Текст книги "Чёрный ангел"

– «Мы вышли»! Это мне нравится! Да если бы я не додумался прослушивать телефоны его подчиненных, если бы не сумел договориться с операторами на АТС, ты бы по сей день бегал по его родственникам и знакомым! А что касается моих людей, то не беспокойся, они свою ошибку исправят. Через несколько часов Вязников будет у нас в руках. Дай только бог, чтобы он оказался тем, кого мы ищем...

– Но Усов вроде бы не сомневался, что Вязников – убийца. А зачем еще ему было убивать, коли не из-за денег?

– Ты сам назвал Усова полудурком, и совершенно справедливо. Мало ли, в чем он не сомневался... Халецкий, вон, на Вязникова не думает, а у него котелок варит получше.

– Халецкий не знает того, что знал Усов.

– Возможно, теперь уже знает. Только нам к нему больше не подобраться. Эх, дьявол, как не вовремя они мою Ольгу засекли! А после твоей самодеятельности у нас вообще земля под ногами загорится. Когда эта девица заявится в ментовку, расскажет о похищении и опишет твою рожу, у сыскарей появятся совершенно законные основания открыть на нас охоту.

– Законные основания у них появились после того, как ты «поговорил» с Усовым.

– Отнюдь. Сначала им придется найти и опознать его труп, а это, можешь мне поверить, абсолютно невозможно.

– Тогда почему ты не хочешь поступить так же с девицей?

– Ты меня умиляешь! Через несколько часов сюда привезут Вязникова, и возможно, не одного. Как ты собираешься избавляться от горы трупов?

Людмила сдернула наушники. Она уже чувствовала себя достаточно окрепшей и не собиралась дожидаться решения своей участи. Пока эти двое собачатся, их внимание поглощено спором, а значит, они не станут особенно прислушиваться к тому, что происходит за стеной. И не появятся внезапно в комнате – стихнувшие голоса предупредят о такой возможности заранее.

Она осторожно встала, убедилась, что ноги держат, и тихонько подошла к окну. Судя по высоте, четвертый этаж. Узенький карниз обрывается сразу за оконным проемом, к другому окну по нему не перейдешь. Водосточной трубы в пределах видимости нет. Спуститься по веревке? Людмила огляделась. Шкаф для одежды в комнате имелся, но, скорее всего, стоял пустой, как сервант и книжные полки. В любом случае, вряд ли там найдется прочная бельевая веревка. Но проверить все же стоило. Она подошла на цыпочках, потянула за ручку. Дверца шкафа протяжно скрипнула, напугав Людмилу до помрачения рассудка. Только через минуту, убедившись, что разговор за стеной продолжается, она решилась пошевельнуться. Разумеется, в шкафу ничего не было.

Попробовать улизнуть через дверь? Но она понятия не имеет, какая здесь планировка, не увидят ли ее сразу, как только она выйдет из комнаты или появится в прихожей. Да, скорее всего, за входной дверью они присматривают, иначе их беспечность отдавала бы идиотизмом.

Людмила снова переместилась к окну и тоскливо поглядела вниз. Больше десяти метров. Внизу сугроб, но как минимум перелом при прыжке обеспечен. Может, все-таки рискнуть? Она еще раз оценила расстояние и поежилась. Нет, прыжок оставим на крайний случай. Нужно поискать другой выход.

Тут ее взгляд уперся в старый клен, который рос метрах в четырех от окна. Одна из ветвей чернела внизу, не дотягивая до стены дома каких-нибудь два метра. Взять два метра с места, да еще в нынешней физической форме, почти нереально, но тут ведь не соревнования по прыжкам в длину, где результат замеряют по отпечатку пятой точки. Если нырнуть вперед рыбкой, уцепиться за ветку руками, то, учитывая рост (метр семьдесят четыре), прыгнуть придется совсем недалеко. Правда, ветка может сломаться, но хотя бы замедлит падение. А ниже будут другие ветки, покрепче – возможно, удастся зацепиться за них.

Людмила решительно повернула верхний шпингалет, потом нижний и потянула раму на себя. Рама не дрогнула. Холодея от дурного предчувствия, Людмила внимательно, насколько позволяло тусклое освещение, осмотрела окно. Так и есть! Заколочено. Вот почему этот «профессионал» из соседней комнаты не стал утруждать себя дежурством у постели пленницы! Куда она денется? Если спятит на почве страха и решит сигануть в окно, его придется сначала выбить, тут-то сторожа и подоспеют. А бесшумно стекло не выдавить, для этого специальные приспособления нужны, в сумочке же пленницы нет даже маникюрного набора.

Уже ни на что не надеясь, Людмила повернула еще один шпингалет и попыталась открыть форточку. И чуть не ахнула от неожиданности, когда та поддалась. Желанный выход предстал перед ней во всей красе – чудесный квадрат, размером сорок на сорок сантиметров, зияющий холодной чернотой в метре с лишком над подоконником. Людмила скинула узкую юбку. Спасибо, бабушка настояла, чтобы она поддела вниз лосины. «Ах, бабушка, скольким же я тебе обязана! И в первую очередь – гибким, сильным телом. Если бы не йоговская гимнастика, которой ты меня заставляла заниматься, я бы ни за что не решилась на этот акробатический трюк».

Она влезла на подоконник и, держась одной рукой за форточку, а другой – за оконный шпингалет, поочередно перекинула ноги через раму форточки. Потом, извиваясь всем телом, начала протискивать их вперед. Чтобы протолкнуть бедра, ей пришлось сложиться вдоль. Когда нижняя половина тела повисла с той стороны окна, у Людмилы от страха перехватило дыхание – ей показалось, что она сейчас не удержится и полетит вниз. Но вот ноги нащупали опору – скользкую, узкую, ненадежную, но опору, – и дело пошло веселее. До тех пор, пока не пришло время перехватить руки, чтобы вытащить плечи и голову. Тут Людмилу обуял такой ужас, что она минуты на три превратилась в тряпичную куклу со стальными кистями, приваренными намертво к шпингалетам. Потом босые ступни начали цепенеть от холода, и она решилась. Одна нога в процессе этого упражнения едва не соскользнула с карниза, но плечи сыграли роль тормоза, а потом руки уцепились за верхнюю раму, и кризис миновал.

Стоя на полусогнутых по ту сторону окна, судорожно цепляясь поднятыми за спиной руками за верхнюю раму, Людмила боялась пошевельнуться. Ступни словно примерзли к карнизу. И казалось, не было на свете такой силы, что заставила бы ее прыгнуть. Она уговаривала себя, сосчитала до десяти, потом до шестидесяти. На счет «сорок шесть» где-то наверху открылось другое окно, и неведомый кретин выплеснул на улицу галлон жидкости неизвестного происхождения. Несколько капель попали беглянке на голову и переполнили чашу терпения.

Резко выдохнув, она разжала руки, оттолкнулась от карниза и полетела – вперед и вниз. Ветка ободрала ладони и тут же обломилась, что-то хлестнуло по лицу, ударило в грудь, и в следующий миг Людмиле удалось поймать руками крепкий сук.

Все хорошо. Она осталась жива. Она спаслась.

8

Надежда проснулась от далекого крика Мишутки. Крик был радостным, но она все равно подскочила в постели, как ужаленная. Посмотрела на часы: так и есть! Второй час. Ребенку обедать пора, а его наверняка и завтраком не покормили. Балда, не догадалась поставить будильник! Нужно было сообразить, что Мишутка, который, в отличие от них, сладко проспал всю ночь, не станет валяться в постели до полудня.

Радостный вопль повторился, и Надежда поняла, что он доносится из-за окна. Значит, кто-то уже встал, одел ребенка и повел гулять. И покормил, вероятно. Как нехорошо получилось. Этот кто-то, конечно, спал ничуть не больше Надежды, но тем не менее ему хватило совести не оставлять без присмотра полуторагодовалого мальчишку.

Она набросила на плечи коричневый махровый халат, выданный вчера гостеприимным хозяином, и подошла к окну. Во дворе, у кирпичной стены, защищавшей загородные владения Вовчика, стоял свежеслепленный снеговик с новеньким оцинкованным ведром на голове. Крохотный Мишутка и человек-гора с трогательным именем Геша обстреливали истукана снежками, стараясь сбить с него головной убор. Оба исправно лупили мимо цели, Мишутка – по малолетству, Геша, вероятно, из солидарности.

Надежда отправилась в ванную, примыкавшую к ее комнате, торопливо приняла душ, почистила зубы, причесалась, оделась и спустилась на первый этаж, в просторный зал, объединяющий в себе гостиную, столовую и кухню, отделенную от остальной территории бамбуковым занавесом. В огромном, похожем на орган камине горели березовые полешки – не ради тепла (газовое отопление работало выше всяких похвал), а ради уюта. Напротив камина, метрах в трех, стоял обеденный стол, за которым сидела Лиска и уплетала клубнику со сливками.

– Привет! – сказала она, оторвав взгляд от пламени. – Этот Геша – просто чудо какое-то! В холодильнике – целый супермаркет. И когда успел затариться? Мы приехали в семь, а в восемь уже просыпается Микки. Чего ты хочешь на завтрак? Выбирай, что душа пожелает. Там даже молочная каша в горшочке имеется. Только яичницу с беконом и тосты придется готовить самим – их в микроволновке разогревать не принято.

– Я, пожалуй, последую твоему примеру, – решила Надежда. – Твой завтрак выглядит ужасно аппетитно.

Минут десять спустя к ним присоединился Вязников. Сначала они наслаждались едой, кофе и пустым трепом о благах, сопряженных с богатством, потом Эдик перевел разговор на события минувшей ночи.

– Как ты думаешь, – спросил он Надежду, – им не удалось нас выследить?

– Почти наверняка нет. Зря, что ли, Вовчик велел Геше ехать следом на другой машине? Уж Геша-то заметил бы «хвост»! Но в любом случае волноваться нам нечего. Наш суперрэмбо нас защитит. Видел, какой у него автомат?

Эдик пожал плечами.

– Обыкновенный. «Узи» называется. Мы еще не знаем, как вооружен противник. И какой у него численный перевес. Может, они в состоянии развязать небольшую победоносную войну против Монако или Ватикана.

– Не говори глупостей! Откуда у твоего Базиля – или Джованни, или Эжена – деньги на содержание целой армии?

– Ты забыл о Вовчике, – вставила Лиска. – Разве он не обещал разобраться с ними? А раз обещал, значит, разберется. Я почему-то уверена, что он без особого напряжения навербует себе хоть две армии. (Доставив гостей в свою загородную резиденцию и разместив их со всеми удобствами, Вовчик немедленно отбыл в Москву «наводить порядок».)

– Возможно, с наемниками он и разберется, – не желал униматься Вязников, – хотя для начала их нужно найти. Но чтобы добраться до заказчика, придется пошевелить извилинами, а Вовчик, при всех его достоинствах, не производит впечатления человека, обремененного излишком интеллекта.

– Если он выйдет на наемников, то уж как-нибудь сумеет убедить их назвать заказчика, – возразила Надежда. – История показывает, что наемники редко хранят верность нанимателю, когда запахнет жареным.

– Спорим, они заказчика в глаза не видели? Нужно быть последним кретином, чтобы светиться перед бандитами. Они потом так за жабры прихватят – узлом завяжешься. В общем, если мы хотим вернуться к нормальной жизни, шевелить извилинами придется самим.

– Ладно, пошевелим, – согласилась Надежда со вздохом. – Только давай чуть попозже, когда у Мишутки будет тихий час. А то перед Гешей неудобно, он и так возится с парнем целый день. Пойду его сменю.

Однако до мозгового штурма они дозрели только вечером, после того как уложили Мишутку на ночь. Сумасшедшая жизнь последних дней всех изрядно вымотала, а чувство безопасности, внушаемое двухметровым кирпичным забором и присутствием Геши с автоматом, действовало так расслабляюще, что думать о страшном и неприятном совершенно не хотелось. Надя и Лиска втайне надеялись, что, если они потянут время еще немного, приедет Вовчик, и все разрешится само собой. Но Эдик не разделял их безоглядной веры во всемогущество хозяина этих ленных владений и теребил своих дам до тех пор, пока они не уступили его напору.

Поначалу «штурм» больше напоминал вялотекущую осаду с редкими выстрелами наугад в сторону неприятельской цитадели. Потом Лиска заметно оживила процесс.

– Ох, совсем из головы вылетело! Прошлой ночью, еще до этой кошмарной газовой атаки, я вспомнила во сне фразу, которую сказала тогда Ирен. Ну, в бреду, помните? Она так отчетливо прозвучала у меня в мозгу, что я даже проснулась и записала ее, чтобы снова не забыть. Листочек, конечно, остался там, в квартире, но, по-моему, я смогу ее воспроизвести. Сейчас, подождите. Перестаньте есть меня глазами, вы меня сбиваете... Да, похоже, это звучало так: «Они все туда забежали, все! Я сама видела. Смотрю, а их нет. Все есть, а их нет. Но этого же не может быть? Нет, только не черные ноги!» – Лиска перевела взгляд с Эдика на Надежду и обратно. – Я почти уверена, что это точные ее слова. Как по вашему, в них есть какой-нибудь смысл?

– Да, – глухо сказал Эдик. – Есть. Ирен говорила про тот вечер, когда обнаружили труп. Катрин стояла за стендом и выла, как сирена. Все побежали на крик и набились в этот закуток. А Ирен, видимо, осталась стоять с другой стороны. Она видела ноги. Все ноги, кроме «черных». Потом кто-то принес лампу, и мы разглядели труп. Ирен вспомнила звук падения чего-то тяжелого на пол, шорох груза, который волокли по паласу двумя часами раньше, и догадалась, что перетаскивали тело. За минуту до того, как она вышла в холл. В холле никого не было, но почему-то скрипнул стенд. Ирен посмотрела туда и ничего не увидела – точно так же, как не увидела «черных» ног, когда мы столпились за стендом. Вывод напрашивается сам собой. Убийца был в черном. В тот день в черное были одеты только четыре человека. Я, Базиль, Эжен и Джованни. Ирен не хотела верить в то, что один из нас – убийца.

– Я все-таки не могу понять... – задумчиво начала Лиска, – почему она решила, что убийца непременно из ваших? Помните, вы говорили: Эжен в пятницу предположил, что покойник разговаривал с киллером, который специально его поджидал и просто сделал вид, будто работает в вашем здании? Конечно, все последующие события доказывают, что Эжен неправ, но ведь Ирен таким доказательством не располагала! Так откуда взялась ее уверенность? Может, она все-таки ошиблась?

– Я сам над этим думал, – вздохнул Эдик. – Особенно после того, как у всех «черных ног» обнаружилось алиби на четверг, когда стреляли в Петю. Тогда получается, что смерть Ирен, исчезновение Мыколы, покушение на Петю и охота на нас никак не связаны с первым убийством... Но это же бред! Какое всему этому еще можно придумать объяснение?

– Эдик, Ирен была очень умной, да? – вдруг спросила Надежда.

– Очень. Собственно, другой такой умной женщины я не встречал… Да и не женщины тоже. Хотя ты, наверное, могла бы составить ей конкуренцию... Нет, вряд ли – вы умные совсем по-разному. У тебя ум быстрый и блестящий, как сабля грузинского танцора, у нее – острый и точный, как скальпель хирурга.

– Сабля тоже бывает острая, – обиделась Надя.

– Да я и не спорю, – смутился Эдик. – Я совсем не то имел в виду. Понимаешь, если у танцора отнять саблю, он все равно останется танцором. А хирург без скальпеля хирургом быть перестанет. Ты, если бы вдруг поглупела, все равно осталась бы собой, а она – нет. Ум был сутью Ирен, понимаешь? Неотъемлемой частью ее личности. Я прав, Лиска?

– Не то слово! Точно и образно сформулированная истина.

– Тогда скажи мне вот что, – снова заговорила Надежда. – Насколько хорошо Ирен относилась к вам четверым – к тебе, Базилю, Эжену и Джованни?

– Я бы сказал – очень хорошо. Джованни ты видела, к нему по-другому относиться невозможно. Базиль... Ну, мы всегда любим тех, кому делаем добро, правда? А Базиль на нее молился, как на икону. Эжена она ужасно жалела. Говорила, что он похож на игрушку, у которой сломана главная пружина. Игрушка еще шевелится, делает какие-то движения, но они больше напоминают судороги мертвой лягушки под током. Ирен говорила, что сама когда-то прошла через такое состояние, и, если бы Лиска ее не «починила», не миновать бы ей свалки – это ее собственные слова. Поэтому Ирен от души сочувствовала Эжену и старалась, как могла, вытащить его из депрессии.

– А с тобой она дружила, – закончила за Эдика Надежда. – В общем, мысль о том, что кто-то из вас четверых – убийца, была ей не просто неприятна – отвратительна. Как умный человек, Ирен не могла не додуматься до версии Эжена насчет постороннего киллера. И она бы ухватилась за нее руками и ногами – если бы только могла. Поэтому предлагаю принять за аксиому: Ирен знала нечто такое, что абсолютно исключает эту версию. И, как в задаче про трех мудрецов, вымазанных сажей, она предполагала, что ты примешь в расчет ее умственные способности, когда будешь отгадывать ее загадку. Помнишь ее слова: «Ты умный, ты догадаешься»? Скорее всего, мы никогда не узнаем, почему она исключила посторонних. «Черные ноги» здесь ни при чем, киллер со стороны мог вырядиться в черное с неменьшим успехом. Просто примем как данность, что основания у нее были.

– Ну хорошо, – согласился Эдик. – Приняли. Только получается, что мы опять не сдвинулись с места. У нас по-прежнему те же трое подозреваемых, и ни единого указания, позволяющего отдать предпочтение кому-то одному.

– Ты неправ. Указание есть. Не знаю, обратил ли ты внимание на один довольно-таки примечательный факт: собеседник того уголовного типа – жертвы – не произнес ни единого слова. Конечно, он мог слышать, как работает ксерокс, и догадаться, что дверь в тамбур «Пульсара» открыта и там кто-то есть. Но ведь Ирен включила ксерокс не сразу, сначала она тихо стояла у двери, крутила в руках пустую пачку из-под сигарет и думала над фразой для отчета. Более того, когда она делала копию, разговор уже оборвался – уголовник рухнул на пол, и убийца поволок его за стенд. Словом, молчание нашего Икса удивительно. Как правило, люди, слушая кого-то, поддакивают, возражают, вставляют свои замечания, междометия. Очень немногие способны выслушать собеседника в полном молчании. Я никогда не видела Базиля и ничего не могу сказать на его счет, но в пятницу ты рассказывал свою историю двум другим подозреваемым. Помнишь, как слушал Эжен и как – Джованни? – Надежда повернулась к Лиске и пояснила: – Эжен сидел с закрытыми глазами, не шевелился и не издал ни звука. Джованни то и дело ахал, вскакивал, вскрикивал: «Как?!», «Да ты что!» – и тому подобное.

– Значит – Эжен? – недоверчиво спросила Лиска. – Но он же вам помогал! Поехал с вами к Джованни и вообще...

– Да, а когда мы уходили от Джованни, на балконе нас поджидала парочка головорезов! Хорошо еще, что я сопоставила внезапную поломку лифта с перегоревшими лампами на лестнице и сделала правильный вывод.

– Но как Эжен мог предупредить головорезов, он же все время был у вас на глазах?

– Не все время. Когда мы вышли в прихожую и начали одеваться, он на минуту задержался в комнате. А у него при себе был мобильник.

– А мне все-таки кажется, что это не Эжен, – не сдавалась Лиска. – Он три года в депрессии, на себя рукой махнул – живет в берлоге, ни с кем не общается... Разве это похоже на человека, который маниакально убирает всех, кто предположительно – только предположительно! – может его уличить? Если бы Эжен по неведомой причине убил того уголовника, он бы не стал суетиться. Конечно, я с ним незнакома, но по вашим рассказам и по тому, что говорила о нем Ирен, ему наплевать, что с ним будет.

– Я тоже не думаю, что наш Икс – это Эжен, – поддержал Лиску Эдик. – Прежде всего потому, что ему негде взять денег на наемников. Из нас четверых он зарабатывает меньше всех. Кстати, если говорить о молчании, то Базиль годится ничуть не меньше Эжена. Он тоже не словоохотлив.

– Правда? – оживилась Надежда. – Ты думаешь он способен выслушать пространный монолог незнакомца в полном молчании?

– Вполне. Слушая других, Базиль, конечно, не хранит, вроде Эжена, каменную неподвижность – вертит что-нибудь в руках, важно кивает, – но звуков обычно не издает... Да, но, черт побери!.. Он действительно обожал Ирен. Нисколько не удивлюсь, если Джованни прав в том, что Базиль был в нее влюблен. И деньги! Два года назад необходимость заплатить десять тысяч баксов чуть не стала для него катастрофой. Я сам видел, во что он тогда превратился. Краше в гроб кладут. Сколько он мог скопить за эти два года? Ну, пусть даже пятнадцать-двадцать тысяч. За такие деньги можно нанять киллера, но у нас их по меньшей мере двое! Да еще баба, которая им помогает, – помните звонок таинственной незнакомки? За такую смешную сумму они похитили и, вероятно, убили Мыколу, стреляли в мужа Ирен, обзванивали миллион моих знакомых, сидели в засаде на лестнице, пытались отравить нас газом? Как хотите, но я этому не верю!

– Значит, Базиль тоже отпадает? – Лиска вздохнула. – У вас нет ощущения, будто нас все время швыряет вверх-вниз? Только найдешь доводы в пользу одного из подозреваемых, воспрянешь – вот она, разгадка! И сразу – бух вниз! Опять не подходит. Точно на американских горках катаешься...

Все уныло замолчали. Неизвестно, о чем размышляли Лиска и Эдик. Надежда не размышляла ни о чем. Точнее, пустила свои мысли на самотек и лениво ждала, куда они ее вынесут.

«Американские горки... Забавно, что в Америке этот аттракцион называется русскими горками. А то, что у нас называется „уйти по-английски“, у англичан звучит как „уйти по-французски“... А русская рулетка на самом деле появилась в Америке во время калифорнийской золотой лихорадки... Кто это недавно говорил про русскую рулетку? Ах да! Джованни. Какому идиоту могло прийти в голову назвать так водку?.. Интересно, что они на этикетке нарисовали? Револьвер? Череп и кости? А что, недавно какой-то мужичок демонстрировал по телевизору канадские сигареты с гробиком на пачке... Вероятно, результат кампании по борьбе с курением. Так что не такую уж и чушь они несли, когда разыгрывали Катрин. Еще немного, и правда начнут всякую гадость вместо табака подкладывать... Хотя до цианистого калия дело вряд ли дойдет... Минутку! Цианистый калий в сигаретах... Эдик говорил, что уголовника отравили сигаретой! Совпадение? Или убийца присутствовал при том разговоре? Да, но что это нам дает? Они все четверо присутствовали. Эдик толкнул целую речь в пользу радикальных мер, остальные подавали реплики... Реплика Эжена, если я не ошибаюсь: „Ну, это они уж слишком!“ Джованни выразил надежду, что трубочный табак не пострадает. Базиль сказал, что теперь-то точно бросит курить... О Господи! Неужели?..»

– Стоп! Кажется, я нашла... – сказала Надежда сдавленным голосом. И замолчала.

– Ну?!

– Да говори же!

Надежда откашлялась.

– Предупреждаю сразу: на первый взгляд, версия совершенно дикая. Но она дает ответ на вопрос, который все время меня мучил. Почему Икс – нормальный законопослушный гражданин, работающий в солидной фирме и ни разу не вызвавший у коллег подозрения в маниакальности или принадлежности к криминальным кругам, – ни с того ни с сего убил человека, которого увидел впервые в жизни? До сих пор у меня было только одно объяснение: на самом деле он увидел этого парня не впервые; тот явился откуда-то из прошлого Икса, но почему-то его не узнал. Или сделал вид, что не узнал. Но это объяснение выглядит слишком уж... литературным, что ли. От него так и веет Диккенсом, романом-загадкой, надуманной драмой. В жизни так не бывает. И еще одна вещь меня смущала. По всему выходит, что убийство заранее не планировалось. Откуда Иксу было знать, что молодой человек придет к нему на работу? И даже если он допускал такую возможность, то наверняка не собирался убивать в таком многолюдном месте. Тогда зачем он принес на работу отравленные сигареты?

– Переходи к ответам, Надежда, – не выдержал Эдик. – Вопросы мы можем задавать не хуже тебя.

– Ладно. Я пришла к выводу, что убийство было случайностью чистой воды. Человек в поисках работы зашел в одно из офисных зданий, встретил в холле мужчину, спросил, держат ли здесь ночных сторожей, и, узнав, что нет, начал доказывать неблагоразумность такого беспечного отношения к частной собственности. В процессе доказательства он полез в карман за куревом, обнаружил, что пачка пуста, и попросил сигаретку у слушателя. Тот, видимо, был погружен в собственные мысли, поэтому бездумно сунул руку в карман и протянул свою пачку, совершенно позабыв, что там лежит сигарета, пропитанная цианидом...

– Надька, ты перегрелась! – убежденно заявил Эдик. – Тебе не кажется, что ты отвергла свою «литературную» версию ради абсолютно безумной? С какой целью нормальный человек будет таскать в кармане пачку с сигаретой, пропитанной цианидом, и как он может он ней позабыть?!

– Остынь на минутку и скажи: сочетание слов «сигарета» и «цианистый калий» тебе ни о чем не напоминает?

Эдик вдохнул, а выдохнуть забыл. На целую минуту. Потом воздух вырвался из него с каким-то странным звуком. И только после этого ему удалось произнести более-менее членораздельно:

– Ты думаешь?...

Тут взорвалась Лиска.

– Возможно, вам это покажется странным, но лично мне ваше сочетание ни о чем не говорит! Может быть, вы соблаговолите просветить темную дуру?

– Извини, Лиска, – опомнилась Надежда. – Тебе оно и не может ни чем о говорить. Это, так сказать, шутка для узкого круга посвященных. Однажды собрались в курилке пятеро здоровых мужиков и разыграли одну девчонку, убедив ее, будто дума в рамках борьбы с курением собирается издать закон, предписывающий производителям подкладывать в каждую десятитысячную пачку одну сигарету, отравленную цианистым калием. Дело происходило у Эдика на работе, и среди мужиков были все трое наших подозреваемых – ну, и, ясное дело, Эдик, который был одним из инициаторов розыгрыша. Остальные подозреваемые ему поддакивали и подавали реплики. В частности, Базиль заявил, что теперь-то уж точно бросит курить. И, что самое интересное, действительно бросил.

– Но... – Лиска открыла рот. – Не может быть...

– Я предупреждала, что версия, на первый взгляд, дикая. Но почему бы и нет? Почему человек, безуспешно сражающийся со своим пристрастием к никотину, не мог задуматься над блистательными доводами Эдика в пользу радикальных мер борьбы с курением и решить, что идея недурна? Идея, конечно, нетривиальная – положить в пачку отравленную сигарету, дабы оградить себя от соблазна, но, насколько я поняла, Базиль и сам – личность довольно неординарная.

– О господи! – Лиска судорожно сглотнула. – Какая чудовищная нелепость! Стать убийцей из-за желания избавиться от вредной привычки!.. Бедный Базиль! Но... Как же Ирен? Неужели он убил женщину, которую боготворил, только потому, что она могла его разоблачить? А потом нанял бандитов, чтобы убивать еще и еще?.. Это же безумие!

Надежда вздохнула.

– Я не обещала ответить вам на ВСЕ вопросы. Могу только предположить, что пережитое испытание нанесло удар по психике Базиля. По словам Эдика, он «тяготел к святости», а путь к святости, согласно литературе, – стезя, опасная для душевного здоровья. Представь себе: ты постоянно укрощаешь плоть, закаляешь дух, совершенствуешься, а в результате становишься...

– Да! – вдруг воскликнул Эдик. – Ты права, Надежда! Я вспомнил. Базиль бросил курить примерно в мае, но еще в сентябре я видел, как он, разговаривая, крутил в руках портсигар. Залезет в карман, вытащит, повертит, повертит и сунет обратно. Вот сволочь! – Он ударил кулаком по столу. – А какие слезы лил, когда нам про Ирен сообщили! Иуда! Едем! Я лично сделаю из него отбивную!

– Куда мы поедем, Эдик? – попыталась увещевать его Надежда. – Его же нет в Москве!

– Который час? Половина двенадцатого? Его поезд в три часа приходит. В начале четвертого он будет на работе – от вокзала до нас идти десять минут. Базиль всегда там ночует, когда из своего Тамбова возвращается. Геша!

Человек-гора, скромно сидевший на кухне, загремел бамбуковым занавесом и вышел на зов. Под мышкой у гиганта торчал толстенный том. Одарив присутствующих виноватой улыбочкой, Геша шмыгнул к книжному шкафу и поставил том на свободное место. «„Братья Карамазовы“, – оторопело прочла Надежда и мысленно присвистнула: – Ни фига себе охранничек нынче пошел!»

– Позволь нам, пожалуйста, взять до утра машину. Нам нужно съездить в Москву.

– Владимир Анатольевич не велел вас одних отпускать. Если надо, я вас сам отвезу.

– Понимаешь, мы не хотим брать с собой ребенка – мало ли, что... Значит, кому-то нужно с ним остаться.

– Лучше уж останусь я, – вмешалась Лиска. – Мне твое «мало ли что» не нравится. Геша должен поехать, он лучше любого из нас готов ко всяким неожиданностям.

– Но вас с Микки тоже нужно охранять! – напомнил Эдик. – Вдруг, пока нас не будет, сюда нагрянут вчерашние бандюки?

– Ну вот что, – решил Геша. – Я сейчас вызову своего сменщика, он покараулит Микки и Елизавету Петровну, а я отвезу вас с Надеждой Валентиновной, куда прикажете.