Текст книги "Результаты оперативно-розыскной деятельности в уголовном судопроизводстве"

«Глава 14. Уголовно-розыскные доказательства и обстоятельства, подлежащие уголовно-розыскному доказыванию.

Статья 82. Уголовно-розыскные доказательства.

Статья 83. Обстоятельства, подлежащие уголовно-розыскному доказыванию.

«Глава 15. Общие условия уголовно-розыскного доказывания.

Статья 84. Уголовно-розыскное доказывание.

Статья 85. Участники уголовно-розыскного доказывания.

Статья 86. Собирание уголовно-розыскных доказательств.

Статья 87. Проверка уголовно-розыскных доказательств.

Статья 88. Условия допустимости собирания и проверки уголовно-розыскных доказательств.

Статья 89. Закрепление уголовно-розыскных доказательств.

Статья 90. Оценка уголовно-розыскных доказательств»[126]126
  Шумилов А. Ю. Проблемы законодательного регулирования оперативно-розыскной деятельности в России. С. 213.


[Закрыть].

Автором предложен также проект программы учебного курса «Основы российского уголовно-розыскного права», раздел IX которого озаглавлен «Доказательства и доказывание в уголовно-розыскном процессе». Этот раздел состоит из темы 24 «Общие положения об уголовно-розыскных доказательствах и уголовно-розыскном доказывании» и темы 25 «Виды уголовно-розыскных доказательств»[127]127
  См.: Шумилов А. Ю. Начала уголовно-розыскного права. М., 1998. С. 152–153. Положительно относятся к идее оперативно-розыскного доказывания и оперативно-розыскных доказательств А. С. Борщев и Ю. В. Колташов (см.: Борщев А. С., Колташов Ю. В. О соотношении документирования в оперативно-розыскной деятельности и доказывания в уголовном процессе // Правовые, научные и организационно-тактические проблемы оперативно-розыскной деятельности в современных условиях. М., 1997. С. 570).


[Закрыть]. Как видим, А. Ю. Шумилов пошел еще дальше по пути заимствования терминов и понятий теории доказательств в уголовном процессе и переноса их в теорию оперативно-розыскной деятельности, поскольку говорит уже о видах оперативно-розыскных доказательств.

На наш взгляд, попытки с помощью специфических уголовно-процессуальных терминов и понятий по существу приравнять оперативно-розыскное познание к доказыванию по уголовным делам непродуктивны. В Федеральном законе «Об оперативно-розыскной деятельности» отсутствуют необходимые для этого правовые предпосылки. Нельзя не учитывать, что в тексте этого Закона нет терминов «оперативное доказывание», «обстоятельства, подлежащие оперативно-розыскному доказыванию», «виды оперативно-розыскных доказательств» и др.

Вывод о том, что оперативно-розыскное познание представляет собой оперативно-розыскное доказывание, не обоснован с точки зрения научной методологии. В частности, никто из авторов не увязывает оперативно-розыскное доказывание с категорией объективной истины, и это не случайно. Если признать, что целью оперативно-розыскного доказывания является установление объективной истины, то нужно будет объяснить, что входит в ее содержание, чем она отличается от истины, устанавливаемой в уголовном судопроизводстве, каков правовой и фактический механизм, гарантирующий установление объективной истины по делам оперативного учета, и т. п. Однако с учетом специфики оперативно-розыскной деятельности, ее задач и применяемых средств, способов и условий, сделать это довольно сложно. Если же, напротив, признать, что объективная истина не является целью оперативно-розыскного доказывания, неправомерным будет использование самого понятия «оперативно-розыскное доказывание» и других связанных с ним понятий.

Специфические термины и понятия, обозначающие познавательный процесс по делам оперативного учета, представляют собой существенный элемент юридической техники, который во многом обеспечивает его логичность, внутреннее единство и формальную определенность. Замена их понятиями и терминами, заимствованными из теории доказательств в уголовном процессе, пусть даже в качестве «рабочих», не обеспечит достаточно надежных ориентиров для практических работников, а то и создаст дополнительные сложности.

Например, одним из основных направлений использования результатов оперативно-розыскной деятельности в интересах уголовного судопроизводства является использование их в доказывании по уголовным делам в соответствии с положениями уголовно-процессуального законодательства Российской Федерации, регламентирующими собирание, проверку и оценку доказательств (ч. 2 ст. 11 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности»). Если же эти результаты называть оперативно-розыскными доказательствами, то пришлось бы, проявляя последовательность, говорить об использовании в доказывании по уголовным делам оперативно-розыскных доказательств, а не результатов оперативно-розыскной деятельности. Однако предполагаемая терминологическая конструкция выглядит довольно неуклюже и, что особенно важно, не вполне адекватно отражает стоящую за ней реальность.

Механический перенос норм и институтов, присущих доказательственному праву, в оперативно-розыскное законодательство будет нарушать правила, касающиеся языка закона. Нельзя не учитывать, что «юридический термин – это слово (или словосочетание), которое употреблено в законодательстве по той причине, что оно является обобщенным наименованием юридического понятия, имеющего точный и определенный смысл, и отличается смысловой однозначностью, функциональной устойчивостью»[128]128
  Основы оперативно-розыскной деятельности: Учебник / Под ред. С. В. Степашина. СПб., 1999. С. 631.


[Закрыть].

На основании изложенного можно сделать следующий вывод: термины и понятия, содержащиеся в тексте Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности» и отражающие особенности оперативно-розыскного познания (выявление, установление, раскрытие, добывание информации, собирание сведений, результаты оперативно-розыскной деятельности), в большей мере, чем какие-либо другие, связаны со спецификой и задачами оперативно-розыскной деятельности. Именно эта терминологическая система и соответствующие понятия должны служить основой для последующей разработки теории оперативно-розыскной деятельности.

С таким выводом соглашается большинство из 217 оперативных сотрудников, принявших участие в анкетировании. Им было предложено ответить на следующий вопрос: какая система терминов наиболее адекватно отражает содержание познавательной деятельности, осуществляемой по делам оперативного учета: а) используемая в тексте Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности» или б) предлагаемая в теории оперативно-розыскной деятельности (оперативно-розыскное доказывание; оперативно-розыскные доказательства; относимость и допустимость оперативно-розыскных доказательств; обстоятельства, подлежащие оперативно-розыскному доказыванию и др.).

Были получены следующие результаты: первый вариант ответа предпочли 134 (61,7 %) оперативных сотрудника; благоприятное отношение к системе терминов, предлагаемой в теории оперативно-розыскной деятельности, выразили 74 (34,1 %) из них; наконец, 9 (4 %) опрошенных затруднились с ответом.

По существу не делает различий в методологической характеристике оперативно-розыскного познания и доказывания по уголовному делу P. С. Белкин. Он полагает, что сходство этих двух познавательных процессов не только в том, что они используют одинаковые познавательные методы и что единым для них является информационный процесс (обнаружение, фиксация, изъятие). «Это сходство, – пишет автор, – гораздо значимее, оно заключается в общности целей, в соблюдении критерия относимости информации, обеспечении ее достоверности. В сущности, оперативная информация должна удовлетворять с точки зрения содержания тем же требованиям, что и информация доказательственная»[129]129
  См.: Криминалистическое обеспечение деятельности криминальной милиции и органов предварительного расследования. С. 154.


[Закрыть]. Однако данное утверждение противоречит ранее высказанному и более правильному суждению того же автора, согласно которому «цель розыскной деятельности состоит в установлении и обнаружении, а цель расследования – в доказывании»[130]130
  См.: Белкин P. С. Криминалистика: проблемы, тенденции, перспективы. С. 177.


[Закрыть].

Нивелирование специфических черт, отличающих доказывание в уголовном судопроизводстве от оперативно-розыскного познания, не основано на действующих законах, регламентирующих оперативно-розыскную и уголовно-процессуальную деятельность. Цели оперативно-розыскного познания совпадают с задачами оперативно-розыскной деятельности. Важнейшие из них, связанные с преступлениями, – это выявление и раскрытие преступлений, а также выявление и установление лиц, их подготавливающих, совершающих или совершивших (ст. 2 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности»).

Целостная система норм доказательственного права формулирует принципиально иные познавательные цели, достижение которых обеспечивает вынесение законного, обоснованного и справедливого приговора или обоснованное прекращение уголовного дела или уголовного преследования на стадии предварительного расследования. Но цели доказывания в уголовном судопроизводстве неправомерно переносить на оперативно-розыскное познание, поскольку это может привести к деформации правосознания оперативных сотрудников и дезорганизации их профессиональной деятельности. Следует учитывать, что результаты оперативно-розыскного познания служат лишь исходными данными для возникновения и развития уголовно-процессуальных правоотношений, имеют для следователя и суда вспомогательное, ориентирующее значение. На их основе запрещается принимать какие-либо решения, ограничивающие права и свободы граждан.

В уголовном судопроизводстве особую актуальность приобрел вопрос о характере знаний, получаемых на различных его этапах. Речь идет о распространении требований, которые могут быть предъявлены к результатам доказывания лишь по завершении всего производства по уголовному делу или отдельных его стадий, на более ранние этапы. Нередко от следователя и прокурора требуется полностью исключить возможность вынесения оправдательного приговора в отношении подсудимого после направления уголовного дела в суд. Подобные приговоры, особенно с точки зрения действовавшего ранее УПК РСФСР, рассматривались как очевидное свидетельство недоброкачественного расследования, нарушения предписаний закона.

Иногда требование «истинности» распространяют на промежуточные и даже первоначальные этапы расследования[131]131
  См., например: Руководство для следователей. М., 1998. С. 9–10.


[Закрыть]. Однако требование абсолютно верного и полного установления всех фактических обстоятельств, скажем, при предъявлении обвинения, когда собирание и исследование доказательств еще не окончено, и тем более при возбуждении уголовного дела, когда оно еще только начинается, не правомерно. Такой подход не основан на уголовно-процессуальном законе. Согласно его правовой методологии установление всех обстоятельств дела и признание обвиняемого виновным в совершении преступления возможно только в результате всестороннего, полного и объективного расследования и судебного разбирательства, когда в полной мере реализованы все процессуальные гарантии установления объективной истины[132]132
  Правильную позицию по данному вопросу занимают авторы работы «Доказывание в уголовном процессе: традиции и современность». М., 2000. С. 150–152.


[Закрыть]. В связи с этим афористичным можно считать суждение Ю. В. Кореневского о том, что известная доля скептицизма в суждениях следователя, прокурора, судьи значительно лучше, полезнее, надежнее, чем самонадеянная убежденность в собственном всесилии, в собственной непогрешимости, которая служит причиной многих ошибок[133]133
  Кореневский Ю. В. Актуальные проблемы доказывания в уголовном процессе //Государство и право. 1999. № 2. С. 58–61.


[Закрыть].

Но если требование получения истинных знаний об обстоятельствах совершения преступления и виновности конкретного лица неправомерно распространять на более ранние стадии и этапы уголовного судопроизводства, то тем более неправомерно переносить его на оперативно-розыскную деятельность. Подобные рассуждения действительно являются достаточно самонадеянными и в известной мере демагогическими.

Конечно, при осуществлении оперативно-розыскного познания оперативные сотрудники ориентируются на предмет доказывания по уголовному делу, поскольку объектом такого познания также является преступление. Их представления об объекте познания непосредственно связаны с эффективностью познавательной деятельности. А. Г. Маркушин обоснованно отмечает: «Определить предмет документирования и правильно уяснить обстоятельства, подлежащие доказыванию – это значит оптимизировать оперативно-розыскной процесс, строить работу по получении информации грамотно в оперативном и юридическом отношении, иметь определенные гарантии целенаправленной, плодотворной сыскной деятельности при соблюдении законности. В противном случае, а это, к сожалению, нередко наблюдается на практике, неизбежны распыление усилий, хаотичный сбор оперативной информации, зачастую излишней, мало имеющей отношение к правильному разрешению дела»[134]134
  Маркушин А. Г. Указ. соч. С. 149.


[Закрыть].

Статься 73 УПК РФ следующим образом определяет структуру предмета доказывания по уголовному делу:

«1. При производстве по уголовному делу подлежат доказыванию:

1) событие преступления (время, место, способ и другие обстоятельства совершения преступления);

2) виновность лица в совершении преступления, форма его вины и мотивы;

3) обстоятельства, характеризующие личность обвиняемого;

4) характер и размер вреда, причиненного преступлением;

5) обстоятельства, исключающие преступность и наказуемость деяния;

6) обстоятельства, смягчающие и отягчающие наказание;

7) обстоятельства, которые могут повлечь за собой освобождение от уголовной ответственности и наказания.

2. Подлежат выявлению также обстоятельства, способствовавшие совершению преступления».

Вряд ли можно сомневаться в том, что объект оперативно-розыскного познания значительно у́же предмета доказывания по уголовному делу. Обоснованно отмечается, что «предмет документирования проецируется на предмет доказывания по уголовному делу. Однако оперативная проверка – это не расследование преступлений, поэтому предмет документирования не полностью совпадает с предметом доказывания»[135]135
  Там же. С. 148.


[Закрыть].

Противоречивые суждения по рассматриваемому вопросу высказывают А. С. Борщев и Ю. В. Колташов. Они полагают, что предмет документирования в оперативно-розыскной деятельности (в оперативном доказывании) по существу совпадает с предметом доказывания в уголовном процессе. Однако в последующем авторы делают следующее уточнение: «Согласно теории и сложившейся практике в предмет документирования в первую очередь должны включаться те факты и обстоятельства, которые невозможно установить процессуальным путем»[136]136
  Борщев А. С., Колташов Ю. В. Указ. соч. С. 57–58.


[Закрыть].

Статья 2 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности» требует прежде всего выявлять и раскрывать преступления и устанавливать лиц, их подготавливающих, совершающих или совершивших. Следовательно, все другие обстоятельства, связанные с окончательной юридической квалификацией совершенного преступления и вынесением законного, обоснованного и справедливого приговора, могут оставаться за рамками объекта оперативно-розыскного познания (характер и размер вреда, причиненного преступлением, обстоятельства, смягчающие и отягчающие наказание, и др.). Это же относится к обстоятельствам, способствовавшим совершению преступления. Не лишним будет еще раз повторить важное правило: в ходе оперативно-розыскного познания подлежат выявлению только те неочевидные обстоятельства, которые не могут быть выявлены способами уголовного судопроизводства. Важнейшим из них остается выявление лица (лиц), совершившего преступление. Такой подход представляется наиболее рациональным, поскольку иначе оперативно-розыскное познание будет недостаточно продуктивным.

К знанию об обстоятельствах совершения преступления, получаемого оперативно-розыскным путем, не может быть предъявлено требование предельной обоснованности, аргументированности. Оно должно быть проверено и обосновано лишь в той мере, в какой этого возможно достичь специфическими оперативно-розыскными способами и методами с учетом преимущественно негласного характера оперативно-розыскной деятельности. Как уже отмечалось ранее, ее негласный характер существенно осложняет оперативно-розыскное познание[137]137
  Учитывая, что необходимые данные о целях, задачах, тактике преступной деятельности, конкретных лицах, обстоятельствах совершения преступления и т. д. никогда не лежат на поверхности, а глубоко законспирированы и требуется преодоление усилий противоборствующей стороны, отдельные авторы получение таких данных оперативно-розыскным путем справедливо называют добыванием, а не получением оперативной информации. (См.: Зникин В. К. Указ. соч. С. 6–8.)


[Закрыть].

Далеко не всегда доброкачественными оказываются сведения об обстоятельствах совершения преступления, полученные с помощью технических средств. Это обусловлено тем, что при осуществления негласных оперативно-розыскных мероприятий невозможно обеспечить надлежащие условия для их эксплуатации.

Нельзя также не учитывать, что при осуществлении оперативно-розыскного познания используются не все возможные источники получения необходимой информации. Скажем, оперативный сотрудник не получает сведений непосредственно от наиболее информированного источника – лица, подготавливающего, совершающего или совершившего преступление. Оперативная информация от данного источника может быть получена в весьма ограниченном объеме и лишь опосредованно – с помощью конфидентов или лиц, внедренных в организованную преступную группу, а также в результате прослушивания телефонных переговоров или снятия информации с технических каналов связи. Напротив, показания обвиняемого (подсудимого) служат одним из важных процессуальных источников получения фактических данных.

Далее, в оперативно-розыскное познание, как правило, не вовлекаются материальные предметы, которые также служат специфическими источниками информации об обстоятельствах совершения преступления (исключение предусмотрено п. 1, ч. 1 ст. 15 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности»). Субъекты оперативно-розыскного познания в основном ограничиваются получением общих сведений о соответствующих материальных объектах и установлением мест их нахождения. При осуществлении же доказывания по уголовному делу материальные объекты вовлекаются в познавательный процесс в качестве вещественных доказательств и становятся важным источником сведений. Сведения извлекаются из них в частности путем проведения судебных экспертиз.

Одна из существенных особенностей оперативно-розыскного познания состоит в том, что из оперативно-розыскного законодательства вытекает требование проверки и оценки получаемых сведений, но не требование обоснования истинности полученного знания. Напротив, из многих предписаний доказательственного права такое требование вытекает. В случае успешного решения задачи по выявлению и раскрытию преступления, а также выявлению и установлению лица (лиц), его совершившего, руководитель органа, осуществляющего оперативно-розыскную деятельность, выносит постановление о направлении полученных результатов органу дознания, следователю или в суд (с. 3 ст. 11 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности»). Однако в этом документе не анализируется качество сведений, полученных оперативно-розыскным путем, и не обосновывается вывод о совершении преступления определенным лицом (лицами). В нем лишь констатируется наличие сведений, которые способны привести в действие сложный уголовно-процессуальный механизм раскрытия преступления и изобличения лица (лиц) в его совершении (раздел III, пункты 12–15 межведомственной Инструкции о порядке представления результатов оперативно-розыскной деятельности органу дознания, следователю, прокурору или в суд). Сказанное, конечно же, не исключает анализа полученной оперативно-розыскной информации.

С точки зрения научной методологии качество любого знания обусловливается объективными характеристиками той системы, которая его производит. Составляющие такой системы называют детерминантами знания; они служат гарантом его надежности. К детерминантам знания относят: объект познания, субъекта познания как производителя знания, средства познания, с помощью которых субъект взаимодействует с познаваемым объектом, а также саму практическую и познавательную деятельность. Оценивая качество системы производства знания, говорят о вероятном или достоверном знании. Вероятным считают знание, полученное в рамках не вполне надежной системы его производства, т. е. при отсутствии гарантий, способных однозначно, с необходимостью обеспечить его истинность или ложность. Соответственно, достоверным следует считать знание, истинность или ложность которого однозначно, с необходимостью обеспечена вполне надежной системой гарантий[138]138
  См.: Трусов А. И. Проблема надежности доказывания // Проблемы надежности доказывания в советском уголовном процессе. М., 1984. С. 6.


[Закрыть]. Такой подход к характеристике знаний, получаемых в оперативно-розыскном познании, в полной мере соответствует положениям современной теории познания.

«Вероятность и достоверность, – пишет В. В. Ильин, – модальные характеристики знания, которые выражают степень его обоснованности. Знание считается достоверным, если есть основания утверждать, что истинность его установлена. Знание считается вероятным, если твердые основания для уверенности в его истинности отсутствуют, и оно нуждается в дополнительном логическом или практическом обосновании. Диалектика развития знания подчиняется закону трансформации вероятных знаний в достоверные за счет выявления оснований их истинности»[139]139
  Ильин В. В. Теория познания. Введение. Общие проблемы. М., 1993. С. 61.


[Закрыть].

Гносеологические категории вероятности и достоверности используются и при оценке знания об обстоятельствах совершения преступления, получаемого в уголовном судопроизводстве. В данной сфере деятельности знание производится на стадиях предварительного расследования и судебного разбирательства. Признается, что достоверным может считаться только такое знание об обстоятельствах совершения преступления, которое получило окончательное подтверждение в судебном разбирательстве и отражено в приговоре. Это обусловлено тем, что надежность, истинность выводов суда в приговоре обеспечивается функционированием всей системы детерминантов, предусмотренных в уголовном судопроизводстве[140]140
  Значительный вклад в разработку проблемы вероятности и достоверности в уголовном судопроизводстве внес А. И. Трусов (см.: Трусов А. И. Доказательства и иные материалы, собираемые вне производства по уголовному делу // Развитие и применение уголовно-процессуального законодательства: К 25-летию УПК РСФСР. Воронеж, 1987. С. 112–117; Курс советского уголовного процесса. Общая часть. С. 550–562).


[Закрыть].

Какова должна быть гносеологическая характеристика знания об обстоятельствах совершения преступления, получаемого в результате оперативно-розыскного познания? Ответ на этот вопрос напрямую зависит от объективной оценки той системы детерминантов, в которой такое знание производится.

Существенно то, что оперативно-розыскное познание – это начальное исследование обстоятельств совершения преступления. Иначе говоря, наряду с предварительным расследованием и судебным разбирательством оно представляет собой одну из подсистем производства окончательного, выводного знания. Следовательно, оперативно-розыскное познание как подсистема не может выработать знание, оцениваемое как достоверное. Конечно, это не исключает истинности такого знания. Истинность и достоверность – две самостоятельные характеристики полученного знания. Истинность предполагает соответствие знаний объективной действительности. Достоверным же признается знание, истинность которого объективно подтверждена и не вызывает сомнений[141]141
  См.: Курс советского уголовного процесса. Общая часть. С. 609.


[Закрыть].

В оперативно-розыскном познании нередко существенные сложности возникают как при получении первичной оперативной информации, так и в последующем, при осуществлении ее проверки. Нисколько не преуменьшая значения оперативно-розыскных способов раскрытия преступлений, все же следует признать, что система детерминантов в данной сфере познания недостаточно надежна. Нельзя не согласиться с суждением о том, что вообще все непроцессуальные формы познания (оперативно-розыскная деятельность, сообщения прессы и представителей общественности, поисковые мероприятия, проводимые в порядке подготовки процессуальных действий, и т. п.) не подкреплены достаточно надежными гарантиями достоверности и потому сведения, полученные из таких источников, всегда рассматриваются как предварительные, ориентирующие[142]142
  См.: Теория доказательств в советском уголовном процессе. С. 290; Комментарий к Федеральному закону «Об оперативно-розыскной деятельности». М., 1997. С. 29; Гапанович H. Н. Мартинович И. И. Указ. соч. С. 37.


[Закрыть].

Как указывалось раньше, реальные возможности получения и проверки оперативной информации существенно ограничиваются негласным характером оперативно-розыскного познания, а также активным и порой довольно изощренными по своим приемам и способам противодействием со стороны преступников, стремящихся не допустить раскрытия тяжких и особо тяжких неочевидных преступлений. Этому не всегда может быть противопоставлено достаточно эффективное использование конфиденциальных источников, технических и других оперативных средств и способов. Нередки случаи, когда информацию, полученную из одного оперативного источника, не представляется возможным надлежащим образом проверить при помощи других оперативных источников; конфиденты в силу различных причин могут представлять ненадежную информацию; с помощью технических средств не всегда (по чисто техническим и иным объективным причинам) удается зафиксировать даже часть действий правонарушителей, поэтому здесь в основном преобладает фрагментарность; не всегда удачным бывает подход оперативных сотрудников к отбору действий разрабатываемых лиц, которые фиксируются с помощью технических средств, и т. п. Поэтому знания об обстоятельствах совершения преступления, добытые оперативно-розыскным путем, должны оцениваться как вероятные. Причем вероятность как характеристика обоснованности знания может иметь разные степени: более вероятное, менее вероятное и др.

В связи с перечисленными характеристиками познавательной стороны оперативно-розыскной деятельности большое значение имеет правильная интерпретация категории истины, вовлекаемой в теоретические разработки.

По мнению И. А. Климова, познание оперативным работником обстоятельств подготовки, совершения и сокрытия преступления представляет собой, по существу, процесс установления истины[143]143
  См.: Климов И. А. Указ. соч. С. 17.


[Закрыть]. Однако автор не обосновывает положения, согласно которому установление истины – цель оперативно-розыскного познания. Совершенно очевидно, что эти два тезиса не тождественны по своему содержанию.

Представление о том, что цель оперативно-розыскного познания – установление истины, появилось значительно раньше. Однако попыток раскрыть содержание истины по делам оперативного учета не предпринималось, истина не увязывалась с обязанностью оперативных сотрудников устанавливать ее, не анализировались гарантии истины и не приводилось в обоснование такого мнения других убедительных аргументов.

При рассмотрении столь важного методологического вопроса нельзя не учитывать соответствующих предписаний Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности». Этот Закон действительно представляет оперативно-розыскную деятельность, осуществляемую по делам оперативного учета, как процесс познания. Но ни одно его предписание не формулирует императивного требования или обязанности оперативного сотрудника в ходе оперативно-розыскного познания устанавливать истину и обосновывать ее. Такой подход в полной мере согласуется с задачами, принципами, средствами и условиями осуществления оперативно-розыскной деятельности, а также научными представлениями об истине как философской категории.

Сущность совершенного (совершаемого, подготавливаемого) преступления довольно сложна. Она находит свое выражение в многочисленных явлениях окружающей действительности, которые предстают в виде конкретных действий, процессов, предметов. Только по совокупности таких фактов и явлений можно убедительно судить о том, что каждый из них действительно есть проявление сущности события преступления, и делать правильный вывод о наличии преступления и виновности лица в его совершении.

С характеристикой получаемого оперативно-розыскным путем знания об обстоятельствах совершенного (подготавливаемого или совершаемого) преступления связаны представления оперативных сотрудников о целях познания, лежащего в основе оперативно-розыскной деятельности. О таких представлениях можно судить по ответам оперативных сотрудников на следующий вопрос анкеты: какова цель познавательной стороны оперативно-розыскной деятельности, направленной на выявление преступлений и лиц, их совершивших – установление объективной истины по делам оперативного учета или же получение информации вероятного характера?

116 (53,4 %) из 217 оперативных сотрудников, принимавших участие в анкетировании, полагают, что цель такого познания состоит в получении информации вероятного характера; 79 (36,4 %) такую цель усматривают в установлении объективной истины; 12 (5,5 %) опрошенных затруднились с ответом и 10 (4,6 %) оперативных сотрудников ответили неопределенно.

Вместе с тем благодаря усилиям оперативных подразделений могут быть получены достаточно убедительные сведения об обстоятельствах совершения преступления. А. М. Ларин справедливо отмечал, что «при благоприятных условиях, в частности, когда информация исходит из независимых друг от друга источников, когда применены различные методы ее сбора, когда используются научно-технические средства, оперативные данные могут быть весьма точными»[144]144
  Ларин А. М. От следственной версии к истине. М., 1978. С. 80, 81.


[Закрыть]. Однако есть основания утверждать, что об истине в оперативно-розыскном познании правомерно говорить лишь в связи с отдельными фактами, явлениями, действиями и поступками конкретных людей, особенно когда они познаются путем непосредственного восприятия субъектами познания. Здесь необходима уверенность в том, что такое восприятие не было ничем деформировано.

Представляется, что оперативно-розыскное познание наиболее близко к познавательной деятельности, осуществляемой на стадии возбуждения уголовного дела и регламентируемой законом (ст. 140–149 УПК РФ). Эта деятельность направлена на выявление оснований для возбуждения уголовного дела, т. е. на получение достаточных данных, указывающих на признаки преступления. По своей природе она является розыскной деятельностью. Именно мерами розыска издавна решали задачу получения достаточных данных о признаках преступления. При этом применяются простейшие познавательные приемы и способы. По указанной причине познавательную деятельность, осуществляемую на стадии возбуждения уголовного дела, также нельзя отождествлять с уголовно-процессуальным доказыванием как специфической правовой процедурой установления истины по уголовному делу. Иначе происходило бы смешение этих двух качественно различных видов деятельности, что существенно умаляло бы роль и значение предусмотренных законом процессуальных гарантий установления объективной истины в уголовном судопроизводстве[145]145
  Подробно об этом см. параграф 5.1 данной работы.


[Закрыть]. Чтобы отличать познание, осуществляемое в стадии возбуждения уголовного дела, от доказывания по уголовному делу, его целесообразно именовать доследственным производством.

Оперативно-розыскное познание, направленное на выявление и раскрытие преступлений, а также выявление и установление лиц, их подготавливающих, совершающих или совершивших, – это по существу также доследственное производство. На него в полной мере распространяются основные требования уголовно-процессуального закона, предъявляемые к познавательной деятельности на стадии возбуждения уголовного дела. Конечно, оно довольно специфично: производится только должностными лицами органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность; преступления, а также лица, их подготавливающие, совершающие или совершившие, выявляются и раскрываются путем проведения оперативно-розыскных мероприятий; осуществляется оперативно-розыскное познание преимущественно в условиях секретности и т. п.

Ввиду вышеприведенных положений, характеризующих оперативно-розыскное познание, важно правильно его именовать. До принятия законодательства об оперативно-розыскной деятельности такое познание называли документированием. Однако в контексте ст. 10 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности» данное наименование представляется не совсем удачным, поскольку не отражает всего содержания соответствующего процесса. Справедливы суждения о том, что «по буквальному смыслу “документировать” – обосновывать документами, т. е. документально выражать ход и результат какого-то процесса. Термин “документирование” по существу должен обозначать лишь какую-то одну стадию процесса – фиксацию оперативной информации. Термин “документирование” законодатель употребляет, видимо, именно в смысле закрепления в определенных формах добытой оперативной информации»[146]146
  Криминалистическое обеспечение деятельности криминальной милиции и органов предварительного расследования. С. 153.


[Закрыть].