Текст книги "Проповедник свободы"

– Ты потерял родителей?

– Да, и младшую сестру, – его голос становится приглушенным и тихим, – это случилось, когда мне было 18 лет. Наша семья всегда жила без нужды. Отец был известным в городе нотариусом, мама работала в частной стоматологии. Новогодние каникулы мы всегда проводили дома, но в тот раз моя капризная сестрица устроила скандал, что мы живём скучно, все её подруги на горнолыжных курортах. И родители пошли у неё на поводу. Я остался встречать праздник у бабушки. Они улетели, а через три дня пришло известие, что все погибли.

– Как? – я уже не думаю о своём коте, моё сердце сжимается при мыслях о том, какую трагедию пережил мой любимый.

– Кабина фуникулера сорвалась, был изношен механизм. Все трое погибли при падении.

– Это ужасно, – шепчу я ему.

– Да, то, что пережил я, не пожелаешь никому. Долгое время я не мог прийти в себя. Всё валилось из рук, я не хотел учиться, не видел смысла в жизни. Я жалел, что они уехали, обвинял сестру. Я жалел, что не поехал и не разбился вместе с ними.

– Но потом ты выбрался из этой ямы?

– Да, выбрался.

– Как?

– Я тебе обязательно обо всём расскажу позже, мы и так слишком долго говорим о грустном, – он снова гладит меня по волосам, целует в лоб, и на меня наваливается страшная усталость. Тяжёлый рабочий день, сосед с перчаткой, кот, печальная история Художника и вино, как тяжелый камень, наваливаются на меня. У меня нет сил даже поднять руку. Дыхание успокаивается, и последнее, что я слышу: он напевает какую-то грустную мелодию.

ГЛАВА 7

«Freelove»

Depeche mode

Будильник звонит в семь часов. Я чувствую себя очень уставшей, словно всю ночь грузила мешки с цементом. Рядом его нет. Нахожу записку на тумбочке: «Ушёл на работу. Целую». По телу мгновенно разливается тепло, я улыбаюсь, беру в руки записку, словно это древняя реликвия, и касаюсь её губами. Я явно ненормальная. Никогда раньше не испытывавшая любви, я безоговорочно узнаю это чувство. Если раньше центр Вселенной находился где-то внутри меня, по моим субъективным ощущениям, то сейчас я чувствую, как он сместился в его сторону. Он как сверхмассивная звезда, или даже чёрная дыра, заставляет всё моё существо кружиться вокруг него. Мои мысли устремлены к нему, моё тело тянется к нему. Он поглощает меня все сильнее и сильнее, и вот уже меня самой остается нестерпимо мало, и я готова отдать ему себя до последней частицы. Я хочу, чтобы наши атомы снова были вместе, как за пару секунд до Большого Взрыва. Внезапно на меня накатывает необъяснимая тоска. Вот только мы были вместе, он ушел на работу всего на час раньше меня, а мне уже отчаянно его не хватает. Мне кажется порой, что я нахожусь во сне и не верю своему счастью. А ещё я очень боюсь, что этот волшебный сон однажды закончится. Что я буду делать без его любви? Какой смысл в жизни мне останется? Я думаю об этом, пока расчёсываюсь и заплетаю косу, чищу зубы, одеваюсь, заправляю постель. Теперь у меня дома будет чище. Я даю себе слово класть вещи на свои места и регулярно делать влажную уборку.

У меня остаётся время. Открываю интернет на телефоне, захожу в городскую группу в социальной сети. Листаю ленту: завтра отключение горячей воды, познакомлюсь с девушкой, продаётся дом, кто ты незнакомка, отмена маршрута, ушла из дома и не вернулась. Я задерживаю взгляд на последнем посте. Городок у нас небольшой, может, какая-то знакомая? Возможно, я её и видела, но не помню, где и при каких обстоятельствах. Может быть, что-то покупала в магазине, где я работаю. Девушка молодая, голубоглазая, с длинными светло-русыми волосами. Если бы у меня была такая внешность, то возможно, мне не пришлось бы насиловать свой мозг той книжонкой, «В ожидании любви», которая сейчас, к счастью, уже на свалке. Солнце рассыпало по светлой коже девушки горсть мелких оранжевых веснушек. Красивая. Несколько человек в комментариях утверждает, что это «конченая шмара, дрыхнет сейчас у кого-нибудь на хате и через неделю пьянки сама объявится». Я не верю тому, что она шмара. У неё серьги в форме скрипичных ключиков.

На работе меня первым делом подзывает начальница.

– Маслова, – ударение на «а», и я незаметно улыбаюсь краешками губ, – я вижу, что ты, наконец-то, взялась за ум. Это меня радует, потому что искать нового человека и обучать его – это потеря времени. Я хочу, чтобы ты сегодня прошлась по торговому залу, посмотрела на пустые места на витринах и сделала перемещения товара с других магазинов.

Мне хочется сказать, что этим обычно занимается Ольга, а я не умею работать с перемещениями в программе. Но признаться в этом, это всё равно, что расписаться в собственной некомпетентности. Что ж, даже медведь учится кататься на велосипеде. А один бобёр в зоопарке научился играть на барабане, внезапно вспоминаю я бредовый факт, прочитанный на просторах интернета. И я научусь работать с программой. У меня возникает план. Я иду к Ольге.

– Оля, привет! – здороваюсь я с ней, а сама думаю о том, что она воровка и мошенница.

– Привет, Васька, – магазин откроется только через десять минут, и она, не поднимая глаз на меня, сидит в телефоне.

– Мне нужно с тобой поговорить, – как можно твёрже произношу я.

– Говори, кто тебе не даёт? – она цокает по экрану длинными розовыми ногтями.

– Научи меня делать перемещения? Антонина Ивановна дала задание, а я…

– Не умею, – продолжает она за меня.

– Да. Научишь?

– Вот ещё чего! – хмыкает она, – Можно подумать, мне время девать некуда! У самой работы полно!

Я чувствую, что время пришло. Я облокачиваюсь на кассу, где сидит Ольга, и её лицо оказывается совсем рядом с моим.

– Какая у тебя работа? Обманывать покупателей и обворовывать директора? – она наконец-то недоумённо поднимает на меня глаза и открывает рот, чтобы ответить, но не может найти подходящих слов.

– Что за бред ты несёшь! – в конце концов, восклицает она.

– Не отвертишься, – я смотрю ей прямо в глаза, и мне абсолютно не страшно, ведь я верю в свою правоту и в свои силы, – я вчера всё видела и даже сняла на камеру, как ты положила в карман разницу. Откуда у тебя скидочная карта? Сотрудникам она не положена.

Я блефую про камеру, но она принимает мои слова за чистую монету. Внезапно я вижу на её лице новые эмоции. Уголок губы начинает подёргиваться, взгляд бегает. Она нервничает и боится, и это ещё больше придает мне сил.

– Карта не моя, – оправдывается она, – её потерял покупатель.

– Твоя… не твоя… Теперь это уже не важно. Одно моё слово, плюс доказательства с камер, и ты вылетишь с работы. И я не пойду к Антонине Ивановне, которая по дружбе даст тебе второй шанс. Я сразу пойду к высшему начальству. Надо мной самой висит угроза увольнения, так что мне терять нечего!

– Что ты хочешь от меня? – сдаётся она.

– Я хочу, чтобы ты научила меня работе с программой. Не только делать перемещения, но и заказы, и разукомплектации, и штрихкодирование. В общем, всё, что знаешь сама.

– Хорошо, Вась.

– И ещё. Я тебе не Васька, и даже не Вася. Василиса я! Понятно? – она сидит за кассой, а я нависла над ней, упёршись руками в стол.

Она смотрит на меня снизу вверх и молча кивает головой. Кажется, у меня всё получилось. Я не показываю на лице ни одной эмоции, но внутри меня всё ликует! Оказывается, чтобы твоя жизнь начала налаживаться, достаточно просто играть по правилам и верить в свои силы. Ну и, конечно, быть собранной и внимательной.

До самого обеда Ольга становится моим наставником. Все её инструкции я сразу записываю в обычную тетрадку, а затем всё проделываю на практике. Под её чутким руководством я перемещаю товар в зал и на склад. Это и растворители, и два вида мастики, и малярные сетки, и готовые дешёвые шпатлёвки отвратительного качества, которые однако ж раскупают, как горячие пирожки. Помимо Ольга объясняет мне, что и где находится, в каких объёмах и количествах, и как не нарваться на праведный гнев старшего кладовщика Гены. Затем мы заполняем специальный журнал, и вычеркиваем из списка те операции, на которых уже висит приходный ордер. Это означает, что товар уже на складе. Я начинаю понимать, что к чему, и думаю, что в следующий раз смогу справиться без помощи Ольги. Когда я ухожу на обед, то вместо благодарности кидаю ей через плечо:

– Позже продолжим.

Сегодня обедаем вместе с Милой. Я рассказываю ей про ситуацию с Ольгой, и она буквально повизгивает от удовольствия, вызванного настигшей старшего продавца расправой.

– Наконец-то, её давно пора поставить на место, и я очень рада, что это сделала именно ты, – она берёт меня за руку, подскакивает и тянет меня за собой. Мы прыгаем на месте от радости. Внезапно дверь открывается, и в образовавшийся проём голову просовывает Тимур. Маслянистые чёрные глаза с интересом изучают нас. Мы смотрим на него, и он говорит:

– Привет, девчонки!

Мы молчим, потому что немного испуганы его внезапным появлением, и он, ощущая себя сейчас лишним в нашей компании, закрывает дверь в столовую с другой стороны.

– Кто этот чёрт? – спрашивает меня Мила. Ах да, она ещё ни разу его не видела. Я вкратце рассказываю ей про свою трагедию с котом, как я увидела Тимура на мусорке, и как мы вместе обедали.

– По-моему, он какой-то ненормальный, – делает заключение Мила.

– Мне тоже так кажется, – соглашаюсь я.

– Кстати, ты слышала, нашли ту девушку, про которую писали в «болтушке»? – так мы зовём городскую группу в соцсети.

– На хате? – на автомате спрашиваю я.

– На какой хате? – приподнимает она бровь, – на мусорке её нашли в пакете, по частям.

– Ничего себе! – гречка подступает к горлу. Такие события случаются в нашем городке нечасто.

– Да, ещё вчера муж рассказал, что завели уголовное дело.

Муж Милы работает в полицейском участке, поэтому она всегда в курсе всех криминальных сводок города.

– И какие у полиции соображения на этот счёт?

– Ну… смотри, убийство девушки было совершено не у неё дома, из материальных ценностей пропали лишь серёжки. Возможно, это был бытовой конфликт на почве ревности или алкогольного опьянения.

– У неё в крови нашли алкоголь? – спрашиваю я, а у самой перед глазами стоят серёжки в форме скрипичных ключиков.

– Ну, совсем в малой дозе. Но мы же не знаем, в каком состоянии был убийца. И, есть одна странная деталь: жертва потеряла почти всю кровь, словно он отрубал от неё части тела постепенно, пока она ещё была жива. Это просто ужасно.

Мила отодвигает рукой тарелку с макаронами. Я вижу на её лице выражение ужаса и отвращения.

– Это зверство, – у меня тоже пропал аппетит.

Некоторое время мы сидим в тишине, но потом снова приступаем к еде. Работать ещё целых полдня, силы не помешают. Когда двадцать минут подходят к концу, мы моем свои чашки и тарелки, и идём в зал работать.

Мы возвращаемся почти минута в минуту, Антонина Ивановна по привычке проверяет меня по часам и удовлетворённо возвращается к работе. Ольга продолжает меня учить, показывает, как делать разукомплектацию пенополистирола, подоконников, линолеума. Я стараюсь вникать и улавливать информацию налету. В принципе, в этом нет ничего сложного, однако всё равно конспектирую. Пока старший продавец диктует, а я пишу в тетрадь, в зал выходит начальница и удивлённо смотрит на нас с Ольгой.

– Вы что это делаете? – любопытствует она.

– Я решила научить Вась… – я пронзаю Ольгу взглядом, и она тут же поправляется, – Василису, как работать с программой. Сейчас вот разукомплектацию делаем.

Антонина Ивановна явно не понимает, откуда в Ольге взялись наклонности матери Терезы.

– Да, у Василисы неплохо получается, она сделала все перемещения в зал и на склад, о которых вы ей говорили, – докладывает ей Ольга, и Антонина Ивановна, поджав губы, изучает меня с минуту.

– Ну… Хорошо… Молодцы.., – я впервые слышу похвалу от неё, и пусть она адресована не лично мне, а скорее даже Ольге, мне всё равно очень приятно.

Единственное, что сейчас омрачает мою радость – это мухи. Где-то недалеко от магазина находится чьё-то подсобное личное хозяйство, и когда мы открываем двери, чтобы выветрить химическую вонь уайт-спирита и дешёвого линолеума, магазин наполняется ароматами свежего навоза и мухами. Осенние мухи самые злые. Их мало, но они агрессивны, как восставшие якобиты. Они не летают бесцельно, как весенние, у них есть цель: напиться крови и отложить яйца. Поэтому они летят, как истребители и сходу вонзаются в кожу своими острыми хоботками. Это невероятно больно, кроме того, сильно отвлекает от работы. Порой я сижу и чувствую, как они ползают по моим волосам или плечу, или ноге, и тогда я машу руками, как ветряная мельница. Но с недавних пор у меня есть оружие. Я соорудила себе хлопушку из остатка линолеума: сложила пополам, вырезала в форме маленького весла и закрепила степлером. На одну сторону приклеила чистую бумагу. Там уже около ста звездочек за последние несколько дней – это количество моих крылатых жертв.

К вечеру я сижу за кассой и обслуживаю покупателя. Он берёт отвёртку и саморезы. Когда я уже отдаю сдачу и чек, то вижу, как на столе спариваются мухи. Меня раздражает, что они делают это среди бела дня, у всех на глазах, поэтому как только покупатель отходит, я беру хлопушку и бью по ним со всей силы. Мухи, так и не расцепившись, лежат, как мёртвые Ромео и Джульетта. Наверное, это неплохая смерть – во время оргазма, думаю я и победоносно улыбаюсь. Тем временем к кассе подходит другой покупатель. Мужчина с опаской смотрит на меня и произносит:

– Я надеюсь, вы только мух так бьёте?

– На работе – да, – я улыбаюсь ему и получаю в ответ прекрасную добрую улыбку.

Вечером дома меня ждет разочарование. Его нет, и нет никаких сообщений в приложении. Трудно сказать, почему я не решаюсь написать ему первой. Я не хочу навязываться, требовать внимания к себе, ведь я и так получаю слишком много. Я не знаю, что должно было случиться во Вселенной, какая такая новая звезда зажглась на небе, что судьба расщедрилась и подарила мне Художника. Меньше всего на свете я хочу ограничивать его свободу, обременять его какими-то обязательствами или привязывать к себе узами брака. Это всё не для меня. Я хочу просто быть его подругой: подавать ему тюбики с краской, когда он пишет картины, или скальпели, когда он оперирует, или патроны, когда весь мир против него. У меня в наушниках играет песня Depeche Mode «Freelove». Многие думают, что речь в песне идёт о свободной любви и случайных половых связях. Но я считаю, такая песня может быть посвящена лишь любви, свободной от условностей. Чистой любви. Настоящей любви. Электронная, немного мрачная музыка вполне соответствует моему вечернему настроению.

А потом я думаю о той девушке с веснушками, которую нашли в пакете, и в горле встаёт комок, не могу дышать. Плачу, так мне её жаль. Она отправилась в далёкое путешествие, из которого больше никогда не вернётся. Она покинула этот мир слишком рано и мучительно больно.

Ночь сменяет день, день сменяет ночь. Проходит неделя. От Художника ни весточки. Я постепенно начинаю возвращаться к прежнему потерянному состоянию. Его отсутствие меня разрушает, у меня возникает ощущение, что наша встреча – это всего лишь плод моей больной фантазии. Словно он мой воображаемый друг, который появляется, когда мне особенно плохо или больно. На работе я держусь из последних сил. Невероятная концентрация требуется, чтобы не допускать ошибок. Постоянно проверяю себя. Мелкие косяки по мере возможности сразу исправляю сама, если случается что-то серьёзное, то иду к Ольге. Она вынуждена прикрывать меня перед Антониной Ивановной. Доходит до того, что когда я выписываю на доставку газобетона ЗИЛ вместо КамАЗа, и логист кричит в трубку, какие же мы бестолочи, она берет вину на себя и получает «на орехи» от начальницы. Меня текущее положение дел более, чем устраивает. Я не благодарю её, пусть страдает несправедливо. Невозможно всегда блаженствовать в светлой полосе. Такова жизнь. Антонина Ивановна чует неладное. Несколько раз она вызывает Ольгу в кабинет и там беседует с ней тихим голосом при закрытых дверях. Я только слышу, как Ольга говорит:

– Всё нормально, Антонина Ивановна.

– Всё хорошо, Антонина Ивановна.

– Нет, Антонина Ивановна, вам просто показалось.

Начальница не может добиться от неё ни одного вразумительного ответа и только разочаровано качает головой. Проходит мой испытательный срок, и начальница снисходительно сообщает мне, что решила оставить меня на работе. В другой раз я бы радовалась этой новости, но сейчас у меня на душе пусто, там ворочается тяжёлая тёмная тоска по Художнику. Она не дает мне насладиться победой. Я лишь отвечаю Антонине Ивановне «спасибо», и выхожу из кабинета.

– И всё? – слышу я вслед.

Наверное, она ожидала, что я буду скакать от радости, целовать носы её туфель и обливаться слезами счастья.

– Не дождёшься, – шепчу я и даже не оборачиваюсь на её вопрос.

Я знаю, такое поведение разозлит её, но теперь она меня не выгонит. Противоречить своим собственным словам она не будет.

Из-за тоски я не хочу ни с кем общаться. Когда в один из дней мы идём с Милой на обед, я стараюсь отвлечься от круговорота своих тёмных мыслей.

– Как у тебя дела? – спрашиваю я её.

– Ну, в целом всё нормально, только вот муж дёрганый совсем стал. Из-за этого убийства ему теперь совсем покоя нет, плюс областная проверка. Уходит на работу с утра пораньше, а возвращается в 10 часов вечера.

– Никаких подвижек в деле? – интересуюсь я.

– Никаких, Василис! Ни отпечатков, ни других улик нет. Выяснили только, что жертву он расчленял топором или другим похожим инструментом. Опрашивали жителей квартала, дворника, но никто не видел ничего подозрительного.

– Он. Значит, это был мужчина?

– По всей вероятности, да. Женщине физически трудно было бы дотащить до мусорки тело весом полцентнера, – Мила смотрит на меня, и на её лице я различаю оттенки страха, брезгливости и злости, и спустя несколько мгновений она шёпотом сообщает, – у полиции есть версия, что у нас появился маньяк. У девушки исчезли внутренние органы: нет сердца, печени, одного лёгкого.

Мною овладевает ужас, и я тихо, в тон ей, спрашиваю:

– Почему одного?

– На втором экспертиза показала изменение структуры альвеол. Из медицинской карты стало ясно, что она недавно переболела коронавирусом, и у неё как раз было поражено правое лёгкое.

– Боже мой, – я закрываю рот ладонью, – да он же мясник! Неужели он каннибал?

– Не исключено, – Мила смотрит на меня, и мы молчим.

***

Я наблюдаю жизнь через стеклянные двери строительного магазина. Сезоны сменяют друг друга, и я вижу, как дерево через дорогу просыпается от снежной стужи, почки его набухают, затем разворачиваются зелёные клейкие листочки, которые летом уже становятся сизыми от дорожной пыли. В августе листья начинают желтеть, а в сентябре дерево становится золотым. Сейчас листьев почти нет. На пороге морозный ноябрь. Сегодня невероятно ясный солнечный день. Я пытаюсь согреться в свете лучей, проникающих через стекло, но даже солнце не может согреть моё обледеневшее нутро. В душе скребётся когтями отчаяние. Он меня бросил, да? Последнюю неделю я почти ничего не ела, и только сейчас осознаю, что у меня почти нет сил. Если я сейчас хотя бы не выпью чашку чая, я упаду в голодный обморок прямо на работе. Кажется, у меня в сумке лежали какие-то сухарики. Я иду в столовую в цоколь, наливаю себе крутого кипятка из чайника и кидаю в него пакетик с какой-то аптечной травой, по-моему, с чабрецом. Достаю из сумки «кириешки» и только сейчас понимаю, как же я голодна. Накидываюсь на сухари и грызу их с таким аппетитом, что хруст в голове заглушает все окружающие звуки: гудение холодильника, рокот вентилятора в системе, периодически сливающуюся воду в канализационных трубах. Я даже не замечаю, как открывается дверь и входит Тимур.

– Приятного аппетита, Васюня! – гаркает он мне прямо в ухо, и от неожиданности я давлюсь крошкой. Меня накрывает кашель, и в то же время я боюсь вдохнуть воздух, чтобы крошка не ушла дальше в бронхи. Я сгибаюсь пополам, но никак не могу откашляться. Жестами я показываю, что меня надо стукнуть по спине, смотрю на Тимура сквозь навернувшиеся на глаза слёзы, но он лишь стоит и спокойно смотрит на меня. Я продолжаю надрывно кашлять и падаю на колени, в глазах темнеет, и только тогда он спохватывается, и я получаю по спине мощный мужской хлопок, который сносит меня с места, как залп танкового снаряда. Я лечу куда-то в сторону раковины и торможу руками об столешницу. Спина горит в месте удара, но я начинаю дышать. Я оборачиваюсь к Тимуру и понимаю, что он только что чуть меня не угробил. Правда, он же и спас мою никчёмную жизнь.

– Нельзя же так пугать! – я говорю срывающимся голосом, потому что пытаюсь отдышаться. В глазах у меня по-прежнему стоят слёзы, прическа растрепалась.

– Да ну ничего страшного, у всех случается, – Тимур пропускает мимо ушей мой укор, – не самая плохая смерть, мне кажется.

Он достает из холодильника банку с супом, контейнер с макаронами, хлеб и садится за мой стол. При этом он продолжает рассуждать:

– Мне кажется, что утонуть тоже не страшно, а замёрзнуть в мороз на улице – это почти как уснуть. Куда неприятнее быть сожранным свиньёй. Если зайдёшь пьяным в свинарник и вдруг уснёшь на полу, утром от тебя только косточки останутся. Свиньи едят всё, но человечина для них – особый деликатес. А что, мне кажется, это вполне справедливо. Вот едят же люди свиней, – он вытаскивает из супа мясные волокна и кладёт себе в рот, – а ведь у свинок интеллект трёхлетнего ребенка. Представь, что я сейчас ем человека.

Он аппетитно жуёт, а у меня начинает отделяться слюна. Вид и запах мяса заставляет желудок урчать, и я закидываю в рот сухарик.

– Так почему бы свиньям время от времени не полакомиться человечиной, а? – он подмигивает мне и смеётся в голос.

Видимо, так смешно выглядит моё ошалевшее от его разговоров лицо. У меня просто пропадает аппетит, и я вдруг думаю о том, что Тимур – настоящий маньяк. Он, кажется, абсолютно помешан на свиньях. И впервые к чувству неприязни, испытываемому к этому человеку, примешивается страх.

– Кстати, я тут совсем рядом с магазином живу, могу показать тебе своих свинок, – заговорщически наклоняется он ко мне. Теперь я понимаю, почему в магазине засилье мух и навозного духа.

– Тимур, нет, – как можно тверже говорю я ему, – у меня есть мужчина!

И добавляю про себя: «наверное».

Интерес в маслянистых глазах кладовщика чуть угасает, и он отвечает:

– Ну ладно… Рад за тебя, Васюнь.

Кажется, он понял, потому что некоторое время сидит молча. Когда мои двадцать минут истекают, и я ухожу в зал, то он кидает мне в след:

– Я всё же надеюсь, что в скором времени ты с ними познакомишься.

Остаток дня я отрабатываю без происшествий, и когда вечером выхожу из магазина, то не могу поверить своим глазам. На парковочной площадке меня ждёт белый мотоцикл.