Текст книги "С тобой"

Глава 20

Пусть все вокруг сгорает,

Я пойду по краю.

Я хочу быть там, там,

Там, где ты

Пусть остынет солнце,

Мир перевернется.

Я хочу быть там, там,

Там, где ты.

Влад Топалов, Там, где ты©

Наконец-то Леону сняли гипс и с правой руки. И пусть ею он пока толком не мог ничего делать, радовал сам факт того, что она была свободна. Наконец-то можно было вдохнуть полной грудью и считать себя официально здоровым.

Почти здоровым. А Дориан вновь взялся делать всё возможное, чтобы это «почти» не ощущалось близнецом. Когда они вернулись домой и пообедали, младший решил, что пришло время разнообразить досуг и прогуляться. Подошёл он к этому со всей серьёзностью: вызвал охрану и если бы Леон дал ему волю, то сам бы одевал его, как куклу, а так пришлось ограничиться наблюдением со стороны и советами: «Надень это, в этом будет удобно. И это, чтобы было теплее». Сам же Дориан переоделся в считанные минуты, чтобы не заставлять близнеца ждать, спрятал под шапку отросшие и давно некрашеные волосы – с августа он так ни разу и не дошёл до парикмахерской.

Леон нагнулся, чтобы обуть ботинки, но замер, морщась, выдохнул и задержал дыхание, пытаясь унять жжение в боках.

– Опять рёбра болят? – участливо спросил Дориан.

– Да, – старший снова выдохнул и разогнулся.

– Давай ногу.

Леон поднял к лицу близнеца непонимающий взгляд.

– Зачем?

– Обувать тебя буду.

– Дориан, не надо доводить до абсурда, я от лёгкой боли не развалюсь.

Это было обидно. Но младший не показал об этом вида и ответил:

– Абсурдом здесь даже не пахнет, я просто хочу помочь. Так что не упрямься и давай ногу.

Не дожидаясь ответа и предупреждая дальнейший спор, он опустился перед братом на корточки и приступил к делу. Леон хмуро наблюдал за ним сверху.

Покончив с обуванием, Дориан взял шарф и замотал близнеца по самые глаза.

– Ты бы меня ещё в коляску посадил и соску дал, – произнёс старший, стянув шарф с лица.

– Если будешь мешать мне о тебе заботиться, соску я тебе точно организую, чтобы не возмущался, – в шутку ответил Дориан, а после уже серьёзно добавил: – А вообще, на улице холодно, так что одеться надо потеплее. Ты же не хочешь простудиться? Не хочешь. И я тоже не хочу.

Он взял свой шарф и тоже закутался, поправил шапку и надетые поверх неё чёрные очки. К ним пришёл Лео с поводком в зубах и умоляюще проскулил, очень уж ему хотелось тоже погулять.

– Нет, малыш, ты дома остаёшься, – сказал Дориан, не отрываясь от зеркала.

– А может, с собой его возьмём?

Дориан посмотрел сперва на брата, затем на пса, в предвкушении завилявшего хвостом.

– Твоя взяла, – произнёс он и погладил любимца по голове. – Не забудь сказать спасибо Леону.

Старший улыбнулся, наблюдая за этим забавным разговором. На Лео надели поводок, и они наконец-то вышли из квартиры. На улице их уже ждали охранники.

Поздоровавшись с телохранителями, Леон огляделся по сторонам. Всё вокруг казалось чужим и незнакомым. В последний раз он был на улице, когда там было ещё тепло и зелено, теперь же деревья были голыми, спящими, и уже выпал первый снег. Из окна смена погоды осталась незамеченной, мысли были заняты другим.

Дориану было и радостно, и тревожно от того, что они наконец-то выбрались куда-то, пусть даже просто погулять по городу. Ему даже вспомнить было сложно, когда они в последний раз вот так просто гуляли, это случалось ещё задолго до автокатастрофы. А потом Фишер прозрачно намекал на то, что не нужно Леону светиться нигде в гипсе. И Леон и сам не изъявлял желания выйти из дома.

Лео натягивал поводок до предела, дёргал Дориана, он как чувствовал, что наконец-то ему выпала полноценная прогулка, а не скудный и спешный выгул на заднем дворе, и пытался взять от неё всё, оббегать всю округу.

Все двинулись в путь без конкретной цели, телохранители шли чуть позади близнецов. И снова Дориан играл в развлекалу, на этот раз в экскурсовода: рассказывал всё, что знал и просто слышал о местах, мимо которых они проходили, и болтал на отвлечённые темы, много шутил и заливисто смеялся. Сам бы подумал, что пьяный или обкуренный, столько энтузиазма в нём было, но он просто хотел отвлечь и развлечь близнеца.

Гуляли они долго, Дориан уже начал мёрзнуть, но не обращал на это внимания. Это было совершенно неважно. Потому что Леон наконец-то смог развеяться и живо участвовал в разговоре, в его глазах появился интерес к происходящему. Ради этих искр Дориан был согласен совсем околеть, только бы они не погасли, только бы брат снова не закрылся.

Уже начало чуть смеркаться; Дориан увлечённо рассказывал очередную презабавную историю, которых в их жизни случалось так много, но оборвался, не договорив, потому что увидел, что Леон смотрит на вход в парк, мимо которого они проходили.

– Да, ты прав, давай посидим, а то ноги уже болят, – произнёс младший так, будто отвечал на вопрос.

– А не холодно будет сидеть?

– Мне нормально. Но если ты замёрз, можем вызвать такси и поехать домой.

– Нет, мне совсем не холодно, – старший улыбнулся. – Сам же ты следил за тем, чтобы я оделся потеплее.

Дориан ответил ему такой же улыбкой и ненавязчиво взял за руку.

– Тогда, пошли.

Они зашли в каменную арку и заняли одну из пустующих лавочек; охранники устроились через одну скамью, чтобы быть рядом, но не подслушивать разговоры близнецов.

И снова тот самый парк. Приходить сюда уже действительно стало странной традицией: и разумом сюда не влекло, и ноги всё равно приходили.

– Совсем никого… – задумчиво произнёс Леон и огляделся вокруг.

– Да, как видно, немного нашлось желающих погулять по холоду в не самом популярном и красивом парке города, – Дориан усмехнулся и зажал замёрзшие ладони между бёдер, перчатки он забыл дома.

Какое-то время они сидели молча, но впервые за долгое время тишина не гнела. Младший заговорил первым.

– А знаешь, ведь именно здесь всё началось в ту ночь, когда меня избили.

Леон повернулся к нему, вопросительно поднял брови.

– Ты серьёзно? – спросил он.

– Да. Я вон на той лавочке сидел, – Дориан указал рукой в сторону ближних к входу скамеек. – А потом в ту сторону убегал, – теперь уже он показал вглубь парка, грустно улыбнулся.

Наверное, не стоило об этом говорить, тема той ночи совсем не подходила для непринуждённой беседы. Но Дориан слишком не хотел допускать пауз, он начинал скучать по голосу близнеца уже через пару секунд молчания, потому готов был говорить обо всём, чём угодно. А данное место волей-неволей наталкивало на воспоминания и такие разговоры.

На пару секунд вновь воцарилось молчание, но на этот раз его нарушил Леон.

– Слушай, а ты не думал о том, что было бы лучше не помнить того, что с тобой произошло?

Дориан повернул голову к близнецу, его вопрос удивил. Снова устремив взгляд вперёд, он вздохнул и ответил:

– Нет, не думал. Да и невозможно это, наверное… Ведь даже тогда, когда я ничего не помнил, эти воспоминания периодически вспыхивали в памяти, потому что никуда они на самом деле не исчезли, просто были в подсознании, что-то типа того…

– А я бы предпочёл забыть, – задумчиво, будто мысля вслух, произнёс Леон.

– Почему?

Старший пожал плечами, убрал руки в карманы.

– А зачем нужны воспоминания, если они причиняют только боль?

– Ты неправ, – мягко улыбнувшись, возразил Дориан. – В этой памяти для меня кроется не только плохое и страшное, но и то, как ты потом обо мне заботился, а это намного важнее любой боли. Да, тогда было непросто… Но кому жить легко? И вообще, любой опыт важен, даже болезненный, а если справиться с ним совсем не получается, то всегда можно обратиться к психологу.

Леон усмехнулся, украдкой взглянул на близнеца.

– И ты ходишь к психологу? – спросил он.

– Когда всё это случилось, я занимался с психоаналитиком, правда, недобровольно, Фишер настоял… Ну а этим летом я встречался с ней уже по своей инициативе.

– И как, помогло?

– А я бросил.

– Из-за чего?

Голос дрогнул. И Дориану показалось, что Леон спросит: «Из-за меня?». А ведь так на самом деле и было. Но не надо об этом говорить.

Младший пожал плечами.

– Не знаю. Наверное, мне просто не понравилось, что посторонний человек так глубоко залазит мне в душу, – он придвинулся поближе к Леону и положил голову ему на плечо. И сразу стало так тепло и спокойно.

Старший слегка улыбнулся, коснулся руки Дориана и несмело взял её в свою ладонь.

– У тебя уже совсем руки замёрзли, – негромко произнёс он, – скоро посинеют.

Леон неловко снял перчатки и протянул их близнецу.

– Вот, надень.

– Не надо, – Дориан мотнул головой, улыбнулся. – Мне только горло надо держать в тепле, а руки беречь нужно тебе.

– Я их уже не сберёг, – ответил Леон, потупив взгляд, приподнял уголки губ в грустной усмешке.

– Не говори так, всё у тебя с руками хорошо, кости-то уже срослись.

– Ладно, поехали уже домой, а то в самом деле холодно, – вздохнув, предложил старший.

Домой они попали только затемно – пробки не пощадили. Дориан отпустил с поводка Лео, который тут же унёсся на кухню, поближе к еде, и развернулся к Леону.

– Не надо, я сам разденусь и разуюсь, – произнёс старший, предвидя новый приступ заботы близнеца.

Это вызвало на губах Дориана улыбку, он подошёл к брату и стянул с него шапку. Они тоже перешли на кухню, где Лео выжидающе сидел около пустой миски.

– Может быть, тоже поужинаем? – спросил Дориан, насыпав питомцу корма.

– Давай, – кивнул Леон и сел за стол.

– Пожелания какие-нибудь будут?

По глазам старшего было понятно, что ему хотелось чего-то конкретного, он прикусил губу, а после медленно облизал губы, но так и не озвучил своё желание.

– Нет, мне всё равно, я доверяю твоему вкусу.

Младший улыбнулся и, выставив на тумбочку продукты, которые, как ему казалось, точно должны пригодиться, отвернулся к плите, приговаривая:

– Итак, что мы будем есть? Лично я умираю, хочу мяса. Леон, ты как к этому относишься?

– Я за.

– Значит, мясо… – Дориан открыл морозилку, заглядывая в неё. – С мясом проблема, оно всё замороженное. Ладно, для таких случаев в микроволновке есть режим быстрого размораживания.

Леон подпёр голову рукой, наблюдая за близнецом и слушая его забавный монолог.

– Так мясо через пару минут будет готово к приготовлению, – продолжал озвучивать младший свои действия и включил микроволновую печь. – Теперь осталось разобраться с гарниром, – он развернулся к Леону и присел на край тумбочки. – Как насчёт риса?

Леон согласно кивнул, не зная уже, что сказать. Становящаяся всё сильнее, навязчивая порой заботливость и услужливость близнеца подчас ставили его в тупик.

– Помочь тебе? – предложил он.

Дориан окинул взглядом продукты, прикидывая, что можно поручить брату. Но пока нужно было только нарезать мясо, а доверять это Леону он боялся, ещё пальцы себе отрежет.

– Тут и мне-то делать толком нечего, – отозвался он. – Но если тебе несложно, можешь налить Лео воды? А то он уже выпил почти всю.

Исполнив просьбу, Леон встал сбоку от Дориана, опёрся руками на тумбочку, наблюдая за тем, что он делает, рассматривая его так, будто узнал впервые в жизни. Постояв так немного, он убрал мешающуюся прядь волос близнецу за ухо.

От этого прикосновения у Дориана по телу пробежала дрожь, и кожа покрылась мурашками, даже рука замерла над разделочной доской. Ещё одно прикосновение, непослушными пальцами к шраму на виске. Захотелось плакать, настолько душа переполнилась эмоциями. Дориан шумно втянул воздух и задержал дыхание, не позволяя себе излишне расчувствоваться.

После этого Дориану хотелось только одного – хотелось до того, что душа начала биться в грудной клетке, просясь наружу, навстречу – крепко-крепко обнять Леона и не отпускать минимум до следующего утра. И пусть весь мир идёт к чертям. Пусть к чёрту идёт амнезия, она ведь не может победить их.

Но нужно было действовать в пределах имеющейся реальности и согласно её правилам, а они диктовали, что нельзя давать чрезмерную волю чувствам и показывать слабость.

Ужин прошёл благополучно. Братья переместились в спальню старшего, где смотрели телевизор до полуночи и курили прямо в кровати, едва не подпалив её. Это был такой тёплый и уютный хаос; крупицы пепла на покрывале, крепкий запах табака. Мир не пошёл к чёрту – он рухнул. И теперь они сидели на его руинах и пытались выстроить себя заново.

Когда пришло время ложиться спать, Дориан долго тянул с тем, чтобы уйти к себе в спальню, уже вроде и встал, и к двери сделал три шага, а выйти за порог никак не мог. А Леон, собирающийся ко сну, не торопил его.

Врать себе было глупо, Дориан просто не хотел уходить. И всё-таки решившись, он спросил:

– Леон, ты не против, если я посплю с тобой?

– Нет, не против, – ответил старший и лёг в кровать.

Расплывшись в улыбке, Дориан стал быстро раздеваться, спросил:

– Тебя не смутит, если мы будем спать под одним одеялом? Или мне своё принести?

– Ты же сам говорил, что мы никогда друг друга не стеснялись, – тоже улыбнувшись, отозвался Леон.

Избавившись и от штанов, младший лёг рядом с ним. Глаза слипались, потому что Дориан просыпался в последнее время пораньше, чтобы успеть до пробуждения Леона приготовить завтрак и убраться в квартире, которую кто-то должен был поддерживать в чистоте. Да и спалось ему не очень, не давали покоя тяжёлые мысли и напряжение прошедших дней. Ведь несмотря на демонстрируемую им жизнерадостность, Дориан безумно переживал за близнеца и сложившаяся ситуация гнела его. Но, даже закрыв глаза, он продолжал упрямо болтать.

– Леон, ты спишь? – спросил Дориан, с трудом разлепив веки.

– Нет ещё.

– Хорошо, – губы младшего тронула улыбка. – Тогда я ещё что-нибудь расскажу.

Повисла короткая пауза и её неожиданно нарушил Леон.

– А знаешь, когда я был в коме, вокруг была только темнота, в ней совсем ничего не было, это трудно описать… Но кое-что в этой тьме всё-таки было, это врезалось мне в память…

– И что это было? – тихо спросил Дориан.

– Голос, который пел. И это ведь был ты?

Сердце в груди младшего сделало кульбит, и он забыл о том, что нужно сделать вдох.

– Да, я пел тебе…

– А могу я тебя кое о чём попросить?

Дориан кивнул, забыв, что в темноте этого может быть не видно. Но Леон различил его согласие и добавил:

– Ты можешь мне спеть?

– Да, конечно. Что ты хочешь услышать?

– Я не успел выучить названия наших песен, – в голосе послышались виноватые нотки.

Дориан вновь кивнул, задумался над тем, какую композицию исполнить. Уставший мозг плохо соображал, да и горло побаливало после долгого пребывания на холоде. Но сейчас он хотел спеть так сильно, как никогда в жизни, потому что он делал это для своего главного слушателя.

Он остановил свой выбор на песне, которая вплелась в их жизнь, как ни одна другая и значила так много, пусть изначально Леон посмеялся над её смыслом, когда впервые услышал. Песне – гимне их поклонников.

Коротко прочистив горло, Дориан запел:

 
Мне, наверно, будет больно,
И будет кровь на простынях.
Я определился своей ролью,
Всё должно быть только так.
Вино глотком в бокале
Нетронуто стоит.
И чувством странным, новым
Кровь во мне кипит
 
 
А знаешь,
Ванилью пахнут облака,
Когда в руке твоя рука.
Задёрнуты шторы,
Пусть мир подождёт пока
 
 
Не ломай меня,
Я слабее, чем кажусь…
 

Это было его лучшее исполнение «Ванилью пахнут облака». Пропев последнюю строчку, Дориан помолчал немного и негромко произнёс:

– Прости меня…

– За что?

– Потом ты поймёшь, за что.

Вздохнув, Дориан обнял близнеца и закрыл глаза.

Глава 21

Пробуждение Дориана было смазанным, ещё было непонятно, сон ли это или уже явь. Сквозь закрытые веки, разбавляя темноту, пробивался молочный солнечный свет; внизу живота ощущалось тянущее напряжение. Сон, запечатлевшийся в памяти лишь отдельными картинками, оставил после себя возбуждение, которому не хватило всего ничего до разрешения, и теперь оно упиралось Леону в бедро. Организм так некстати вспомнил о том, что у него есть ещё одна потребность, помимо еды и сна, которая уже давно была неудовлетворенна.

От этого стало неловко. А ещё более неудобно становилось от того, что совсем не хотелось отодвигаться от брата.

Проверив, спит ли Леон, Дориан с тихим вздохом вновь уронил голову на подушку и закрыл глаза. Ещё теснее прижался к близнецу и закинул на него ногу, как, наглея, часто делал раньше, когда всё было хорошо. Хотелось быть ещё ближе, сплестись и срастись, вдоволь насладиться теплом, потому что сейчас хотя бы не нужно было опасаться того, что его ласковость покоробит старшего. Спящие ведь не возмущаются.

– Если бы я знал, что не смогу делать этого теперь, я бы не выпускал тебя из объятий, пока ты был в коме, – одними губами прошептал Дориан, крепче обняв близнеца, уткнулся носом ему в шею. – Вот только твои травмы не позволяли мне этого делать, я боялся сделать тебе больно. А теперь я боюсь, что ты меня оттолкнёшь…

Сложно было заставлять себя не двигаться, тело требовало своего, но основной инстинкт приходилось держать в узде, потому что нельзя было ничего делать. Только если уйти к себе в спальню или в ванную и самостоятельно решить свою проблему.

Вновь вздохнув, Дориан переместил ногу повыше. Это было подобно изощрённой пытке: находиться так близко, прижиматься, чувствовать тепло, но не иметь возможности ничего сделать.

Не открывая глаз, Дориан поцеловал Леона в косточку на нижней челюсти, и тут случилось неожиданное: старший пошевелился, просыпаясь. За долю секунды Дориан отвернулся от близнеца, а после перевернулся на живот, пряча вспыхнувшее от смущения лицо в подушке.

Леон привстал на локте, несколько секунд смотря на младшего, и тронул его за спину.

– Дориан, ты спишь?

Младший промычал что-то невнятное, изображая сонность, и повернул к близнецу голову, приоткрыл глаза.

– Уже не сплю.

– Надеюсь, это не я тебя разбудил?

– Нет, я уже просто дремал, не волнуйся.

Дориан перевернулся и сел, постаравшись сразу же поднять колени к животу, и положил на них руки. Взглянув на старшего, он только сейчас заметил, что у того была та же проблема, выпирающая под одеялом. Близнецы, что сказать.

Перед глазами так некстати вспыхнуло всё то, чем они занимались в этой самой кровати, и кровь прилила к щекам с новой силой. Дориан поспешил отвернуться. Леон повторил его позу и тоже устремил взгляд вперёд.

Впервые за долгое время Дориан нормально выспался и чувствовал себя отдохнувшим, потому что мобильный с заведенным будильником остался лежать в его комнате. И спалось с Леоном намного спокойнее и лучше: не надо было переживать и сохранять напряженную бдительность, чтобы не пропустить, если вдруг старший будет звать его. Он и так был под боком и ему было достаточно толкнуть его, чтобы обратить на себя внимание.

– Нужно вставать, – произнёс Дориан, чтобы хоть как-то нарушить воцарившееся молчание. – Или ты хочешь ещё полежать?

– Нет, давай вставать.

Старший откинул одеяло и встал, поморщился. И потянулся к флакончику с обезболивающим, но Дориан остановил его.

– Не надо пить таблетки натощак, желудок посадишь. Сейчас я быстро что-нибудь приготовлю, потерпи немного.

– Я всё время принимаю их сразу после пробуждения.

– Значит, теперь я буду всегда спать с тобой, чтобы приглядывать, – отозвался Дориан и тоже встал.

Отлично. Вот и нашёлся повод ночевать с близнецом на постоянной основе. Даже голову ломать не пришлось, чтобы придумать его.

Леон скептически нахмурился, но возражать не стал. Быстро надев штаны, Дориан убежал на кухню. То, что он выспался, это, конечно, было хорошо, но теперь нужно было поторопиться с приготовлением завтрака, а ещё и голодный Лео путался под ногами, не давая прохода.

– Подожди, – говорил Дориан, мешая лопаткой содержимое сковороды и ногой отодвигая пса в сторону. – Сейчас закончу и тебя тоже покормлю.

«А потом, если не забуду, надо покормить и себя», – мысленно добавил он.

На кухню спустился и Леон, мохнатый голодающий тут же кинулся к нему. Погладив пса ногой, чтобы лишний раз не нагибаться, Леон выдал ему завтрак и сел за стол.

– У нас получается разделение обязанностей, – бегло обернувшись через плечо и улыбнувшись, проговорил Дориан, – я кормлю тебя, ты кормишь Лео.

– Должен же я хоть что-то делать, – вздохнув, отозвался Леон, и подпёр голову рукой.

– Всё, что ты сейчас должен делать, это выздоравливать. А остальное позволь делать мне.

– Если честно, я не понимаю, почему ты со мной так носишься…

Дориан вновь обернулся к близнецу, слегка нахмурился.

– Я забочусь о тебе, потому что хочу этого. По-моему, другие поводы здесь не нужны. Но если я что-то делаю не так, скажи об этом, я исправлюсь.

– Нет, всё так. Просто… сложно осознать, что кто-то может настолько тебя любить.

– Ты тоже меня любишь, просто пока не помнишь об этом, – ответил Дориан, проглотив вставший в горле ком.

Выключив плиту, он переложил завтрак в тарелку и передал её брату. Сообразить порцию для двоих как-то не хватило ума, взяв яблоко, младший сел напротив Леона и с хрустом откусил от фрукта.

– Ты на диету сесть решил? – поинтересовался старший.

– Нет, просто лень пока готовить и на себя. Попозже нормально позавтракаю.

– Потом ты снова будешь бегать за мной и останешься голодным, – отрезал Леон. – Поешь со мной, – он придвинул к близнецу тарелку.

– Так, я что-то не понял, кто тут о ком заботится? – посмеялся младший.

Это была шутка, но Леон ответил на неё каким-то слишком серьёзным взглядом. Он часто смотрел так: пристально, изучающе, с немым вопросом в глазах, будто хотел сказать что-то или сделать, но не решался.

Приступ смешливости быстро потух, наткнувшись на этот взгляд, и Дориан взял для себя вилку и покорно сел рядом с Леоном, поставил тарелку так, чтобы обоим было удобно.

– Хорошо, давай поедим вместе, – произнёс он.

Леон кивнул и вернулся к завтраку. Какое-то время они ели в тишине, затем он спросил:

– Дориан, а за что ты вчера извинялся передо мной?

Дориан невольно нервно передёрнул плечами, поднял голову. Сейчас он был совершенно не готов об этом говорить.

Вспомнилось, как Леон когда-то не мог рассказать ему правду о том, что это он выгнал его на улицу в ту роковую ночь, потому что боялся, что, не помня всего и потому не понимая, он возненавидит его.

Теперь Дориан понял, что близнец имел в виду. Он тоже не мог рассказать правду. Просто не мог.

– Неважно, – произнёс младший.

– Это что-то незначительное?

– Да, – поспешил ответить Дориан и отвёл взгляд, нервно почесал затылок.

Леон кивнул и вновь опустил взгляд в тарелку.

Остаток трапезы прошёл молча. Дориана снова начали одолевать тяжкие мысли, казалось, только-только отпустившие его. Он думал о том, как рассказать Леону правду, если вдруг случится так, что тот не сумеет вспомнить всего сам. И невольно, скользя змеёй между блоками сознания, в голову просачивалась мысль о том, что если старший не вспомнит, что привело их к тому, что происходило сейчас, лучше будет вовсе не рассказывать ему об этом. Унести эту тайну в могилу. Спасти себя от необходимости признавать, что натворил.

Но Дориан гнал от себя эти трусливые, преступные допущения. Нет, он должен найти в себе силы, чтобы признаться. А Леон сможет простить его. Потому что любит.

И пусть потом Дориану придётся несколько лет заслуживать прощения близнеца. Ведь сам два года не мог простить Леона и потом ещё немало покобенился и потрепал ему нервы.

От одной мысли о том, что ему придётся пройти через то же самое, начинало сосать под ложечкой, и съеденный завтрак просился наружу.