Текст книги "История Хоперского полка Кубанского казачьего войска 1696–1896 гг."

Обложив со всех сторон и устроив батареи, войска наши открыли бомбардирование крепости. За все время осады хоперцы наблюдали дорогу из Дербента в Баку и содержали вокруг нашего расположения сторожевые посты. 7-го мая спешенная сотня Хоперского полка, под командою сотника Лучкина, участвовала в деле с персиянами во время их вылазки. Тем временем жестокое бомбардирование крепости, 8-го и 9-го мая, решило участь ее защитников, и 10-го числа Дербент сдался; три наших батальона в тот же день заняли гарнизоном крепость. Ших-Али-хан дербентский был лишен всех своих владений, которые объявлены присоединенными к России, и сам он в качеств пленника остался в ставке графа Зубова. За взятие Дербента все казаки получили Высочайшую награду – по одному рублю серебром. Не смотря на покорение Дербента положение Каспийского корпуса было в это время весьма затруднительно. Продовольствие подходило к концу, а новые транспорты, ожидавшиеся с линии и Астрахани, не приходили. Тем не менее 24-го числа весь русский корпус выступил из Дербента по прибрежной дороге на гор. Баку.

Путь до гор. Кубы, вследствие сильной жары, изнурившей людей и лошадей, множества речек и весьма пересеченной местности был очень трудный, особенно при переправе через большую реку Самур. Только 6-го июня войска подошли к Кубе, вблизи которой, у деревни Егрек на речке Ак, расположились лагерем. Здесь кубинские жители поднесли графу Зубову ключи города, а затем утомленным войскам дан был четырехдневный отдых. 11-го июня Каспийский корпус двинулся дальше по бакинской дороге. Пройдя 50 верст, 13-го 129 числа граф Зубов остановился лагерем на речке Гельгели, вблизи старинного вала Алгун-Ибару, где главнокомандующего ожидал бакинский хан с ключами города и с изъявлениием покорности. Для занятия же Баку отправлен был генерал Рахманов с 3-мя батальонами, 4-мя орудиями и Волжским казачьим полком; бакинские жители не оказали никакого сопротивления. Получив известие о занятии Баку, гр. Зубов оставил в Кубинском ханстве 3 батальона, 4 орудия и часть кавалерии, под начальством генерала Булгакова, а сам с остальными войсками корпуса (4 батальона и большая часть кавалерии) выступил 19-го июня по дороге в Шемаху. Здесь в первый раз войскам пришлось переходить главный Кавказский хребет и познакомиться с суровою природою южного Дагестана.

Труден был этот поход, но едва наши войска выбрались из страшных теснин и остановились на уроч. Курц-Булацкий-Ейлого, как Мустафа-хан шемахинский поспешил отклонить грозу и присягнул на подданство России; его примеру последовали владетели Шеки и Карабаха.

Край, занятый нашими войсками, находился в полном спокойствии, которое было однако только наружное, так как со всех сторон нас окружала измена. Еще на пути Зубова в Шемахинское ханство, пленный Ших-Али-хан дербентский бежал в кубинския владения и вскоре дал нам знать оттуда о себе весьма опасною пропагандою в горах Дагестана, подстрекая население к восстанию против России. Эти обстоятельства заставили графа Зубова принять немедленно решительные меры к удержанию в покорности дагестанских областей для обеспечения тыла наших войск. С этою целью в Кубу был направлен стоявший в ханстве генерал Булгаков с 3-мя батальонами, 2-мя эскадронами и 4-мя орудиями. В состав отряда вошли также все хоперские и терские-семейные казаки. 26-го июня Булгаков подошел к Кубе и росположился вблизи города на выгодной позиции в укрепленном лагере. Казачьи разъезды рассеялись по окрестностям Кубы, и спокойствие вскоре восстановилось.

Между тем Ших-Али-хан заключил союз с Сурхай-ханом казикумух ским и успел взволновать жителей нагорной части кубинской провинции. Вслед за тем получилось известие, что неприятель намерен напасть даже на Кубу и уничтожить отряд Булгакова. Несколько попыток хоперских казаков захватить мятежного хана кончились неудачею, благодаря измене жителей окрестных селений, где Ших-Али-хан имел свое пристанище. Со 2-го по 7-е июля две хоперские сотни, под командою есаула Лучкина, сделали несколько разведок в горах, в окрестностях селений, особенно считавшихся ненадежными, но ничего не узнали, так как жители упорно хранили молчание и весьма враждебно поглядывали на казаков. Тем временем неприязненное брожение среди населения постепенно все росло.

В июле, августе и сентябре хоперские казаки своими разъездами бдительно наблюдали окрестности, непрерывно сновали по всем направлениям и тем только сдерживали жителей от открытого мятежа. Весь отряд переживал беспокойное время. В последних числах сентября пронесся слух, что большая партия из 15-ти тыс. акушинцев и лезгин скрывается поблизости в горах и лесах, поджидая случая напасть на наши войска. Эти вести сильно встревожили Булгакова, и в отряде были приняты самые строгия меры осторожности на случай нечаянного нападения; люди находились в полной готовности стать под ружье, но неприятель пока не подавал никаких признаков своего близкого присутствия. Вскоре, однако, слухи эти оправдались. 29-го сентября значительная партия горцев неожиданно спустилась с гор, атаковала наш воловий транспорт, шедший с провиантом, отбила 23 повозки и быстро скрылась в горах. На другой день повторилось то же самое, только теперь неприятель отхватил 145 штук порционного скота и снова быстро исчез.

Генерал Булгаков, видя что дела принимают серьезный оборот, распорядился произвести сильную рекогносцировку лесистого ущелья, ведущего со стороны равнины в горы к сел. Алпаны. Рота егерей, посланная на разведку, действительно открыла неприятеля в алпанском ущельи, но по малочисленности своей не решилась следовать вперед. Егеря остановились в ожидании подмоги, которая вскоре подоспела из лагеря, в составе трех рот пехоты, сотни хоперских казаков с поручиком Мироновым и хорунжим Безладным и двух орудий, по общим начальством подполковника Бакунина. Не сообразив опасности при движении по узкому ущелью в темную ночь, Бакунин решился двинуться вперед, чтобы перед утром произвести разведку и атаковать неприятеля. Хоперцы следовали в авангарде. Темнота и полное бездорожье встретили наш небольшой отряд, углубившийся в неведомое ущелье. «Голько перед самым рассветом 1-го октября отряд выбрался кое-как к сел. Алпаны и стал выходить из леса на открытое место.

В это время около 15-ти тыс. горцев стремительно бросились на растянувшиеся наши роты и сотни, так что мы не успели даже дать ни одного выстрела из орудия. Неприятель тесным кольцом охватил отряд Бакунина, и тогда-то началось беспощадное истребление небольшой горсти русских храбрецов. В первый же момент Бакунин и еще несколько офицеров были убиты. Хоперцы, бывшие в авангарде при атаке горцев, быстро спешились; град неприятельских пуль и первый удар достался на долю бедных лошадей; казаки и небольшая часть солдат отступили за срубленные деревья и там засели с твердым решением дорого продать свою жизнь, так как в этом глухом месте на выручку никто не мог рассчитывать. Но подмога была недалеко. Углицкий пехотный полк с четырьмя орудиями шел почти по следам отряда Бакунина, но, благодаря трудному пути отстал на значительное расстояние и теперь спешил на выстрелы. Увлеченные успехом боя, горцы только тогда заметили прибытие свежих сил, когда ружейный и картечный огонь хватил в самую средину их скопища, а вслед за ним ожесточенные солдаты приняли в штыки пораженных неожиданностью лезгин и акушинцев. Неприятель был смят, разбит наголову и отброшен с огромными потерями.

Не желая оставлять без наказания вероломного поступка Сурхай-хана казикумухскаго, граф Зубов приказал генералам Савельеву и Булгакову с двух сторон вступить в его владения и опустошить их огнем и мечем. Но едва войска наши выдвинулись к р. Самуру, как Сурхай-хан, видя неминуемую грозу, прогнал из своих владений Ших-Али-хана, сам явился с повинною в наш лагерь и со всем своим народом присягнул на подданство России, а в знак покорности выдал аманатов. Весь октябрь и ноябрь отряд Булгакова простоял в окрестностях Кубы, наблюдая казачьими разъездами за населением этой провинции. Для окончательного умиротворения жителей долины р. Самура и чтобы убедиться в их покорности и в изгнании из области всяких беспокойных людей, хоперские сотни с командиром полка в период с 4-го по 19-е декабря совершили поход внутрь страны, вверх по Самуру до дер. Дейджор, водворяя порядок и приводя жителей к присяге на верноподданство России. Спокойствие в Кубинской провинции мало-помалу восстановилось.

Между тем 6-го ноября 1796 года скончалась Императрица Екатерина II, а вступивший на престол Император Павел I повелел прекратить войну с Персиею; тогда же каждому полковому командиру Каспийского корпуса были посланы особые именные Высочайшие указы с приказанием немедленно возвратиться со своими частями в пределы Империи. Объявив начальникам частей Высочайшую волю, граф Зубов сложил с себя звание главнокомандующего и уехал в Россию. В январе 1797 года войска Каспийского корпуса потянулись через Кубу на север и постепенно стали выходить на Кавказскую линию. Только отряд генерала Булгакова оставался на своем месте около гор. Кубы до марта месяца, для прикрытия войск при обратном следовании их из Дагестана. Наконец в марте последние части Каспийского корпуса присоединились к Булгакову, который вслед за тем двинулся с войсками к Дербенту. Этот обратный поход из неприятельской страны был весьма труден и изнурителен по причине ненастной погоды, слякоти, недостатка в продовольствии, болезней на людях и падежа лошадей. Изнуренные, наполовину пешие и сильно поредевшие хоперские сотни в половине мая дотащились до Терека, откуда потянулись к Ставрополю, и только 8-го июня 1797 года ²²⁸⁾ казаки увидели наконец свои родные станицы.

Пока большая половина Хоперского полка находилась в Персидском походе, оставшиеся дома хоперцы, 12 старшин и 153 казака ²²⁹⁾ провели все время на кордонной линии между своими станицами и впереди их в Астраханском, Бударском и Бешпагирском редутах, то отражая набеги черкесов, то охраняя почтовую дорогу в районе полкового округа ²³⁰⁾. В особенности в 1798 году на долю кордонных постов досталось множество мелких схваток с горцами, которые не пропускали ни одного туманнаго дня, ни одной ненастной ночи, чтобы не проскользнуть где-либо сквозь цепь секретов и постов кордонной линии для воровства и разбоя. Хищничество черкесов наносило большой убыток хозяйству казака и крестьянина, а так как ни тот, ни другой никакого удовлетворения за ущерб не получали, то в 1798 году Высочайше повелено было преследовать хищников до их жилищ, переправляясь за Кубань, и «делать им репрессалии»²³¹⁾, т. е. отбивать у них имущество и скот. У хоперцев, кроме потерь в сражениях и стычках с неприятелем, за период 1784–1794 гг. черкесы и кабардинцы захватили в плен 30 душ обоего пола и отогнали 700 лошадей и 1900 штук рогатого скота. Собственно больших военных действий с горцами не было, но зато шла та мелкая война, которая со стороны участников требовала не только не меньшего, но, пожалуй, еще большего героизма, чем большие сражения.

Глава IV

На Кавказской линии в 1800–1835 гг. Соседи хоперских казаков на линии. Характер черкесов, их боевая тактика, система набегов и ведения малой войны против русских. Влияние горцев на военное воспитание казаков. Казаки и горцы на ратном поле. Военные действия за Кубанью, в Кабарде и Чечне. Персидский поход 1806 года. Хоперский полк в 8-мисотенном составе. Волнения среди черкесов и калаусских ногайцев и уход последних за Кубань. Походы против закубанцев. Хоперцы на кордонной службе. Тревоги на линии. Набеги Джембулата. Действия Вельяминова и Кацырева за Кубанью. Набег черкесов в Кабарду.

Хоперские казаки встретились на боевом поле со своими отважными и хищными соседями, кабардинцами и закубанскими черкесами, как известно, еще в первые годы возникновения Азовско-Моздокской линии. Первоначально, пока мы держались оборонительного образа действий, горцы не имели успеха, к тому же казаки не особенно внимательно присматривались к своим врагам и мало постигали тактику своих противников. Но от зоркаго взгляда хоперца не ускользнуло, что это не турки и не крымцы, а более опасный и храбрый противник. Когда же в делах с горцами в закубанской стороне и у себя дома на кордонной линии, казаки получили несколько кровавых уроков, благодаря непониманию тактики черкесов и несовершенству своего оружия, тогда они стали более серьезно наблюдать и изучать своего соседа, его нравы, характер боевой деятельности и систему набегов. Вместе с тем казаки начали постепенно приноравливаться и приспособляться к порядкам и обычаям своих хищных соседей, так как этого требовала обстановка порубежной жизни и службы, по пословице: «с волками жить – по волчьи выть».

Кабардинцы и закубанские черкесы были опасные противники[71]71
  Указан. источн. № 107, касающихся описания черкесского и ногайского народов.


[Закрыть]. Эта удалая конница являлась перед казаками на прекрасных, статных конях, закованная в кольчуги и стальные шапки и вооруженная несравненно лучшим оружием, чем они. На первых порах горцы представляли для казаков грозную силу, способную внушить страх и зависть в виду их безумной дерзости в набегах и отчаянной храбрости в бою. Благодаря превосходному вооружению, черкесская шашка «волчек» и «гурда», кинжал дамасской стали, пистолет с арабским или английским замком и нарезное ружье – составляли предмет зависти и желании для казака. В стычках небольшими партиями черкесы нападали и дрались врассыпную, действуя холодным, или огнестрельным оружием: но в больших конных массах они любили стремительный налет с обнаженными шашками.

При обороне же в своих лесистых трущобах и дремучих диких ущельях, или за плетнем родной сакли, черкесы весьма умело пользовались местностью и с успехом вели пеший бой, отбиваясь от наших войск метким огнем, а при малейшей нашей оплошности бросались в кинжалы и шашки. При первых боевых столкновениях, даже в превосходном числе, казаки с неимоверными усилиями могли бороться с черкесами и кабардинцами и то только благодаря стойкости русского человека и укоренившимся понятиям о чести и долге службы. С первыми же поселениями нашими на Кавказе, горцы стали к нам во враждебные отношения и всю силу своей ненависти обратили на русских. Их дикая фанатическая храбрость в бою доходила до полнаго самозабвения: горцы почти голыми руками брали наши укрепления даже с довольно сильными гарнизонами; очертя голову и устилая путь телами, они лезли на крутые и высокие валы против штыков и картечи, сознавая хорошо, что противники их не отдадут им даром пяди земли и не задумаются взорвать свои пороховые склады, или лечь костьми до единого человека, не сдаваясь в плен – и все-таки горцы лезли и гибли, сцепившись в рукопашную, взлетая вместе с защитниками на воздух… Фанатизм, доходивший до самозабвения, беспредельная жажда и алчность к добыче, непримиримая злоба и ненависть к христианам, «гяурам», двигали мусульман на самые отважные и отчаянные предприятия!

В войне с подобным неприятелем, казакам приходилось напрягать все свои нравственные и физические силы до возможнаго предела, чтобы выходить победителями; нужно было зорко следить за противником, чтобы не лишиться своего добра или головы. Но с другой стороны частые встречи с кавказскими горцами постепенно развили в казаках лихость и молодечество. Казаки усвоили себе все хитрости и тонкости малой, партизанской, войны, изучили систему черкесских набегов и такую же безумную дерзость в предприятиях и отчаянную решимость при встрече с врагом. Все эти качества перенимались и усваивались, конечно, постепенно, исподволь и нередко дорогою ценою, ценою крови; но зато, когда смышленые ученики постигли практическим путем все военное воспитание и тактику своих противников, они далеко перещеголяли своих учителей, в особенности в деле спешивания под лихим неприятельским налетом и упорного сопротивления в пешем строю.

Обыкновенно при встречах с превосходным противником, когда неравенство в силах становилось очевидным, а на выручку нельзя было разсчитывать, казаки быстро спешивались и встречали неприятеля с винтовками в руках из-за своих лошадей, или встречавшихся местных предметов. Этот боевой прием линейные казаки проделывали быстро и в большом порядке. Только при значительно превосходных силах горцы одолевали спешенных казаков; в противном же случае последние с успехом отбивались и отсиживались до прибытия выручки. В открытых схватках и делах казак и черкес, оба смелые и храбрые, всегда бились лицом к лицу, по русской пословице: «на миру и смерть красна», но в глухих, безвестных боях, ни тот, ни другой не бросались вперед очертя голову, хорошо зная, что иногда стоит голова даже одного человека, засевшего с оружием в руках с твердым решением дорого продать свою жизнь.

На Кубани у хоперцев был такой случай ²³²⁾. 25-го сентября 1832 года, между постами Ямановским и Хумаринским, партия из 20-ти горцев, переправившись через Кубань и скрывшись вблизи дороги, в каменистой и покрытой кустарником трущобе, напала на 5 казаков Хоперского полка, ехавших с казенными бумагами в Хумару. Выстрелив по казакам, горцы убили одного, а затем бросились на них с шашками. Казаки однако не дремали: подхватив убитого, они моментально спешились и, заведя лошадей за камни, выставили винтовки и приготовились к решительному бою. Как ни пытались хищники покончить одним ударом с этою горстью храбрецов, но четыре дула так грозно смотрели, обещая смерть каждому смельчаку, что вся партия быстро отскочила назад и начала издали стрелять по казакам. Но хоперцы были неуязвимы за своим каменным оплотом. Полчаса горцы вели безвредную перестрелку, наконец, опасаясь тревоги, вся партия бросила казаков и быстро ушла за Кубань.

Среди постоянных боевых тревог казаки и черкесы употребляли всевозможные уловки, пускали в ход нередко хитрость и вероломство для уничтожения противника, или когда, нужно было подсидеть, подкараулить врага и нанести ему всевозможный вред. Всякие средства считались позволительными, потому что борьба велась беспощадная, мстительная!.. Обе враждебные стороны зорко следили друг за другом и не пропускали случая хитростью или обманом завлечь противника, подкараулить и при возможности уничтожить его. Так, в двадцатых годах, у хоперцев погибла целая полусотня казаков с офицером ²³³⁾. На посту Яман-Джелгинском стоял с полусотней Хоперского полка полковой сотник Фисенко, человек храбрый и отважный, но весьма запальчивый. Однажды, пред закатом солнца, он заметил за Кубанью на возвышенностях р. М. Зеленчука партию хищников в 30–40 человек. Оставив на посту небольшое число казаков, сам он с 40–50-ю конными переправился через реку и бросился преследовать горцев, не дав знать по кордону о своей погоне за неприятелем.

Между тем горцы преднамеренно вызывали Фисенко на бой, чтобы раз навсегда отделаться от храброго, но беспокойного офицера. Партия, завидя казаков, начала маневрировать, то отступала, то приостанавливалась и все далее и далее завлекала казаков от Кубани. Не рассчитывая на помощь с линии и уверенный в своих силах, сотник Фисенко и его храбрая полусотня принебрегли свойственною казакам осторожностью и очень далеко удалились от Кубани. Эта отвага и погубила их. Поравнявшись с зеленчукскими высотами и ничего не замечая на пересеченной местности, полусотня вдруг была отхвачена от Кубани огромною партиею горцев, выскочившею из-за прибрежных холмов, покрытых кустарником. Окруженные со всех сторон превосходным неприятелем, хоперцы быстро спешились и, побатовав коней, встретили первую атаку горцев дружным, убийственным залпом. Закипел отчаянный, ожесточенный бой!..

Храбрость и мужество не покидали казаков, но ряды их быстро редели. Вот уже отважные бойцы потеряли более половины людей, почти все кони побиты и переранены, а надежды на выручку нет никакой! Тогда казаки решились умереть и дорого продать свою жизнь. Сделав последний залп, сотник Фисенко и его храбрые сподвижники с шашками и кинжалами наголо бросились напролом. Подавляемая массою неприятеля, эта горсть, достойных памяти героев, не сдалась и все почти полегли смертью храбрых в этом неравном бою. Горцы дорого заплатили за свое торжество, насчитывая в своих рядах десятки убитых и раненых. Бой кончился и неприятель удалился с места кровавого побоища, обобрав убитых казаков и их лошадей. Однако двое израненых хоперцев, чудом сохранившие свою жизнь, на заре пришли в память и кое-как дотащились до Зеленчукского поста и там поведали печальную весть о гибели своих товарищеей. Постовые казаки тотчас дали знать на кордон о печальном происшествии, а сами поскакали к месту боя и там, подобрав тела погибших товарищей, предали их земле вблизи Баталпашинского редута. Не охотники вообще прославлять подвиги своих врагов, горцы, однако, еще в шестидесятых годах пели песню, в которой прославлялось имя храбраго сотника и его казаков.

Вообще же озлобленность противников друг к другу в те времена была чрезвычайная. Да оно и понятно, если принять во внимание ненасытную жадность черкесов к добыче и кровавым подвигам и тяжелую ответственность за пограничные происшествия, которая лежала на казаке, как на порубежном поселянине. При успехе победители редко щадили побежденных и жестоко расплачивались за старые счеты: даже мертвых иногда не оставляли в покое.

До половины тридцатых годов у казаков еще водилось обыкновение отсекать у убитых горцев головы и привозить их в свои станицы напоказ, как трофеи. Но в 1833 году наказный атаман, узнав о таком случае, бывшем в станице Наурской, отдал приказ, чтобы «не возить в станицы сии бездушные трофеи и на будущее время убиенным, чтобы неистовств чинимо не было…» ²³³⁾.

Живя в своих лесных и горных трущобах, вдали от культурных народов, черкесы были совершенно не развиты ни умственно, ни нравственно, признавали только право силы и требования своей физической природы; они были весьма завистливы, корыстолюбивы и жадны к добыче. Труд не был им свойствен, а потому все домашние и полевые работы лежали на женщинах и невольниках из пленных; сами же горцы любили праздность и пустословие. Узнав прелесть легкой наживы и в особенности работорговли, которая могла обеспечить все их нужды и удовлетворить их наклонности к праздному времяпрепровождению, черкесы с первых же годов возникновения русских поселений на Кавказе стали производить набеги в нашу сторону преимущественно ради разбоя, охоты на людей, грабежа и только изредка ради удали и молодечества, чтобы прослыть джигитом.

В наши пределы черкесы предпринимали набеги двух родов: мелкими партиями для хищничества и сильными, многочисленными отрядами, для погрома наших станиц и селений. Набегами на линию особенно отличались абадзехи, у которых постоянно скрывались беглецы от всех народов и преимущественно из Кабарды; от них более всего формировалось партий для грабежа. Для набега обыкновенно собирались небольшие партии, которые, под предводительством какого-либо знакомого с местностью лихого наездника, направлялись к Кубани. Такие партии, конечно, всегда избегали встречи с нашими войсками и пограничными казачьими командами, а нападали на одиночных людей, на малые разъезды и проезжаюших, чтобы захватить кого-либо в плен или отбить скот.

Подойдя ночью к Кубани, черкесы останавливались в каком-либо скрытном мест, высматривали переправу и следили за нашими кордонными постами. Переход через Кубань совершался преимущественно ночью, вброд, а в половодье – при помощи бурдюков, на которые укладывалось оружие, платье, пища и патроны; зимою Кубань переходили по льду. После переправы, черкесы осторожно проскользали нередко через цепь наших постов и секретов, в особенности во время бури, метели, тумана или грозы, когда бдительность казаков ослабевала: при отсутствии же таких благоприятных обстоятельств, партия обыкновенно скрывалась в укрытых местах и терпеливо ожидала удобнаго момента для внезапного и совершенно незаметного прорыва через границу. Последнее было весьма важно, так как бывали случаи, что дурная разведка, оплошность, неосторожность предводителя вела к гибели всю хищническую партию.

Так, в апреле 1834 года ²³⁵⁾, партия из 18-ти пеших черкесов задумала переправиться на нашу сторону против поста Донского (между Невинномысскою и Барсуковскою станицами). Стояла темная, мрачная ночь, изредка освещаемая блестящиими полосами молнии. Постовые казаки Хоперского полка, не смотря на ненастье, бодрствовали и как бы по предчувствию удвоили заложенные по берегу секреты и свою осторожность. Было уже заполночь, когда черкесы начали переправляться немного выше нашего секрета из 16-ти казаков, но течением воды их понемногу сносило ниже и под конец переправы они оказались недалеко от ожидавшей их засады. Большая часть партии была уже у нашего берега, когда молния осветила не только хищников, но даже ружья казаков. Раздались одновременно два враждебных залпа и затем казаки с криком «ура!» бросились на неприятеля в шашки. Поражаемые шашками и кинжалами, черкесы погибли все, за исключением четырех, успевших перебраться обратно через Кубань; казакам также досталось: они потеряли 5 человек убитыми и ранеными. Нередко неудачи горцев происходили от их невежества и суеверия и от массы всевозможных примет и признаков, которые вселяли в них страх перед непонятным и сверхъестественным. Следующий случай, имевший место в 1828 году, довольно рельефно характеризует суеверие горцев, стоившее жизни восьми человекам ²³⁶⁾.

По дороге из станицы Баталпашинской в станицу Суворовскую, вблизи соляных озер, высится довольно большой курган, на котором, по преданию, было совершено ужасное преступление: воспитанник-горец убил своего аталыка-воспитателя. С тех пор тень убитого изменой аталыка (воспитатель детей у черкесов) ежедневно после захода солнца появлялась на кургане, откуда с криком и воем нападала на всякого проезжего и прохожего, замучивала его до смерти, а с восходом солнца исчезала бесследно. Однажды Хоперского полка, станицы Суворовской, урядник Переверзев ехал по службе в станицу Баталпашинскую, но на р. Тамлыке увлекся охотою за дикими козами, которую прекратил только около кургана, по случаю утомления. Дав стреноженному своему коню возможность отдохнуть, он сам забрался в кусты на кургане и скоро заснул. Солнце скрылось уже за горами, когда Переверзев проснулся и увидел себя на страшном месте; невольный страх запал в душу стараго казака при воспоминании о всаднике-мертвеце. Поймать и взнуздать коня было делом одной минуты, а затем он поспешно стал спускаться с кургана и уже был внизу, когда заметил со стороны Кубани быстро приближавшуюся партию всадников.

Сообразив возможность опасной встречи, опытный хоперец поднялся на самый верх кургана и скрылся в кустах, следя за приближающимися, в которых скоро признал черкесов. Партия эта, в числе 10–15 всадников, подъезжая рысью к кургану, вскоре пошла шагом, перебрасываясь словами между собою. Переверзев решил было отсидеться невидимкой, но узнал своих кровных врагов и казацкая кровь заговорила, воскресли в памяти рассказы о мертвеце и он решился воспользоваться суеверием горцев уже в роли живого призрака, тем более, что сам был одет в белую черкеску и лошадь имел белой масти. Быстро поднявшись на вершину кургана, он вскочил на коня и стал на одном месте. Занятые разговором и позабыв о близости страшного места, черкесы неожиданно наехали на курган и подняли головы к верху. Страшный призрак стоял на вершине и глядел на них… Горцы в страхе, поворотив коней, пустились обратно, что есть духу. Недолго думая, Переверзев выхватил шашку, с диким гиком бросился в погоню за врагами и, нагнав первого из них, сильным ударом свалил его на землю. Отчаянный крик пронесся в воздухе, и пораженные паническим страхом хищники еще скорее понеслись к Кубани. Переверзев погнался за ними и в этой бешеной скачке изрубил восьмерых человек, пока наконец черкесы не бросились в волны Кубани. Ранив из винтовки еще одного из них уже на переправе, Переверзев снял шапку и с облегченным сердцем перекрестился. Дав знать на ближайший пост о случившемся, он с помощью казаков успел поймать несколько лошадей убитых черкесов и наутро доставил тела их в станицу. По представлению командующего войсками генерала-от-кавалерии Емануеля, урядник Переверзев за свой подвиг был награжден георгиевским крестом.

Если переправа горцев совершалась благополучно, и они успевали проскользнуть незамеченными через линию постов, то, сделав дневку в какой-либо трущобе до захода солнца, они нападали или на табуны, или на хутора, или на оплошавших, оставшихся ночевать в степи. Нередко горцы содержали на нашей стороне свои заставы и наблюдательные секреты, чтобы следить за нашими пограничными постами и за движением войск. При этом они не упускали случая захватить кого-либо в плен или ограбить имущество. Награбив добычи и захватив пленных, партия быстро отступала, не принимая уже тех мер осторожности, какие выполняла при набеге своем, а действуя преимущественно наудалую.

Черкесы очень неохотно брали в плен взрослых казаков, которые редко попадались им в руки, если только не были окружены превосходными силами, или захвачены безоружными, или невзначай. Горцы преимущественно захватывали в плен молодых женщин, детей и подростков. Женщин они обращали в служанок, а иногда делали из них наложниц и даже бывали случаи, что черкес женился на молодой казачке, если она принимала магометанство: детей же горцы воспитывали по своему, обращали их в свою веру и затем продавали в Турцию. В те времена на рынках Царьграда. Александрии и Туниса нередко можно было встретить казака или казачку, продаваемых в рабство.

Все это говорится про тех пленных, которых не могли выкупить или разменять на неприятельских пленных. Бывали случаи, что попадавшаяся в плен женщина-казачка делалась женою, или любовницею черкеса и не по принуждению, а прямо-таки по влечению к красивому и статному горцу. По этому поводу разсказывают следующий случай[72]72
  Заимствован из рассказов старых казаков.


[Закрыть]. Одна молодая и красивая казачка, находясь в степи, была захвачена в плен черкесами и увезена за Кубань в горы. Все поиски и разведки долгое время были тщетны и муж пропавшей уже потерял всякую надежду узнать о судьбе своей жены. Наконец, по прошествии года, он узнал, что жена его находится в одном ауле на Лабе, где живет в доме какого-то знатнаго горца, в качестве его наложницы.

Не долго думая, отважный и храбрый казак одвуконь пустился в опасный путь за Кубань, чтобы выкрасть из вражеского аула свою жену, которую он крепко любил. С ним увязался из дому огромный пес, товариществом которого ни один казак не пренебрегал, в особенности на кордоне и в разъездах. Случай благоприятствовал казаку, и он благополучно достиг черкесского аула, тайком разведал местопребывание своей жены и, когда та пошла вечером с кувшином к речке, он увиделся с ней и увлек с собою в лес. Не теряя времени, оба сели на лошадей и поспешно пустились степью напрямик в свою сторону. Однако, как ни поспешно уходил казак, но на утро черкес, владелец его жены, настиг его в глухой балке, где беглецы остановились на отдых.