Электронная библиотека » Вардан Торосян » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 1 ноября 2015, 02:00


Автор книги: Вардан Торосян


Жанр: Педагогика, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Шрифт:
- 100% +

При всей своей специфике естествознание опирается на общелогические и общенаучные методы, эмпирические и теоретические, соответствующим образом адаптируя их. Часто они сочетаются, комбинируются, как правило, интуитивным, стихийным образом.

Общелогические методы являются общенаучными, применяясь в любой области исследования и позволяя выявлять связи и отношения предметов и их сторон, определять их место в системе целого.

Анализ – это расчленение (мысленное) целого предмета на составляющие части (признаки, свойства) с целью их всестороннего изучения.

Синтез – соединение ранее выделенных и исследованных частей вновь в целое, но уже на уровне понимания и объяснения выявленных связей.

Абстрагирование – сознательное отвлечение от ряда свойств и отношений изучаемого явления с одновременным выделением, акцентированием интересующих нас свойств и связей. На основе абстрагирования становится возможным образование понятий. Близким методом является идеализация.

Обобщение – прием мышления, в результате которого устанавливаются общие свойства и признаки предметов. На этом пути можно переходить к более объемным понятиям (растение, живой организм и так далее).

В процессе исследования нередко приходится, на основе уже имеющегося знания, делать выводы о неизвестном – благодаря сочетанию методов индукции и дедукции. Индукция – это переход в рассуждении от частного (выявленного, например, в опыте) к общему выводу. Дедукция же, напротив – переход от известного общего к единичному, частному. Хрестоматийным примером челночного сочетания этих двух методов является построение периодической системы Менделеева.

Еще одним из общелогических методов является аналогия – на основе сходства объектов по какому-то признаку или ряду их заключают о сходстве в них других признаков. Так, после установления, что свету присущи интерференция и дифракция, выявленные ранее у звука (обладающего волновой природой), было сделано предположение о волновой природе и света (ранее обнаруживающего корпускулярные свойства). По аналогии устанавливалась принадлежность тех или иных элементов к металлам, проводникам и так далее. Умозаключения по аналогии составляют гносеологическую основу моделирования – изучения объекта путем создания и исследования его копии, замещающей оригинал с точки зрения интересующих нас сторон. Модели могут быть материальными (модель самолетов в аэродинамической трубе) и мысленными (модель атома, модель сознания).

Общелогические методы применяются и на эмпирическом, и на теоретическом уровнях исследования, но при этом они специфическим образом преломляются через систему методов, характерных именно для соответствующего уровня.

Исходным методом эмпирического познания является наблюдение. Важнейшим отличием научного наблюдения является его сознательный, целенаправленный характер. Так, астроном наблюдает звездное небо не наобум, а определенный участок неба в определенное время. Тесно связан с наблюдением эксперимент, с той разницей, что в эксперименте наблюдаются явления не независимо от нас протекающими, а в ситуации, которую на основе имеющихся знаний о предмете и технических средствах искусственно создал экспериментатор с целью наиболее отчетливо выявить интересующие его свойства (например, исследователь элементарных частиц в ускорителях или живых организмов в специально созданных условиях).

Что касается методов, характерных для теоретического исследования, выделим следующие. Формализация – это построение абстрактно – математических моделей, когда рассуждения о предмете переносятся в плоскость оперирования со знаками (формами), тогда производится вывод новых форм по правилам логики и математики. При аксиоматическом методе производится логический вывод на основе каких-либо заранее принятых без доказательства аксиом. Так была построена вся геометрия Евклида и даже «Этика» Спинозы. В развитой науке аксиомы предлагаются как некоторая предполагаемая к исследованию система отношений, отвлеченных от их носителя и исследуемых аппаратом математической логики. Возможности этих методов также не безграничны (как это казалось до середины 30-х годов, когда была открыта знаменитая теорема Геделя). В науках, так или иначе имеющих эмпирическую основу, более эффективным является гипотетико-дедуктивный метод. Сущность его – в создании системы связанных между собой гипотез, из которой дедуктивным образом выводятся эмпирически проверяемые (и тем самым свидетельствующие об истинности общей теории) следствия. Этим путем шло развитие и подтверждение теории относительности, а анализ определенных следствий из нее задал целые направления современной науки.

Важнейшим из теоретических методов исследования является восхождение от абстрактного к конкретному, когда создание определенных абстракций (товар, материя) является необходимым для понимания полноты реальных связей и явлений.

Особо следует также сказать о сочетании исторического и логического методов. Такое сочетание совершенно необходимо при исследовании сложных развивающихся систем (эволюция вселенной, общества, происхождение жизни). В основе исторического метода лежит изучение деталей истории объекта, с целью выявления логики его развития. Логический же метод особенно ценен, когда неизвестны факты ранней истории: объективная логика явления раскрывается путем исследования высших стадий исторического процесса (развитие космических систем, живых видов, геологических систем, общества). В действительности оба эти метода тесно взаимосвязаны и дополняют друг друга («История без логики слепа, логика без истории беспредметна», – писал И. Кант). То же самое правомерно сказать практически обо всех методах научного исследования, выбор и сочетание которых в конкретных исследовательских задачах определяется интуицией ученого, его знаниями и опытом. И, конечно, в любом случае и в первую очередь методы исследования подсказываются самими исследуемыми объектами.

Завершая главу, вновь подчеркнем, что естествознание относится к той области познания, духовной деятельности, о которой недопустимо судить по непосредственным практическим результатам. Это особенно важно учесть на нынешнем этапе нашей чрезмерно практизированной жизни. Вспоминается в этой связи, как на недавней международной конференции по образованию профессор Хартфордского университета (США), увлеченно рассказывавший, какие технические чудеса им удается совершать, с грустной улыбкой признал, что если бы сейчас к ним пришел наниматься на работу «некий Альберт Эйнштейн», его бы скорее всего не приняли.

Естествознание, как любая фундаментальная наука, самоценно, ценно с точки зрения познания мира, и трудно сказать поэтому, чего больше – невежества или лукавства – в характерных для нынешнего спекулирования нищетой высказываниях типа «сами понимаете, сейчас не до науки, вот немного встанем на ноги…» Без науки никогда не встанем – ни в практическом, ни в моральном, человеческом отношении. Будучи самоценным, фундаментальным, естествознание продолжает сочетать «плодоносное» и «светоносное» знание (Ф. Бэкон), сохраняя и далее наращивая свой практический потенциал, свое мировоззренческое и методологическое значение, распространяя методы и выводы своих ведущих концепций – самоорганизации, синергетики, коэволюции на самые различные области практической и духовной деятельности.

РАЗДЕЛ II
Формирование и эволюция естественнонаучного стиля мышления

«Ничто не меняется так быстро, как неподвижное прошлое»

А. Койре

Важной предпосылкой осмысления современных проблем естествознания является исследование эволюции естественнонаучного познания, рассмотрение того, как формировались его важнейшие темы, понятия и проблемы, как они трансформировались, возрождались и принимали новые формы, непрерывной нитью проходя через всю социокультурную историю. Только поняв прошлое, можно оценить настоящее и попытаться заглянуть в будущее. Этой цели будет посвящен наш краткий экскурс в концептуальную историю науки.

Глава 3. Познание природы в Древнем мире

Генезис естествознания. Детерминанты развития естествознания – практические и мировоззренческие. Миф как попытка объяснить мир. Антропоморфность мифологических представлений о природе.

Естествознание в эпоху античности. «От мифа к логосу». Формирование и эволюция понятий хаоса, космоса, фюзиса, природных закономерностей (нус, логос, дао). Понятие текне.

Стихийный материализм и диалектика античной натурфилософии, ее спекулятивные возможности. Космологизм и космогонизм как характерные черты античного мышления. Идеи гармонии мира и «книги природы».

Поиск принципов и начал, лежащих в основе мироздания. «Линия Демокрита» и «линия Платона» и их синтез в научно-исследовательской программе Аристотеля. Учение о целях и причинах. Концепция естественных мест и естественных движений. Космология Птолемея.

Очень трудно выделить точку зарождения естествознания. Ясно, что уже в далекой древности люди пытались понять и объяснить себе природный мир. Знание его закономерностей было необходимо им прежде всего в практическом плане (подготовка к смене времен года, знание сезонов засухи, дождей и разлива рек, признаков плодородности почв, климатических особенностей и так далее). Так, «необходимость вычислять периоды подъема и спада воды в Ниле создала египетскую астрономию, а вместе с тем господство касты жрецов как руководителей земледелия». (Маркс К, Энгельс Ф. Соч. Т. 23, С. 522). Египетские пирамиды (с XXVIII в. до н. э.), британское языческое капище Стоунхендж, (1900 до н.э.) были воплощением замечательных знаний в математике, астрономии, геодезии, механике, строительном деле. Уже семь тысячелетий известен гномон (солнечные часы), пять тысяч лет назад в Египте появился учебник хирургии, примерно к тому же времени относятся месопотамские географические карты.

Были накоплены значительные знания в механике, медицине, ботанике, зоологии. Особое же место среди наук о природе занимала астрономия, удовлетворявшая в одинаковой степени как практические потребности, так и мировоззренческие запросы пытливого разума. Уже в 1800 году до н. э., при правителе Хаммурапи, в Вавилоне существовал обширный каталог звезд, а в VIII веке до н. э. была создана регулярная астрономическая служба. Астрономия давала постоянные импульсы математическим исследованиям, и именно наблюдения неба привели к тому, что в Вавилоне была принята не привычная нам теперь система чисел, а числовая цепь, соответствовавшая угловому делению (1–60, 61–3600). Первые чиловые символы обнаруживаются в письменных памятниках царства Урук (Междуречье), в минойской культуре о. Крит, в Мохенджо – Даро и Хараппе (III тысячелетие до н. э.). К началу III тысячелетия относятся геометрическое решение квадратных уравнений (Месопотамия, Греция), вычисления объемов геометрических фигур. Порой математическая техника – уже тогда! – обгоняла практические запросы, превращаясь в своего рода искусство для искусства.

Особое место астрономии было обусловлено еще и тем, что в ее задачи входили также астрологические прорицания, имевшие соответствующую «идейную базу». Для мышления древних народов характерны представления о единосущности всех элементов окружающего мира – людей, растений, животных, небесных тел. В таком случае для понимания природных явлений подходили мерки человеческого поведения – то, что известно наилучшим образом. Это и было причиной антропоморфности картины мира в древние (и не только в древние) времена (греч. антропос – человек, морфос – форма, т. е. по образу и подобию человека). Понятно тогда, почему то или иное расположение светил, направление ветров и т.д. могли определять судьбу человека.

Убежденность в единосущности мира направляла поиски древних ученых на поиски некоей силы, поддерживающей закономерности, общие для всего мира, пусть и текучего и изменчивого. Естественно при этом, что порядок, утвержденный земными обычаями и нравами, связывался с высшим порядком, который может быть прослежен в звездном небе. В действительности, однако, чаще происходило не выведение земного порядка из «вселенского», а, напротив, «бессознательная проекция на природный мир социального правопорядка» (Ф. Кессиди). Так, не случайно различие между шаловливыми, беспечными и беспутными богами демократической Греции и грозными владыками египетской и вавилонской Вселенной, одно слово которых могло нести смерть – в том числе и богам, низшим в небесной иерархии.

Не в меньшей степени, чем практическим потребностям, происхождение и развитие науки обязано и мировоззренческим стимулам. Будучи не менее, если не более любознательными, чем сейчас, люди далекой древности пытались возместить недостаток знаний полетом воображения, смелыми домыслами, нашедшими воплощение в удивительно красивых мифологиях Египта, Вавилона и Шумера, Китая, Индии, античной Греции. В сознании той эпохи имело место причудливое переплетение научных наблюдений, мифологии и религии; вместилищем знания являлись мифы, сказки, эпос, многие компоненты которых теряются в попытках «перевода» содержащегося в них знания «на наш язык».

В древнем сознании, где уживались эмпирические наблюдения и всесилие богов, антропоцентристский космос и растворенный в нем человек, проекция на природу социального порядка ощутима в наибольшей степени. В поисках сил, управляющих миропорядком и обеспечивающих его устойчивость, у египтян, вавилонян, греков складывается «драматическая концепция природы» (Ф. Вензинк), в которой упорядоченность достигается ценой постоянного конфликта, столкновения множества сил, когда даже верховная сила вынуждена находиться в постоянной активности (подобно устойчивости в общественной жизни). Так, Солнце, верховное светило, неизменно появляется каждое утро, но всякий раз преодолевая сопротивление мрака и хаоса, побеждая их и отвоевывая положенное ему место.

И в египетской, и вавилонской мифопоэтике мир рождается из хаоса, благодаря действию упорядочивающих, побеждающих хаос сил. И опять же, скажем, в древнеегипетской картине сотворения мира из хаоса, возникновения жизни из первобытной бездны Нун проступают аналогии, почерпнутые из наблюдений за Нилом. Для вавилонской же мифокосмогонии (эпос «Энума Элиш») столь же характерен мотив периодического возвращения «первобытного» моря, хаоса, навеянный мощными разливами Тигра и Евфрата, судя по всему, породившими и миф о всемирном потопе.

Весьма неоднозначную роль играет хаос в греческих мифах, выступая как важное порождающее начало (об этом мы вспомним не раз в последнем разделе, посвященном современным концепциям). Особенностью греческой культуры было то, что бережно заимствовав у народов еще более древних культур (египтян, вавилонян, финикийцев, персов) различные научные сведения, технические изобретения, ремесла, она подняла их на качественно новую ступень. У греков зачатки астрономии, механики, математики, медицинских знаний уже в IV–III в.в. до н. э. стали приобретать характер систем, не только связывающих воедино опытные данные, но и претендующих на обоснование изучаемых явлений и их отношений. Примечательно то, что технические средства, ремесла и искусство объединялись одним словом («текне»), что красноречиво характеризует образ жизни и мировосприятие древних греков, пронизанные ощущением красоты и гармонии мира, пониманием а ней места человека и его деятельности. Именно такое мировосприятие способствовало возникновению уже в V–IV в.в. до н.э. восхитительно зрелого продукта духовного творчества – античной философии.

Условия аристократической Греции, с относительно мягким и гуманным рабовладельческим строем, были уникальными для создания натурфилософских систем, осмысливающих и описывающих мир как единое целое. Конечно, в них недостаток научных данных восполнялся полетом воображения, что делало неизбежным их спекулятивный (т.е. умозрительный, не обоснованный практикой характер). Заметим, однако, что этот путь породил не только «трех китов», но и такие поразительные догадки, как об атомах. В духовной атмосфере Древней Греции, направляющей прежде всего на чистое, возвышенное, «незаинтересованное» знание, развитие философии представало как начала науки. Греки оказались подлинными предтечами современной науки – конечно, не в научных теориях и даже не в ответах на определенные вопросы, а в самих вопросах, их концептуальном содержании.

В античных представлениях о природе отчетливо прослеживается путь «от мифа к логосу» (Э. Кессиди), к поискам внутренних закономерностей и механизмов природных явлений, логики их взаимосвязей. Столь же отчетливо прослеживается на этом пути отпечаток социально-экономического развития греческих полисов. Так, если у Гомера и Гесиода многие природные явления происходят по капризам и прихотям своенравных и мстительных богов, то уже у философа Анаксимандра присутствует мотив «господства в мире космической справедливости, умеряющей борьбу противоположностей». Точно так же управление огня в натурфилософии Гераклита означало не господство одной из сил природы, а своеобразное самоуправление на основе единого для всех закона. Даже детали картины мира описываются в этических и правовых категориях: номос (закон), исономия (равноправие), дике (справедливость).

Перенесение на космос особенностей античного полиса происходило еще и вследствие характерного для греков взгляда на мир как своего рода дом, дающий всем тварям прибежище и безопасность. Не случайно в центре этого космического дома помещалось Солнце как очаг – «гестия», занимавший центральное место в любом греческом доме. Столь же закономерно, что античный космос, хотя и огромный, ограничен в размерах. При этом он обладает чертами живого существа. В поэмах Гомера, а еще больше в «Теогонии» (Происхождении богов) Гесиода читателю предстает скорее космогония – рождение космических тел. В греческом мифе схема возникновения и эволюция природного мира подсказана естественным процессом воспроизведения, переносимым на богов. Так, Уран, сын и супруг Геи, лежащий над ней и оплодотворяющий ее, одновременно представляется как усеянный звездами небесный свод, простирающийся над Землей. В подобном же плане описывается сущность Геи – Земли, бездны Тартара и так далее. Деантропоморфизация и демифологизация представлений о природном мире особенно последовательно проступают в трактовке хаоса, который выступает не как бесформенное состояние, а как исходное условие существования всех вещей, их вместилище. Само понятие «хаос» происходит от «хайно» – разверзаться, зиять.

В таком разверзающемся пространстве хаос имеет смысл природного первоначала. Именно проблема первоначала, ключевая для всех древних картин мира (включая Индию, Китай) разделила античную натурфилософию на две противоположные линии – материалистическую и идеалистическую.

«Линия Демокрита» требует объяснять явления природного мира из материальных начал как первокирпичиков мироздания. Следуя такой установке, уже Фалес (625–547 до н. э.), один их первых античных натурфилософов (и один из семи мудрецов Древнего мира), сумел предсказать солнечное затмение и даже невиданный урожай олив. У Фалеса первоначалом выступает вода, что аргументировалось обширностью занимаемой ею площади, значительной долей воды в организме, окаменелыми останками кистеперых рыб, доказывавшими водное происхождение земной жизни. У других мыслителей первоначалом выступает огонь, «мерами вспыхивающей и угасающий» (Гераклит), воздух, сгущающийся и разрежающийся (Анаксимен, у которого даже боги – сгущения воздуха), земля (Ферекид). Развертывание логики этих поисков приводило к неизбежной комбинации указанных начал, принципу «все во всем», «гомеомериям» Анаксагора. И, наконец, логическим итогом такого пути стала концепция атомизма (от атомос – неделимый), выдвинутая Левкиппом и развитая Демокритом (460–370). У Демокрита атомы, носящиеся в пустоте, уже в своей конфигурации несли свойства образуемых из них элементов (например, атомы соли – треугольные, сахара – круглые; самое же интересное, что действительно открыта связь между формой и свойствами атомов). В результате сочетания атомов возникают, причем на строго определенной стадии развития космоса как небесные тела (в сфере «макрос космос»), так и живые существа.

Как правило, античные материалисты были и стихийными диалектиками. Развитием, единством и борьбой противоположностей пронизаны картины мира Гераклита (р. 544 до н. э.) и Эмпедокла (490–430). У Гераклита единство противоположностей составляет основу «упругого ритма бытия» и усматривается даже в звучании слов. Диалектика представляется ему выражением всеобщего логоса, который существует «не вне мира, а в нем самом, делая его космосом». В космогонии Эмпедокла движущей силой выступает постоянная смена «Любви» и «Вражды», а среди случайно возникших сочетаний сохраняются те, что «как бы созданы по заранее продуманному плану, целесообразию» (к «естественному отбору» и «целесообразности» в космической эволюции мы также вернемся в разделе III).

Наряду и почти одновременно с атомистической концепцией происходило становление альтернативной, которую можно назвать «сдвигом от ингредиентов (составляющих) к аксиомам» (С. Тулмин). «Линия Платона» полагала за первоначала идеи – эйдосы, развертывающиеся в «трех мирах»: высшая идея воплощалась в материальном мире, а на последней ступени – в нашем сознании. Благодаря этому и возможно было прочтение «Книги природы», познание мира. Особое место при таком подходе отводилось астрономии, в которой как бы пересекались природа «тождественного» и «иного», надлунного и подлунного миров. В соединении с пифагорейской математикой эта концепция привлекала тем, что вместо качественных и, по существу, бездоказательных спекуляций оперировала схемами, основанными на математических расчетах.

Пифагореизм был не только математикой, но и целой философией, в которой природный и моральный порядок неотделимы: поиски математической и музыкальной гармонии – это путь к моральному усовершенствованию, к выработке жизненного пути, который обеспечит гармонию с природой. Именно поэтому в пифагореизме духовно здоровый человек уподобляется хорошо настроенному музыкальному инструменту, а звуки небесной гармонии могут услышать только те, кто достиг совершенства не только в математической, но и в моральной сфере. Можно понять, почему Пифагор, открыв свою знаменитую теорему, принес в жертву богам сто быков – ведь это открытие было для него приобщением к божественному замыслу. Исследования музыкальной гармонии, «золотого сечения» были лишь различными аспектами такого приобщения. (Сходный путь повторил уже в XVII веке Иоганн Кеплер в своей «Гармонии мира»). Оставив в стороне вопросы о механизмах природных явлений, платонопифагорейская программа позволяла концентрироваться на конкретных движениях, видимых перемещениях светил, их расстояниях, что привело, в конечном счете, к величайшему достижению античной науки – космологической системе Птолемея.

Для античной натурфилософии в одинаковой степени характерны космогонизм (учение о происхождении и развитии космоса) и комологизм (учение о его строении). Надо сказать, что понятие «космос» длительное время имело смысл строя, порядка, красоты, соразмерности (отсюда, кстати, и «косметика»), но не мира в целом, вселенной. Настало время сказать и о других понятиях античной натурфилософии. Их образование и эволюция, социокультурно обусловленные, знаменуют важнейший пункт отделения натурфилософии от мифологии. Наряду с понятием хаоса, космоса, текне, ключевым в эволюции научного мышления было понятие «фюзис». Исходно ему соответствовали следующие смысловые аспекты: а) рост, процесс, развитие; б) внутренняя природа, сущность явления; в) причина процесса; г) закон движения. Лишь постепенно, к V веку нашей эры (через 10 веков эволюции) понятие фюзис приобретает смысл, близкий к современному и означающий окружающую нас природу. Такие же понятия, как архэ (первоначало), генезис (происхождение), динамис (сила), по существу, играли роль отдельных аспектов понятия «фюзис». Понятно тогда, почему весьма разнообразные по содержанию трактаты самых различных античных мыслителей носили название «Пери фюзеос» («О природе», как сказали бы сейчас). Это понятие относилось и к картине мира, и к образу жизни, который следовало устраивать «по природе», а не просто «по установлению». Таким образом, изучение природы должно было еще научить правильному, естественному жизненному пути.

Своеобразный синтез двух ведущих натурфилософских концепций античности – атомистической и платоно-пифагорской, достигается у Аристотеля (384–322 до н. э.) – «Учителя» Древности. Сохраняя деление мира на подлунное и надлунное, земное и божественное, Аристотель убежден, что истинным бытием обладает, представляя равный интерес для исследования, любая конкретная, изменчивая вещь – а не только первооснова явлений природного мира. В знаменитой картине Рафаэля «Афинская школа» Платон указывает на небо, а Аристотель – на землю, именно в ней находя объяснение земным явлениям. Концепция Аристотеля в корне отличается не только от идеализма Платона или пифагорейцев, но и от предшествующего материализма со столь же вечными и неизменными как эйдосы, первоначалами. Любые явления в природе, связанные в единую причинную цепь, целесообразны. Любая вещь, по Аристотелю, представляет собой сочетание материи и формы как бытия в возможности (и об этом мы вспомним в XX веке!). Любая вещь под влиянием четырех классифицируемых Аристотелем причин (материальной, формальной, действующей и целевой) рождается, изменяется и гибнет.

Объяснение процессов изменения, движения – одна из главных задач аристотелевой натурфилософии. Ведущим в ее решении был принцип естественных мест и естественных движений. Так, выпущенный из рук камень падает на землю, а огонек свечи тянется к Солнцу (т.е. подобное к подобному – естественное движение к своему естественному месту). Хотя и в наивной форме, этот принцип на многие века предопределил развитие механики. В целом же учение Аристотеля, подвергаясь соответствующим трансформациям, прошло через полтора тысячелетия Средневековья и Возрождения, многие его положения по-новому осмысливаются в науке XX века.

В условиях изменяющейся общественной жизни реалистическая концепция Аристотеля приобретала авторитет и своей направленностью на практические нужды. Аристотелю принадлежат и такие «технические» заслуги перед наукой, как чертежи для иллюстрации рассуждений, буквенные обозначения величин. Он был первым, кто понял необходимость научной специализации, организации науки. Вместе с тем Учитель провозглашал самоценность научного знания, независимо от его приложений.

После Аристотеля начался процесс специализации наук, имевший две стороны. С одной стороны, это привело к серьезным успехам в механике, математике, геодезии, картографии, строительном деле, развивавшихся под влиянием практических запросов. Был сделан ряд замечательных изобретений, от измерителя пути до сложных гидротехнических автоматов. Легендарную известность приобрели открытия и изобретения Архимеда (287–219). Не менее знаменит был Герон Александрийский (ок. I века) – изобретениями пожарного насоса, сифона, водяного органа – гидравла и даже автомата для открывания дверей храма.

С другой стороны, крен в сторону такой сугубо практической нацеленности приводил к тому, что науки о природе, утрачивая теоретический характер, превращались в ее описания (ярчайший пример – «Естественная теория» Плиния). Наука все более утрачивала интерес к своим основаниям. Вершиной такой практически нацеленной науки явилась для античности геоцентрическая астрономическая система Клавдия Птолемея (85–160), прослужившая целых 18 веков! Завершая начатую Эвдоксом и продолженную Аристотелем и Гиппархом программу создания небесной механики, Птолемей действовал сугубо как астроном – вычислитель. Его не смущало, что в его системе использовались различные геометрические конструкции для различных небесных тел – лишь бы расчеты сошлись. Тем более его не волновала «проблема Гиппарха» – почему одни и те наблюдения могут быть описаны совершенно различными моделями и теориями.

Античная культура, начавшаяся как «прекрасный май, который цветет лишь однажды, и никогда более» (И. Гете), исчерпала себя и была смещена христианским Средневековьем.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации