Текст книги "Концепции современного естествознания"

Вот что пишет об издержках выделения «рационального компонента» мышления К. Лоренц: «Абстрактное мышление дало человеку господство над всем вневидовым окружением и тем самым спустило с цепи внутривидовой отбор. В «послужной список» такого отбора нужно, наверное, занести ту гипертрофированную жестокость, от которой мы страдаем и сегодня. Дав человеку словесный язык, абстрактное мышление одарило его возможностью культурного развития, передачи надындивидуального опыта, но это повлекло за собой настолько резкие изменения в условиях его жизни, что приспособительная способность его инстинктов потерпела крах. Можно подумать, что каждый дар, достающийся человеку от мышления, в принципе должен быть оплачен какой-то опасной бедой, которая неизбежно идет следом (Лоренц К. Агрессия. – М., 1994. С. 235). Особенно разрушительной он считает коммерческую конкуренцию, которую сравнивает с поединками людей каменного века. К. Лоренц полагает, вместе с тем, что из абстрактного мышления вырастает и та «разумная ответственность человека, на которой только и основана надежда управиться с постоянно растущими опасностями». Таким образом, и здесь поднимается проблема раскола культуры и цивилизации, последствий отхода от природы, от естественных корней.

Интересные наблюдения о воздействии культуры на сознание и мышление приводит Карен Хорни (1885–1952). Она видит односторонность психологии и психоанализа в том, что, как правило, объектом их исследования служит психология мужчин. По существу, мужской является и вся современная цивилизация, что имеет глубокие биосоциальные корни. Мужчины запрограммированы на поиск, добычу, преобразование среды, более логичны. Функция женщин – сохранение рода, поддержка семейного очага, воспроизведение и воспитание потомства. Все это делает их более импульсивными, эмоциональными и интуитивными. Различие между мужской и женской психологией иллюстрируются притчей. Встретив в пустыне на вершине бархана сундук, мужчина думает «откуда он взялся здесь?», а женщина – «а что в нем?» Этими различиями нельзя пренебрегать не только в индивидуальном психоанализе, но и в лечении современной цивилизации, которая, все более уходя от естественных корней, порождает женоподобных мужчин и мужеподобных женщин, а в погоне за успехом, превосходством, властью только усугубляет свой невротический характер.

В целом ряде явлений биологические и социальные корни так тесно переплетены, что их разделение неправомерно даже на уровне моделирования. В любом случае, исследования психогенеза позволяют установить следующие положения (по Х. Дельгадо): создав сознание, эволюция стала управлять собой; разум – один из механизмов обратной связи между организмом и средой; человека формируют наследственность и воспитание.

Эволюционный механизм проявляет себя даже в стандартных типах поведения. Большинство форм поведения определяется генетическими факторами в той же мере, что и телесные формы, проявляясь на уровне популяции. В случаях быстротечных изменений в окружающей среде морфологические особенности не могут обеспечить выживания, так как происходят слишком медленно, и тогда единственный выход – изменение поведения. Вместе с тем, человек, приобретая власть над природой, изменял не столько поведение сообразно природе, сколько природу сообразно свои желаниям. Результаты, одинаково плачевные и для природы, и для психики, известны.

Современные исследования наследственности приводят к выводам, что быстрое совершенствование живых организмов, происходящее естественным образом, может быть объяснено только таким сочетанием форм обратной связи, которое придавало изменению и закреплению наследственной информации характер целенаправленности. С позиций самоорганизации объясняется также особая организация сознания, которая создает так называемые эмерджентные (от англ. непредвиденное появление) свойства, которых нет у составных частей.

Значительное продвижение в этом направлении обеспечивает переход от классической, механистической в сущности модели сознания к холотропной (от греч. холос – целое). Если в классической модели сознание локализовано внутри мозга, то в холотропной оно лишь опосредуется мозгом: мозг – лишь часть обширной системы, представляющей собой поле сознания. С точки зрения Станислава Грофа, это поле бесконечно. Выходя за пределы трехмерного пространства, линейного времени и классической причинности, сознание даже не нуждается в традиционном материальном субстрате. Коммуникация, обмен информацией не ограничиваются сенсорными каналами и известными видами энергии.

В холотропной концепции сознания психика включает в себя весь опыт эволюции Вселенной, и в этом смысле правомерно говорить о жизни после смерти и до рождения. Столь же относительны понятия психического здоровья и болезни. Болезнью ли является гениальность, которая часто бывает сопряжена с психическими отклонениями от принятых стандартов (Врубель, Ван-Гог, Гойя, Паганини, Достоевский, Ньютон, Паскаль, Кеплер, т.е. натуры с высочайшей творческой продуктивностью). По существу, гениальность связана с «запредельными», неизведанными ресурсами сознания. Известно и то, что и мозг используется, по разным оценкам, лишь на 3–20 % своих ресурсов. Незадействованная часть – это так называемые «молчащие нейроны» – потенциал, рассчитанный на будущее.

В исследовании проблемы сознания важное место занимают его глубинные или «измененные» состояния – подсознательное и бессознательное. Их изучает отрасль психологии – психоанализ, проникая в такие состояния или даже вызывая их (например, гипнозом). При этом если в классической концепции пациент пассивен, отдаваясь воле и действиям психотерапевта, то в холотропной он – равноправный участник. В психоанализе сознательное рассматривается не как сущность психического, а лишь как одно из его качеств, поверхностный слой. Основатель психоанализа, З. Фрейд, разделял сознание на Я (рассудок) и Оно (страсти), считая, что они связаны между собой как всадник и лошадь соответственно. Фрейд исходит из того, что культура с самого начала создавала систему запретов, сдерживающих те или иные инстинкты (скажем, агрессии) и тем предохраняющих человеческий род. Однако протест против запретов, желание нарушить их сохраняются в подсознании, часто в невротической форме. Ведущим из инстинктов Фрейд считает сексуальный, включая желания инцеста (кровосмешения). Общественная жизнь приводит к их сублимации – вытеснению, замещению интенсивной деятельностью, особенно у людей творческих. Фрейд считает, что даже религия возникает как результат беспомощности и страхов человека, как замещение потребности в могущественном отце – защитнике.

Фрейд, возможно и преувеличивая роль либидо (сексуального инстинкта), строил методику психоанализа на том, что нежелательные, опасные, разрушительные стремления, вытесняясь в подсознание, не исчезают, а тревожат человека, вызывают комплексы. Единственный выход – впустить их обратно, но держа под контролем (приводится пример студента, удаленного из аудитории, но не желающего успокоиться и за дверью – целесообразнее найти с ним общий язык). Огромное значение в психоанализе придается снам, поскольку «их содержание есть искаженный заместитель бессознательных мыслей, и это самое искажение есть дело защитных сил Я, то есть сопротивлений, которые в бодрствующем сознании вообще не допускают вытесненные желания бессознательного в область сознания» (Фрейд З. Психология бессознательного. – М., 1989. С. 365–366). Таким образом, вытесненными в подсознание могут быть психические травмы (в том числе детские), страх или, наоборот, агрессивные стремления, которые последовательно разматываются, распутываются в «Анализе сновидений».

Психоанализ Фрейда раскручивал психику от детства индивида, его же ученик Карл Юнг шел от детства человечества, первобытной культуры, архетипов (исходных, глубинных образов) «коллективного бессознательного». Так же, как инстинкты, «образцы коллективной мысли человеческого разума являются врожденными и унаследованными». Придавая также ключевое значение сновидениям, Юнг усматривает в них не только выражение индивидуальных опыта и эмоций, но образы и ассоциации, аналогичные первобытным мифам и ритуалам, с той разницей, что сновидения – психическая данность, не прошедшая сознательной обработки. Эта историческая бессознательная память и есть звено, связывающее рациональное сознание с миром «первобытного инстинкта»: сны «зарождаются в духе, который носит не вполне человеческий характер, а является скорее дыханием природы» (Юнг К. Архетип и символ. – М., 1991. С. 48). «Подобно тому, как эволюция эмбриона повторяет его предысторию, так и разум развивается путем перехода через ряд доисторических стадий», сознание вырастает из бессознательного и сохраняет, удерживает его в себе. Развивая позицию Фрейда, Юнг пишет, что «древние демоны и боги вовсе не исчезли, а всего лишь обрели новые имена. И они удерживают современного человека на ходу… беспокойством, нечетким пониманием, психологическими сложностями, ненасытной жаждой лекарств, алкоголя, табака, пищи и прежде всего огромной массой неврозов» (Там же. С. 76).

Выделение сна и сновидений не случайно. Сон играет огромную координирующую роль в энергетическом и информационном балансе организма. Общая функция сновидений – производство материала, замещающего соответствующую нехватку в психической системе, предупреждающего о неадекватном пути. По Юнгу, сон – это разговор бессознательного с сознанием, форма явления бессознательного. Вот почему бессознательное, выступая как предзнание, столь часто делает это через сны. В современной практике появились убедительные (на уровне анализов крови и мочи) доказательства, что сновидения могут быть индикатором не только психического, но и физического здоровья (насколько их можно разделять). Так, грязный поток воды во сне трактуется как сигнал об инфекционном заболевании, и так далее. Бессознательное и подсознательное могут играть исключительно продуктивную роль в творчестве, будучи огражденными от гнета постоянных забот, бесконечной цели запланированных дел, встреч, разговоров (вот почему бывают открытия и «видения» во сне). Вопреки мнению, что сон – напрасная потеря времени, во сне психика интенсивно работает, «переваривает» и обрабатывает воспринятую в течение дня информацию, «перезагружается» на следующий день. Поэтому люди, искусственно сокращающие сон, вредят себе не меньше, чем беспробудные сони (другая крайность).

Еще один шаг в исследовании скрытых пластов сознания сделал ученик уже Юнга, Э. Фромм. Фрейд фокусировался на подсознательном, Юнг – на бессознательном, Фромм, принимая основные результаты обоих своих предшественников, не соглашается с тем, что культура – «вынужденная плата» за выживание человека, и делает упор как раз на ее продуктивном характере, созидательной роли в реализации как индивидов, так и человеческого рода. Как и К. Лоренц, Фромм – приверженец гуманистической этики, считающий, что стремление к истине, справедливости, истине, свободе является неотъемлемой чертой человеческой природы, для сохранения которой исключительно важно иметь внутренний стержень – в этом смысле Фромм допускает даже возможность «верующих атеистов» – верящих в себя, в человека как такового. Подчеркивая разрушительное воздействие искусственных, противоестественных ценностей современного общества, растерянность, «бегство от свободы» человека, предпочитающего «иметь» вместо того, чтобы «быть», Фромм развивает мысль высоко ценимого им Маркса о том, что «условием отказа от иллюзий о своем положении может быть только такое общество, где нет нужды в иллюзиях». Фромм внес большой вклад в изучение неврозов в масштабах общества. (См. предыдущую главу).

В последние годы наука все более обращается к такой запретной, «ненаучной» области, как парапсихология, то есть изучение сверхчувственных эффектов – экстрасенсорных проявлений, биоэнергетики, энергетики психики, которые невозможно объяснить лишь погоней за сенсациями. Различия между сознательным и бессознательным были выявлены достаточно давно, но только сейчас в арсенале естественных наук появляются средства, позволяющие исследовать их действительно на научном уровне, например, замерять психоэнергетические поля. На позитронном эмиссионном томографе (ПЭТ) и на магниторезонансном построителе изображения зафиксированы поля и тела, известные с давних пор в эзотерике как «астральные», «эфирные». Это подтверждает то, что поле сознания представляет собой в некотором смысле первичное образование, определяющее строительный материал и физиологию организма (Гербер Р. Вибрационная медицина. М. 97, гл.4).

Появилась и достаточно солидная теоретическая база. Здесь выдвигаются идеи, пожалуй, «достаточно сумасшедшие», чтобы оказаться правильными.

Мозг может мыслить безэнтропийно, если он сообщается с внешним источником негэнтропии. Ж.И. Кобозов приводит аргументы в пользу того, что биохимические процессы в мозгу иерархически сопряжены с более фундаментальным уровнем, на котором действует сверхлегкий разреженный «газ», взаимодействие которого с мозгом имеет волновой, причем опережающий характер. Концентрация таких волн в зоне мозга очень низка (10 ^-14 – 10–¹⁷см³), так что и здесь мы выходим на «вакуум». Слово «газ» не зря взято в кавычки, это скорее образ, не имеющий ничего общего с механистическими моделями. Наши соотечественники В. Налимов и А. Лефевр (снискавший мировую известность уже на Западе) привязывают друг к другу физический и семантический (смысловой) вакуум, метрические и семантические пространства. Рассматривается даже возможность «вселенского сознания», точнее Вселенной как единого поля сознания.

При интерпретации сознания вне жесткой привязки к индивидуальному мозгу оно рассматривается как оператор и генератор смыслов на основе вероятностных, квантово-механических закономерностей. Сознание воспринимает не только объекты, но и информацию, закодированную в семантическом вселенском вакууме, более того, оно само способно оказать воздействие. Физический вакуум имеет свойства семантического пространства. Как состояние системы квантовых полей с минимальной энергией вакуум допускает существование в нем частиц, не подчиняющихся II началу термодинамики в классической форме. В таком случае вместо термодинамических «стрел времени» можно представить синхронизацию прошлого, настоящего и будущего, их одновременное «присутствие» в сознании.

Предпосылки квантовой модели сознания закладывались уже давно. Сам Н. Бор, анализируя выдвинутый им квантово-механический принцип дополнительности, видел его применимость и к мыслительным процессам. Так, если мы пытаемся анализировать процессы собственного мышления, нарушаем мыслительный процесс (начиная думать не об объекте нашей мысли, а о нашей мысли о нем), то есть производим воздействие, подобное воздействию измерительного прибора на частицы квантово-механической системы. Бор и в мыслительном процессе выделял существенную роль таких небольших количеств энергии, при которых ощутимы квантовые эффекты.

Избрав ключом квантовую теорию непрерывных измерений, можно рассматривать макромолекулярные структуры мозга, осуществляющие функцию сознания, как измерительное устройство, аналогичное квантово-механическому (Менский М.Б. Квантовая модель мышления и эволюция // Самоорганизация и наука. Опыт философского осмысления. – М., 1994). Квантово-механическое измерение отличается от классического необходимостью четкого учета, какие наблюдения (измерения) проводятся над системой. Чрезмерная детализация нарушает картину, и поэтому, объединяя психологические и квантово-механические аспекты, мы получаем модель своеобразного сверхмощного вычислительного устройства, осуществляющего то, что сейчас принято называть сверхсознанием. Оно представляет собой работу «решателя проблем», аналогичного ЭВМ. В таком случае осознание – это зондирование сознанием области сверхсознания. При осознании возникает разброс решений, зависящий от степени детализации, и для наилучшего решения требуется осознание с оптимальным уровнем детализации.

Людям творчества хорошо известно, что для нахождения новой идеи, понимания того, что от понимания ускользало, требуется часто как раз уменьшить уровень осознания, переключиться, позволить мысли некоторую нечеткость. Поэтому люди, хорошо решающие проблемы – это те, которые умеют не только правильно их ставить («вводить исходные данные»), но и правильно устанавливать взаимодействие между сознанием и «сверхсознанием», устанавливать оптимальный уровень осознавания. Существуют даже специальные приемы для этого, причем особенно значительное возрастание творческого потенциала установлено при соприкосновении с искусством.

Особый интерес вызывает вопрос о том, какой материальный объект выполняет функции «решателя проблем». Конечно, он должен быть микроскопическим, проявляя свою квантовую природу. По многим показателям на эту роль буквально напрашивается молекула ДНК (там же, с. 221–223). Это система, специально приспособленная для хранения информации. Неудивительно, если в ходе эволюции она была использована и для решения очень близкой задачи – переработки информации. Именно поэтому особое значение приобретает обнаружение «барьера», не пропускающего в ткани мозга тела, участвующие в иммунной системе организма. Если бы такого барьера не было, то иммунная система должна была уничтожать любые нестандартные ДНК, с любым изменением структуры. Если молекуле ДНК отводится роль решателя проблем, то вырабатываемый по ее команде белок, являясь уже классическим объектом, выполняет роль носителя информации – решения проблемы, полученного с помощью ДНК.

Развитие этой гипотезы делает столь же логичным предположение, что и в отношении наследственной информации молекулы ДНК не ограничиваются пассивной ролью хранителя информации, подвергая ее также и обработке. Если это так, то можно думать и о возможностях проектирования наиболее целесообразных изменений наследственной информации.

Допустив, что изменения наследственной информации совершались целенаправленно, а не только через случайные мутации, можно объяснить и высокие темпы эволюции. Есть и другой важный аргумент в пользу гипотезы о двоякой функции молекул ДНК. Установлено, что мужские семенники также защищены иммунным барьером, что означает возможность существования в них нестандартных молекул ДНК (ср. с иммунным барьером мозга). Между тем женские яичники не обладают таким барьером – они запрограммированы на воспроизведение, а не изменения.

Таким образом, на самых различных стадиях и в самых различных проявлениях сознание предстает как процесс и результат самоорганизации. Современные концепции сознания показывают, помимо всего прочего, и сколь условно традиционное разделение духовного и материального: «дух не является противоположностью материи, будучи имманентным (внутренне присущим) не пространственным структурам, а тем процессам, в которых самоорганизуются и само-развиваются материальные системы» (Э. Янч).

Углубление в проблему сознания человека позволяет лучше представить проблему искусственного интеллекта. Прежде всего мы видим, сколь условны опять-таки различия между естественным и искусственным интеллектом, еще недавно представляющиеся (сознательно или подсознательно) принципиальными и неустранимыми. Главный аргумент против электронного интеллекта – ЭВМ действуют методом перебора всех возможных вариантов решения проблем, компенсируя такое тугодумство скоростью вычислений. Вместо этого человек производит выбор лишь из нескольких наиболее приемлемых, подходящих вариантов, часто такой выбор производится даже не аналитически, а интуитивно, как бы автоматически; в нужный момент включается нужный «блок памяти».

Пришло время, когда даже скорости ЭВМ стало не хватать для перебора вариантов – в метеорологии, космонавтике, экономических расчетах. И тогда … люди научились создавать ЭВМ, запускающие только нужные информационные блоки. Это при том, что объем электронной памяти практически неограничен: вся известная человечеству информация может быть помещена в компьютерный мозг, сопоставимый по размеру с мозгом одного человека. Уже сегодня мы приобретаем возможность оценить совершенно фантастические возможности системы «Интернет». Таким образом, «виноваты» оказались не компьютеры, а их создатели. С учетом сказанного трудно всерьез отнестись к такому недостатку «машины», что она не производит этической оценки своих действий, не проходит социального научения, не включена в систему общественных взаимоотношений. Кем не включена?

Персональные компьютеры последних поколений умеют вступать в диалог с хозяином, распознавать его образ мышления и даже корректировать его. Если раньше искусственный интеллект обладал только одним, отрицательным типом обратной связи, то есть настраивался на выполнение заданной ему программы, то современные ЭВМ вооружены и положительной обратной связью, то есть могут не только гибко изменять свои действия в процессе выполнения работы, но даже изменять саму программу соответственно изменяющейся ситуации. Наиболее впечатляющим подтверждением этого явился недавний выигрыш шахматного мозга у чемпиона мира Г. Каспарова. Если в первом поединке чемпион сумел перехитрить, озадачить «Deep Blue», делая не вполне логичные ходы (в пределах допустимого риска), то модифицированный кибер Deepest Blue ту же злую шутку сумел сыграть с чемпионом, который уступал ему по скорости просчета непредвиденных ситуаций на несколько порядков.

Слезы Каспарова – выражение не только личной неудачи и обиды, а еще и утраченных иллюзий человечества по поводу своего интеллектуального превосходства. Никакой землекоп не станет оплакивать свое поражение в соревновании с экскаватором, напротив, человек гордится созданными его разумом техническими приспособлениями. Но проиграть в интеллекте! С другой стороны, исследования искусственного интеллекта, возможно, помогут нам лучше оценить и использовать потенциал человечества. А может, мы больше станем ценить нюансы, которые «по значимости не уступая жизни человека, придают ей человеческий смысл» (А. Камю)?

В современной науке не известно ни одного закона, ставящего принципиальные ограничения возможностям искусственного интеллекта – типа невозможности вечного двигателя, устанавливаемой законом сохранения энергии. Отчаянной попыткой вернуть утраченные человеком позиции выглядит мнение, что эмоциональность человека может обернуться преимуществом против бесстрастной машины. Такая ситуация захватывающе описана польским писателем – фантастом С. Лемом в повести «Дознание». Астрогатор Пиркс назначен капитаном космического корабля, экипаж которого частично состоит из роботов, неотличимых внешне от человека. Если же учесть, что они запрогромированны согласно «первому закону роботехники» (другого фантаста, А. Азимова), запрещающего своими действиями наносить вред человеку, то Пирксу крайне сложно вынести заключение, есть ли противопоказания к использованию роботов, не боящихся перегрузок, давления, температур, ядовитой атмосферы… И только в экстремальной ситуации роболетчики повели себя «чересчур правильно».

Наряду с такими антропоморфными выводами научно-фантастическая литература и футурологические исследования не слишком оптимистично расценивают будущее человека в электронном мире. И дело не только в страшно – смешных сказках типа «Стиральной трагедии» того же С. Лема (когда на галактическом конгрессе среди модифицированных «под человека» стиральных машин ни нашлось ни одного просто человека), его же «человека-бутерброда» (автогонщика, у которого после многочисленных операций не осталось ничего от него прежнего – с вытекающими юридическим и проблемами), не только в мрачных утопиях Р. Брэдбери «Вельд» и «451 по Фаренгейту», не в описаниях бунта киборгов, для которых жалкий, физически слабый человек – только досадная помеха.

Уже сейчас, в преддверии следующего тысячелетия, мы видим, что проблемы, связанные с искусственным интеллектом, носят скорее социальный, чем технический характер. Без всяких кибернетических бунтов мы становимся рабами, придатками собственных умных детищ, увлеченность которыми начинает напоминать наркотическую зависимость. Сперва люди разучились считать, уповая на электронику, теперь они не хотят думать. Любовь заменяется виртуальным сексом, родительские чувства прививаются электронными игрушками «Тамагочи», забота о которых замещает заботу о реальных, живых людях, вызвав волну семейных трагедий, массовых психических расстройств. Можно, конечно, и здесь обвинять науку, лишь бы на кого-то привычно свалить вину. С античных времен дошла история о том, как хозяин, пришедший в отчаяние от интеллектуального превосходства своего раба, знаменитого философа Диогена, решил… продать его. Когда изумленные посетители невольничьего рынка спрашивали Диогена, что он там делает, тот отвечал: «Ищу себе нового хозяина». Кто будет виноват, если мы окажемся в положении тщеславного, никчемного хозяина по отношению к новым компьютерным поколениям?