ведунца, сбившего с ног конвоира и несущегося к стене периметра. Толпа зэков остановилась, сбилась в кучу и ждала развязки. Черногвардейцы тоже ждали, не спеша открывать огонь на поражение. Беглец, скача зигзагами, добрался до периметра и полез по стене вверх. Он дотянулся до тросиков, натянутых на изоляторы. Брызнули искры, тело выгнулось дугой и полетело на землю.

Роботы медслужбы появились тут же и утащили пострадавшего в медблок, что стоял на задах лагеря, рядом с шестигранным корпусом энергостанции и кубом общей столовой. Шары психоизлучателей тут же втянули длинные иглы, сирена стихла, красные световые столбы перестали мигать. А зэки, которым был преподан бесплатный урок, тронулись дальше.

Виштальский усмехнулся: когда этот несчастный полетел на землю, пораженный током, в Давиде Марковиче ничего не сжалось, не екнуло. Давид Маркович продолжал спокойно постаивать, заложив руки за спину, – и досмотрел спектакль до конца. Зэк полетел на землю, то ли жив, то ли мертв, а на лице Великого магистра, графа Тавиты Вишту-но-Мосса-но-Олла-но-Голлата не дрогнул ни один мускул. Великий магистр сохранял респектабельность и полнейшую невозмутимость.

Сбоку подбежал адъютант Цзеху-но-Лотта и прошелестел:

– Кхенти, вас вызывает император!

Виштальский молча протянул руку. На его ладонь была трепетно опущена плашка блок-универсала – тоже отстой, но Свантессен чтил закон о военной технике – высоким технологиям не место на отсталой планете.

Давид поднес «бэушку» к уху и сказал:

– Слушаю, мой император.

Прямо перед ним заплясала стереопроекция, будто выцветшая на ярком солнце.

– Прежде всего – мои поздравления, магистр, – задвигались тонкие губы Свантессена. – Зачистка проведена по всем правилам, обошлось без массовых силовых акций.

Виштальский сдержанно поклонился.

– Сообщаю последние известия, – продолжал император, наметив улыбку. – Научные группы высадились по всему меридиану, от Северного архипелага до Горелого острова. Археологические лагеря развернуты по всем узловым пунктам: в крупнейших роботизированных хабитатах Волхвов, в производственных континуумах, в мегакомплексах и терминалах тоннельных городов. Сириусяне читают лекции в Комиссии по изучению следов деятельности иного разума, а наши спецы пустили в ход все резервы – от интравизоров до тяжелых систем. За один день ксенологи обнаруживают больше предметов внеземной культуры, чем во всей доминанте их находят за десятилетия! Это несомненный успех, Тавита.

– Но вас что-то беспокоит, мой император? – вставил Виштальский.

– Да. Заморье. Кочевники постоянно нападают на зоны научных групп, и ученым сложно вести исследования с оружием в руках. А политическая ситуация складывается, прямо скажем, тревожная – на окраинах системы финишировали корабли таоте и кхацкхов в количестве полуэскадры, замечены отдельные звездолеты риттов. Короче говоря, нужно срочно активизировать зачистку территории в Заморье, хотя бы на Побережье и на равнине Аларгет. Резервации практически готовы, осталось загнать в них кочевников. Понимаете намек?

– Когда выступать? – спросил Давид, недоумевая, какая связь между прибытием чужих и деятельностью астроархеологов с ксенологами.

– Сейчас же!

– Будет исполнено.

Виштальский вернул блок-универсал адъютанту и резко сказал:

– Приоров и гофмаршалов – ко мне! Срочно!

– Слушаюсь!

– Турболетам готовиться к взлету. Гвардию поднять по тревоге. Исполняйте.

– Так точно!

Цзеху-но-Лотта помчался мухой, и скоро военная машина завертелась – приказы отдавались по нисходящей, достигая рядовых бойцов, проверялись оружие, техника, тыловое обеспечение. А Великий магистр продолжал стоять на холме. Он глядел на дело рук своих, и лицо его хранило бесстрастное выражение.

Катамаран переплывал Внутреннее море неделю. Турболету хватило двадцати минут. Вскоре за влажным блеском волн поднялась цепь гор. Турболет набрал высоту, и черные пики с мазками снегов проплыли понизу, опадая до плоскогорья, курчавясь лесами и перелесками, расстилаясь гладкой степью. Аларгетская равнина. С высоты заметить перемены было сложно. Всё так же вздымались циклопические сооружения Волхвов, все так же в зарослях буша брели стада сукури, а стайки змееголовов крутились вокруг, желая пообедать. Лишь изредка мелькали форты, похожие на ранчо, и ранчо, смахивающие на форты, а в одном месте Давид увидел ферму – среди подсохшего разнотравья чернел квадрат вспаханной земли.

За большим круглым озером, чьи воды отливали малиновым цветом, турболет пошел на посадку. В иллюминаторе Виштальский заметил квадратные гусеничные платформы, похожие на танковые, только вместо башен над ними возвышались пятиметровые решетчатые конусы, на остриях которых вертелись шары-тысячегранники.

Это были старинные бронетранспортеры с направленными психоизлучателями, музейные экспонаты времен Второй Гражданской войны. Полтора века назад их использовали для принуждения к миру, когда гасили локальные конфликты по всей Земле и создавали зоны демилитаризации. И вот, пригодились боевые машины в стиле «ретро».

Танки стояли линейкой, а их смешанные экипажи, набранные наполовину из землян-добровольцев, наполовину из продвинутых курредатов, ходили вокруг, загорали на броне, лениво чистили оптику.

Турболет сделал круг, завис, опустился в истрепанную выхлопами траву. Давид первым сошел с пружинящего трапа и отрывисто бросил:

– Командира ко мне. Живо.

Он не повышал голоса, но его ледяной тон замораживал, как суперфризер – лед для коктейля.

Местное начальство сразу забегало, и очень скоро явились сразу три командира. Землянину, командовавшему танками, Виштальский сухо кивнул, а двух младших магистров от кавалерии приветствовать не стал.

– Времени у нас мало, – объявил он, – необходимо до полудня собрать всех верховых.

– Соберем, Великий магистр! – вякнул один из кавалеристов. Давид на него посмотрел так, что младшему магистру сразу захотелось откусить себе язык.

– Пойдем таким порядком, – продолжил Виштальский и обернулся к степи. – Танки двинутся редкой цепью, на расстоянии ста шагов друг от друга. Всадники поскачут между ними – рыцари впереди, арбалетчики позади. Черногвардейцы сядут на танки, на верхнюю броню. Не стрелять! Далее. Левым флангом следуем по берегу Малинового озера – на запад, поворачивая к югу. Отжимаем кочевников. С юга у озера исток, там водопад и глубокое ущелье. Когда мы прижмем варваров к обрыву, им останется либо вниз сигать, либо двигаться по коридору между танками и кручей – прямо в резервацию. – Повернув голову к землянину, с интересом слушавшему вводную, он спросил по-русски:

– Резервация готова?

Землянин очень удивился, но быстро справился с собой.

– Да, – кивнул он. – Местность там красивая, мы поставили много палаток и спектроглассовых домиков. Ограждение типа «Монжо» – башенки такие, испускают лучи перекрестьем. Самые смелые сумеют подойти метров на десять – сначала испытают ужас, а ближе просто утратят волю, зато получат слабый посыл к возвращению. Входная секция пока разблокирована.

Давид кивнул, поднял и опустил руку:

– Начали!

Затопотали тысячи сапог, зафыркали долгоноги, заурчали двигатели танков. Машины, качая башнями, стали медленно разъезжаться. Черногвардейцы запрыгивали на бегу и цеплялись за перекладины решетчатых вышек. Цепь все удлинялась и удлинялась, пока крайние танки не скрылись за горизонтом.

Давид влез на левофланговую машину, присел на командирскую башенку и покрепче ухватился за трубчатую конструкцию вышки гипноиндуктора. Охота на людей началась.

Танк лопотал гусеницами по краю воды, выбрасывая сзади фонтаны мокрого песка. Малиновое озеро было гладким, как желе из одноименной ягоды, и на горизонте казалось темно-багровым. Виштальский глянул на воды озера, кое-где подернутые рябью, посмотрел на розовое небо, где повисли бледные полумесяцы, – будто лишний раз убедился, что он не на Земле.

Кочевники не нарывались на неприятности. Порою показываясь вдалеке, они скакали, поднимая долгоногов на дыбы и потрясая копьями, но не приближались ближе, чем на выстрел из лука.

Не отпуская перекладины, Давид уселся на командирскую башенку и задумался – настолько глубоко, насколько это было возможно в условиях тряски и дерганья.

Он думал о том, что нужно бы встретиться и переговорить с императором – больно уж много вопросов накопилось. Великий магистр согласен подчиняться дисциплине и выполнять приказы, но он уже не рядовой арбалетчик, чтобы делать это не рассуждая. Почему император так спешит с раскопками всех этих терминалов и хабитатов? Куда он так гонит? Однажды Свантессен проговорился и сказал о «расконсервировании объектов». О чем речь?

Давид думал о Земле и о себе. О том, как его изменил этот проклятый, лживый, расколотый мир, как прогнул под себя, заставив убивать и мстить, ненавидеть и сатанеть от злобы. Великие небеса, как же далеко Земля – такая ласковая, добрая, милая Планета! И как легко человек отвыкает от хорошего и славного мира, где не надо бояться, плакать от горя и выть с отчаяния.

Ностальгия мучает, но и греет – испытываешь гордость за то, что ты здесь, так сказать, на переднем краю, по колено в крови и грязи и занят очень важным делом. Бережешь Планету от зла. Охраняешь научников, тех, кто кует оружие новых побед. Гоняешь «плохих парней» и осчастливливаешь тех, кто хорош для Земли. М-да, похоже, что исполнение долга придает жизни своеобразную терпкую сладость и то редкое удовольствие, что играет на грани между садомазохизмом и глухой тоской.

Неожиданно Давид почувствовал онемение в пальцах. И лицо словно задубело. Такое ощущение, будто с мороза пришел. Это сработал гипноиндуктор – выдал направленный импульс и задел его излучением.

Виштальский глянул вперед.

Цепь танков подходила к ущелью, сотни кочевников носились на долгоногах взад и вперед, самые отчаянные кидались в атаку, но даже рыцарям, прикрывавшим щитами себя и следующих за ними арбалетчиков, не приходилось вступать в бой – танки малыми импульсами отгоняли варваров, волнами насылая леденящий ужас.

Машины остановились в пятидесяти метрах от края пропасти. Между ними, как живая стена меж башнями крепости, замерли рыцари.

– Внимание! – заревели звучатели, передавая приказ на языке фнатов: – Всем бросить оружие и следовать вдоль строя! Там вас ждут вкусная пища, новые дома и отдых! Следуйте вдоль строя!

Кочевники завертели головами, резко и отрывисто переговариваясь. Многие из них были испуганы, растеряны, но хватало и тех, кто сохранил холодную решимость.

Внезапно трое или четверо варваров сорвались с места и с дикими воплями погнали долгоногов к обрыву. У Давида снова онемело лицо, но импульс припоздал – дико визжащие долгоноги скрылись за кромкой.

– Прыгнули слабые! – проревел голос. – Прыгнули те, кто испугался трудностей жизни!

Виштальский пригнулся и постучал в люк. Лязгнул запор, и наружу вылез командир, приглаживающий мокрые волосы.

– Великий магистр?.. – начал он.

– Меня зовут Давид, – отмахнулся Виштальский. – Ты вот что – сможешь подозвать кое-кого из толпы?

– Кого именно?

– Мудрого Хварра, храброго Фрру, милостивого Норру. Скажешь, их ждет Тавита Вишту.

– Щас!

Танкист скрылся в утробе бронехода, и тут же репродукторы загремели снова, призывая вышеперечисленных подойти к крайней машине.

Целую минуту фнаты переваривали услышанное, потом началось множественное движение – и вот двое кочевников двинулись к крайнему танку, ведя за собой долгоногов в поводу.

Виштальский спрыгнул с гусеницы на землю, неспешно зашагал навстречу. Пожалуй, он соскучился по этим наивным, кровожадным, невежественным, простодушным обитателям степи. Хоть всё, что случилось с ним в этих местах, заняло всего пару дней, но эти дни заполнены были под завязку, с верхом, так, что иному на три долгих жизни хватит – и еще останется.

Недавние друзья сошлись. Хварр выглядел постаревшим – он еще сильнее усох, морщины глубже избороздили лицо, но крепости шаман не растерял. Видно было, что этого фната из железа делали и из сыромятной кожи. А Фрру нисколечко не изменился – все такой же открытый, непосредственный – и себе на уме. Сейчас его обычная ухмылочка тоже гуляла по губам, но был в ней и какой-то оттенок растерянности – фнат был явно не в своей тарелке.

– Да пребудут с вами Творцы, – сказал Давид, прикладывая пятерню к груди.

– Да будет так, – каркнул Хварр. Пожевав губами, он строго спросил: – Ты привел Страшных-людей-с-моря?

– Я повелеваю ими, – спокойно ответил Виштальский. – Они больше не будут убивать фнатов – я не позволю им делать это.

– Тогда зачем они здесь?

Зоркие глаза Хварра смотрели так пронзительно, что у Давида и мысли не возникло соврать. Но начал он издалека.

– Видел ли мудрый Хварр большие корабли в небе? – осведомился Виштальский.

– И не раз. Все кричали, что это знамение и провозвестие, но старый Хварр не верил тому. Корабли не принесли покоя и счастья в степь. Нас гонят, как сукури!

– Ты ошибаешься, мудрый Хварр. Люди-с-неба построили много домов для фнатов, там вас ждут пища и покой. А счастье. Каждый из нас сам творит свое счастье, как может и как хочет.

– Если нам желают счастья, то зачем загонять к нему самобеглыми кибитками и молниями?

– Да потому что сами вы не пойдете. Потому что мирной и спокойной жизни вы предпочтете войну. Потому что вы не желаете оставаться на месте, возделывать землю и строить, а будете кочевать из грязи в грязь, не оставляя после себя ничего, кроме дерьма и мертвечины!

Хварр пожевал губами и кивнул.

– Да, мы именно таковы, – признал он грустно. – Такими были наши предки, такими станут наши потомки.

– Не станут, – твердо сказал Виштальский. – Позволь своим детям и внукам самим выбирать, что для них лучше – строить или разрушать, сеять или срывать, убивать или рожать. Ты говорил о предках. А почему ты ни слова не сказал о Творцах? Посмотри туда, на восток, о, мудрый Хварр! Что ты видишь там?

Шаман прищурился, вглядываясь в мутный горизонт, из-за которого прорастала в небо усеченная пирамида – производственный континуум Волхвов.

– Это построено Творцами, – негромко сказал Хварр, и голос его дрогнул.

– Вот именно – построено! И стоит уже много тысяч лет, восхищая и вас, и нас! Так почему же вы не хотите сами приобщиться к великим знаниям Творцов? Почему не хотите сравниться с ними в умениях? Кто вам мешает строить, как Творцы? Жить, как Творцы? Твой народ долгие века ждал возвращения Творцов, а мой народ сам мечтал полететь за небо! Мечтал, учился, творил, работал! Пробовал из века в век – ничего не получалось. Люди снова пробовали, попытка за попыткой, и у нас начало что-то выходить. Ты видел корабли над степью – это наши корабли. Мой народ построил их. Нам еще далеко до Творцов, мы только учимся, но обязательно станем такими, как они. Почему бы и твоему народу не пойти тем же путем? Не мыкаться по степи из века в век, повторяя судьбу своих предков, а вырваться из круга?

Хварр нахмурился.

– Не знаю, – сказал он уклончиво. – То, о чем ты говоришь, слишком велико, чтобы сразу уместиться в голове.

Качая длинными седыми волосами, шаман повернулся и побрел обратно, согбенный и немного жалкий.

– Вряд ли я его убедил… – пробормотал Давид.

– Все равно я рад! – расплылся в улыбке Фрру. – Рад, что ты живой. И вообще! Таким большим человеком стал!

– Я тоже рад тебя повидать, Фрру. Как поживают мои жены?

Охотник неожиданно расстроился.

– Понимаешь… – закряхтел он. – Мы тогда подумали, что ты погиб… И мы… Ну… Сейчас твои жены выбрали себе новых мужей. Вот.

– И правильно сделали, – обрадовался Давид. – Чего им в одиночку мыкаться? Все равно, большой им привет от меня.

– А как же! – воскликнул Фрру.

– И вот еще что… Хварру я этого не говорил, а тебе скажу. Можешь и ему передать. Сейчас в степи много людей-с-неба. Они… они как следопыты в лесу, пытаются понять, как Творцы делали свои волшебные вещи. Они как бы учатся у Творцов, понимаешь? Это очень сложная работа, даже я ничегошеньки в ней не понимаю. И такой работе нельзя мешать. Поэтому на всю степь накладывается табу. Нельзя будет приближаться к Крепостям и Городам. Нельзя будет воевать и вообще появляться с оружием в степи. Понимаешь? Лицо Фрру просветлело.

– Так вот почему Страшные-люди-с-моря хотят, чтобы мы ушли за Невидимые Стены? – воскликнул он.

– Этого хотят не они, – покачал головой Давид, – этого хочу я и все те люди-с-неба, кто обладает властью. Так будет лучше и для вас, и для нас. И это не навсегда – как только наши следопыты разгадают тайны Творцов, Невидимые Стены падут.

– Я скажу об этом всем нашим, – решительно сказал Фрру.

– Скажи. Пусть люди поймут. Или смирятся. Хуже, чем есть, не будет, а вот лучше – очень даже может быть.

Храбрый Фрру вскинул руку в жесте прощания и пошагал к фнатам, бурно обсуждавшим новости, переданные Хварром. Пускай охотник добавит информации, подумал Давид. Думать всегда полезно.

– Ну, чего? – спросил его танкист, высовываясь из люка.

– Увидим, – прокряхтел Виштальский, влезая на танк. Прошло минут пятнадцать, пока разнонаправленные движения в толпе фнатов не обрели общий вектор – долгоноги верховые и запряженные в чужеземные танки медленно двинулись по «гуманитарному коридору» между краем пропасти и «миротворцами».

Левофланговый танк развернулся на месте и покатил вслед за кочевниками. Но подгонять их больше не пришлось – организованной толпой фнаты вошли за «Невидимые Стены» резервации, и две башенки тут же заблокировали открытую секцию. Посторонним вход воспрещен.

– Кхенти! – крикнул Когг. – Вы только гляньте!

Давид обернулся к северу, куда показывал рыцарь, и поднял брови в изумлении – над степью распахивалась ночь. Темный круг черного неба расширялся в вышине, и в этом колоссальном проеме плясали звезды, понемногу принимая обычные очертания. Созвездие Угла, созвездие Северного Щита, созвездие Сломанного Копья, Бледная Звезда.

Морозным веянием потянуло по степи, дико заверещали птицы гуг, и тут круг ночи снова стянулся в точку. Пропал. И только исполинская туча инея продолжала клубиться, вихрясь от земли до стратосферы.

– Великие небеса, – пробормотал Давид, – черные и голубые.