Текст книги "Похождения земного духа"

2.3. Подготовка к отпору «братанам»

Ранним утром следующего дня Николай пораньше расположился в прихожей дома родителей Ирины и стал терпеливо ожидать их пробуждения. Старики по очереди появились из своей спальни около восьми часов и занялись приготовлением нехитрого завтрака. Николай с интересом прислушивался к их разговору, тематика которого, как и ожидалось, касалась событий вчерашнего дня.

В начале разговора Лариса Григорьевна еще раз полробно распросила мужа о посещении милиции, после чего перешла к Саше. Оказывается он вчера так и не появился на приглашение Михаила Ивановича, сославшись по телефону на большую загруженность по учебе.

– Миша, ты, все таки, должен с ним серьезно поговорить. Дело ведь не терпит отлагательств. Знаешь, говорят, «если гора не идет к Магомеду, то Магомед должен пойти к горе», – поучала мужа Лариса Григорьевна.

Тот на первых порах терпеливо отмалчивался, не желая перечить, а потом ответил:

– Наверное, сегодня я сам после обеда поеду к ним домой и в присутствии Ирины поговорю с Александром. Если мы оставим это дело на самотек, то неизвестно, что еще такого, кроме шантажа, могут придумать эти недоношеные «братаны», насмотревшись кровавых криминальных сериалов.

Придя к такому общему мнению, старики в дальнейшем продолжили свой завтрак уже молча. Закончив завтракать, они, каждый по своим обязанностям, занялись текущей работой по дому. Николай не стал детально присматриватся к тому, что делают старики. Решив, что ничего нового здесь уже не услышит, он неспешно пешим ходом направился в сторону Вишенки. На этот раз Николай не стал пользоваться транспортом, считая, что у него достаточно времени до четырех часов пополудни. К этому часу должен появиться Саша с училища, а Ирина придет со школы, предварительно забрав дочь из детского садика.

Николай решил использовать этот свой марафон для того, чтобы еще раз обдумать перспективы своей дальнейшей жизни в обретенном новом обличье «земного духа». Как жить, чем заниматься, к чему стремиться?! Перед Николаем разверзлась глубокая пропасть, в которую можно легко скатиться и превратиться в дальнейшем в злобного духа, ненавидящего всех и вся на этой грешной Земле.

Каким же образом удержаться в рамках любви к окружающим и близким людям, зная что эти окружающие практически никогда не смогут ответить тем же. Как существовать, зная, что с каждым новым годом память о нем, Николае – сыне, муже, отце будет потихоньку ослабевать в ихних головах, замещаясь новыми жизненными ситуациями и действующими лицами.

Ситуация, в которой оказался Николай, казалась ему практически неразрешимой. На протяжении неизвестного времени ему придется существовать практически в одиночестве. И даже мысль о периодических посещениях своего милого энергетического донора Виталии не приносила Николаю должного утешения. Он хорошо понимал, что тот уровень отношений, который установился между ними в очень недалеком времени не выдержит испытаний реальной жизнью.

Виталия еще довольно молода и красива собой. Если даже к ней не возвратится бывший муж, то найдется другой по земному реальный претендент на ее руку, сердце и пышное тело. И тогда все ее, навеяные духовной близостью с Николаем, сны улетучатся как легкий дым от утлого костерка. Все это грядет в будущем, а поэтому ему, Николаю, надо выработать, как свою норму поведения в повседневной действительности, так и наметить желаемую перспективу.

За такими мыслями Николай и не заметил, как опустился до старогородского моста через Южный Буг, прошел этот мост и повернул налево на улицу Свердлова. Где – то через километр он подошел к спортивно-лодочной станции «Спартак», перешел рядом с ней дорогу и вышел к улице Литвиненко. Эта улица ведет к рынку Урожай, от которого прямо на Вишенку, до самого проспекта Юности идет улица Келецкая.

Таким образом, заведомо раньше, чем его домочадцы Николай пришел домой и расположился в большой комнате на диване. Ждать прихода Саши и Ирины ему пришлось больше часа. А Михаил Иванович появился и того позже – около семнадцати часов. Видимо он так и рассчитал время, чтобы застать всех дома, не мешая им пообедать и немного отдохнуть.

Войдя в квартиру, Михаил Иванович расцеловал дочь и внучку, а Саше подал руку для приветствия, как взрослому мужчине. Ирина не удивилась приходу отца, поскольку знала о его желании побеседовать с внуком. Расположившись на диване, Михаил Иванович жестом пригласил Сашу сесть рядом. Пока тот садился Николаю пришлось срочно освободить для него место, поскольку ему не хотелось находится своим астральным телом в физическом теле сына.

– Ну, Александр, рассказывай. Как ты докатился до жизни такой? – требовательным голосом обратился к внуку Михаил Иванович.

– О какой такой жизни, Вы хотите узнать, деда? – не смутился Саша, привыкший не лезть за словом в карман.

– Не увиливай, внучек. Ты очень хорошо знаешь, о чем я хочу спросить. Твои разборки с «косоглазым» братаном меня очень уж интересуют, – продолжил свои распросы Иванович.

– Да что там за «разборки», просто хлопцы решили немного срубить с меня деньжат, чтобы потом хорошо развлечься. Я бы дал им эти деньги, если бы они у меня были, – разъяснил создавшуюся ситуацию внук.

– Да ты видимо не совсем понимаешь, куда могут привести тебя такие отношения с твоими «братанами». Они насмотрелись всяких криминальных сериалов, а там очень хорошо показано, как надо действовать, когда деньги не отдают, вплоть до пыток, ножичков и удавок. Ты что, же внучек, хочешь оказаться рядом с дружком своим Сергеем, – не унимался наученый житейским опытом пенсионер.

В разговор вмешалась и Ирина, которая до этого стояла в дверях спальни, где тем временем игралась в свои детские игры маленькая дочка.

– Саша, послушай, пожалуйста, дедушку. Он же не научит тебя плохому, и знает как в этой жизни бывает, особенно в это непредсказуемое время, которое исповедует принцип дикого капитализма «человек, человеку – совсем не друг, а кровный враг, если между ними лежат деньги».

– Хотя этот принцип относится в основном к отношению крупного капитала, однако твои «братаны» этого еще пока не понимают, и могут зайти довольно далеко, требуя с тебя те несколько жалких сотен, – закончила Ирина свою поучтительную речь.

– Так может быть стоит им эти деньги отдать, чтобы они отстали, – попытался найти и свои аргументы Александр.

Николай видел, как удивленно переглянулись между собой отец с дочерью. Удивление их было, видимо, вызвано наивностью внука и сына, который, при всем его внешнем уме, был так молод, что совсем не понимал прописных истин. Разъяснить эти истины внуку решил Михаил Иванович, который произнес:

– Саша, если ты думаешь, что эти деньги будут последними, то глубоко ошибаешся. Как только твои друзья поймут, что из тебя их можно выколачивать, то появятся другие, еще более убедительные аргументы, чтобы заполучить сумы позначительнее.

Теперь уже задумался Саша, который не мог сообразить, как выйти из создавшейся ситуации. На некоторое время в комнате воцарилось угрюмое молчание. Дед и мать, видя, что отрок начал понимать всю сложность создавшегося положения, решили дать ему некоторое время на обдумывание. В таком молчаливом состоянии прошло несколько минут, после чего Михаил Иванович решил перейти к главному.

– Сашок, был я позавчера в милиции, рассказал там о твоей проблеме, и вот что мне посоветовали. Этих твоих «братанов» можно и нужно реально остановить. Для этого их надо поймать на получении от тебя денег, а суд решит – сколько и за что им надо будет ответить.

– Но, деда, это получится, что я их сдам ментам? И как тогда ко мне станут относится мои остальные друзья? – не мог принять такого варианта неискушенный ум Александра.

– Ну, вот как ты интересно рассуждаешь. Если ты не отдашь им денег, то они могут сдать тебя ментам, как бы за заказанное тобой убийство. А ты оказывается такой добрый, что не можешь им ответить тем же, – не сдавался Михаил Иванович, пытаясь убедить внука, что их дело правое.

Николай пристроился рядом с дверным проемом на балкон и внимательно слушал все эти доводы старших и пререкания Александра. Он понимал, что тому сложно отказаться от своих понятий о чести и справедливости. Николаю тоже хотелось добавить и свои «пять копеек» в копилку убедительности, но он хорошо понимал, что это бесполезно. И не потому, что он плохо умел убеждать. Просто для этого у него не было никакой физической возможности.

По истечении почти часовых семейных переговоров матери с дедом удалось таки уговорить Сашу написать в милицию заявление о том, что он подвергается шантажу со стороны своего бывшего друга Валентина Кручинского. Завтра вместе с Михаилом Ивановичем они с утра пойдут к капитану Ковальчуку и там он напишет такое заявления по принятой форме. По совету Ирины, Михаил Иванович не поехал домой, а остался ночевать здесь.

Увидев, что процесс противодействия шантажистам наладился, Николай не стал дальше наблюдать за продолжением семейных отношений. Он решил провести следующую ночь около Виталии, а утром подъехать к зданию управления милиции и там подождать заявителей.

2.4. Разборки с «косоглазым»

Как и предполагалось, Михаил Иванович вместе с Сашей к девяти часам утра подходили ко входу в здание Ленинского райотдела милиции. Николай уже находился там, ожидая их в вестибюле около окошка дежурного. Увидев тестя с сыном, он последовал за ними в кабинет капитана Ковальчука.

Постучав в дверь кабинета и получив приглашение зайти, Михаил Иванович с Сашей, а за ними и Николай оказались в помещении. Увидев знакомого посетителя, Ковальчук жестом руки указал пенсионеру на стул, после чего проговорил:

– Ну что, уговорили наконец своего внука принять участие в борьбе с подростковой преступностью?

– Да вот уговорил, поэтому мы и здесь. Привел я его, чтобы написал соответствующее заявление. И кроме того, вы наверное проинструктируете Александра, что там и как надо делать, – подтвердил согласие внука Михаил Иванович.

Капитан кивнул головой и полез в ящик стола, немного там покопался и вынул оттуда чистый лист бумаги. После этого указал Саше рукой на стул у соседнего стола и сказал:

– Бери стул, юноша, и садись поближе. Я тебе буду диктовать на имя кого писать заявление и что в нем излагать.

Саша расположился на предложенном стуле рядом с Михаилом Ивановичем, достал из своей сумки ручку и начал писать под диктовку оперуполномоченного. Когда заявление было написано, Ковальчук его внимательно прочитал и отложил в сторону.

– А теперь перейдем к делу. Сейчас я тебе вручу двести гривен, две купюры по сто гривен. Эти купюры помечены особым веществом и номера их мы сейчас запротоколируем. Ты же сегодня вечером позвонишь своему другу-шантажисту и скажешь, что отдашь ему деньги завтра в двенадцать часов дня на перемене возле училища.

Ковальчук смолк и вопросительно посмотрел на Александра, убеждаясь понял ли тот о чем идет речь.

– А почему двести, они же у меня требуют триста? – задал встречный вопрос Саша.

– Это для пущей убедительности. Ты скажешь, что эти деньги тебе обещали занять сокурсники и принесут только завтра. А остальное ты отдашь ему чуть позже, – дополнил свои пояснения капитан.

– Мы же будем там рядом, и как только он возьмет эти деньги в руки, так его и повяжем в кандальцы, – дополнил он свои пояснения по сути завтрашнего задержания несовершеннолетнего преступника.

На том встречу завершили, после чего дед с внуком покинули здание отделения, договорившись созвониться сегодня вечером по результатам переговоров о встрече с Валетом. Николай тоже вышел вслед за ними, решив и себе вечером заглянуть к родителям жены, чтобы узнать ту же информацию.

Вечером Саша позвонил Михаилу Ивановичу и поставил в известность, что Валет согласился придти на встречу, и, кажется, ничего не заподозрил. Михаил Иванович поэтому не стал звонить капитану, с которым был уговор, что он обязательно сообщает, если встреча по каким-то причинам откладывается.

Следующего дня Николай заранее, еще до половины двенадцатого, прибыл на место встречи и расположился на одной из лавочек внутреннего двора училища. На соседней лавочке мирно беседовали о чем-то двое молодых людей, один из которых явно напоминал гражданскую копию капитана Ковальчука.

За десять минут до двенадцати во дворе появился и расположился по соседству юноша лет пятнадцати-шестнадцати, причем с явными признаками косоглазия. Его косоглазие становилось заметным, когда этот юноша, садясь на лавочку, пристально осматривал двор и находящихся в нем молодых людей.

Прозвенел звонок на перерыв между занятиями и через несколько минут во дворе появился Саша. Увидев на лавочке Валета, он уверенно направился к нему и присел рядом.

– Ну что, принес? – сразу спросил «косоглазик», протягивая руку для приветствия.

– Принес, одногруппники тут насобирали, хорошие пацаны, не то что вы «друзья детства», – ответил Саша.

– Ты не базарь много, давай деньги и готовь остальные. Неделю тебе сроку, иначе поставлю на счетчик, – угрожающе проговорил Валет, жадно протягивая руку за двумя купюрами по сто гривен.

– А это тебе уж вряд ли удастся, шантажист ты мой сопливый. Теперь ты надолго попадешь в места не столь удаленные, и там другие заботы, кроме счетчика, у тебя появятся, будь уверен, – за теми словами капитана на руках Валета щелкнули наручники и его цепко подхватили под руки с обеих сторон два оперативника.

После этих слов Валета увели в милицейскую машину стоящую неподалеку. Саша же снова возвратился в аудиторию, продолжать учебу. Наблюдавший за всем происходящим Николай тоже отправился восвояси к месту своего пребывания в квартире Виталии. В последнее время ему там стало довольно неуютно – после продолжительного летнего отдыха домой возвратилась дочь Виталии. Приходилось задумываться о месте своего дальнейшего «проживания», поскольку свободное ранее место на диване около Виты оказалось вдруг занятым.

В связи с возникшими обстоятельствами Николай спрашивал себя, а где же раньше спала дочка, когда в квартире проживал муж – Максим? Ответ был явно очевиден – на раскладном кресле стоявшем перед телевизором. Но сейчас Максима нет, а он Николай – всего только призрак и не более.

2.5. Вторая встреча с фантомом отца

Прошло около полугода. За это время состоялся суд над косоглазым шантажистом. Тот получил два года колонии для несовершеннолетних преступников и на продолжительное время исчез из поля зрения семьи Николая. Казалось бы, что жизнь семьи Демчуков более-менее наладилась. Сам же Николай, учитывая обстоятельства, переместился на постоянное местонахождение во времянку родителей Ирины, время от времени навещая своего любимого энергетического донора.

Все это время Николай посвятил самосовершенствованию своего сознания и изучению метаисторических аспектов бытия. Особый интерес у него проявился к вопросу возникновения религиозных учений и сущности бытия их носителей (пророков). В то же время полного доступа к всемирному информационному каналу, вследствие его статуса «земного духа», у Николая так и не появилось.

Поэтому ему приходилось в основном ограничиваться услышанным, увиденным и информацией полученной из каналов Интернет, когда иногда удавалось туда попасть с помощью энергии Виталии и ее компьютера. Периодически навещал Николай свою одинокую мать, не забывал и могилу отца.

Очередная встреча с призраком отца состоялась по истечении почти полугода с момента первой встречи. Отец снова появился как бы из воздуха, поприветствовал Николая своим шелестящим голосом, а затем стал продолжать свой, неожиданно прерванный в предыдущий раз, рассказ.

«Слушай дальше сынок. В дополнение в ранее сказанному, в последующем я получил информацию об одновременном существовании в Первом Рае (Олирне – по Д.Андрееву) некоторых других подмиров, напоминающих резервации, специально созданные для размещения духов отдельных человеческих особей и даже отдельных народов, населяющих Землю.

В той информации сообщалось о мирах, в которых окружающая природа напоминает холмистые степи. В таких мирах находятся некоторое время те, кто на Земле (Энрофе – Д.Андреев) был слишком замкнут в себе, избегая общения с другими людьми. Кармические узлы у астральных фантомов таких люде были развязаны еще в течении их земной жизни, но их души и в послесмертии остались слишком закрытыми для дальнейшего просветления. Поэтому, после перехода в миры послесмертия, эти души просвещаются среди прозрачных тихих холмов, под великолепным небом Первого Рая (Олирны). Вся эта обстановка позволяет восполнить ущерб нанесенный душе в земном существовании, воспринимая внутрь себя лучи и голоса космоса, раздвигая границы своего духовного существования.

Рассказывали мне и о других мирах Первого Рая (Олирны), похожих на горные страны. В этих мирах, природа которых напоминает зеленые оазисы среди высоких гор, совершенствуют свои души (шельты), те духи, которые только в посмертии смогли принять и почувствовать существование потустороннего мира. Из этого мира они созерцают окружающие их горные вершины, но не такими материальными, какими видим их мы, а во всей их духовной красоте и убедительности. Могущественные духи, господствующие на тех вершинах, льют в души созерцающих мощные струи духовных сил. Вследствие этого души, парализованные ранее своим злостным неверием, постепенно раскрываются к вере и свету.

Но все эти подробности я помню не столь отчетливо, наверное, потому, что в тех мирах я был лишь временным гостем, а источник получаемых сведений, возможно, представленную мне информацию упростил ради ее понятности.

Кроме общения с астральными фантомами людей и наслаждения природой окружающего мира посмертного существования, основное время у меня уходило на работу над совершенствованием своего духовного тела. Мне сообщили, что его предстояло подготовить к необходимым преобразованиям, ибо путь из Первого Рая (Олирны) в последующие, высшие миры комического существования душ лежит уже не через смерть астрального тела, а через его поэтапное преображение.

Мне, как и всем остальным обитателям мира Первого Рая (Олирны), в дальнейшем предстояло постепенное возвышенно-духовное преобразование моего астрального тела (шельта). Но объяснить детально, какими именно усилиями было достигнуто произошедшее в дальнейшем преобразование и что, собственно, совершалось в ту минуту с моим астральным телом, я не могу. Могу только припомнить то, что провести меня из Первого Рая в путь к высшим мирам пришло множество сосуществующих там фантомов (духов), может быть их было даже несколько сотен.

Следовало отметить, что достижение духовного уровня позволяющего переход в более высокие миры кем-либо из живущих в Первом Рае (Олирне) всегда бывает радостью и для других обитателей этого мира. Это событие обычно сопровождается торжественным, светлым и счастливым настроением всех окружающих.

Судя по моим воспоминаниям, это событие происходило днем под открытым небом, на возвышении напоминающем невысокий холм. Припоминаю, как ряды обращенных ко мне астральных человеческих лиц стали постепенно становится все прозрачнее, как бы удаляясь в пространстве. Однако это происходило потому, что не они, а я сам понемногу удалялся от них, приподнимаясь ввысь над горизонтом. Постепенно передо мной возник полупрозрачный горный кряж, затем я заметил, что его горы начинают излучать удивительное свечение. Трепещущие мосты радуг скрестились между собой по небосклону, в зените неба проступили дивные разноцветные светила, затмить которые не могло даже яркое солнце.

Я припоминаю, возникшее во мне чувство захватывающей красоты, ни с чем не сравнимого восторга и изумления. Когда же мой взгляд неожиданно опустился вниз, то я увидел, что толпа провожавших меня душ исчезла. При этом весь окружающий меня ландшафт преобразился совершенно, что свидетельствовало о том, что моя душа перешла в более высокий слой посмертного существования.

Однако я был заранее предупрежден, что в этом слое пробуду совсем недолго, буквально несколько часов. В то же время, я знал, что в эти часы весь этот слой под названием Второй Рай (Файр – по Д.Андрееву) будет охвачен ликованием обо мне, его достигшем. Переход души через мир Второго Рая является большим праздником, преподносимым каждому живому духу (монаде – Д.Андреев), поднимающемуся по ступеням внутреннего просветления В некотором смысле Второй Рай (Файр) является определенным рубежом на пути посмертного фантома к единому Творцу (Богу). После преодоления этого рубежа фантом не лишается возможности совершать воплощения (реинкарнации) в новые физические тела на Земле (Энрофе), но такие воплощения происходят уже только с определенной для него свыше миссией. Для такой души, вновь воплощенной в физическом теле, не исключаются новые ее кармические проступки, возможности духовного бунта, допускается даже духовная измена Творцу (Богу). Однако изначально исключается синдром ее поведения, понимаемый как бездуховный материализм.

Если искать в знакомых для нас на Земле явлениях хотя бы отдаленную аналогию тому, что можно увидеть во Втором Рае (Файре), то все это ассоциируется с прекрасной праздничной иллюминацией. Надо ли при этом говорить, что самые великолепные из иллюминаций на Земле (Энрофе) сравнительно с Вторым Раем (Файром) – не более чем свет нескольких электрических ламп в большой люстре по сравнению с созвездием Ориона.

Я видел там множество духовных фантомов (монад) в их вдвойне и втройне просветленных обликах. Они явились сюда из более высоких слоев, движимые чувством радости за новый просветленный дух. Чувство радости за достижения других свойственно всем просветленным духам несравненно больше, чем тем, которые находятся на Земле (как в живых людях, так и в состоянии посмертия). Каждый такой посмертный фантом (дух), достигший Второго Рая (Файра), порождает это ликующее чувство у миллионов тех фантомов, которые миновали его ранее.

Наблюдая такую встречу, меня охватило чувство не благодарности, не радостного смущения, даже не потрясения. Это состояние быстрее всего было похоже на то блаженное состояние, когда смертные на Земле (Энрофе) предаются неудержимым и беззвучным слезам радости от успехов, например, своего ребенка.

Каких то новых впечатлений от перехода в следующий более высокий слой Третьего Рая я не помню. Потрясающее переживание Второго Рая (Файра) вызвало в моей душе глубокое изнеможение и как бы размягчение всех ее тканей. Все, что я могу теперь восстановить из пережитого на следующей стадии подъема, сводится к одному состоянию, но длившемуся очень долго, может быть, целые годы.

Это состояние можно попробовать назвать словами – лучезарный покой. В этом словосочетании, казалось бы есть противоречие. Обычно с обилием света на Земле (Энрофе) связано представление о кипящей деятельности и движении, а не об отдыхе и о покое. Но это на Земле (Энрофе) и то не всегда. Да и самое слово „лучезарный“ не столь точно, как хотелось бы. Потому что сияние Третьего Рая (Нэртиса – по Д.Андрееву) лучезарно и в то же время невыразимо мягко. В нем сочетается чарующая нежность наших ночей полнолуния с сияющей легкостью высоких весенних небес. В этом мире я растворялся в счастливой дремоте, как будто убаюкиваемый чем-то, более нежным, чем тишайшая музыка. Я чувствовал себя подобно ребенку на руках у матери, подвергнутому перед тем на длительное время обидам, страданиям и незаслуженной горечи.

Женственная ласка была разлита во всем мире Третьего Рая, даже в воздухе. С особенной теплотой излучалась она от тех, кто ухаживал за мной с неистощимой любовью, словно за очень больным и усталым человеком. Ухаживали за мной возвышенные духи, взошедшие раньше меня в еще более высокие слои и нисходящие оттуда в слой Третьего Рая (Нэртис) к таким, как я, для создания состояний ласки, любви и счастья.

Третий Рай (Нэртис) – страна великого отдыха и духовных преобразований. Неприметно и неощутимо, без всяких усилий с моей стороны, лишь в итоге труда окружающих меня духовных друзей, мое эфирное тело медленно изменилось, становясь все легче, духовнее и послушнее моим желаниям. И если бы меня мог увидать кто-нибудь из близких, оставшихся на Земле, он бы понял, что это – я. Он уловил бы неизъяснимое сходство нового облика с тем, который был ему знаком, но был бы потрясен до глубины сердца неземной духовностью преображения.

Возникает вопрос, а что же сохранилось в облике нового астрального тела от меня прежнего? Следует сказать, что черты лица полностью сохранились, но теперь они стали светится вечной, неземной молодостью. Органы тела сохранились тоже, но теперь на висках сияли как бы два нежно-голубых цветка (органы духовного слуха). Лоб, как бы украсился волшебным блистающим камнем – органом духовного зрения. Орган глубинной памяти, помещающийся в мозгу, оставался как и прежде невидимым.

Так же невидима была и перемена, совершавшаяся во внутренних органах тела, ибо все, приспособленное раньше к задачам питания и размножения, было упразднено или в корне изменено и приспособленно к новым задачам. Питание здесь сделалось похожим на акт дыхания, и пополнение жизненных сил совершалось за счет восприятия светлого энергетического излучения, исходящего от Творца. Размножения в том виде, как мы его понимаем на Земле, ни в одном из миров Рая восходящего ряда нет.

По истечении некоторого времени я стал ощущать все прибывающее, радостное нарастание сил, как будто раскрывание таинственных и долгожданных крыльев. Но здесь не нужно понимать меня слишком буквально. Речь идет не о появлении чего-нибудь, напоминающего крылья летающих существ Земли, но о раскрытии способности беспрепятственного движения во всех направлениях четырехмерного пространства.

Однако в начале все это было только предполагаемой возможностью и благостная неподвижность по-прежнему большей частью сковывала мои перемещения. В дальнейшем возможность полета в пространстве и времени постепенно превращалась из неопределенной мечты в очевидную, открывающуюся передо мной сияющую перспективу путешествий. Спустя некоторое время я узнал, что мое пребывание в Третьем Рае (Нэртисе) подходит к концу.

После этого я ощутил, что оказался в чем то похожем на детскую колыбель, которая медленно раскачивается вверх и вниз, и каждый ее взлет казался выше предыдущего. Такое движение порождало во мне предвкушение еще большего счастья, в которое я должен теперь войти. Тогда я понял, что нахожусь уже в мире Четвертого Рая (Готимне – по Д.Андрееву), последнем из миров Просветления.

Огромные цветы Четвертого Рая (Готимны), составляющие целые леса, склоняются и выпрямляются, качаются и колышутся, звуча в непредставимых ритмах, и это их колыхание подобно тишайшей музыке, никогда не утомляющей и мирной, как шум земных лесов, но полной неисчерпаемого смысла, теплой любви и участия к каждому из там живущих. С легкостью и спокойствием, недостижимыми ни для какого существа на Земле, мы двигались, как бы плывя в любом из четырех направлений пространства между этими напевающими цветами, или медлили, беседуя с ними, потому что их язык стал нам понятен, а они понимали наш. Здесь, на небесно-синих полянах среди огромных, тихо мерцающих золотых лепестков, нас посещали те, кто сходит в Четвертый Рай (Готимну) из мира избранных (затомисов), чтобы подготовить нас, младших братьев, к следующим этапам пути.

Садом высоких судеб называется Четвертый Рай (Готимна), оттого что здесь предопределяются надолго судьбы душ. Передо мной представало распутье. Оно предоставляется для выбора всякому, взошедшему в этот слой. И выбранного здесь пути нельзя уже было бы изменить долгие столетия ни в одном из многих миров. Я мог свободно выбрать одно из двух – либо подъем в мир избранных духов и окончание навсегда пути перевоплощений. Либо еще одно, может быть и несколько, существований на Земле, но уже не как следствие неразвязанной кармы (она была уже развязана), а как средство к осуществлению определенных, только мне поручаемых и мною свободно принимаемых задач.

И хотя слово „миссия“ на нашем языке звучит книжно и лишено поэзии, я буду употреблять его и впредь для обозначения таких специальных заданий, поручаемых отдельной душе для осуществления на Земле. Тяжесть ответственности того, кто принял миссию, возрастает во много раз, так как миссия связана всегда не только с судьбой ее носителя, но и с судьбою очень многих душ, судьбою и прижизненной, и посмертной, иногда же – с судьбой целых народов и всего человечества.

Того, кто предаст свою миссию добровольно или вследствие слабости, ждет возмездие и искупление в самых глубоких и страшных слоях. Это не значит, что для прошедшего сквозь миры Просветления невозможны при реинкарнации на Земле падения, измены, этические срывы. Невозможен только срыв, основанный на незнании о существовании Творца. Если эти падения не затронут существа его миссии, то духи добра поднимут его из любого провала, чтобы миссия все-таки была осуществлена.»

Произнеся вышесказанное призрак отца, вдруг остановился и произнес:

– Пока на этом все, сын мой, меня снова призывают возвратиться на постоянное место пребывания. Но я еще приду к тебе, и снова продолжу повествование.