Текст книги "Номады Великой Степи"

Пройдет двести – триста лет и киммерийцы тоже будут интегрированы в состав степной империи. Но прежде давайте разберемся с самими кунами и построенной ими государственной структурой.

Кочевая империя кунов

До нас не дошло никаких документальных свидетельств о культуре, обычаях хозяйственном укладе и вооружении кунов позднего бронзового века. Тем не менее, современная археология позволяет восстановить многие черты их бытия, а благодаря реконструкции выполненной А. И. Соловьёвым даже увидеть кунского воина карасукской эпохи (рис. 10).

Экономика племен под властью кунской аристократии практически не изменилась. Сами куны занимались главным образом яйлажным скотоводством и примитивным земледелием. Основу стада составлял крупнорогатый скот, овцы и лошади. Каждой весной, засеяв поля, они переезжали на летние пастбища, а осенью возвращались обратно для сбора урожая и на зимовку. Летом основная часть населения кочевала, живя в юртах, известных в этих краях с середины второго тысячелетия до нашей эры. Зимовали в больших домах полуземляночного типа, площадью 150—160 квадратных метров. Отапливались они цепочкой очагов, в которые для большей теплоемкости помещали крупные камни. Вдоль стен располагались нары. От четырех до восьми таких домов, часто соединенных друг с другом переходами, образовывали поселок. «Обитатели землянок занимались изготовлением орудий, литых из бронзы и костяных, обработкой шерсти и растительного волокна, пряжей и ткачеством, на что указывают находки обломков литейных форм, костяных трепал, пряслиц, ткацких гребней и т. д. Зимой в землянках, видимо, содержали и скот» [Карасукская культура]. Они были умелыми ремесленниками, металлургами и художниками. Изготавливали оригинальную керамику, украшения, оружие и латы. Карасукские кузнецы знали такие методы металлообработки, как литье, ковка и пайка. А Алтайские художники, скульпторы и ювелиры заложили основы знаменитого «звериного стиля». Одежду шили из хорошо выделанной кожи, шерстяной или сотканной из растительных волокон ткани. Они сильно усовершенствовали верховую езду, сделав ее повседневным атрибутом жизни и начали разрабатывать технику конного боя.

По своим верованиям куны были анималистами. Особо почиталось животное – тотем рода. Оно традиционно изображалось на одежде, оружии и даже на теле в виде татуировок. Правящий род, согласно ранним китайским текстам, имел тотемом оленя и записывался либо иероглифом со значением «скрюченный, судорога», либо иероглифом со значением «мыльное дерево». Читаются эти иероглифы как «лань» или «луань». Судя по наличию двух, столь отличных и по смыслу и по написанию иероглифов, китайцы лишь воспроизвели звучание этнонима. А наличие в тюркских языках слов «кулан» – дикий осел, «бұлан» – лось и русского (в котором немало древних тюркских заимствований) «лань», говорит о том, что перед нами древнее сакрализированное название оленя, ближе всех которому именно русское название самки оленя. Свой тотем «дети Лани» изображали на пряжках ремней, на одежде, на своей коже, и конечно же на культовых стелах – оленных камнях, изображающих татуированного и вооруженного, но безликого предка-колесничего. Недаром ираноязычные народы Притяньшанья, которые и сами имели генетическую и лингвистическую связь с андроновцами и срубниками, прозвали северных кочевников «саками» – оленями [Абаев В. И.]. Возможно именно отсюда в индоевропейских языках появился корень «sak» – сакральный (рус.), sacred (англ.), sākre (тохар.), sacer (латин.), saxti-z (прото-герман.) в значении «священный», и иногда в значении «удача на охоте» [Алтайская этимология].

Из рода Лани состояла правящая элита кунов, но помимо них были и другие рода допущенные к управлению Степью. На это указывают оленные камни на которых наряду с оленями или даже вместо них встречаются изображения других животных-тотемов: «кабанов, лошадей, козлов, верблюдов, собак, куланов и птиц» [Савинов Д. Г.], Худяков добавляет к этому перечню еще и «пантер» [Худяков Ю. С.], хотя, судя по узору на теле, корректней было бы именовать их барсами. Однако верховный вождь мог принадлежать только к роду Лани. История не сохранила как куны величали своего вождя, поэтому я предпочту использовать один из наиболее древних титулов степных владык – «хакан». Уходящий корнями в эпоху ностратического праязыка титул «ħak’ħaŋ» можно перевести как «стоящий над командующими» [Bomhard A.]. На его древность указывает и тот факт, что он имеет свой вариант в норманнских языках: «гааконг» – великий государь.

Методом исторической экстраполяции, основанной на анализе поздних кочевых империй, мы можем достаточно уверено воссоздать государственное устройство во владениях кунов. Оно довольно существенно отличалось от такового классических государств Средиземноморья. Наиболее подходящим термином для определения этого государственного образования будет «кочевая империя» или «имперская конфедерация номадов» [Барфилд Т.; Крадин Н. Н.].

Титул хакана был выборным. Выбирали его на курултае из числа старших мужчин рода Лани, считавшегося сакральным, старейшины всех включенных в империю племен. Титул был пожизненным, новые выборы могли быть проведены только после смерти действующего хакана, поэтому мало кто из них доживал до глубокой старости. Власть верховного вождя была сильно ограничена, по сравнению с классическими владыками земледельческих государств, и сводилась к трем основным функциям. Во-первых, он являлся верховным жрецом – посредником в отношениях между божествами и людьми, лично осуществляющим все важнейшие ритуалы и обряды. От его удачливости и благочестия зависели расположение или гнев богов. Поэтому пока «подданные» благоденствовали, хакана обожествляли, но стоило наступить тяжелым временам, как несколько лет бескормицы и массового падежа скота могли стоить «прогневавшему богов» жизни. Во-вторых, как это и следует из этимологии слова, хакан был верховным главнокомандующим, решающим вопросы мира и войны. По его призыву племенные вожди были обязаны незамедлительно выставить свое ополчение, а непокорные рисковали стать следующим объектом для нападения. И опять же удачливость и полководческий талант хакана существенно влияли на продолжительность его жизни, ибо любая неудача рассматривалась как немилость богов. В-третьих, хакан выполнял функции верховного судьи, уполномоченного решать все межплеменные споры, включая установление и изменение границ кочевий.

Для реализации этих функций существовал институт наместников, которые отслеживали неукоснительное соблюдение хаканской воли и, по-видимому, осуществляли его функции на местном уровне. Такие наместники назначались лично хаканом из числа его ближайших родственников, реже из особо отличившихся представителей других кунских родов. Наместника сопровождала его семья и небольшой отряд хорошо вооруженных воинов, что способствовало широчайшему распространению оружия карасукского типа. В местах расположения наместничества для отправления культовых обрядов устанавливался оленный камень – обезличенный образ предка-покровителя рода, через которого и осуществлялась связь с потусторонним миром.

Во внутренние дела подчиненных племен ни хакан, ни его наместники не вмешивались, действуя по принципу, позже принятому на вооружение в средневековой Европе: «вассал моего вассала – не мой вассал». Налогами и поборами подданных не облагали за исключением жертвенных животных и других обязательных подношений богам, которые большей частью шли на прокорм хаканского «двора». В остальном же и хакану, и наместникам, и племенным вождям приходилось за свой счет содержать и вооружать свои дружины и неизбежных прихлебателей. Поэтому в такой империи «от старейшины до последнего подчиненного каждый сам пасет свой скот и печется о своем имуществе, а не употребляют друг друга в услужение…» [Сыма Цянь]. Дополнительный доход они могли получать только за счет удачных военных походов, что во все времена добавляло агрессивности кочевым империям.

Замечательное по своей образности описание процессов становления государственности номадов дал Роман Храпачевский1818
  Храпачевский Роман Петрович – директор Центра по изучению военной и общей истории.


[Закрыть]: «Мир евразийских степей был устроен так, что в кочевой империи, объединявшей большое число различных этнических единиц, постоянно происходили как процессы ассимиляции в состав господствующего этноса, так и обратные процессы. Разнообразные по своему этническому, языковому и культурному, происхождению рода и племена были чем-то вроде кирпичиков, из которых строились кочевые империи народами, занимавшими в них господствующее положение. Крайняя подвижность этих „кирпичиков“, из которых складывались имперские конфедерации, приводили к регулярным перестановкам в раскладе сил, а значит и в определении текущего гегемона в евразийских степях» [Храпачевский Р. П.].

Кочевая империя – по сути конфедерация номадных и полуномадных племен, максимально мягкая форма объединения разнородных и разнокультурных этносов Степи, не препятствующая сохранению их самобытных черт, но, в то же время обеспечивающая политическое и экономическое единство народов на поистине огромных пространствах. В таких условиях любая техническая инновация или просто удачная художественная находка мастера довольно быстро распространяется по всей империи: «Так, например, в Дындыбае (Центральный Казахстан) и в Тагискене (Приаралье) некоторые сосуды невозможно отличить от карасукских на Енисее» [Толстов С. П.; Чугунов К. В.], а серия бронзовых шлемов «кубанского типа», датируемых XII – X веками до нашей эры, обнаружена в Северном Китае, Маньчжурии и Монголии [Варенов А. В.]. От такого товарооборота выигрывали все, даже явно не входившие в состав империи северные палеоазиатские племена охотников-рыболовов: «Отдельные вещи карасукских форм (мечи и кельты) проникают на север вплоть до Якутска» [Карасукская культура], да и у племен Янковской культуры, населявших юг российского Приморья в начале первого тысячелетия до нашей эры, находят бронзовые предметы, изготовленные в Забайкалье и Средней Азии.

Естественно, что товарооборот шел в обоих направлениях и лучшие товары оседали в руках хакана и его наместников: «В могильнике Камышенка [Западный Алтай] встречен целый ряд импортных вещей: нож и сосуд карасукской культуры Минусинской котловины, подвеска из нефрита, происходящая, видимо, из Забайкалья, серьги с горнобадахшанским лазуритом из Передней Азии (Афганистан), бронзовое зеркало из Средней Азии… сосуд корчажкинской культуры» [Цивцина О. А.].

Но не торговля с окрестными племенами способствовала расширению ареала находок доспехов и оружия карасукского типа. Я уже упоминал, что в силу своей организации кочевая империя обречена вести агрессивную внешнюю политику. Ибо успешный военный поход – это и укрепление авторитета хакана; и демонстрация благоволения к нему богов; и возможность ослабить социальную напряженность, позволяющий наиболее энергичной молодежи «спустить пар»; и, что особенно актуально именно для кочевой империи, способ добыть средства для содержания личной дружины.

Довольно продолжительное время в сферу захватнических интересов кунских хаканов не попадали европейские степные животноводы. Но в IX веке до нашей эры очередь дошла и до киммерийских племен: «появление традиции изготовления оленных камней на западе континента необходимо… соотносить с памятниками черногоровской группы и датировать 2-й пол. IX – VIII до н.э.» [Ковалев А. А.]. Одновременно с появлением в европейских степях культуры оленных камней происходит «смена… разрозненных культурных образований единой черногоровской культурой» [Потапов В. В.]. Очевидно киммерийские племена, а черногоровскую культуру прочно ассоциируют именно с ними, были объединены под властью кунских нойонов.

Однако в этот раз банальное расширение границ кочевой империи оказалось фатальным для власти старших кунских родов. В Степи формируется новая, скифская элита.

Скифский период

Собственно скифский этап в истории Степи датируется VIII – III веками до нашей эры. Наиболее заметной его чертой является постепенный переход номадов из Бронзового в Железный век. Но начнем по порядку.

Итак, судя по современным археологическим данным, в IX веке до нашей эры из центральных районов кунской «империи», в Европейские степи – район обитания киммерийцев (земледельческо-животноводческая кобяковская культура) вторглись племена, основную ударную силу которых составляли всадники в чешуйчатых латах, вооруженные бронзовым оружием (преимущественно мечами и копьями) карасукского типа, с появлением которых в Европу проникает традиция установки оленных камней.

Собственно само вторжение не было победоносным маршем кунской орды от Тувы до Босфора. Просто, процесс постепенной культурно-политической интеграции кочевых племен в «имперскую конфедерацию» достиг на западе берегов Волги. За Волгой были такие же степи, а обитавшие там киммерийские племена, по сути – те же номады [Ильинская В. А.], дальние родственники, пусть и говорящие на несколько отличном диалекте. По хозяйственному укладу киммерийцы начала I тысячелетия до нашей эры практически не отличались от своих азиатских соседей. Разве что бронзу они сами не добывали, ограничиваясь переплавкой для собственных нужд бронзового и медного лома, имеющего уральское или причерноморское происхождение, в связи с чем найдено значительное число киммерийских кладов, из предназначенного для переплавки лома и оригинальных литейных форм.

Киммерийцы имели определенные хозяйственные и политические связи с оседлыми государствами Причерноморья, что существенно сказалось на их социальном устройстве. Правящая элита, как это обычно и бывает, попала под «тлетворное» влияние богатых южан, в первую очередь эллинов. По сведениям Геродота, к приходу кунов в киммерийском обществе уже назрел конфликт между эллинизированной аристократией и консервативным большинством. Так что «вторжение» не было слишком кровавым и не сопровождалось массовым переселением народов. Несколько захваченных и уничтоженных поселений и киммерийцы признали власть «империи».

В соответствии с «имперскими» традициями, для отправления общеимперских культов и присмотра за местными вождями, были присланы назначенные хаканом наместники, каждый со своей с небольшой дружиной. Опять же по традиции наместники принадлежали к одному из правящих в «империи» родов [Мартынов А. И.; Пиотровский Б. Б.].

С точки зрения и археологии и, очевидно приближенных хакана, кочующего в самом центре Хартленда, киммерийские степи были бедным захолустьем. «Погребения эпохи поздней бронзы и предскифского периода крайне небогаты (за редкими исключениями позднейшего этапа предскифского периода) сопровождающим инвентарём» [Вальчак С. Б.]. Так что назначение наместником в «такую глушь» должно было восприниматься как почетная ссылка – очень удобный способ убрать подальше неугодного, но излишне влиятельного племенного вождя. Поскольку у самих киммерийцев анималистический культ не был развит, их «тамгой» был вписанный в круг ромб с вогнутыми сторонами, в центре которого изображался еще один маленький кружок, то есть основания предполагать, что честь представлять интересы империи на столь дальних рубежах выпала представителям родов Барса («пантеры» либо мифического «хэланьшаньского зверя» [Ковалев А. А.]) и Беркута. Анализ происхождения европейских оленных камней, проведенный Алексеем Анатольевичем Ковалевым1919
  российский археолог, заместитель директора Санкт-Петербургского филиала Российского НИИ культурного и природного наследия.


[Закрыть] в своем диссертационном исследовании, позволил даже локализовать прародину азиатских пришельцев – Южный Алтай, а именно долину реки Булган-гол (кит. Улунгухэ). На юге Алтая и в Джунгарской впадине традиция арнаментирования оленных камней существенно отличалась от принятой в коренном юрте кунов. Так на них практически нет зооморфных изображений выполненных в характерном кунском – «аржано-майэмирском» стиле [Ковалев А. А.]. Это и не удивительно, если учесть в этом районе кочевали потомки другой ветви древнеямников – тохары (самоназвание sgwied-di), сохранившие многие элементы «доандроновской» афанасьевской культуры. Они много раньше киммерийцев вошли в состав кочевой империи кунов, но, как видим, сохранили свою самобытность. Судя по всему говорили они на прото-тохарском диалекте, имевшем многие архаичные черты и, в силу этого, занимавшего промежуточное положение между пратюркским языком кунов и киммерийским вариантом индоевропейского праязыка. Это могло послужить дополнительным доводом в пользу назначения хаканского наместника в Причерноморскую «Тмутаракань» именно из их среды.

Тем не менее, прибывшие в Европу наместники честно исполняли свой вассальный долг. Благодаря привнесенным инновациям на местном этническом субстрате быстро сформировалась уже упоминавшаяся черногоровская культура, несущая как типично киммерийские, так и смешанные куно-тохарские черты. Характерной чертой этой культуры является стремительное расширение своего ареала за счет присоединения к империи соседних племен. «Распространение черногоровской культуры шло из Доно-предкавказского региона… Распространение основных черт черногоровской культуры в западном и северном направлениях, очевидно, было связано с военной активностью предчерногоровских племен Подонья – Предкавказья в самом конце финальной бронзы» [Потапов В. В.].

Распространение влияния «империи» на еще одну группу номадов, обитающих на периферии Степи – событие по сути рядовое, имело, однако, далеко идущие последствия. Дело в том, что в VIII веке до нашей эры расширяющиеся круги имперского влияния достигли северных предгорий Кавказа – исходной точки, давшей в свое время эволюционный толчок всем культурам древнеямного круга. Цикл замкнулся: потомки древнеямников, одними из первых отправившиеся покорять Ойкумену, после примерно двух тысячелетий азиатских скитаний победителями вернулись к далеким наследникам Майкопской культуры. И в этот раз северокавказские металлурги не обманули ожиданий, запустив новый цикл в развитии Степи: «Уже в это время началось распространение черногоровской культуры (населения Степи Северного Причерноморья) на юг (северокавказские памятники), на запад (бляшки лесостепных поселений и центрально-европейские находки) … На Северном Кавказе эти влияния наложились на местные традиции и базы бронзолитейного производства. Результатом явился феномен бурного развития воинско-всаднического археологического комплекса на Кавказе и его обратного доминирующего влияния на культуру населения расположенных севернее территорий. Вполне вероятно, что катализатором процесса формирования сословия воинов-всадников явились представители степного населения Северного Причерноморья. Своего апогея это влияние достигло к концу VIII – началу VII в. до н. э. По всей вероятности, в результате переселения части северокавказских этносов в Степь и Лесостепь» [Вальчак С. Б.].

Рассвет

Так сложилось, что, не задолго до вторжения кунов, в Предкавказье проникла технология обуглероживания и закаливания железа (т. е. получение стали). Само железо было известно человечеству довольно давно, его фрагменты найдены на памятниках Сирии и Ирака, датируемых не позже 2700 до нашей эры. Железо несравненно более распространено в природе, чем медь и олово. Мелкие месторождения железной руды имеются почти повсюду и гораздо более доступны с точки зрения технологии добычи, но сыродутное железо значительно уступает бронзе в твердости и антикоррозийных качествах. Все изменилось когда примерно в XI веке до нашей эры, вероятно в регионе Восточной Анатолии, кузнецы освоили изготовление стали. Стальное оружие существенно прочней, легче и дешевле бронзового.

Хаканский наместник с сотоварищами, оттесненные более счастливыми собратьями от центральной ставки и от привычных центров меновой торговли – источников поступления товаров земледельческого мира, бронзовых доспехов, оружия и украшений, в одночасье оказались счастливыми обладателями целого ряда новых, революционных технологий, делавших их практически независимыми от Алтайского центра: «Появляется целый ряд новаций: изготовление и употребление металлических деталей тягловой упряжи и деталей конского доспеха, заимствование деталей защитного вооружения воина (чешуйчатых панцирей и кованых бронзовых шлемов), находящих близкие прототипы в упряжи и вооружении воинов в государствах Закавказья и Передней Азии) … появляются уздечные комплекты, наконечники стрел и мечи, украшения в зверином стиле» [Вальчак С. Б.]. Новое, гораздо более качественное оружие, сырье, для изготовления которого, практически лежит под ногами – это ли не дар богов! Не удивительно, что скифы обожествляли свой железный меч-акинак.

Докатившись до Кавказа черногоровская культура ускоренными темпами эволюционирует в новочеркасскую, по сути раннескифскую культуру. «В жизни предскифских обществ, по всей видимости, в конце этого [VIII] столетия, произошли существенные и достаточно стремительные изменения, которые вызвали появление унифицированного конского снаряжения классического новочеркасского типа, соответствующих форм мечей, кинжалов и наконечников стрел. В это же время наблюдается заметное увеличение использования железа для изготовления оружия и деталей конского снаряжения. Этот материальный комплекс стал доминирующим на всей территории Восточной Европы и практически полностью вытеснил из употребления старые формы конского снаряжения и вооружения. Количественно предметы классических новочеркасских форм значительно превышают предыдущие, что позволяет предполагать увеличение воинско-всаднического сословия на этом этапе» [Вальчак С. Б.].

Важно отметить, что сами северокавказские металлурги, сидящие на богатейших месторождениях меди, железо использовали мало и неохотно, и меньше всего в военных целях. А с конным воином и вовсе познакомились только с приходом черногоровских племен. Так что большинство новаций являются не заимствованиями, а собственными разработками новочеркасской культуры. И наверно самым значимым новшеством, рожденным в условиях становления скифской культуры стало появление конного лучника. Всадники карасукской эпохи были вооружены бронзовыми мечами и копьями, реже – молотами и булавами, что хотя и давало определенные преимущества в бою, но не слишком значительные. Зато конный лучник был практически неуязвим: легко избегая рукопашного боя, сам он с высоты конского крупа осыпал противников стрелами, опять же используя усовершенствованный вариант степного дальнобойного лука.

С таким потенциальным военным преимуществом можно было коренным образом поменять расклад сил в Степи, превратившись из наместника захолустной провинции в нового лидера номадов. Но оружие, пусть и самое прогрессивное – еще не все. Нужны воины, которые возьмут его в руки, а воинов надо одеть, вооружить и потом еще содержать… В общем нужны успешные грабительские походы, желательно в богатые края. В данном случае в Закавказье, туда, где нашли лучшую долю родственные киммерийцам «народы моря».

В 714 году до нашей эры племена новочеркасской культуры вторгаются на территорию царства Урарту и наносят крупное поражение войскам Русы I. В это же время номады напали на соседнюю с Манной область Уаси, в районе озера Урмия. Характерная особенность: «войско, состоявшее сплошь из конницы, обладавшее большой подвижностью, владело незнакомой дотоле народам древнего Востока массовой коннострелковой тактикой» [Киммерийцы и скифы], однозначно свидетельствует, что в Закавказье пришли не «киммерийцы, теснимые скифами», а именно племена новочеркаской культуры, развившейся на основе черногоровской. Это именно хаканский наместник привел своих «нукеров» в набег для пополнения своей казны. А это был именно набег. Пограбив все что можно и захватив, очевидно ради выкупа, «множество знатных лиц», номады ушли назад в свои степи. И «после этих событий киммерийцы не упоминаются в ассирийских текстах в течение 35 лет».

Все это времяСвоим тотемом претендент на «престол» выбрал грифона – мифическую помесь орла и хищника семейства кошачьих, что, судя по всему, олицетворяло собой нерушимый союз родов Барса и Беркута.

История не сохранила сведений насколько мирно проходила борьба за власть над Степью, но определенные сдвиги в правящей элите явно произошли. Ярчайшей иллюстрацией тому служит навершие головного убора алтайского вождя, изображающий голову грифона, держащего в клюве голову оленя (рис. 11). Напомню, что прежде лидирующий род в «империи» – род Лани. Археологи говорят, что уже в эпоху раннего железа Оленные камни – мемориально-культовые объекты карасукской эпохи, использовали в качестве простого строительного материала! Очевидно, что власть кунов была свергнута. Грифон принес в степь железный век и перехватил бразды правления кочевой «империей». Это была не просто замена одной династийной линии другой. Произошла смена эпох: «эпоха поздней бронзы и сменившая ее эпоха железа кардинально отличаются друг от друга. Археологические материалы демонстрируют не только отличия в погребальном обряде, типах вещей, но и заметное изменение набора артефактов. Меняются и условия жизни, быт, хозяйство населения степи» [Потапов В. В.].

Рисунок 11. Навершие головного убора пазырыкского вождя. V – IV вв. до н. э. Урочище Пазырык, Горный Алтай. Раскопки С. И. Руденко.

Новые хозяева степи известны нам под прозвищем скифов. Сейчас уже не возможно установить было ли это их греческое прозвание, вошедшее затем в южнославянские языки для обозначения беженца – «скитальца», а так же удаленного, тайного убежища – «скита», или же корень «скит» имеет более древнее происхождение, и, будучи ранее широко распространенным, в наше время волей случая сохранился только в славянских языках. Соответственно их элита, а именно представители старших тохарских родов, и в первую очередь объединенного рода Грифона, вошли в историю под именем царских скифов.

Важно понимать, что, несмотря на смещение баланса сил, центром степного мира, пусть и сильно ослабленным, по-прежнему оставался Алтай, а имперская конфедерация номадов сохраняла, как минимум формальное единство. Вот что писал римский современник поздних скифов: «Племя скифов, находясь недалеко от Фракии [Балканы], распространяется на восток и север, но не граничит с сарматами, как некоторые полагали, а составляет их часть. Они занимают еще и другую область, прямо лежащую за Истром [Дунаем], и в то же время граничат с Бактрией [Центральная Азия], с крайними пределами Азии. Они населяют земли, находящиеся на севере; далее начинаются дремучие леса и обширные безлюдные края; те же, что располагаются вдоль Танаиса [Дон] и Бактра, носят на себе следы одинаковой культуры» [Квинт Курций Руф]. Следы одинаковой культуры продолжаются и дальше на восток «включая степную часть Маньчжурии, всю Внутреннюю, Восточную и Центральную Монголию, Синьцзянь» [Мартынов А. И.], просто для эллинов того времени Бактрия была «крайним пределом Азии». Археологические раскопки последних лет прямо подтверждают сохранение культурного, экономического и, отчасти, политического единства «империи».

Да и бронзовые изделия европейские номады продолжали получать из традиционных степных центров металлообработки Урала и Алтая: «анализ металла из краснознаменских курганов (Северный Кавказ) середины – конца VII в. до н. э. показал, что, во-первых, он происходит, вероятнее всего, из рудных месторождений на севере Мугоджар (еленовско-ушкаттинская группа, металл которой, напомним, трудно отличим от металла группы зауральской меди) и неясного источника, расположенного к востоку от Урала (группа ВУ); во-вторых, он близок металлу синхронных памятников Северного Кавказа и Украины (хутор Алексеевский, Келермес, Нартан, Жаботин, Емчиха, Медвина). Отметим, что в инвентаре краснознаменских курганов имеются каменный жертвенник, стремевидные удила, предметы с солярным знаком близкие южно-уральским» [Таиров А. Д.]. Что лишний раз подтверждает, что с переходом власти от рода Лани к роду Грифона кочевая империя не распалась, сохраняя не только политическое но и экономическое единство.