Текст книги "Мститель. Убить карателя! (сборник)"

Глава 8

14 мая 1943 года

Хорошо, что Смирнов дал мне этих четверых ребят: капитана осназа НКВД Романа Львовича Вишнякова («Рубик»), старшего лейтенанта осназа НКВД Владимира Николаевича Лапина («Кубик»), лейтенанта осназа НКВД Константина Алексеевича Белозёрова («Гек») и младшего лейтенанта осназа НКВД Остапа Харитоновича Гриневского («Чук»). Я этим ребятам по гроб жизни буду обязан, и весь мой отряд тоже.

Узнав, что я задумал, «Рубик» да и остальные трое вылупили на меня свои зенки и сказали, что они мне запрещают. На что получили вполне предсказуемый ответ, что клал я большой и толстый на их запреты и на запреты Смирнова тоже, если они чего не поняли. Впрочем, я их не заставляю, могут в сторонке постоять, это моё личное дело и личное дело моего отряда, а отряд уже подтянулся. Где? Да вон в соседней роще, копытом бьёт. Ага! Так мы не одни? Тогда другое дело! Тогда ты, «Командир», нам не мешай, мы подумаем. Смирнов сказал помогать тебе во всём, но живыми без тебя не возвращаться. Так мне «Рубик» и выдал.

Я же сказал, что Смирнов дал мне самых подготовленных своих людей. Они всё и сделали. Правда, пришлось ещё сутки подождать, пока «Погранец» со своей бандой сбегает за заныканным нами «Опелем» и раздобудет «Рубику» четыре пятилитровых бутыли с самогоном. Бонусом к заказанным четырём пузырям пошли десяток бутылок водки и три бутылки коньяка, которые они к тому времени уже подрезали. Оказывается, что снотворное у «Кубика» было с собой, вместе с ядом, кстати. Очень подготовленные у меня ребята оказались. На все случаи жизни.

Ужравшийся до невменяемого состояния подполковник гестапо со своими тремя собутыльниками. Простите, конечно же, сослуживцами. Обер-лейтенантом, водителем, ведущим легковой «Опель» зигзагом, от обочины к обочине, и валяющимся на заднем сиденье гауптманом, находившимся в состоянии «полные дрова», произвёл сильное впечатление на командира роты и всех его взводных. В принципе, для карателей картина была не новая. Они и сами периодически бывали в таком состоянии, но они никогда не видели подполковника и обер-лейтенанта гестапо, пьющих коньяк из горла.

Узрев новых собутыльников, невменяемый подполковник восторженно взревел и полез обниматься и дарить подарки. Так как ничего, кроме десятка бутылок водки и четырёх пятилитровых пузырей самогона, у подполковника не было, то внезапно нарисовавшееся начальство потребовало продолжения банкета. Кто же ему откажет?

Попробовали позвонить в город, но связь напрочь отсутствовала, и командир роты оставил внезапно свалившихся ему на голову гестаповцев до утра, справедливо рассудив, что утро вечера мудренее. Ну а утром предсказуемо оказался со всеми своими главупырями в напалмовом костерке, а вся рота в петле. На кол никого сажать не стали, некогда, да и умельцев у меня сейчас таких нет. Перед «пионерским» костром упырей отдали Тае и девчонкам, которых мы освободили из барака, и каратели много раз пожалели, что родились на белый свет.

Впрочем, двое самых молодых упырьков остались живы, но только затем, чтобы передали своим сослуживцам моё личное послание. Я теперь знаю, где все они живут, и обязательно приеду к ним домой, пусть готовятся. Ну и что, что это буду не я? Они же этого не знают, а с раздробленными костями на ногах и переломанными во многих местах руками и пальцами проживут кастрированные упыри недолго.

У них тоже есть и родители, и жёны с детьми, и братья с сёстрами, и остальные родственники. Пусть ждут. Пусть верят, что этот ужас придёт к ним в дом. Семнадцать девчонок выжили, я обязательно отдам им домашние адреса карателей.

Командиру роты полевой жандармерии

284-й охранной дивизии

обер-лейтенанту Эриху Пауку.

Рапорт

15 мая 1943 года диверсионным отрядом «Второго» уничтожена первая рота девятого батальона особого подразделения полиции, дислоцированная в посёлке Заречье. Все рядовые военнослужащие роты после жесточайших побоев и кастрации повешены. Командир роты обер-лейтенант Тимофей Мелешко, а также все командиры и отделение управления роты сожжены живыми. На месте акции оставлены листовки с именами унтерменшей.

Оставленные живыми двое сотрудников роты показали следующее. Группа бандитов «Второго» хорошо вооружена и экипирована, в основном оружием немецкого производства. Общее количество не менее сорока бандитов, среди которых действительно есть унтерменши, казнившие сотрудников батальона с показной жестокостью.

Вследствие удалённости места дислокации роты от населённых пунктов уничтоженная рота особого полицейского батальона была обнаружена спустя двое суток после произошедшего. В результате чего разыскные мероприятия по поиску диверсионной группы «Второго» были начаты с большим опозданием. Предположительно диверсионная группа движется на захваченных ею грузовых машинах в сторону города Полоцка.

Командир второго взвода роты полевой жандармерии 284-й охранной дивизии лейтенант Эрнст Кламмер.

* * *

Вот теперь можно и домой на машинах карателей, в их форме и с их документами, тем более что боятся их все здесь до трясучки. В смысле боялись. Мы обязательно вернёмся. Мы теперь знаем, где стоят ещё две роты этого батальона. Немецкий телефонный провод у нас ещё есть, а мало будет, ещё пару линий обдерём. Успели мы вовремя, эта рота жила здесь последние дни и собиралась передислоцироваться в район города Остров. След они здесь оставили очень кровавый, уничтожая в основном местные гетто.

Кстати, никакого отношения к украинским карательным батальонам этот батальон не имел. Это была сборная солянка из пленных шталаг‐340. Сбились они в банду ещё осенью сорок первого, прямо в лагере, но по национальному признаку, то есть весь костяк роты состоял из украинцев. Это потом, уже после сольного выступления Давида, им добавили командира роты и взвод упырей, набранных на Западной Украине.

Сначала эта сборная солянка занималась только расстрелами внутри лагеря и гетто. Затем новообращённые упыри стали делать вылазки в соседние гетто и окрестные лагеря, набирая в свой состав местных предателей из концлагерей. Отметиться они умудрились везде: и в Даугавпилсе, и в Резекне, и в Себеже. В Себежеском лагере они побывали в начале апреля сорок второго, и именно там сформировав из них какое-то военизированное подразделение, немцы перебросили их на уничтожение небольшого гетто. Потом в следующее, и наконец они осели здесь, под Дриссой, выбираясь на карательные зачистки по ближайшим районам. Рота не рота, но чуть больше девяноста штук здесь было. Три взвода по двадцать упырей, взвод особо одарённых палачей и отделение управления, типа штаб.

Теперь можно и домой, на базу. Самогон у нас не переводится, девочек мы освободили, сейчас замутим шашлычка и будем ждать, пока остальные подтянутся. Пикник на природе, блин.

Всё равно я собирался в ту сторону. Может, и получится. Такого цирка никто не ждёт, а выглядеть будет очень оригинально. Под этот цирк мы вырежем всех на своём пути, это к гадалке не ходи. Пусть упыри перед смертью порадуются. Надо только на базу заскочить и забрать бронетранспортёр. Состояние «нет бронетранспортёра» здорово отличается от состояния «есть бронетранспортёр с двумя пулемётами».

Каратели, говорите? А женский карательный взвод не хотите? Они есть у меня, но всё равно необходимо сначала на базу заехать. Надо будет только «Фею» с Таей зарядить и с девочками поговорить. Без их помощи будет не так эффектно, да и форму упырёвскую надо постирать, а то в очередной раз противно.

То, что я сейчас задумал, не сильно отличается от моих обычных приколов. Дело в том, что каратели должны были передислоцироваться под город Остров и вместе с несколькими такими же ротами одной зондеркоманды начать зачистку прифронтовой полосы. Фронт у нас уже недалеко от Великих Лук, вот только простоит он здесь год. За этот год такие зондеркоманды уничтожат здесь огромное количество людей, сгребая из Новгородской и Псковской областей, Эстонии и Беларуси всех от мала до велика в те же концлагеря Латвии и Литвы.

В этих концлагерях уже уничтожили всех, кого загрузили туда в сорок первом и сорок втором годах. Евреев и раненых перебили первыми, пленные почти все поумирали от голода и тифа, гражданских тоже активно морят голодом. Детей вот только больше у матерей не отбирают, а просто держат вместе со всеми.

Уходя из Риги, мы раскидали более четырёхсот листовок с обещанием заняться семьями немецких врачей и обязательством сажать всех замешанных в заборе крови у детей на кол. Мне почему-то поверили на слово. А может, фото Ранке и главного врача госпиталя помогли? Клаус их много сделал. Сорок две фотографии мы в квартирах и видных местах развесили и семьдесят одно фото с повешенными.

По информации Смирнова, зимой в Риге сцепились солдаты испанской «Голубой дивизии» и полицаи охранного батальона. Очень испанцам не понравилась история с концлагерем, да и перспектива оказаться сожжёнными живьём из-за тыловых «героев» не сильно порадовала. Оказывается, в том госпитале сгорело семнадцать испанских солдат и пара офицеров.

Каратели выхватили от возбуждённых таким нерадостным будущим идальго приличных звездюлей. Испанцы очень убедительно объясняли свою позицию и под занавес беседы перешли к огнестрельным аргументам. В результате этого сумбурного и эмоционального разговора семерых карателей уговорили досрочно переселиться на кладбище, а девятнадцать штук отправились в госпиталь с травмами и ранениями различной степени тяжести. Ещё около двадцати упырей с отрихтованными башнями и помятыми боками отделались лёгким испугом. Испанцев было много больше, и они только что прибыли в Ригу на отдых с передовой.

Неожиданно немецкие камрады поддержали своих горячих испанских союзников. Видимо, врачам госпиталей не всем рассказывали, откуда им привозят кровь. Немецким последователям Гиппократа здорово не понравилась перспектива познакомиться с нами поближе, и упыри огребли ещё и в госпитале. Правда, уже от солдат Вермахта. Эсэсовцы, конечно, быстро недовольство погасили, но рекламу мы им сделали замечательную, так что у детей кровь брать перестали.

Спасибо Смирнову. Порадовал. Я и не знал, что вокруг нашего отряда кипят такие страсти. Правда, мой отряд и меня лично теперь ещё и испанцы не любят. Но что же теперь поделать? Как бы мы их в этом госпитале сортировали?

Начать наши покойные каратели должны были с ликвидации небольшого концлагеря в городе Абрене, том самом городе, начальника полиции которого мы так удачно сожгли перед хорошо известным нашему «Ежу» посёлком. Партизанский отряд, который мы создали, жив и здоров, но его вычислили, и вот эта вот рота с усилением из местных полицаев должна была его уничтожить.

Начальник штаба карателей очень не хотел встретиться со своими бывшими пленницами и был предельно откровенен, и в костре с напалмом не хотел оказаться, и на кол тоже ему не хотелось, привередливый какой. Чтобы он не молчал, ему показали, что девчонки с его заместителем сделали, и теперь у меня есть самая полная информация, которую я кручу в голове уже несколько дней.

Под прикрытием формы карателей и на их технике мы ушли к себе на базу. Обстановка была нерадостная. Прифронтовой район, а мне необходимо было именно туда, был напичкан карателями, уничтожавшими мирных жителей и мелкие партизанские отряды. Немцы активно строили укрепрайон на линии городов Невель, Пустошка, Опочка, Остров, засевая пространство перед укрепрайоном минами и уничтожая жителей ближайших деревень. Мне крайне необходимо было в ту сторону, а я пока не мог придумать как.

Просто прогуляться большой группой по дорогам, так как мы делали последние полтора года, не получится. Плотность полицаев, карателей и тыловых подразделений Вермахта очень высока, нарваться можно в первый же день. Ну что ж, значит, и они с кофейком с печенюшечками обломаются. Не хочется, а придётся.

Есть там одна дорога, она не совсем в нашу сторону, но другого выхода я не вижу. С одной стороны, мне рано в тот район, а с другой… Почему бы и нет? Можно начать и оттуда. Без нас этих горе-вояк точно уничтожат. Жалко. «Белка» столько сил и времени потратил на их обучение и тренировку. Надо только отобрать себе группу, а остальных отправить в рейды, пусть идут в сторону Риги, а потом к Зераху.

* * *

Почти за год, прошедший с появления в посёлке отряда «Второго», произошло достаточно много событий. Партизанский отряд был выдавлен с места дислокации и ушёл в соседние леса. Появились новые полицаи, начавшие зверствовать с удесятерённой силой. Некоторые родственники ушедших в партизаны людей были расстреляны, а кого-то отправили в концлагерь города Аберне. Вновь созданная комендатура принялась грабить сельчан с утроенной энергией. Появляющиеся наездами в комендатуре фельджандармы избивали и убивали всех, кто хотя бы пытался отстоять своё добро, но такого ужаса, который внушала колонна, въезжавшая в посёлок, сельчане никогда не испытывали.

Колонна карателей появилась в посёлке ближе к вечеру. Впереди шли два гусеничных «Ганомага», каждый с двумя пулемётами, за ним – четыре тентованных грузовика и легковой «Опель». Спереди, прямо на капотах бронетранспортёров и грузовиков, были привязаны молоденькие девчонки, избитые и в разорванной одежде. Каратели, сидящие в переднем грузовике, были в тёмно-зелёной форме со знаком «SS» на петлицах, на фуражках – кокарда с черепом. Были все они молодые, здоровые и все какие-то лоснящиеся, оглядывающие улицы с непонятной, но ужасающей радостью.

Подъехав к комендатуре, колонна развернулась на площади, и из трёх машин посыпались каратели. Выскакивая из машин, они строились по шестеро и тут же молча разбегались по посёлку. Происходило это в полнейшей, жутчайшей тишине. Высокий немецкий обер-лейтенант, вышедший из легкового автомобиля, отдавал команды группам только жестами. Это было очень странно – немцы никогда себя так не вели. Не было ни выстрелов, ни криков, ни громких команд. Остальные три немецких офицера и ещё шестеро карателей не торопясь зашли в комендатуру. Посёлок замер в ожидании. Ничего хорошего от приехавших карателей жители не ждали. Впрочем, прошёл час, начинался второй, на посёлок опускались сумерки, но в деревне не было слышно ни звука.

Группы, разбежавшиеся по деревне, заходили в дома, в которых жили полицаи. Двое всегда оставались на улице, внимательно осматривая окрестности, четверо заходили в сами дома, слышались приглушённые хлопки, совершенно не похожие на выстрелы. Потом четверо выходили, и вся группа уходила в следующий дом. Ещё четыре группы, вооружённые ручными пулемётами, контролировали подходы к посёлку.

Через два часа всё закончилось. Необычные каратели собрались у своих машин, загрузились в них, и колонна неспешно направилась в сторону города Опочка. Не успели грузовики выехать из посёлка, как здание комендатуры вспыхнуло, как стог сена. Что это было, жители посёлка узнали только утром, увидев знакомые всему посёлку листовки на трупах полицаев, уничтоженных отрядом «Второго».

Партизанский отряд мы нашли за трое суток до своего появления в посёлке. Информация начальника штаба уничтоженных нами карателей оказалась верна, сидели они действительно в том лесу и даже не маскировались ни разу. Так что выцепили мы их быстро, отсортировали, повесили информаторов-полицаев и набрали себе новых бойцов.

Ну не было у командира этого отряда моего опыта и своего «Сержа». Принял он троих «бежавших из концлагеря красноармейцев» два месяца назад. Повезло его бойцам, что местные полицаи ждали внезапно скончавшуюся роту карателей. Не дошла до местных полицаев информация об очередном массовом море упырей. Двигались мы до них больше недели, останавливаясь в каждой деревне и физически уничтожая всех полицаев, немцев и сотрудников комендатур, но такая халява продолжаться долго не могла.

Клоунада с привязанными к грузовикам девчонками действовала на всех без исключения, и вылезали упыри прямо изо всех щелей. В отдельных случаях мы собирали полицаев прямо на местах и грузили в свободный грузовик, расстреливая их в тихих местах. Второй бронетранспортёр мы взяли целым на том же переезде, что и первый. У города Лудза, то есть традиционно «обидев» знакомых нам немецких полицейских из полицейского полка 284-й охранной дивизии. Вот никак они не заканчиваются, у нас уже столько документов из этого полка скопилось.

Город мы прошли ночью внаглую, заодно перебили оба поста на мосту, напоследок запалив напалмом и сам мост. После Лудзы были три достаточно большие деревни, в которых «Погранец» уничтожил всех полицаев, это он у нас был обер-лейтенантом.

Мой отряд рос. В пути мы четыре раза набирали местных мужиков, работающих добровольно-принудительным методом, то есть под охраной полицаев убивающих людей даже за косой взгляд. Там же освободили два десятка бывших пленных, чудом выживших в сорок втором году, прибившихся к вдовушкам в деревнях и попавшихся при облавах. Хоть пожили немного мужики нормальной жизнью. Увеличивалось количество машин, и уже перед посёлком мне пришлось отправить две небольшие группы в самостоятельные рейды, правда, пешком и по нужным мне направлениям, вооружив их оружием, набранным в рейде.

После посёлка налево, на город Аберне, пошла группа отвлечения. Задача у них была простая, как полено. Двигаясь на грузовике и бронетранспортёрах, вырезать всех полицаев во всех встречных деревнях, а затем напасть на город. Да, именно так.

Через три дня, разделившись на несколько групп, группа отвлечения должна ночью проникнуть в город, заминировать несколько машин и, максимально нашумев, уходить лесами в сторону Эстонии. Большая часть этой группы были местные партизаны, а остальные – разведчики «Погранца», освобождённые нами девчонки и снайперы Авиэля.

Именно они должны будут проникнуть в город и устроить там Варфоломеевскую ночь. Просто только у них есть оружие с глушителями, только они обучены устанавливать растяжки и фугасы, и только эти группы в состоянии пройти сотни километров по враждебной территории и остаться в живых. Поставив город на уши, эти группы самостоятельно уйдут к Зераху, а все остальные, отметившись у города, останутся в местных лесах.

Другая часть этой группы на двух бронетранспортёрах и двух грузовиках с шумом и стрельбой пойдёт налево, в сторону города Карсава, а затем, расстреляв боекомплект на пулемётах, разрозненными группами уйдёт в рейды по своим маршрутам. Часть людей, в основном девчонок, я оставил с ранеными и врачом на одной из запасных баз, а второго врача забрал с собой.

Мы же, проехав с десяток километров в сторону города Опочка, загнали грузовики в лес и превратились в пешеходов. Сейчас со мной, помимо моей группы, все «старики». Авиэль с пятерыми подготовленными «Рысью» снайперами, «Белка» с напарником, Эстер в компании моих девчонок, и «Погранец» с десятком его бойцов в качестве передового дозора.

Не скажу, что моя идея вызвала восторг у бывших пленниц, но то, что уговаривал их не я, а мои, как я чётко и сразу сказал, жёны, сыграло, наверное, главенствующую роль. Единственное, что сначала вызвало недоумение, – что жены у меня две, на что я сказал, что решать это только нам, и никому больше. К тому же перечисление наших инсценировок здорово развеселило всех, а то, что я сразу предложил всем девчонкам стать бойцами моего отряда, привело в шок в первую очередь «Рубика» с остальной его компанией. Позже он сам понял, насколько эффективно было то, что мы задумали. Подготовка к рейду была очень тщательная. Помимо фугасов мы забрали остатки мин, боеприпасы и запасную рейдовую форму и теперь были экипированы по полной программе.

Двигались мы в этот район просто, но медленно, заезжая во все деревни, останавливаясь в комендатурах и лесозаготовках и физически уничтожая всех полицаев, карателей, немцев и сотрудников гражданской администрации этого прифронтового района. Нарвались на нас и две группы фельджандармов, и два десятка интендантских машин, и неполный взвод сапёров, ремонтирующих небольшой мост. Мост теперь придётся строить новый, а сапёров и фельджандармов присылать из Германии. Грузовики нам пригодились самим, а фельджандармы своим видом радуют лесных зверушек и червей.

Никаких сомнений в принадлежности нашей колонны к карательному батальону ни у кого из встречавшихся нам по пути упырей не было. «Рубик» с «Кубиком» и «Чук» с «Геком», щеголяющие в своей гестаповской форме, были просто неотразимы, а живых свидетелей этого цирка мы не оставляли. Понятно, что и дороги минировали, и связь резали, и жгли всё, до чего могли дотянуться, и два фугаса на железной дороге воткнули. Один сработал почти сразу, мы только на полтора километра отъехали.

Больше всех всем понравились повешенные на обочине дороги немецкие офицеры, внаглую передвигавшиеся до этого на «Опеле». Можно было бы и закопать их по-тихому, но я решил иначе. Немцев раздели догола, накинули им на головы простые мешки и повесили на краю дороги с табличкой «Бандит». Табличку написали на двух языках – так полицаи партизан вешают. В жизни никто не догадается, что это разыскиваемые всей округой пропавшие немецкие офицеры. Понравилось всем это до такой степени, что хохот развлекавшихся в кузовах грузовиков мнимых карателей доносился даже до головного бронетранспортёра, в котором я ехал.

Всё время, пока мы были на базе, «Фея» набирала из оставшихся девчонок свою группу по тем параметрам, которые я ей обозначил, и отобрала четверых. Отобрав последнюю девчонку, она разбила их на пары, и они с Таей принялись натаскивать своих напарниц так, как в своё время натаскивали её. Так что помимо «Феи» у меня теперь пять девчонок, которые учатся теперь у всех понемногу, но в основном у «Феи», «Гнома», «Ежа» и «Рубика» с «Геком». Эстер идёт со своей персональной охраной из двоих бойцов «Погранца», они же и рацию с батареями тащат.

Пешком двигался я крайне осторожно и уничтожал немцев и полицаев, только если удавалось перебить всех без исключения и быстро. Мы замирали без движения, даже если недалеко проходили местные жители, и за всё это время нигде не были обнаружены. Основная сложность заключалась ещё и в том, что мы двигались в прифронтовой полосе, пробираясь параллельно линии фронта и постоянно натыкаясь на различные тыловые части. Хорошо, что с нами была Эстер с рацией, и мне удалось неделю назад связаться со Смирновым, получить последнюю обстановку на фронте и скинуть свои разведданные.

Все мои бойцы недоумевали над моим поведением, единственный человек, который понимал, что я делаю, была «Фея». Только взглянув на извилистый маршрут нашего движения, девочка поняла, куда я иду. Из всех моих спутников она осталась единственным человеком, который знал о блиндаже.

Мы прошли уже более ста километров по лесам, полям, вырубкам и болотам и вчера с огромаднейшим трудом прошли железную дорогу на отрезке Пустошка – Идрица. Я её даже минировать не стал, чтобы не палиться.

Днём мы отсиживались в лесу и кустарнике – двигаться было опасно. Рядом, в Идрице, был аэродром, на котором базировались бомбардировщики, периодически совершавшие облёты территории. Пару раз наблюдатели отмечали, как самолёты что-то бомбили в стороне от нас, поэтому двигались мы только ночами и ранним утром.

Последние ночи я шёл вместе с передовыми дозорами «Погранца», как толкало что-то под руку. Наверное, только это нас и спасло. Ни «Рубик» с «Кубиком», ни «Погранец» со своими подросшими «пионерами» так ничего и не заподозрили.

Места здесь были болотистые, с редкими вкраплениями озёр, прудов, заболоченными лугами и мелкими деревнями, затерянными в густых лесах. Правда, периодически проскакивали свежие вырубки, которые не были отмечены на старых картах, видимо, деятельность тыловых комендатур. Немцы планомерно грабили прифронтовые районы, вывозя в Германию всё, до чего дотягивались их загребущие руки.

Сначала я не понял, что меня остановило, но чем больше я лежал в кустах неподалёку от просёлочной дороги, тем больше мне не хотелось двигаться дальше. Подождав ещё несколько минут, я жестом подозвал «Погранца» и «Рубика».

– Что думаете, товарищи командиры? – спросил я нейтрально, но «Погранец» ощутимо напрягся, а «Рубик», он и есть «Рубик». Он городской разведчик и диверсант, не было у него в инструкторах «Рыси». Правда, «Погранец» тоже сразу не врубился и спросил:

– Объясни, «Командир». – Молоток, сразу понял, что что-то не так.

– Ох, «Погранец»! В гроб ты меня загонишь. Как ты жив-то до сих пор? Прислушайся. Птицы где? В той стороне, куда мы идём, ни одного соловья не слышно. Хоть одна птица вякнуть должна была? Вспомни, что «Рысь» про соловьёв говорил? Гнездятся на расстоянии триста-четыреста метров. Поют с двадцати двух часов и всю ночь до начала пения всех остальных птиц.

Здесь самые места для их обитания. Речки, ручьи, озёра, болотца, разнотравье, кусты. Время два ночи, а ни одного не слышно. С нашей стороны, откуда мы пришли, слева и справа у нас озёра, поют как ни в чём не бывало, а впереди нас, километрах в двух, деревня, там как вымерло всё. Где соловьи, «Погранец»? Птицы на местных деревенских так реагировать не могут. Засада там. Вряд ли на нас, нас засечь не могли, я последнее время с вами, всё вроде было спокойно.

«Погранец»! Возьми троих, и уходите вдоль леса к правому озеру и дальше до болота. Только смотреть. Даже если на твоих глазах детей резать будут, если что, пришлёшь гонца. Ждём утра и только смотрим. Пройди вдоль озера насколько сможешь далеко. Осмотри подходы к деревне и тропы в кустах и перелеске. Не нарвись на мины.

«Рубик»! Забирай остальных, и уходите к правому озеру на самый край болота. Если что, завтра ночью будем эту деревню обходить. Со мной остаются «Чук», «Гек», «Гном», «Ёж», «Фея», Тая и Авиэль с напарником. На крайний случай сигнал открытия огня – белая ракета.

Группы разошлись быстро. Пререкаться со мной в рейде не рискует никто, а мы добрались до каких-то кустов и затихарились до утра.

Утро красит нежным светом. Всё красит утро, кроме пепелищ и бронетранспортёров карателей. Три деревни здесь было. В первую «Погранец» ещё ночью упёрся, сгоревшую, но без жителей. Во вторую – «Рубик» днём у озера, та была побольше, жителей тоже куда-то сгребли, а вот дома разобрали. Сгоревших строений крайне мало. Ну и, наконец, третья, та, в которую мы чуть ночью не впёрлись.

Деревня, судя по карте, была большая, и её никак не обойти. Справа от неё – заболоченный луг, плавно переходящий в болото, слева озеро, перед самой деревней тоже заболоченный луг, поросший редким кустарником. Я прямо в этот луг уткнулся и заныкался в этом кустарнике. Крайний бронетранспортёр охранения метрах в пятистах слева от меня. Деревни нет, сожгли её уже давно, а каратели стоят слева на краю озера, вот поэтому-то и соловьёв слышно не было. Угу. Вон оно что. Это не каратели, это сапёры мины ставят и, похоже, заканчивают уже.

Оказалось, нет, целый день немцы по краю леса и по дороге от развилки до деревни мины ставили и лишь под вечер загрузились в грузовик и в сопровождении трёх бронетранспортёров уехали. Самое препоганейшее, немцы уехали налево по дороге. Судя по карте, там несколько деревень и более-менее сухие места и леса. Впереди меня минное поле, а справа – болото. Так что, помаявшись немного, мы всё же ушли искать тропу через заболоченный лес.

В процессе поисков безопасной дороги я снял с десяток немецких и наших противопехотных мин. Заминировали немцы, как оказалось, не только дорогу, но и все сухие тропы в лесу, так что двигались мы, сильно не торопясь. Пришлось сделать щуп и проверять каждый свой шаг. За два дня каторжной работы мне удалось снять больше восьмидесяти мин и ещё столько же обозначить.

Снимал я только нажимные противопехотки и только самые простые, без донных взрывателей. Попадались и такие, но в основном связанные в систему с небольшими ящиками взрывчатки. Снял я и с десяток шпрингмин, которые мы забрали с собой.

Мне это всё жутко не нравилось. Похоже, это самый край укрепрайона. Мины снимал сам, отмахнувшись от всех возражений. Мне совсем не улыбалось накрыться в самый последний момент из-за оплошности своих телохранителей. В отличие от «Гнома» и «Погранца», я не торопился, времени у меня было много.

До блиндажа мы дошли ещё за два дня и притормозили у последней деревни. Той, что сожгли полицаи ещё в сорок первом. Дорога здесь заросла окончательно, сквозь траву пробивается только еле различимая колея. Свежих постановок мин нет, но минное поле укрепрайона мы уже сутки как прошли, поэтому остаток пути двигались спокойно.

Мне, правда, здорово не нравилась вся ситуация в целом, и к озеру я не пошёл, оттянувшись вдоль леса вправо и притормозив на опушке. Правильно сделал, кстати, утром мы услышали приглушённые выстрелы. Не в лесу, нет, а в районе пройденных деревень. Там, куда уехали немецкие сапёры. Стрельба велась из немецких винтовок, наших «мосинок» и крайне редко из немецких автоматов и была именно редкой, не похожей на расстрелы, поэтому я оставил разведку того направления на потом.

Весь следующий день я осматривал лес и наши захоронки в нём. Хорошо ещё, что я в прошлом году оставил здесь закладку для рейдовой группы, в которой, кроме оружия и боеприпасов, были продукты. «Рысь» тоже оставлял в сделанных землянках запасные продукты и боеприпасы, так что от голода мы не помрём, а то в рейде всё своё подъели. Ограбить упырей за весь неполный месяц удалось только девять раз, да и то по мелочам. Последние две недели мы вообще шли по выжженным деревням с напрочь отсутствующими жителями. Картошки только мелкой накопали и зелени на заброшенных огородах надёргали.

С боеприпасами теперь тоже всё в порядке. В прошлом году мы приехали сюда на грузовиках, и готовили нас «Старшина» с Авиэлем, так что месячишко в этом лесу мы продержимся, ни в чём себе не отказывая. Я расконсервировал только две землянки из трёх и прошёлся со щупом по тем местам, которые минировал «Рысь». Свои мины и мины «Рыси» я нашёл все, обследовал и капонир, в который мы тогда загнали грузовик и мотоциклы. Ни оружие, ни продукты с боеприпасами туда год назад мы не убирали и сейчас просто переставили мины и обновили маскировку. Ничего из того, что там лежит, мне не пригодится.

Спокойно прожить нам удалось только четыре дня. Сначала обрадовал «Погранец», притащивший мне сведения о стройке за лесом. Километрах в двенадцати от нас немцы что-то усиленно копали, согнав на эту стройку века всех жителей окрестных деревень. Близко подходить «Погранец» не стал, но помимо немцев разглядел там полицаев, охранявших всю эту немаленькую толпу. Прикинув по карте, я подозвал «Погранца» и сверился с ним. Точно, самый край укрепрайона. Если брать от стройки – мы справа, а дальше за нашей спиной сплошные леса и болота. Воткнуть ДОТ между озёрами, и с этой стороны будет не пройти, поэтому все деревни упыри выжгли и минами всё засеяли.