Текст книги "Синдром Титаника"

– Значит, ты считаешь, что именно назначенные врачом лекарства стали причиной аритмогенного коллапса? – прямо спросил скептик.

– А ты как думаешь? – в свою очередь спросил реалист.

– Свежо предание, да верится с трудом.

– Я не призываю тебя верить или не верить во что-то. Просто констатирую некий факт, логически укладывающийся в цепочку «перелом фаланги пальца – образование тромба – медикаментозное лечение – аритмогенный коллапс».

– И что же является, по твоему мнению, основной причиной того сбоя, который уложил тебя в больницу?

– Разве я говорю о какой-то единственной основной причине? Речь идет о разных факторах, которые в своей совокупности могли способствовать возникновению коллапса.

– Ты верно подметил, – удовлетворенно хмыкнул скептик. – Совокупность этих факторов могла привести к подобному сбою. Но не факт, что именно она так повлияла на твое самочувствие, что ты непременно оказался сначала в машине «скорой помощи», а затем в городской больнице.

– Пожалуй, соглашусь с тобой, – примирительно заметил реалист. – Сама по себе совокупность тех факторов, о которых мы говорили, могла и не сказаться так остро на организме, как это случилось.

– Тогда к чему весь этот самоанализ?

– В том-то и дело, что не весь.

– Не понимаю.

– А чего тут не понятного? Полагаю, что удалось выявить только часть тех факторов, которые обусловили столь прискорбный результат – потеря сознания, «скорая помощь», больница.

– Ты хочешь сказать, что имеются и другие факторы, кроме перечисленных выше.

– Вполне допускаю.

– Например?

Реалист задумался, подыскивая подходящие слова. В это время тишину нарушил женский голос, идущий явно не изнутри, а извне:

– Как в воду глядела. Предчувствовала, что больше не увижу его живым. О господи, и на кого он нас покинул! Под воздействием этого голоса Левин пришел в себя. Очнулся от нахлынувших воспоминаний. Вернулся в настоящее.

Недалеко от того места, где он сидел на скамейке, увидел трех человек. Двух женщин и маленького ребенка. На лице молодой женщины отражалась неподдельная скорбь. Пожилая женщина прижимала к себе маленького ребенка, видимо, внука и успокаивала рядом стоящую молодую женщину.

– Так уж случилось. На все воля божья. Что делать! Володю уж не вернешь. А тебе надо дальше жить. Поднимать сына. Я, конечно, как могу, буду помогать. Но сама знаешь. Здоровье уже не то. Да и годы дают знать о себе. Так что возьми себя в руки. Надо дальше жить ради сына.

Левин не сразу понял, в чем дело. То есть было очевидно, что стоящих поодаль людей постигло горе. Умер близкий им человек, судя по всему, муж молодой женщины. Но почему убитые горем люди стоят чуть поодаль от маленького здания, у стены которого Левин сидел на скамейке, – это оставалось загадкой. Лишь при внимательном рассмотрении этого здания все встало на свои места.

В воскресенье, когда они с женой облюбовали это место, оно показалось Левину подходящим, поскольку никто не проходил мимо и не мешал общению. Но сегодня он неожиданно для себя обнаружил, что небольшое, уединенное здание является моргом. В воскресенье морг был закрыт для доступа родственников умерших, а в понедельник они могли прийти, чтобы взглянуть на ушедшего из жизни дорогого им человека.

Подобное открытие никак не радовало. Напротив, Левин тотчас же встал со скамейки и пошел наматывать круги, проходя мимо различных корпусов больницы и стараясь обойти стороной тот корпус, в котором производился ремонт. Хотелось побыть в относительной тишине, а не бродить под звуки шума, производимого рабочими.

Отойдя от морга, Левин лишь невольно подумал: «Как непредсказуемы события нашей жизни! Сегодня бегаешь, сломя голову по делам, суетишься и мельтешишь. Завтра можешь оказаться в больнице, а послезавтра в морге. Никому не ведомо, что с нами может случиться в ближайшем будущем. Строим планы, лелеем надежды, смотрим в будущее, в то время как внезапная болезнь и скоротечная смерть способны все это перечеркнуть».

Не хотелось размышлять на эту тему. Не потому, что она не заслуживает того, чтобы уделять ей внимание. Напротив, эта извечная тема требует глубокого осмысления. Но в данный момент так внезапно прерванные воспоминания еще давали знать о себе и не располагали к размышлению о феномене смерти.

Апрельское солнце по-прежнему пригревало, хотя оно давно перешло зенит и медленно направлялось к закату. До заката было еще далеко, тем не менее, тени от различных корпусов больницы удлинялись, и не так-то просто стало отыскать уединенное место, где бы солнечные лучи могли ласково касаться лица. Впрочем, Левин не искал другой скамейки. Ходил по асфальтовым дорожкам, обращал внимание на достопримечательности, находящиеся на территории больницы.

Пройдя в сторону от въездных ворот и проходной, в которой находился охранник, он дошел до противоположной стороны заграждения и обнаружил еще один вход на территорию больницы. При желании через него можно было свободно как войти на территорию больницы, так и выйти на боковую улицу. Судя по всему, охранялся этот вход или выход не так бдительно, как главная проходная, через которую обычно проходили сотрудники больницы, а также посетители, навещавшие своих родных и знакомых. Во всяком случае то ли охранник, то ли кто-то другой сидел на возвышении в нескольких метрах от прохода, читал какой-то журнал и не обращал внимания на то, что происходило вокруг.

Левин свободно прошел через этот проход, сделал несколько шагов вдоль боковой улицы и так же беспрепятственно вернулся на территорию больницы. Невольно подумал о том, что, если бы у какого-то пациента возникло жгучее желание выпить чего-нибудь горячительного, то он мог бы спокойно выйти за территорию больницы, купить, скажем, бутылку водки в ближайшем ларьке или магазине и незаметно вернуться обратно. Да и при входе в больничный корпус никто бы не остановил его, тем более не стал бы обыскивать.

«Интересно, – промелькнула мысль, – знают ли об этом проходе Виталий и Николай, которые говорили о своем желании пропустить по стопарику. Пожалуй, вряд ли. И не потому, что относятся к категории лежачих. Просто они настолько поддались лени и ничегонеделанию, что едва ли способны сделать лишний шаг. И не факт, что желание принять на грудь по сто грамм, окажется достаточным стимулом, чтобы совершить необходимые телодвижения».

Эта мысль лишь промелькнула в голове и, не задерживаясь, исчезла из поля сознания. Левин ходил по территории больницы, не думая ни о чем существенном. Просто ходил. Дышал воздухом.

В целом с момента выхода из терапевтического отделения прошло более трех часов. Солнце зашло за облака, которые стали заполонять все небо. Подул невесть откуда взявшийся ветер. Стало значительно прохладнее. Нужно было идти в свой корпус и в свою палату.

В палате возле кровати беспомощного мужчины сидела его жена, сменившая дочь. Поздоровавшись с Левиным, она сообщала, что приходила медсестра, которая его искала. Она просила передать, что Левин должен пойти срочно в рентгенологический кабинет. По названному номеру он сообразил, что кабинет находится на первом этаже. Снова спустился на лифте на первый этаж, откуда поднялся несколько минут тому назад.

Нашел рентгенологический кабинет. Находящаяся там медсестра сообщила, что Левин пришел слишком поздно. Рентгенолог закончил свою работу. В свою очередь он спросил, может ли прийти завтра утром, на что получил утвердительный ответ. До ужина оставалось совсем немного времени, и он вернулся в свою палату.

Беспомощный мужчина по-прежнему лежал на своей кровати с закрытыми глазами. Толи спал, то ли дремал. Виталий сидел на стуле возле столика с фруктами, которые, как оказалось, дали больным на полдник, и уплетал яблоко. Николай сидел на своей кровати и что-то жевал. Когда Левин подошел и сел на свою кровать, между ним и находящейся рядом женой беспомощного мужчины завязался непринужденный разговор. Точнее, она сама решила поделиться своими переживаниями:

– Врачи не говорят ничего определенного. Вроде бы расстройства желудка у мужа нет. Стул нормальный, хотя он сам не может дойти до туалета и приходится менять памперсы. Но это не так страшно. Моя дочь и я делаем все возможное, чтобы он не испытывал лишних неудобств. Днем с дочерью дежурим по очереди. Ночью к нему приходит нянечка, которая в случае чего сменит ему памперсы. Но вот сколько он будет находиться в таком состоянии и как долго нам придется быть рядом с ним здесь, в больнице, неизвестно.

Левин сочувственно кивнул женщине и выразил надежду, что все образуется:

– Не отчаивайтесь! Надейтесь на лучшее и верьте, что ваш муж вскоре станет таким же бодрым и веселым, каким он был в день его 70-летия.

– Дай-то Бог! – тихо произнесла она. – Вы не думайте, я не жалуюсь. Сколько потребуется, столько и буду сидеть с ним. Но хотелось бы поскорее забрать его домой. Дома ведь и стены помогают. Но в таком состоянии его никто не отпустит из больницы. Всего второй день после реанимации. Настолько ослаб, что сам ничего не может сделать.

Женщина горестно вздохнула, немного помолчала, а потом добавила:

– Мы так хорошо прожили с ним всю жизнь. Нельзя сказать, чтобы душа в душу, поскольку, как вы знаете, всякое бывает в семье. Но никаких серьезных разладов между нами не было. Напротив, все наши друзья говорили, что мы, как одно целое. И это действительно так. И вот такое несчастье свалилось на нашу голову. Кто бы мог подумать, что он окажется в подобном беспомощном состоянии!

– Крепитесь! Не теряйте силы духа!

– Конечно. Иного выхода нет. Кто, как не я, знает, что он чувствует, чего хочет. Одного его взгляда достаточно, чтобы я поняла, в чем он нуждается. Ну, куда он теперь без меня! Мы уж как-нибудь вместе. Лишь бы все обошлось и он поправился. А дома я уж все сделаю для того, чтобы подобное не повторилось. Лишь бы он сейчас выкарабкался.

Женщина посмотрела на Левина, чуть улыбнулась, вернее, выдавила из себя что-то вроде улыбки и погладила одеяло мужа своей рукой.

Громкий голос из коридора возвестил о начале ужина. Немного переждав, Левин направился в столовую. Взял свою порцию и поискал глазами свободное место. Кто-то махал рукой. Это была Алла, одна из тех дам, с которыми он ранее познакомился:

– Подсаживайтесь к нам, – милостивый государь, – весело прощебетала она. – Вы куда-то пропали. Нехорошо оставлять женщин одних.

Левин подошел к столу, за которым они сидели. Обратил внимание на то, что пышная прическа Аллы отдает особым блеском, а она сама вся сияет от удовольствия. София тоже выглядела бодрой, но сдержанной. Приняв шутливый тон, Левин изрек:

– Милые дамы! Вы – само очарование. Я приветствую вас на этой трапезе и нижайше прошу разрешения присоединиться к вам, чтобы разделить этот великолепный ужин.

– Какая галантность! Вот что значит настоящий мужчина, – тут же отреагировала Алла.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – тихим голосом пригласила Софья.

– Благодарю вас. Разве можно пройти мимо таких прекрасных дам, в обществе которых начинаешь чувствовать себя «вьюношей».

– Надеюсь, вы не смеетесь над нами, – игриво проговорила Алла.

– Как можно? Напротив, я восхищен. Какая грация! Какая потрясающая прическа!

– Я помыла голову, – польщенная словами Левина заметила Алла. – Впрочем, у меня всегда такая копна волос.

– Как у Анджелы Девис, – прокомментировал Левин.

– У кого? – непонимающе переспросила Алла.

– Анджела Девис – чернокожая американка с огромной копной вьющихся волос, – пояснила Софья. – Когда-то о ней много говорили в нашей стране, а ее фотографии были напечатаны в газетах.

«Эрудированная дама, – отметил Левин про себя. – Спокойная, понимающая, мудрая. Видимо, не зря у нее такое имя – Софья. А Алла – себялюбивая веселушка, не обремененная особыми знаниями, хотя и учительница».

– А вы знаете, – заверещала Алла, – у меня вьющиеся волосы от природы. Стоит только их помыть, как образуется такая копна. Ой, сегодня было столько дел. Помимо того, что была на нескольких процедурах, пришлось успокаивать женщин из нашей палаты. Выступала в роли сестры милосердия. Выслушивала жалобы тех женщин, которые постоянно стонут и жалуются на жизнь. Одной женщине даже сделала массаж».

– Эротический? – не удержался Левин.

– Скажите тоже, – смеясь продолжала Алла. – Конечно, обычный, расслабляющий и успокаивающий. А вы умеете делать эротический массаж?

– Заходите, посмотрим.

– Куда заходить? К вам в мужскую палату? Нет, уж лучше вы приходите к нам в женскую палату. Вот обрадуются наши старушки! А то все лежат пластом на своих кроватях. А так, глядишь, взбодрятся. Не побоитесь? Ведь в нашей палате шесть женщин и каждая не прочь познакомиться с галантным мужчиной.

– Боюсь, конечно, боюсь. Ведь это же получается групповуха. А мы с вами находимся не в психиатрической больнице. Могут привлечь к уголовной ответственности.

Софья немного смутилась, в то время как Алла рассмеялась и, обратившись к ней, спросила:

– А ты не против эротического массажа? Может быть, действительно пригласим молодого человека к нам в палату. А что? Прекрасная идея. Небось, наши бабульки сразу воспрянут духом.

Софья молча ела ужин, не желая или не умея поддержать столь рискованный, хотя ни к чему не обязывающий трёп. Тот трёп, который порой возникает между мужчинами и женщинами. Тот трёп, который по большому счету никак не характеризует их, поскольку между ними идет своеобразная игра, вызывающая подъем настроения и заставляющая забыть обо всех невзгодах. В отличие от других столов, за которыми пациенты молча доедали свой ужин или говорили о болезнях, за нашим столом царила атмосфера легкого флирта. Левин специально поддерживал эту атмосферу, давая возможность сидящим дамам почувствовать себя настоящими женщинами. Не теми пациентками, которые зациклились на своих болезнях, а нормальными людьми, которым ничто человеческое не чуждо.

Если человек предается унынию и, попав в капкан своей болезни, слишком серьезно относится к происходящему, то это отнюдь не способствует его выздоровлению. Если даже в самой тяжелой, а подчас и безвыходной ситуации он не утрачивает способность шутить, смеяться и сохранять бодрость духа, ему легче переносить страдания и бороться со своими недугами. Поэтому слегка сексуально окрашенный трёп может служить своеобразным стимулом, помогающим отрешиться от всего того неприятного, с чем приходится сталкиваться в жизни и тем более в больнице.

Поскольку Софья была в некотором замешательстве от игривого вопроса, с которым к ней обратилась Алла, то Левину ничего не оставалось делать, как спасать создавшееся положение.

– Позвольте, милые дамы, – обратился он к обеим женщинам, – рассказать вам один анекдот. Он, что называется, с бородой, но, быть может, вы его потом перескажете в своей палате, чтобы взбодрить тех старушек, о которых вы, Алла, говорили.

– Если анекдот имеет сексуальную подоплеку, – моментально отреагировала Алла, – то непременно расскажем.

«Мужская компания. Мужчины делятся друг с другом своими похождениями и обсуждают вопрос, какая по возрасту женщина может быть лучшей женой и любовницей.

– Конечно, юная, неискушенная в любви девушка, скажем, так лет до восемнадцати, – мечтательно произнес один из сидящих мужчин. – Юность так свежа и привлекательна, что у любого, даже находящегося в возрасте мужчины появляются крылья и ему хочется летать, летать и летать.

– По мне так лучше женщина 30–35 лет, – уверенно сказал другой мужчина. – Она уже знает толк в любви, и ей незачем вертеть хвостом, как это делают молоденькие девицы, стремящиеся выудить как можно больше денег из тебя.

– Нет, друзья, – заметил третий мужчина. – Лучшая женщина та, которой уже за сорок. Она прекрасная хозяйка, содержит в чистоте дом, муж всегда накормлен, да и в сексуальных утехах знает толк.

– Ничего вы не понимаете в женщинах, – констатировал четвертый мужчина. – Самая лучшая любовница – это та, которая перешагнула семидесятилетний рубеж.

– Ага, – усмехнулся один из тех, кто уже поведал о своем идеале женщины. – Еще скажи, что она лучшая, так как видела Ленина при жизни.

– Эх, молодо-зелено! – не отвечая на реплику, спокойно заметил четвертый мужчина. Женщина в возрасте после семидесяти лет думает, что это у нее в последний раз и такое выкидывает…»

Софья чуть улыбнулась, а Алла, не сдерживаясь, фыркнула:

– То, что надо. Как раз для старушек из нашей палаты. Как ты думаешь, Софья, они способны выкинуть что-нибудь такое, от чего жизнь забьет ключом?

– Не знаю, – скромно ответила Софья.

– Посмотрим, на что способны наши бабульки в последний раз, – рассмеялась Алла и тут же неожиданно перешла на другую тему. – Ой! Мы с Софьей после обеда прогулялись по коридору и увидели каталку, на которой, судя по очертаниям, лежало тело, прикрытое простынкой. Неужели кто-то из пациентов умер! Вот ужас-то! Было такое неприятное ощущение, что мы сразу же вернулись в свою палату. А где были вы? Мы что-то не видели вас. Спали в своей палате или ходили на процедуры?

– Ни то, ни другое, – ответил я.

При упоминании о покойнике, которого Левину, как и этим женщинам, довелось видеть в коридоре, игривое настроение улетучилось.

– Я несколько часов гулял по территории больницы.

– А что, можно покидать здание больницы? – спросила Алла.

– Не только можно, но и нужно, если, разумеется, есть силы. Свежий воздух еще никому не вредил. Апрельское солнце, птички поют на деревьях, сиди себе на скамеечке или ходи по дорожкам. Красота! Забываешь, что находишься в больнице.

– Здорово! – позавидовала Алла. – А мы тут глотаем спертый воздух. А возьмите нас с собой, если завтра пойдете гулять.

– Хоть сейчас, – с готовностью предложил Левин, прекрасно понимая, что после ужина они не захотят выйти из корпуса больницы, так как уже достаточно про хладно.

– Нет, не сейчас. Лучше завтра днем, когда будет теплее. Тем более что верхней одежды нет. Впрочем, нет никакой и обуви. Не в тапочках же гулять по территории больницы! – ответила Алла.

– Вы знаете, во время прогулки я видел, что некоторые больные выходят из здания корпуса в тапочках. Так что это не проблема. Кстати, для сохранения тапочек в чистоте и для того, чтобы не приносить в палату грязь, на них можно надеть специальные бахилы, которыми пользуются те, кто навещает больных.

– Что скажешь, Софья, пойдем завтра гулять? Тем более, что нас будет сопровождать такой джентльмен.

– Не знаю, – тихо ответила та. – Утро вечера мудренее.

– Ой! Не усну теперь, – игриво заметила Алла. – А если усну, то, наверное, увижу такое, от чего и просыпаться не захочется. Вы знаете, мне иногда снится, что я летаю. Парю над землей. Внизу остаются люди. А я среди облаков. Захватывает дух. Так здорово! Что бы это могло означать? А вы летаете во сне?

Левин раздумывал. Стоит ли говорить этим дамам о сексуальной символике сновидений? Стоит ли посвящать Аллу в то, что ее полеты во сне свидетельствуют об интенсивном сексуальном влечении и желании достичь соответствующего удовольствия, которое, возможно, не всегда удается достичь в реальности. Сновидение движимо нашими не реализованными в бодрствующем состоянии желаниями, в том числе и сексуального характера. Однако вместо подобного разъяснения он привел одну из реклам, часто звучащую по телевидению:

– Помните такую рекламу? Маленький мальчик рассказывает своей бабушке, что он летал во сне. На что она отвечает: «Это ты растешь, дружок». И дальше идет призыв, в соответствии с которым детям надо давать «растишку», которая питательна, полезна и способствует росту.

– Точно, – подхватила Алла. – Но я летаю во сне и без «растишки». Неужели я все еще расту?

Левин не нашел ничего лучшего, как рассказать следующий анекдот.

«Один психоаналитик приглашает своего коллегу в гости: „Приходи к нам на обед в воскресенье. Познакомлю со своей новой женой. Она – просто прелесть. Обязательно приходи“. В воскресенье коллега пришел в гости к психоаналитику. Они посидели втроем за обеденным столом, поговорили на разные темы. Гость поблагодарил хозяев дома и откланялся. Психоаналитик вызвался проводить коллегу. „Ну, как тебе моя жена?“, – заинтересованно спросил он гостя. Немного поколебавшись, тот в свою очередь спросил психоаналитика: „Ответить честно?“. „Разумеется“, – бодрым голосом сказал психоаналитик. „Если честно, то твоя новая жена совсем не умеет готовить. К тому же она далеко не красавица: кривые ноги, нос картошкой и слишком полная. И зачем ты на ней женился?“. „Да это так, – нисколько не обидевшись, спокойно ответил психоаналитик. – Но, если бы ты знал, какие потрясающие сны она рассказывает!“»

Софья открыто улыбнулась. Видимо, это анекдот ей особенно понравился. Знала ли она о том, что для психоаналитиков сновидения пациентов – важный источник информации о бессознательном подопечных, а интерпретация сновидений – необходимая часть их профессиональной деятельности? Это было неведомо.

В отличие от Софьи Алла громко рассмеялась, хотя Левин сомневался в том, что она до конца поняла смысл сказанного и соотнесла сновидения с профессиональной деятельностью психоаналитика. Скорее всего, ее насмешило описание неказистого вида жены психоаналитика, которому почему-то нравятся ее сновидения. Подтверждение не заставило себя ждать:

– Да, – перестав смеяться, заметила Алла. – Надо же, какую жену выбрал себе этот чудак. Нет, чтобы красавицу, а то уродину, рассказывающую ему сновидения. Я бы сама могла рассказать ему такие сновидения, что он точно не соскучился бы со мной. И часто вижу сны, и вроде не дурнушка.

– Вы просто красавица неписанная, – поспешил вставить реплику Левин.

– Вам бы все шутить, – покачала головой Алла. – Не знаю, бываете ли вы серьезным.

– Бывает, что бываю, – каламбуром ответил Левин. – К сожалению, пора покидать столовую. Поэтому позвольте, милые дамы, откланяться. Было очень приятно пообщаться с вами. Надо и честь знать. Пойду заниматься серьезными делами. Надо подготовиться ко сну, чтобы увидеть захватывающие дух сновидения. Желаю и вам хороших сновидений!

– Спасибо, – на этот раз приветливо улыбаясь, сказала Софья.

– До встречи! – игривым тоном прощебетала Алла.

– В сновидениях? – не удержался Левин.

– И в сновидениях, и завтра на прогулке, – кокетливо пояснила Алла. – Вы ведь не забудете про нас?

– Помилуйте, сударыня! Разве можно вас забыть! С этими словами они втроем встали со своих мест, отнесли тарелки на стол, стоящий в коридоре возле столовой, и разошлись по своим палатам.

Игривое настроение отошло на задний план. Оказавшись в своей палате, Левин устроился на кровати так, чтобы можно было думать и писать. Прошло какое-то время, пока разные мысли блуждали в необремененной ничем голове. Они перескакивали с одного на другое. Не знаю, сколько прошло времени после ужина, но в какой-то момент что-то внутри высекло поэтическую искру. Постепенно мысли выстраивались сами собой в логически связанную цепочку. Обретая стихотворную форму, они рвались на бумагу. Левин взял ручку и, производя незначительные поправки, записал то, что отражало суть его наблюдений, переживаний и размышлений. В окончательном варианте стихотворение приобрело следующий вид.

 

Освободилась койка

Освободилась койка.
Кому головомойка?
И кто тому виной,
Что умер вдруг больной?
 
 
Его вовсю лечили
В России, а не в Чили.
Давали все лекарства
Ведь медицина – царство.
 
 
Но, видимо, житуха
Порвала связки духа.
Больной, не став здесь лохом,
Ушел с последним вздохом.
 
 
Ушел в иное царство.
Не помогли лекарства.
И вот уж в веки кои
Теперь он на покое.
 
 
Освободилась койка.
Врачи, как прежде, стойко
Средь медсестер-невест
Несут свой тяжкий крест.
 

Люди рождаются и умирают. В просвете между жизнью и смертью они любят и ненавидят, делают добрые дела и совершают дурные поступки, работают и отдыхают, получают удовольствие и страдают, надеются и разочаровываются. И все это проходит незаметно для других, таких же, как и они, простых смертных. Только родные и близкие люди отмечают их дни рождения и юбилейные даты, радуются их достижениям и переживают по поводу возможных утрат, ухаживают за больными и провожают их в последний путь. Для остальных людей все эти перипетии остаются, как правило, неведомыми, не вызывающими эмоционального отклика.

Другое дело публичные люди – политики, государственные деятели, спортсмены или артисты, чья жизнь и смерть вызывает повышенный интерес у простых смертных. Тот интерес, который чаще сопровождается не искренней вовлеченностью в зигзаги их жизненного пути, а любопытством, злорадством и завистью. Любопытством, граничащим с желанием заглянуть в замочную скважину, чтобы узнать подробности их интимной жизни. Злорадством, особенно связанным с крушением их имиджа, разводом, судебными тяжбами. Завистью, обусловленной сравнением собственной, подчас нищенской и беспросветной жизнью с времяпровождением звезд на различных тусовках и с теми роскошными бытовыми условиями, которые они могут себе позволить.

И если жизнь разносит людей в разные стороны, то смерть уравнивает всех. Уравнивает в том смысле, что независимо от занимаемого положения при жизни все одинаково превращаются в прах, тлен или пепел. Никто не может избежать этой участи, поскольку перед смертью все равны. Другое дело, что одних людей отправляют в последний путь с торжественными почестями, в то время как других – скромно и незаметно. Но тем и другим уже все равно, поскольку, уйдя из жизни, они ничего не чувствуют и не могут знать, хвалят ли их родственники и коллеги, чествуют, скорбят, оплакивают или с облегчением вздыхают, презирают, проклинают.

Пока человек здоров и богат, он редко задумывается не только о своей смерти, но и о своей жизни. Когда человек беден и болен, то ему нередко приходится задавать самому себе вопросы о жизни и смерти, на которые, как привило, он не находит исчерпывающих ответов, что может подтолкнуть его к обращению к Богу.

Это не значит, что только бедные и больные тянутся к Богу. К нему обращаются и те, кто здоров и богат. Однако их обращение к Богу часто имеет специфическую окраску, образно отраженную в одном из анекдотов.

«В церкви рядом друг с другом стоят банкир и нищий. Обращаясь к Богу и осеняя себя крестом, банкир просит Всевышнего: „Господи! Сделай так, чтобы я не разорился! Помоги завершить предстоящую сделку с партнером, чтобы я стал еще более состоятельным“. Стоящий рядом с ним нищий просящим тоном взывает к Богу: „Господи! Не дай умереть с голоду! Пошли свою милость! Сделай так, чтобы я смог принести в дом на обед хотя бы корку хлеба“. Так они оба стояли какое-то время друг рядом с другом, молились, били поклоны и каждый из них просил Бога о том, что им хотелось бы иметь. Наконец, банкир не выдержал и прервал молящегося нищего: „Старик, сколько тебе надо денег, чтобы ты мог сводить концы с концами?“ „Пять – шесть тясяч“, – скромно ответил нищий. „В час?“ – спросил банкир. Нищий отрицательно покачал головой. „В день?“ – уточнил банкир. Нищий опять отрицательно покачал головой. „Неужели в месяц?“ – недоуменно уточнил банкир. Нищий утвердительно кивнул головой. „Вот тебе десять тысяч, – сказал банкир, вытаскивая из кармана две бумажки по пять тысяч рублей. – И иди отсюда. Не отвлекай Бога от важных дел“».

Левин сомневался, что все служители церкви способны воспринять этот анекдот должным образом. Возможно, кто-то из них примет его за кощунство. Но анекдоты отражают суть происходящего, возникают в гуще жизни и передаются из поколения в поколение, тем самым свидетельствуя о реакции людей, которые в такой форме выражают свои ощущения и чувства, скрытые протестные настроения и горькую усмешку по поводу того, с чем им приходится сталкиваться в обществе. Спохватившись, Левин с удивлением отметил, что зигзагообразный ход его размышлений перескочил с одной темы на другую. Как-то само собой получилось, что воспоминание о покойнике вылилось в некую стихотворную форму, затем затерялось в дебрях размышлениях о жизни и смерти и, наконец, перешло на религиозную проблематику.

«Впрочем, – подумал Левин, – одно связано с другим. Жизнь, смерть и Бог так тесно переплетены между собой, что рано или поздно многие люди начинают задумываться об этих непростых, запутанных соотношениях».

– Рационализация, – прокомментировал нападающий внутренний голос.

– Ничего подобного, – возразил защитник.

– Обычная рационализация, присущая бессознательному. Вместо того чтобы признать хаотичность и бессистемность своего мышления, ты усматриваешь какие-то логические связи между отдельными мыслями.

– Ты хочешь сказать, – язвительно спросил защитник, – что между жизнью, смертью и Богом нет никаких логических связей.

– Тебе виднее, – не менее язвительно промолвил нападающий. – Ты ведь у нас великий мыслитель.

– Не столько мыслитель, сколько обыкновенный думающий и мыслящий психоаналитик, – парировал защитник.

– Хрен редьки не слаще. Только стоит ли взывать к логике там, где она отсутствует!

– Не хочешь ли ты сказать, что нет никакой логики в тех размышлениях, которые возникли в голове сами собой?

– Вот именно, подтвердил нападающий. – Твои мысли скачут галопом, как необъезженный мустанг. То одно, то другое, то какой-то сомнительный анекдот. Полный раздрай.

– Не могу с тобой согласиться, – возразил защитник, которому показалось странным сравнение с мустангом, поскольку, по его представлениям, необъезженный мустанг не может скакать галопом. – И если даже тебе кажется, что в моей голове полный раздрай, то это твое сугубо личное мнение. Мы с тобой руководствуемся разной логикой. У тебя задействована логика сознания. У меня – логика бессознательного.

– Плевать я хотел на твою логику. С большой колокольни.

– Не плюй в колодец, придется напиться.

– Размечтался! Я и без всякого питья вижу, что с логикой у тебя плоховато.

– Еще скажи, что я чокнулся, – ухмыльнулся защитник.

– А что? Не исключено, – подхватил нападающий. – Не даром ты находишься в больнице.

– Если уж на то пошло, то больному многое простительно.

– Прощаю и отпускаю грехи! Лежи, отдыхай и не напрягай свои мозги!

«Нет, – подумал Левин, – праздно лежать и отдыхать – это не по мне. Еще успеется. Пока мысли бороздят океан внутреннего пространства, мне не стоит прятаться в раковину, как улитке».

Однако, несмотря на желание поплавать в океане внутреннего пространства, разрозненные мысли постепенно успокоились. Успокоились настолько, что на поверхности океана не осталось даже ряби.

Обитатели палаты погрузились в сон. Жена беспомощного пациента ушла домой, а сам он, подогнув колени, лежал на спине и время от времени вздрагивал от какого-то видения, которое прорывалось сквозь дрему. Проглотив свою порцию кефира, Виталий и Николай лежали на своих кроватях. Первый отвернулся от всего мира и тихо спал, уткнувшись в стенку. Второй лежал на спине, скрестив руки на своем животе и слегка похрапывая.