Текст книги "Предательство в КПСС. Хроника разрушения СССР"

Глава 7
Перед пропастью

После падения СССР либеральные средства массовой информации состряпали штамп, как отвратительно жилось в советские времена. В магазинах ничего нет, полное бесправие, суровая цензура, всеобщий контроль свирепого КГБ, когда кара грозила за каждое неосторожное слово… Но этот штамп насквозь фальшивый. Он лицемерно замалчивает, сколько же было в СССР хорошего! Бесплатное образование – в том числе и высшее, вечернее, заочное. Бесплатное здравоохранение. Любой работяга, нуждающийся в лечении, мог получить бесплатную путевку в санаторий, в дом отдыха. Для всех желающих детей летом – бесплатные пионерские лагеря. Все стадионы, спортплощадки – тоже бесплатные. Бесплатные детские спортивные секции, кружки в школах и домах пионеров.

Дешевизна товаров, транспортных услуг – от «пятачка» в метро до поездов дальнего следования и самолетов. Даже студенту было вполне по карману поехать на каникулах куда хочешь – в Крым, на Кавказ, в Сибирь. А если отправился за город, в твоем распоряжении и лес, и поля, и реки. Гуляй, где тебе угодно, собирай грибы, ягоды, закидывай удочки, ставь палатки. Все твое, не перегороженное заборами с табличками «частная собственность». Очень дешевыми были театры, кино, музеи, выставки. Ходить туда можно было хоть каждый день, если есть желание и время.

Прекрасно работала советская милиция. Люди могли гулять по улицам среди ночи без малейшей опаски, что на них нападут, изобьют, ограбят. Пьяные на видных местах не валялись и не бродили, оскорбляя взор и слух прохожих, их быстренько собирали в вытрезвитель. И нищих в СССР не было. Не было безработных. У каждого завода и фабрики висели таблички: «Требуются…». Каждый выпускник вуза или техникума получал обязательное распределение. Уж понравилось ли оно, или хотелось получше, но в любом случае на улице и без зарплаты не останешься. Неужели все это было плохо?

Да, цензура существовала. Но она почему-то не мешала рождению многочисленных шедевров кино, литературы. Нынешней российской культуре до таких достижений очень далеко. А те произведения, которые попали в разряд «запрещенных», нередко бывали откровенно лживыми, как «Архипелаг» Солженицына. И в большинстве своем оказывались откровенно слабыми. Вся их притягательность только и заключалась в «запретных темах», фрондерстве. Да и свирепость КГБ – полный бред. Именно в этом ведомстве дураков и дуболомов не держали. А политика КГБ при Андропове была очень мягкой. Достаточно сопоставить – в период разрекламированной хрущевской «оттепели», c 1956 по 1960 гг., было осуждено по политическим статьям 4676 человек. В аналогичный «андроповский» период, с 1976 по 1980 гг. – 347 человек [117, с. 94 – 95]. И еще раз подчеркнем, к настоящим диссидентам КГБ относился с поразительной деликатностью. А уж политические анекдоты «травили» вовсю, и рабочие, и студенты, и военные. Очевидно, и сами «гэбэшники».

Экономика действовала исправно, никаких кризисных явлений не наблюдалось. Каждый значительный город был промышленным центром. Каждую пятилетку вводились в эксплуатацию новые мощные заводы, фабрики, электростанции. Советская наука занимала самые передовые позиции. В СССР трудилась четверть всех ученых мира! В вузах занимались 5 млн студентов, а обучали их полмиллиона преподавателей. Это обеспечило грандиозные достижения Советского Союза. Осуществлялись космические программы, развивалась атомная энергетика, создавалась первоклассная военная техника, делались блестящие открытия в области физики, математики, биологии, химии…

Что ж, были и серьезные негативные явления. Но определялись они вовсе не социалистической системой. Они стали результатами субъективных «перекосов», причем таких, которые вряд ли можно считать случайными ошибками. Главной бедой стало разрушение сельского хозяйства. Сперва – в кампаниях «хрущевщины». А потом, в конце 1960-х – начале 1970-х, – в результате внедрения «научных» программ Заславской и других «светил» Сибирского отделения Академии наук, когда русская деревня оказалась разгромленной. Около 60 млн человек перебралось из сельской местности в города. Если в 1939 г. доля крестьян составляла 47–48 % советского народа, то к 1979 г. она упала до 15 %. Это породило дефицит продуктов, зависимость от импорта продовольствия.

Казалось бы, самое легкое решение проблемы открыла «разрядка». Продавай нефть, газ – и покупай мясо, хлеб в любых количествах. Но именно разрядка стала ловушкой, «посадила» советскую экономику на поток «нефтедолларов». Это выглядело слишком легко и соблазнительно: закупать и продукты, и ширпотреб. Хотя импорт обернулся скрытым ударом по советской промышленности. Причем аналогичные отечественные товары нередко были лучше! Одежда и обувь изготовлялись из натурального сырья: хлопка, льна, шерсти, кожи. Но они не могли угнаться за переменчивыми западными модами (тем более, в системе планового хозяйства, где объем и ассортимент продукции задавались на годы, на пятилетки). В результате люди охотились за дорогими, броскими и яркими подделками из синтетики. А качественные и дешевые советские изделия оставались не реализованными, лежали на складах. Правительство вынуждено было поддерживать дотациями и убыточные предприятия, и убыточные колхозы, совхозы.

Между тем расходы казны и без того были колоссальными. Государственных вложений требовало строительство заводов, фабрик, дорог, жилья. Дотаций требовали те же самые бесплатное образование, здравоохранение, санатории, дома культуры, стадионы, пионерские лагеря. Но в условиях противостояния с НАТО огромных средств требовало и содержание армии и флота, разработка и производство вооружения. Наконец, миллиарды утекали на внешнюю политику. Лидерство в мировой системе стоило совсем не дешево. Приходилось поддерживать не только союзников из социалистического лагеря, но и дружественные страны «третьего мира». К социализму не примкнувшие, но и к западному альянсу не присоединившиеся. Им выделяли льготные кредиты, помогали строить собственную промышленность, обучать национальные кадры, посылали специалистов, оборудование, оружие. На расходы в таких случаях не скупились, ведь в противном случае «дружественное» правительство могло сменить ориентацию, обратиться к США.

Советский Союз был настолько богатой страной, что выдерживал подобные нагрузки! Еще и сохранял огромный золотой запас. А негативные явления были в общем-то преодолимыми. Но все сильнее сказывался еще один фактор. Зашла в полный тупик советская идеология! При Сталине действовала простая и доступная идея: СССР находится во враждебном окружении. Поэтому любой успех в промышленности и сельском хозяйстве, труд любого рабочего и колхозника – это средство укрепления государства, противодействия внешним врагам. Если мы хотим выстоять и выжить, то должны мобилизовывать силы, каждый на своем месте. Необходимость напрячься, перетерпеть те или иные лишения – все это получалось оправданным и понятным для каждого советского гражданина. Хрущев такую идею напрочь отбросил. Вместо нее стал манить народ химерами коммунизма, «земного рая», который сводил к чисто материальному благополучию. Даже легкомысленно (как он поступал всегда) назвал конкретные сроки. 1971 г. – построение материально-технической базы коммунизма, 1981 г. – сам коммунизм, царство всеобщего изобилия.

Но сроки проходили, химеры Хрущева развеивались – потому что они и не могли осуществиться. Чтобы выкрутиться, Суслов и его идеологи придумали понятие «развитого социализма». Определялось, что это высшая ступень социализма, она непосредственно предшествует коммунизму. Но этап «развитого социализма» будет долгим, и задача состоит в его постепенном усовершенствовании – примерно так определяла сусловская Программа КПСС, принятая в 1977 г. В народе это подорвало доверие к партийным лозунгам. Что же получалось? 60 лет строили-строили коммунизм, вместо него построили непонятный «развитой социализм» – и теперь его предстоит «совершенствовать»?

Но и сама партийная верхушка в идеалы коммунизма больше не верила. Они превращались в некие обязательные правила официальной игры, в лицемерие. Могли ли верить пропагандистским мифам те, кто находился на кухне, где их стряпают? Кто знал подноготную интриг, скрытых скандалов, истинное положение в народном хозяйстве? Партийная система выносила наверх не идеалистов, а приспособленцев. Костяк номенклатуры формировался уже в либеральные времена, набрался духа «оттепелей». А молодая «коммунистическая элита» переплеталась с «культурной элитой», превратившись в убежденных «западников». В аппарате ЦК, дипломатическом ведомстве, в партийной журналистике доминировала совершенно другая идея – «конвергенции». Сближения с западным миром. И главной приманкой оказывалось как раз капиталистическое «благосостояние».

Ну а «разрядка» открыла «окна» для зарубежных влияний на весь советский народ. Расширился обмен делегациями, возможности туристических поездок. В СССР гастролировали иностранные артисты, издавались западные литературные произведения, в кинопрокате шло все больше заграничных фильмов. И стоит заметить, что такие воздействия попадали в унисон с… партийной пропагандой. Ведь высокая идея уже затерлась, коммунизм теперь фактически приравнивался к материальному изобилию. Но в данном отношении примером выглядел как раз Запад! В кинотеатрах люди раскатывали губы, видя шикарные автомашины, рестораны, бары, огни реклам, богатые виллы с небоскребами, полураздетых красоток. Развешивали уши, слушая счастливчиков, побывавших там в командировках или туристами. Проникались убеждением – вот он и есть, настоящий «земной рай», а не обманы, которые нам впаривают. Вспоминали ли при этом о своем хорошем? О том же бесплатном лечении, обучении, летнем отдыхе, безопасности, порядке? Нет. Они подразумевались как само собой разумеющиеся, привычные. А заграничные соблазны кружили головы…

Немалую лепту в эти воздействия вносили и «вражьи голоса» – «Голос Америки», «Би-би-си», «Свобода», «Немецкая волна». Охмуряли «свободами», «правами человека». А эффективность их работы повышали социальные перемены в СССР. Мы уже отмечали, что сельское население значительно сократилось – а раньше оно составляло самую здоровую, консервативную и патриотическую часть народа. Зато развитие советской системы образования (лучшей в мире), науки, культуры имело и обратную сторону. Интеллигенция чрезмерно разрослась, по переписи 1979 г. она составила 19 % населения. Но ведь и научные, культурные, образовательные учреждения жили за счет государства. На все денег не хватало. Оклады интеллигенции были низкими. Молодые специалисты, научные работники, подрабатывали во внеурочное время грузчиками, чернорабочими, в отпуск ехали на стройки. Ютились по общежитиям, до старости дожидаясь квартир. Росло число «неудачников», скептиков. Разочаровавшись в коммунизме, интеллигенция ударялась в духовное искательство. По сути, находила себе другие химеры. Заражалась импортным ядом «общечеловеческих ценностей», охотилась за «смелыми» произведениями, за «живой» мыслью.

Возможность улучшить свое положение открывалась на партийной работе, в управленческих структурах. К раздуванию этих структур стремилась и бюрократия, каждый начальник силился увеличить свои штаты, а тем самым и собственный «вес». Число аппаратчиков всех уровней тоже чрезмерно разрасталось, их доля достигла 6 % всего населения [79]. Но по своему складу это были такие же советские интеллигенты – и вдобавок карьеристы. Готовые переориентироваться в любую сторону ради личной выгоды.

А уж творческая интеллигенция стала настоящим «западническим» гнойником. Хотя для культурной элиты в СССР обеспечивались весьма привилегированные условия (и опять за государственный счет). Но режиссеры, артисты, «прогрессивные» писатели грезили о положении американских и европейских «звезд», рвались к «свободе творчества». Презирать и оплевывать «совок» (за закрытыми дверями) в этой среде становилось чуть ли не правилом «хорошего тона». Множилось число «невозвращенцев». Те, кому посчастливилось попасть на гастроли в «капстраны», все чаще оставались там. Разумеется, для этого просили «политического убежища», выставляли себя «противниками режима».

Очень податливой к внешним влияниям оказалась и молодежь. Увлекалась иностранными модами, рок-культурой. Да и «их нравы» ох как притягивали! Ведь на Западе в данное время полным ходом торжествовала «сексуальная революция», а в СССР проповедовался аскетизм, слишком откровенные кадры из фильмов вырезали, в комсомольских организациях за «аморалку» следовали строгие проработки, взыскания. Студенты и старшеклассники, силясь выделиться, выпятить свою индивидуальность, слепо копировали зарубежные образцы. Появлялись советские хиппи, панки, демонстрируя «протестный» образ мысли и поведения.

Именно из советской интеллигенции, аппаратчиков и молодежи сформировалась та сила, которую теневые режиссеры будут использовать в операциях по разрушению СССР. Точно так же, как было в Российской империи, когда в опору для оппозиционных сил превращались интеллигенция, чиновники, «прогрессивные» деятели культуры, студенты с гимназистами. Сами себя ослепляли обманами, сами возбуждались от них, сами себе внушали, что власть царя «реакционная», жизнь «беспросветная» – другое дело за рубежом!.. В Советском Союзе предпосылки и построения были такими же ложными, и падение могучей социалистической державы вовсе не было неизбежным.

Например, выправить дела в сельском хозяйстве могла брежневская продовольственная программа (если бы ее выполнили). Еще более серьезные и кардинальные меры по оздоровлению страны замышлял Черненко. Его фигура с легкой руки журналистов обычно преподносится как «самый безликий» генсек. Это ложь. Константин Устинович был личностью цельной, умной, дальновидной, и у него-то существовала четкая программа спасения СССР. Заключалась она в возврате к сталинскому курсу.

Он тоже заговорил о «перестройке», ставил задачу: «В серьезной перестройке нуждается система управления страной, весь наш хозяйственный механизм. Она включает в себя широкомасштабный экономический эксперимент по расширению прав и повышению ответственности предприятий». Черненко заново дал поручение подготовить программу реформ. Но суть «перестройки» он понимал совсем иначе, чем Андропов. В качестве ориентиров для разработчиков задал экономические дискуссии конца 1940 – начала 1950-х годов и подытожившую их в 1952 г. книгу Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР». Разумеется, о концессиях и совместных предприятиях с иностранцами больше речи не было.

Сусловскую Программу КПСС (по сути не коммунистическую, а социал-демократическую) Черненко считал вообще ошибочной. Заговорил о подготовке новой программы, где предстояло расставить на своих местах ясные идеологические ориентиры.

А вот кампанию Андропова против коррупции и воровства Черненко не свернул. Наоборот, усилил. Если Юрию Владимировичу достаточно было убрать мешающие ему фигуры, то Константин Устинович мечтал о твердом «сталинском» порядке. Расследования преступлений ширились.

Черненко считал необходимым кардинально очистить и сферу культуру, напрочь зараженную иностранными влияниями. Еще при Андропове, в июне 1983 г., он выступил на пленуме ЦК с программным докладом «Актуальные вопросы идеологической и массово-политической работы партии», где обратил особое внимание на чуждую рок-культуру, захлестнувшую СССР, подверг критике эстрадные группы «сомнительного свойства», указывал, что они наносят «идейный и эстетический ущерб». В 1984 г. их стали повсеместно прижимать. Попутно правоохранительные органы занялись разболтавшимися артистами. «Левые» концерты приравняли к незаконной предпринимательской деятельности, организаторов и исполнителей привлекали к ответственности, вплоть до уголовной.

Прогибаться перед западными державами, подстраиваться под них ради призрачной «разрядки» Черненко не желал. Он отменил решение Андропова об участии советских спортсменов в Олимпийских играх в Лос-Анжелесе. Объявил бойкот – адекватно ответив на западный бойкот Олимпиады в Москве. В пику американской Олимпиаде было решено провести альтернативные соревнования «Дружба-84». В них приняли участие представители 50 государств. В общем, ответ стал действительно весомым.

А в противовес НАТО Черненко вернулся к сталинскому курсу сближения с Китаем. С ним начались переговоры, заключались торговые соглашения. Диалогу с Пекином способствовало и то обстоятельство, что Константин Устинович наметил полную политическую реабилитацию Сталина – а его в Китае высоко чтили. Весной 1984 г. Черненко пригласил вернуться в СССР дочь Иосифа Виссарионовича, Светлану Аллилуеву. По некоторым сведениям, отправил ей личное письмо: «В связи с предстоящим восстановлением справедливости в отношении памяти и наследия И.В. Сталина, Вы, его дочь, должны быть в этот момент на его и своей родине, на мой взгляд». Она приехала. На пресс-конференции говорила, что «на Западе ни одного дня не была свободной», и все ее негативные высказывания и публикации об отце «делались под давлением и по принуждению транснациональных сил и эмиссаров иностранных спецслужб».

Хрущевскую кампанию по «разоблачению культа личности» Черненко считал чрезвычайно вредной, разрушившей советскую идеологию и нанесшей колоссальный ущерб государству. Он начал подготовку обратной кампании. Восстановил в партии 94-летнего Молотова, исключенного Хрущевым. К 40-летию Победы, 9 мая 1985 г., намечалось обратное переименование Волгограда в Сталинград. Черненко сам с ближайшими помощниками взялся разрабатывать проект постановления ЦК «Об исправлении субъективного подхода и перегибов, имевших место во второй половине 1950-х – начале 1960-х годов при оценке деятельности И.В. Сталина и его ближайших соратников».

Да, Черненко мог сделать многое. Но к власти он пришел слишком поздно, тяжело больным. А вокруг него уже оказалось «все схвачено», ему подсказывали «нужные» решения. Став генеральным секретарем, он на одном из первых заседаний Политбюро внес вдруг предложение: предоставить Горбачеву право председательствовать на заседаниях Секретариата ЦК. Михаил Сергеевич уже делал это во время болезни Андропова и Черненко, но теперь его официально выдвигали во «вторые секретари». Очень удивился и воспротивился Тихонов, он был ближайшим соратником Черненко и сам надеялся стать «вторым». Его поддержал Громыко. Но Черненко настоял на своем. Очевидно, советники внушили ему, что выдвижение Горбачева будет полезным для примирения «стариков» и «молодых», обеспечит дружную коллегиальную работу в Политбюро.

Контролировать исполнение своих указаний Черненко был не в состоянии. Разрабатывать новые проекты реформ по «сталинским» образцам партийные и правительственные органы совершенно не спешили. Меры по оздоровлению культуры дали весьма сомнительные результаты. «Гонениям» подверглись в основном самодеятельные рок-группы (или, как их называли, вокально-инструментальные ансамбли), игравшие на местных дискотеках. Это раздражало молодежь, подогревало оппозиционные настроения. А «левые» концерты были главным заработком советских артистов, тогдашних «звезд». Они тоже злобились на «полицейский режим».

Некоторые шаги Черненко откровенно игнорировались. Генеральный секретарь лично вручил партбилет Молотову – но ни одна партийная газета об этом даже не упомянула! Он начинал реабилитацию Сталина, а в июне 1984 г. либеральная «Юность» опубликовала ярую антисталинскую повесть Васильева «Завтра была война». Никакой реакции со стороны ЦК не последовало, редакторов не поснимали и не взгрели. А постановление ЦК, осуждавшее антисталинские «перегибы», Черненко хотел подготовить во время своего очередного отпуска. Академик Чазов вместе с Горбачевым порекомендовали ему высокогорный курорт «Сосновый бор» на Кавказе.

Правда, у помощника генсека Виктора Прибыткова возникли сомнения – допустимы ли горные условия для астматика. Но ведь их прописал главный придворный медик! Расхваливал «чистейший воздух». Да и Горбачев вовсю рекламировал «Сосновый бор» как изумительное место для отдыха. Однако Черненко смог пробыть там лишь 10 дней. У него сразу пошло резкое ухудшение. Он даже передвигался с трудом, потом вообще потребовалась «каталка». Из Москвы примчались Чазов с лечащим врачом Чечулиным и после осмотра заявили: «Надо менять курорт». Прибытков не выдержал, прямо обратился к Чазову – почему Черненко с астмой направили в разреженный горный воздух? «Тот смутился и снова отвел глаза в сторону. Ничего не ответил, – вспоминал Прибытков. – Кто знает, может, просто привычка у него такая была… Судить не берусь, даже по прошествии минувших лет» [58].

Черненко перевезли в Подмосковье. Ходить самостоятельно он уже не мог, говорил еле-еле, его душил кашель. Дома и в кабинете установили кислородные аппараты. Рекомендации главного кремлевского медика и Горбачева окончательно вывели его из строя. Если Черненко и появлялся на заседаниях Политбюро, то его вносили на руках, и он невнятно зачитывал несколько фраз по бумажке, приготовленной помощниками. Он превратился в чисто декоративную фигуру. А делами стал заправлять «второй секретарь». Горбачев. О реабилитации Сталина было забыто. Постановление ЦК по данному вопросу так и не было подготовлено и принято.

А кампания по борьбе с коррупцией стала приобретать своеобразные формы. Многие дела фактически сворачивались. Например, при масштабном расследовании о безобразиях в столичной торговле главных фигурантов выгородили и выпустили. Приговорили к смертной казни и расстреляли только директоров Елисеевского гастронома Соколова и плодоовощной базы Амбарцумяна. Причем именно они согласились сотрудничать со следствием, выложили многие имена, раскрыли схемы хищения. Им было обещано снисхождение, а вместо этого обоих уничтожили.

Еще одним «козлом отпущения» сделали бывшего министра внутренних дел Щелокова. Дело о «коррупции в МВД» возобновилось. Щелокова и его родных стали таскать на допросы, травить в прессе. Вчерашнего министра лишили звания генерала армии, исключили из партии. 10 декабря он написал письмо Черненко, что «не нарушал законности, не изменял линии партии, ничего у государства не брал». Просил оградить от преследований его детей, потому что «они ни в чем не повинны». А 12 декабря 1984 г. Щелокова лишили звания Героя Социалистического Труда и всех наград, кроме боевых. На следующий день его не стало. По официальной версии он надел мундир со всеми орденами и застрелился из охотничьего ружья. Хотя его письмо к Черненко, которое признали предсмертным, было составлено тремя днями раньше. Поэтому существуют и другие версии. Убийства или принуждения к самоубийству с помощью шантажа. Причина напрашивается одна. По роду своей деятельности он слишком много знал. Нельзя исключать, что это было связано и с операцией по Дому Ипатьева, по поиску ложных «царских останков».

А Михаил Сергеевич как раз в эти дни, когда погибал Щелоков, собирался в дорогу. Из Лондона поступило приглашение от Маргарет Тэтчер: для налаживания отношений прислать в Англию парламентскую делегацию от Верховного Совета СССР. Но оговаривалось: возглавить делегацию должен непременно Горбачев – в Верховном Совете он возглавлял комитет по международным делам. Дело выглядело крайне важным: шаг к «разрядке»! Михаил Сергеевич сумел получить от Политбюро такие полномочия. С ним, конечно, отправилась жена, повсюду сопровождавшая его. А в качестве ближайшего советника поехал… Яковлев. Не имевший никакого отношения к Верховному Совету.

Сразу же по прибытии в Англию Тэтчер дала личную аудиенцию Горбачеву в Чекерсе. В особой резиденции премьер-министра, где принимали лишь глав государств. Причем Яковлев тоже попал на эту закрытую встречу без прессы, без «посторонних». А Горбачев в ходе беседы совершил жест, просто ошеломивший Тэтчер. Он вдруг развернул перед ней карту советского Генштаба с высочайшими грифами секретности, где были показаны направления ядерных ударов по Англии, цели, обозначено, откуда и какими средствами должны наноситься удары. Горбачев пояснил: «Госпожа премьер-министр, со всем этим надо кончать, и как можно скорее» [157]. Этот факт впоследствии подтвердили его пресс-секретарь Грачев, Яковлев и сам Горбачев [153].

Правда, сенсационная карта не могла быть подлинной. Оригинал могли выдать на руки только генеральному секретарю, да и то со множеством формальностей. Либо у Горбачева уже и в Генштабе имелись «свои» люди, изготовившие для него неучтенную копию, либо он привез «фейк». Поняла ли это Тэтчер? Если нет, то после встречи специалисты разведки должны были объяснить ей такие тонкости. Но в любом случае она оценила жест. Михаил Сергеевич откровенно показал, как далеко он готов пойти «навстречу» Западу. Мало того, он отдавался на волю Запада! Любое упоминание о демонстрации карты обернулось бы для него в Москве катастрофой.

Да, Тэтчер поняла его. Дальнейшая беседа протекала вообще «по-домашнему». Премьер-министр даже позволила себе сбросить туфли и уютно забраться в кресло «с ногами». Точное содержание их разговоров остается неизвестным, но в ходе визита Михаил Сергеевич еще несколько раз подтвердил репутацию «неординарного» политика. Советская делегация должна была возложить венок на могилу Карла Маркса. Но Горбачев эту миссию, как чисто формальную, поручил помощникам. А сам с женой вместо кладбища отправился в одноименный универмаг Маркса, где Раиса Максимовна повышенно интересовалась ювелирными изделиями. Это обсуждали иностранные журналисты. Конечно же, отметили политики, и спецслужбы.

18 декабря Михаил Сергеевич выступил перед депутатами британского парламента, и тема доклада оказалась абсолютно не характерной для советской верхушки. «Европа – наш общий дом». На озвучивание такой идеи Горбачев не получал полномочий от Политбюро. Зато лейтмотив «европейского общего дома» был характерным как раз для Тэтчер. Исследователи полагают, что в данном ключе премьер-министр вела разговоры с Горбачевым, и он охотно принял подачу. А в целом прошел еще одни «смотрины». В 2014 г. была рассекречена переписка Тэтчер с президентом США Рейганом. Там она поставила свою оценку Михаилу Сергеевичу: «Мне он на самом деле понравился. Я уверена, что с этим человеком можно иметь дело».

Да, Михаил Сергеевич еще не был вождем партии и государства. Но он уже мог себе позволить несанкционированные публичные высказывания, проигнорировать могилу Маркса. А его положение продолжало укрепляться. Одним из самых влиятельных лиц в Политбюро оставался министр обороны Устинов. И как раз в декабре он простудился на учениях. Лег в больницу, и для него контакты с кремлевской медициной тоже оказались роковыми. 20 декабря, когда Горбачев еще находился в Англии, Устинов скончался. Диагноз – «скоротечное тяжелое воспаление легких». На его место выдвинули маршала Соколова. Боевого военачальника, но он не имел никакого веса в партийной верхушке.

А Черненко был совсем плох. Тем не менее, перед выборами в Верховный Совет его «речь» показали на всю страну, притащили телевидение прямо в больницу. Продемонстрировали народу, как недееспособный старик, задыхаясь, что-то мямлит по бумажке. Зачем? Преднамеренно порождали насмешки, издевки – и убеждения, что пора приводить к власти «молодых». 10 марта 1985 г. Черненко скончался. На заседании Политбюро Горбачев предоставил слово Чазову. Тот долго перечислял болезни и описывал состояние покойного. Присутствующих подводили к мысли, что на «преемственность» ориентироваться больше нельзя. За одним больным стариком второй, третий, власть превращается в посмешище. Зашла речь о выборе генерального секретаря, и Громыко назвал Горбачева. Считал, что он станет лучшим лидером партии и государства (и поведет к «разрядке», которую Громыко выпестовал, считал «своей» политикой). Позже он будет сокрушаться, что очень ошибся.

Но если бы не он, то кандидатуру Горбачева непременно должен был выдвинуть кто-то другой. Сейчас известны цифры, что к началу «перестройки» в руководящих эшелонах власти СССР было уже около 2200 агентов влияния Запада. Такие советники наверняка обрабатывали и настраивали не только Громыко, но и других членов Политбюро. Обращает на себя внимание любопытный факт. 11 марта, прямо в день избрания Горбачева, в Нью-Йорке вышла большим тиражом брошюра с его биографией. Ни один прежний генеральный секретарь такого не удостоился. Но стоит учесть и разницу во времени между Москвой и Нью-Йорком. Заседание, избравшее Горбачева, закончилось около 17.30. В Нью-Йорке было около 9.30. Чтобы брошюра в этот же день была выброшена на прилавки, ее требовалось напечатать заранее. Значит, американские издатели уже знали – советским генсеком станет Михаил Сергеевич.