Текст книги "Кровь океана"

5

На побережье царила глубокая ночь. Негромко шелестел прибой, накатываясь на пологий берег. Посвистывал в скалах холодный ветер. Изредка вскрикивали сонные чайки.

И еще тишину периодически нарушал странный звук – негромкий, но отвратительный, раскатистый, булькающий, раздражающий нервы ничуть не меньше, чем пронзительный писк вилки, которой скребут по тарелке. Кто-то на берегу явно пытался говорить, но получалось у него плоховато. Так мог бы разговаривать оживший полуразложившийся утопленник, проведший все лето в трясине:

– Ноаж!

Палец старшего матроса Таксынбаева побелел на спусковом крючке автомата. Один резкий жест со стороны договаривающихся сторон, внезапный порыв ночного ветра, неожиданный всплеск со стороны океана – и он готов был высадить весь магазин в жирного, зеленого, покрытого крупными уродливыми бородавками аквамена, которого держал на мушке, лежа в прибрежных кустах. Даже для понюхавшего на своем веку пороху морпеха-контрактника обстановка была психологически сложной. Назойливая мысль о незаконности его действий еще больше подливала масла в огонь.

Случись старшему матросу сорваться, произошла бы форменная катастрофа, потому что в воде у берега виднелись головы других тварей, внимательно наблюдавших за ходом переговоров. Если вдруг начнется стрельба, эти свирепые создания могут повести себя непредсказуемо. Скажем, порвать в клочья двух идиотов-контрактников, из фантастической жадности рискнувших глубокой ночью выбраться из подразделения и спуститься к смертельно опасной полосе прибоя.

А вот у сержанта Макарова нервы были, похоже, в полном порядке. Потому что он не лежал, мандражируя, в двух десятках метров от ихтиандра с автоматом в потных руках, как старший матрос Таксынбаев, а стоял по колено в воде прямо перед чудовищем, и в руке у него был только штык-нож, да и тот в ножнах.

– Ноаж! – снова утробно проквакал глубоководный, протягивая когтистую лапу с перепонками к штыку от модернизированного «калаша».

– Пёрл! – строго сказал сержант Макаров, пряча штык-нож за спину и не отводя пристального взгляда от земноводного монстра, в любую секунду готовый прянуть в сторону, освобождая Таксынбаеву линию огня. – Пёрл!

Железные нервы у товарища сержанта, в очередной раз отметил старший матрос Таксынбаев, старательно удерживая голову монстра в разрезе прицела – даже глаза заслезились от усердия.

Глубоководный взрыкнул, задрав башку, словно внезапно разъярился от назойливости Макарова, и сунул ему под нос здоровенный бородавчатый кулак.

Спусковой крючок «калаша» под давлением пальца медленно пополз назад. Если попасть точно в голову, отстраненно подумал старший матрос, второго выстрела уже не понадобится. С такого расстояния единственная пуля пять сорок пять разнесет эту лягушачью башку, как гнилой арбуз. Вдрызг. А вот взбешенных сородичей покойного придется отгонять от берега короткими очередями. Точно выцелить их в ночном море, даже при свете почти полной луны, нечего и надеяться, одиночными здесь уже не обойдешься. Хорошо, что захватил запасной рожок…

– Пёрл, – хладнокровно повторил сержант, глядя прямо в мутные выкаченные глаза глубоководного.

Ему тоже было не по себе, но он утешал себя тем, что не он первый, не он последний. Макаров четко помнил наставления прапорщика Луценко, поднаторевшего в обмене ценностями с морским противником еще в Техасе: говорить максимально коротко, медленно и отчетливо, важные вещи повторять снова и снова, чтобы отложилось в тупой бородавчатой башке, заковыристых слов не использовать, предпочтительнее всего односложные и на английском языке. По-русски штурмовики атлантов еще могли связать пару слов, но и те чаще всего невнятно и невпопад, а по-китайски не говорили вовсе, поскольку китайская система смыслового повышения и понижения тона был недоступна их речевому аппарату.

Американские рейнджеры, разумеется, рассказывали, что так происходит потому, что инопланетяне изначально крутятся у побережья Северной Америки и успели нахвататься словечек от местных. Однако Макаров так не считал. После Атлантического инцидента, уничтожившего значительную часть населения США, иностранных войск на материке было никак не меньше, чем выживших американцев, особенно у береговой черты, где и происходили вынужденные контакты с глубоководными агрессорами. По крайней мере, сопоставимое количество. Так что с русскими и китайцами ихтиандры сталкивались никак не реже, чем с англосаксами.

Просто язык у американцев был довольно примитивный, вот что: два падежа, простейшие суффиксы, которые элементарно запомнить, коротенькие слова; глаголы и прилагательные образовывались приставлением к существительному частицы или вообще порядком слов в предложении. Неудивительно, что лучше всего штурмовики атлантов сумели освоить азы самого примитивного языка из тех, с которыми им приходилось иметь дело на побережье. Тем более что и русские, и китайцы в общем-то эти азы в основной массе тоже знали, и этого было вполне достаточно для зачатков общения с инопланетными тварями.

Аквамены, они же ихтиандры, напоминавшие чудовищную двуногую помесь людей, рыб и лягушек, были единственными штурмовиками атлантов, способными к членораздельной речи. Прочие боевые монстры напоминали тупых морских животных, коими, очевидно, и являлись. Они, в отличие от акваменов, демонстрировали не разумное поведение, а скорее явные признаки внешнего управления. Загадочные атланты, укрывшиеся в глубинах океана, судя по всему, были мощными телепатами и обладали способностью управлять своим рыбьим воинством на расстоянии. Только этим можно было объяснить слаженные действия тупого морского зверья и искусственно сконструированных боевых организмов во время вражеских атак.

Разглядывая качающийся перед лицом кулачище и вдыхая омерзительный запах тухлой рыбы, сержант Макаров чувствовал, как холодные колючие мурашки начинают стремительно взбираться по его загривку. Если мускулистая тварь ударит его этим кулачищем в висок или полоснет когтями по горлу, можно будет заказывать отходную. Очень популярный в нашей синагоге отходняк, как поведал об аналогичном случае один классик.

Да, аквамены имели зачатки разума, и только данный факт позволял сержанту по-прежнему сохранять внешнее хладнокровие. Они были выведены своими хозяевами для того, чтобы пользоваться трофейным человеческим оружием, а в связи с этим штурмовикам требовалось хотя бы минимальное соображение: как приладить оружие к плечу, куда прицелиться, каким образом и куда нажать, как перезарядить. Если бы все эти мелочи за каждого отдельного бойца обдумывали сами атланты, вычислительной мощности их коллективного разума скоро перестало бы хватать, сколь бы грандиозной она ни была. Поэтому ихтиандры являлись достаточно автономными боевыми единицами, способными самостоятельно принимать решения в меру своего слабого разумения. А это неизбежно приводило к тому, что нечистые на руку земные военные пытались использовать их для собственного обогащения, устраивая межвидовую торговлю.

Что могло интересовать морских тварей на суше? Разумеется, человеческое оружие, ибо ничего другого ценного для них там быть не могло. И конечно, в первую очередь огнестрельное оружие, способное наносить противнику серьезный ущерб на расстоянии, поскольку трофейных штурмовых винтовок и гранатометов акваменам не хватало. Прапорщик Луценко как-то мечтательно обмолвился, что в Техасе ихтиандры отгружали по ящику золота, поднятого ими с затонувших испанских галеонов, за каждый ящик автоматов NHM-90 с цинком патронов, проданный им китайскими офицерами.

Боевые ножи и штык-ножи, конечно, интересовали глубоководных гораздо меньше. Однако и это оружие было лучше, чем просто когти и зубы. За него, правда, ихтиандры расплачивались куда менее щедро – не золотом, а, к примеру, дурацкими круглыми штуками, которые для них едва ли имели какую-либо ценность, поскольку их нельзя было есть, но которые неизменно вызывали судороги жадности у тупых сухопутных двуногих.

Глубоководным жемчугом.

– Перл! – отчаянно повторил сержант Макаров, мысленно прощаясь с жизнью.

Аквамен медленно разжал когтистый зеленый кулак.

Старший матрос Таксынбаев беспокойно заерзал в кустах: отсюда ему не было видно, что в руке у ихтиандра. Но, судя по реакции сержанта, там было именно то, что нужно.

Потеряв дар речи, Макаров потрясенно смотрел на три крупные жемчужины, лежавшие на зеленой чешуйчатой ладони, каждая размером с глазное яблоко человека.

– Дил! – выдавил он наконец и выставил вперед руку со штык-ножом. Чуть вытащил штык из ножен, демонстрируя отточенное лезвие, на котором хищно блеснул холодный лунный свет. Спрятал снова. – Раз нож. Три перл. – Для доходчивости вытянул сначала один палец, потом три.

– Раз ноаж! – возмущенно рыкнул ихтиандр. – Раз перл!

– Гуд, гуд, – покорился сержант. – Раз нож, дил. Два перл! Дил?

– Два перл, гуд! – легко согласился аквамен, чтобы тут же упереться: – Два ноаж! Дил!

– Да что ж ты жадный-то такой, скотина! – не выдержал Макаров. – Гуд, гуд! Пес с тобой, золотая рыбка! – Он отстегнул собственный штык, болтавшийся на поясе, повертел его перед глазами торгового партнера. – Два нож! Гуд! Три перл! Дил, лягушка зубастая?! Дил или не дил?! А то вообще на фиг пойдешь сейчас!

Утробно клокоча, морской монстр не сводил выпученных глаз с двух штык-ножей.

– Два ноаж, гуд, – пробулькал он наконец, вновь обдав контрактника удушливым запахом тухлой рыбы. – Три перл, дил. – И протянул когтистую лапу.

В ночной тиши где-то на берегу громко треснул выстрел из «ярыгина».

От неожиданности старший матрос Таксынбаев все-таки выжал спусковой крючок, и второй одиночный, уже из «калаша», ударил по ушам так, что мир привычно для контрактника поплыл в стеклянной вате. Ствол подкинуло из неудобной позиции, и пуля, предназначенная широкоротому монстру, ушла к горизонту.

Монстр среагировал мгновенно: пригнулся и, не разворачиваясь, спиной вперед ушел в воду. Вылетевшие из его ладони от резкого движения огромные жемчужины картечью пронзили морскую воду.

Вопреки опасениям Таксынбаева, сородичи чудовищного переговорщика не стали атаковать предательских людишек, а разом погрузились и исчезли из виду, словно их тут никогда и не было. Проверять величину человеческой засады они все-таки не рискнули.

Кажется, товарообмен между цивилизациями на побережье оказался подорван надолго.

– Руки за голову! – донеслась из темноты негромкая команда. – Ноги расставить! Штыки брось!

Ощущая одну только бесконечную досаду, сержант Макаров выполнил приказы, начав с последнего. Однако когда кто-то сзади начал тщательно охлопывать его по бокам и карманам в поисках спрятанного оружия, сознание контрактника захлестнула новая жгучая мысль: похоже, в этот раз он влип всерьез и гауптвахтой уже не отделается. Торговля с атлантами – это как минимум дисбат. Это очень как минимум. А скорее, тюрьма, и надолго. Чертовы особисты…

– Ребят, а может, договоримся по-хорошему? – миролюбиво поинтересовался он, изо всех сил стараясь, чтобы голос не сорвался в плаксивое дрожание. – Где-то вон там в полосе прибоя валяются три глубоководные жемчужины. Они ваши. По рукам? Торопитесь, пока отливом не уволокло. Я сам могу слазить за ними, если ноги мочить неохота…

– Стойте спокойно, сержант Макаров, – устало донеслось из-за спины, и Макаров насторожился. – Ноги ему мочить неохота…

Нет, то, что он сержант, может быть видно даже при свете луны. Лычки достаточно широкие. Но вот то, что он Макаров, на нагрудном кармане при таком освещении никак не прочитать. Значит, кто-то из своих, кто хорошо его знает. Опять же особисты, если бы не были настроены на сотрудничество, в ответ на такое предложение сразу вышли бы из себя, наверняка сказали бы какую-нибудь гадость, упиваясь своей мизерной властью над беспомощным человеком, что-нибудь вроде: «На гарнизонной губе рукой в парашу слазишь, сука. Стой спокойно, тварь!»

Свои, стало быть. Ну, уже легче. Значит, сор из избы выносить не станут. Сгноят на гауптвахте, сорвут лычки, но в дисбат не отправят, чтобы не пятнать батальонную честь мундира. И то хлеб. А то и правда согласятся войти в долю…

Надо рисковать. Терять особо уже нечего.

– Три глубоководные жемчужины, – повторил сержант, морщась от неприятных мужских прикосновений. – Огромные. С мой кулак. Целое состояние. – Жемчужины не дотягивали по размерам даже до половины сержантского кулака, но это уже были несущественные детали, сейчас следовало любыми путями заинтересовать офицера в сотрудничестве, а отдуваться за вранье придется потом, когда все самое опасное уже будет позади. – Товарищ… лейтенант?.. – осторожно предположил он. – Слышите меня, нет?

Хорошо бы какой-нибудь зеленый лейтёха из второго батальона! Этим уж он сумеет навешать махровой лапши на уши…

– Меня еще не понижали пока, – равнодушно бросил невидимка за спиной, и сержант Макаров похолодел, закусив губу.

Капитан Делягин, командир их роты!

Ну, тогда всё, тогда полная труба. Этот пес ради своих тупых принципов не пощадит и чести мундира. Договариваться бесполезно и даже вредно. Еще припомнит потом на трибунале, что сержант пытался его купить, и тем самым накрутит Макарову еще пару лет к и без того головокружительному сроку.

М-мать же твою всю в саже, угораздило ж так вляпаться!..

– Второй где? – деловито поинтересовался Делягин, закончив обыск.

Ну да, он же слышал выстрел из засады. Таки сдали нервы у старшего матроса Таксынбаева.

На мгновение в голове у сержанта Макарова мелькнула безумная мысль. На берегу после бегства ихтиандров было тихо, как и положено на безлюдном побережье глубокой ночью. Никаких лишних звуков, никакой человеческой речи, поскрипывания песка или других признаков постороннего присутствия. Спецы, какими бы мастерами своего дела они ни были, не станут вести себя словно тени после того, как операция захвата уже завершена. Опять же с какой вдруг стати обыск проводит командир первой роты капитан Делягин, а не обученные этому делу матерые спецназовцы?

Все это могло означать только одно, и Таксын тоже не дурак, тоже все это мигом подметил и просчитал, вот и затаился. Никто не выволакивает его из засады, не ставит на колени и не бьет армейскими ботинками по почкам. А значит, нет на побережье никаких спецназовцев. Просто чертов законник Делягин случайно заметил сержанта с подельником, когда они тайком покидали расположение части. Бессонница у него, видать, от обостренного чувства долга, которое он с таким удовольствием расчесывает каждый день. А потом он прокрался за ними, небось решив, что они двинулись в самоволку по местным шлюхам. Неделя гауптвахты максимум.

И надо же, какая удача для законника! Сотрудничество с противником, мать его! Тяжелое уголовное преступление!

И значит все это, что старший матрос Таксынбаев сейчас нашел себе новую цель вместо лягушкообразного монстра. Голова капитана разлетится вдребезги от одиночного ничуть не хуже лягушачьей. А труп можно даже не прятать – к утру уже сожрут или уволокут на глубину. Говорят, атлантам нужна любая органика, чтобы делать новых монстров. Рыба у побережья Северной Америки давно уже не водится – всю переработали на биомассу…

Макаров тряхнул головой. Нет, это уже даже не трибунал. Это уже квалифицируется военной администрацией как вооруженный мятеж в воинской части в боевой обстановке и подразумевает расстрел мятежников на месте силами сохранивших лояльность бойцов и офицеров без всякого суда и следствия. И не имеет особого значения, кто именно из мятежников нажал спусковой крючок, обозначив начало мятежа. Вырежут под корень всех причастных, дабы другим неповадно было.

– Таксын! – крикнул сержант. – Даже не вздумай! Вспомни про Айгуль, что с ней без тебя будет! Выходи давай!

Таксынбаев тоже не был злонамеренным мятежником. Он показался из прибрежных кустов и осторожно зашагал к берегу, демонстративно волоча по земле свой «калаш» за ремень.

– Старший матрос Таксынбаев, – горько констатировал капитан Делягин. – Не признал сразу. Ну вот какого черта, бойцы, а?!

– Мы не будем больше, – пробурчал Таксын, оставив автомат на песке, и Макаров даже зажмурился на мгновение от нестерпимого стыда – настолько беспомощно и тупо это прозвучало. Ну детский сад же, браза. Сумел вляпаться, умей и ответить достойно. Или ты всерьез полагал разжалобить эту плесень в офицерских погонах? Ты же не настолько тупой…

– Не сомневаюсь, – сухо отозвался капитан Делягин и, словно не догадываясь, что откровенно нарывается и совсем уже ходит по лезвию бритвы, добавил: – Ближайшие лет десять точно.

Впрочем, к этому времени он уже подобрал и «калаш» Таксынбаева, и штык-ножи Макарова, а еще у него был с собой заряженный «ярыгин», так что он при любом раскладе определенно рисковал меньше всех присутствующих.

– Ну, пошли вперед, колодники, – скомандовал язва Делягин, когда старший матрос Таксынбаев с тяжелым вздохом присоединился к сержанту Макарову.

Когда они добрались до гарнизона, Макаров окончательно ощутил на запястьях воображаемые наручники. Делягин, зараза, сразу слил дежурному по КПП, при солдатах наряда, всю информацию о раскрытом им преступлении, продемонстрировал видеозапись со своего мобильника, да еще размашисто расписался в планшете прибытия, указав цель, с какой покинул расположение части, и результат вылазки. А журнал – это, сука, официальный документ с прошитыми и пронумерованными страницами. Так что, как ни крути, «губой» никак уже не отделаться.

Искоса поглядывая на Макарова, лицо которого не выражало ни отчаяния, ни раскаяния, а одну лишь бесконечную злобу, капитан Делягин терялся в догадках, что помешало преступникам его пристрелить. Подставился он, конечно, знатно, пышно подставился, по полной программе, аж самому противно. Нельзя кадровому военному так подставляться. Дуриком полез под пули, герой кверху дырой. Таксынбаев мог снять его из кустов в два счета. Тело в воду, и следа бы от него не осталось. А нет тела – нет дела. Сгинул, сказали бы, капитан Делягин. Светлая ему память, того-этого. А в курилке еще сослуживцы прибавили бы, что не фиг по ночам шляться за пределами расположения части, самовольщиков отлавливать.

Желающих высказаться в таком духе, конечно, долго искать не пришлось бы, Делягин это понимал. Бойцы и младшее офицерство за спиной называли его Рубанком: мол, рубится чувак ради карьеры, да что-то сильно не продвинулся – прямолинейный, дескать, как рубанок. Начальство не раз выговаривало ему за излишнюю строгость к личному составу, способную подорвать боевой дух подразделения и создать ненужную психологическую напряженность, какой на побережье было хоть отбавляй и без делягинской въедливости.

Сам же капитан был совершенно иного мнения. Будучи боевым офицером с опытом, а другим на американском побережье командовать ротой не доверяли, он свято верил, что воинское подразделение отличается от толпы исключительно дисциплиной и уставом. А не будет их соблюдения – не будет и боевого подразделения, останется только сотня насмерть перепуганных или ошалевших от безнаказанности вооруженных мужиков, очень разных, но по большей части сложных характеров, не сумевших найти себе места в гражданской жизни. Пока царят дисциплина и устав, эти мужики являются российскими солдатами, чьи подвиги потрясают весь мир. Но дай им возможность лоботрясничать, как тут же возникнут неформальные лидеры и неуставные взаимоотношения, способные быстро превратить роту в сброд вроде группы заключенных, живущих в тюремном бараке.

Это Паша Делягин не сам придумал – практика многих поколений его династии наглядно демонстрировала. Поэтому все выпады начальства в свой адрес капитан сокрушал неумолимыми фактами: по огневой подготовке первая рота лучшая, на соревнованиях по рукопашному бою представители первой роты сержанты Лаускис и Мартынов являются чемпионами, по результатам учебных тревог первая рота, как ей и положено, первая по всем показателям. И крыть начальству было нечем. Поэтому Делягин и в капитанах застрял, так как его нынешняя должность, как считал командир части полковник Борисов, полностью соответствовала призванию и самоощущению.

Впрочем, Делягин ни с кем спорить не пытался. На карьеру ему на самом деле было плевать, он поступал в военное училище по другим причинам. Сколько он знал своих предков, до прадеда, все были боевыми офицерами. Как говорил отец, без врага нет боя, без боя нет победы, а без победы нет смысла. Только озвучивать свои истинные мотивы службы Делягин не собирался, чтобы не сойти за юродивого. А кто их вообще озвучивает, истинные-то мотивы?

– Ну что, звоню коменданту? – уточнил дежурный по КПП, словно давая Делягину шанс одуматься. Ему явно не хотелось выносить сор из избы. Позорище-то какое на всю дивизию – торговля с противником!

– Конечно, – отрезал капитан. – Держи автомат. А этих красавцев запри до прибытия комендантского патруля. Под твою ответственность! Я в журнале подпись поставил, оружие и задержанных сдал. Рапорт напишу утром…

– Э, нет, капитан! – возразил дежурный. – Комендант их без рапорта не примет. Так что ты…

Дежурный не успел договорить, потому что воздух содрогнулся от мощного рева сирены, установленной на крыше штабного здания.

– Тревога! – рявкнул дежурный бойцам наряда по подразделению, словно они и без того не слышали. – Задержанных запереть! Каски и автоматы в дежурке у прапорщика!

– Я же тебе сказал, что рапорт будет завтра, – невесело фыркнул Делягин.

Он выбежал из здания КПП и бросился к ротным казармам.