Текст книги "Дар небес"

– Скажешь, и это ложь? – Его ладони сжали ее упругую грудь. – Это реальность, и именно поэтому мы с тобой – муж и жена.

Дженис почувствовала, как у нее из-под ног уходит земля. Страсть, накопившаяся за эти долгие одинокие дни, вырвалась наружу, и все, на что она была сейчас способна, – это лишь целовать любимого Адама, побуждая его не останавливаться и идти дальше, дальше… Но…

Вежливое покашливание, и Дженис, залившись краской, в ужасе отпрянула в сторону и начала приводить себя в порядок. Адам, казалось, не почувствовал себя смущенным. Он мгновенно повернул голову в сторону двери, и на лице его появились вежливое внимание и приветливая улыбка. Одной рукой обняв Дженис за талию, он спокойно поинтересовался:

– Вы что-то хотели сообщить нам, миссис Франклин?

– Я… э-э-э… прошу прощения, если помешала… – Экономка явно выглядела смущенной.

– Ерунда, ничего страшного, – небрежно бросил Адам. Растрепанный, со следами помады Дженис на щеке, он чувствовал себя совершенно спокойно. – Мне кто-нибудь звонит? – приподнял он брови.

– Да… Миссис Лоусон, ваша мать. Она попросила позвать вас.

– Сию минуту.

Онемев от изумления, Дженис смотрела, как Адам, повернувшись к ней, треплет ее по щеке и легонько целует в нос.

– Я буквально на пару минут, моя радость, – пробормотал он и быстро вышел из комнаты вслед за миссис Франклин.

Все смешалось внутри Дженис: страсть, требующая немедленного удовлетворения, досада и ощущение брошенности, тисками сжавшее ей сердце. Только сейчас она вдруг припомнила, что и в самом деле слышался звук, отдаленно похожий на телефонный звонок, но в пылу страсти не обратила на него внимания. В отличие от Адама.

Выходит, пока она, забыв обо всем на свете, отдавалась его ласкам, ум Адама работал холодно и расчетливо, так что он слышал и звонок, и стук в дверь, и присутствие в комнате миссис Франклин? Если так, то понятно, почему его нисколько не смутило появление экономки. Неужели, с отчаянием подумала она, его горячие поцелуи, возбуждающие ласки, и хриплый шепот – все это было сплошным театром, рассчитанным на появление в комнате миссис Франклин. Но зачем ему это понадобилось?

Дженис не успела найти ответа на этот вопрос, потому что Адам снова вернулся в гостиную.

– У меня родилась идея! – объявил он с порога таким легкомысленно-праздничным тоном, что у Дженис закружилась голова, как от катания на карусели. – Если тебя тяготит мое отсутствие, я могу брать тебя с собой!

От неожиданности она не нашла ничего лучшего, как задать совершенно идиотский вопрос:

– В Лондон?

– Конечно, – подтвердил Адам. – Должна же ты получить компенсацию за несостоявшийся медовый месяц! Кстати, ты вообще-то бывала в Лондоне?

– Пару раз мы ездили со школой на экскурсию в Национальную галерею, в Музей восковых фигур. Впрочем, меня гораздо больше привлекала Портретная галерея, и пока мои одноклассники объедались мороженым в сквере, я успела сбегать туда и почти целый час рассматривала лица, изображенные на холстах.

– Да, я тебя понимаю. Это одно из моих любимых мест – я тоже порой заглядываю туда, когда бываю в Лондоне. Знакомство с портретами людей, которые делали историю, куда поучительнее многих исторических фильмов.

У Дженис от волнения перехватило дыхание, потому что лицо Адама неожиданно просветлело, загорелось энтузиазмом. Как он был красив в эту минуту! Он вдруг снова стал тем мужчиной, которого она запомнила со времени дорожного происшествия, – умным, острым на язык, разделяющим ее увлечение книгами и очарованность минувшими эпохами. Как она любила беседы с ним!

Впрочем, тогда, семь лет назад, их идиллия длилась недолго. Поврежденная лодыжка Дженис зажила, и он умчался в свой Лондон, с головой окунувшись в бизнес и романы с лондонскими красавицами…

– Меня всегда интриговало сослагательное наклонение в истории, – сказал Адам, – то, что по каким-то причинам не состоялось, и в особенности наследники престола, которые должны были стать королями, но умерли в юности. К примеру, у Генриха VIII был старший брат, Артур. Карл I тоже был вторым сыном. Когда я смотрю на их лица, то спрашиваю себя: а как бы могла развиваться история, если бы эти люди жили и дальше, взошли на трон, начали править?.. – Адам повернул к ней лицо, оно было сейчас спокойно, а синие глаза казались странно задумчивыми. – Кстати, ты в курсе, что у меня был старший брат?

– Был? Старший брат? Впервые слышу. Боже, Адам!..

– Нет, нет, я никогда его не видел, потому что он умер в младенчестве, когда ему было всего полтора месяца. Я никогда его не видел, но смерть его напрямую отразилась на мне.

– Каким образом?

– Самым прямым: именно мне суждено было стать единственным наследником этого поместья.

Судя по его ставшему неожиданно хмурым лицу, роль наследника казалась Адаму далеко не из самых приятных.

– Скажи, – осторожно спросила Дженис, – когда в начале своей карьеры ты основал собственную фирму по купле-продаже недвижимости, ты тем самым стремился получить хоть какую-то свободу выбора?

– По большей части – да. Хотя родители обеспечили мне необходимый достаток и освободили от необходимости думать о хлебе насущном, мне хотелось самому кое-чего добиться в этой жизни. Да и отец постарался вложить мне в голову понимание того, что богатство и высокое положение в обществе не только дают привилегии, но и требуют от их обладателя особой ответственности.

– Так вот кого я обязана благодарить за свое присутствие в этом доме, – с едкой усмешкой бросила Дженис, но при взгляде на Адама сердце у нее опасливо екнуло. – Я хотела сказать, что ты женился на мне исключительно из чувства ответственности за судьбу нашего будущего ребенка.

– Я женился бы на тебе и без нравоучений, которые читал мне отец, – отрезал он. – Мне не нужны ничьи советы, когда речь идет о моем ребенке!

В его категоричности недоставало убедительности. Казалось, либо ему неприятно было признать очевидное, либо о чем-то он недоговаривал.

– Благодарю вас за заботу о моем ребенке, мистер Лоусон, – пробормотала Дженис и осеклась, потому что Адам побагровел и закричал:

– Не нужна мне твоя благодарность, черт побери!

– А что же тебе нужно? – не сдавалась она.

– Мне нужна жена, – сказал он глухо. – Жена, которая… Которая для начала сумеет вместе с моей матерью выполнить роль хозяйки на предстоящих рождественских празднествах.

Дженис показалось, что она ослышалась.

– Роль хозяйки? На рождественских праздниках? Вместе с твоей матерью?

Скоропалительность свадьбы положительной своей стороной имела то, что Дженис общалась с Маргарет Лоусон по самому минимуму, а после свадьбы свекровь вообще уехала в очередное путешествие. При тех немногочисленных встречах, которые имели место быть, мать Адама держалась предельно любезно, но холодно, так что если она и имела сомнения по поводу выбора сына, то держала их при себе.

– Твоя мать будет здесь?

– Разумеется! – глухо отозвался Адам. – Здесь ее дом, и если она уехала, чтобы предоставить нам возможность пару-другую недель побыть наедине, то это еще ничего не значит. – Дженис вздрогнула. – Праздники – дело святое, и она просто не может не вернуться. Мама приезжает в среду, праздник – в субботу, так что она успеет помочь тебе приготовиться к праздничному вечеру.

– К праздничному вечеру? – Дженис вспомнила ежегодные рождественские вечера для детей из Гринфилда, вслед за которыми устраивался торжественный ужин для работников Поместья. И только теперь до нее дошел смысл сказанного Адамом.

– Я – хозяйка Поместья? Адам, но ведь только твоя мать имеет право…

– Мама имеет богатый опыт по проведению таких вечеров и с радостью передаст его тебе. Насколько я знаю, в нашем городке ждут не дождутся, когда же ты появишься перед ними в этой роли. Конечно, это ответственная вещь – первое появление на публике молодой хозяйки Поместья, но именно в этом тебе и поможет она.

Боже, но разве эта роль – по мне? – в страхе спрашивала себя Дженис. Разве она сможет стоять рядом с Адамом и принимать бесконечные поздравления, единственная из всех зная, что он взял ее в жены исключительно из чувства долга!

– Эта роль явно не по мне!..

– По тебе! Если ты – моя жена…

– Жена только по названию!

– Если ты моя жена, – спокойно и неумолимо повторил Адам, – то ты будешь вести себя так, как этого требуют обстоятельства. Пусть ни у кого ни на минуту не возникнет сомнения, что наш брак свершился не на небесах!

– Но…

– Никаких «но», Дженис, – неумолимо ответил Адам. – Все знают, что моя помолвка в Оливией Андерс была ошибкой, но подумать то же самое о моем браке с тобой я не позволю никому на свете!

Дженис подумала, что вольно или невольно он ответил на вопрос, мучивший ее все это время. Отказ Оливии явился весьма болезненным ударом по мужской гордости Адама, а то, что его неудача на все лады обсуждалась в Гринфилде, еще больше уязвило его. Стремясь к реваншу, он представил их с Дженис вынужденный брак как союз по любви, «заключенный на небесах», пользуясь его же собственным выражением. Теперь становилось понятно, почему он до сих пор не сказал своей матери о ребенке. Именно поэтому ему понадобилось разыгрывать сцены любовной страсти перед экономкой! Дженис была для Адама орудием самоутверждения, и он использовал ее вынужденную зависимость от него для того, чтобы внушить всему свету, какую идеальную пару они составляют.

– Я ясно выразился? – грозно произнес Адам.

– Более чем, – ответила Дженис. – Но как долго будет продолжаться этот фарс? В конце концов… – рука ее инстинктивно легла на живот, – притворство не может быть вечным. К весне правда, как бы мы ни скрывали ее, вылезет на свет!

Синие глаза Адама были где-то далеко, и Дженис на миг показалось даже, что он ее не слышит. Но, разумеется, он ее слышал.

– Я не собираюсь ни с кем играть в прятки, – заявил он. – Просто хочу дождаться подходящего момента для окончательного выяснения наших отношений. Всему свое время.

– Что бы ты ни говорил, – с горечью бросила Дженис, – все дело в другом: вынужденный брак трудно вписывается в сказку о романтическом союзе двух влюбленных сердец.

– Это не вынужденный брак! – сказал Адам, устало закрыв рукой глаза.

– Я уже слышала это, – упрямо твердила Дженис. – Осталось доказать это остальным.

– Для этого тебе надо играть свою роль как положено, больше ничего. Кстати…

Дженис перебила его.

– Тебе ведь придется перебраться в мою спальню, Адам. Если твоя мать по приезде обнаружит, то мы спим порознь, в разных спальнях, ей это покажется по меньшей мере странным. – Как всегда, когда речь заходила о свекрови, Дженис неудержимо тянуло на грубость, но Адам был явно не в том настроении, чтобы продолжать словесную перепалку. Впрочем, очередной маленький укол она себе позволила. – Мне кажется, – добавила Дженис невинно, – что твоя мать, как и весь Гринфилд, рано или поздно узнают о наших истинных отношениях со слов миссис Франклин, как раньше узнали о грандиозном вечере по случаю твоей намечавшейся помолвки с Оливией.

– Миссис Франклин знает, о чем можно говорить, а о чем нельзя, – усмехнулся Адам. – Если ты обратила внимание, о разрыве помолвки в Гринфилде узнали совсем из других источников. Лайза знает, за что получает деньги. Она не только экономка – она горячо преданный мне человек. И прошу тебя: не надо с таким ужасом ожидать нашей физической близости. Тебе не впервой уже спать со мной в одной постели, а уж я постараюсь по такому случаю убедить тебя…

– В чем же? – перебила его Дженис и тут же пожалела об этом.

На лице Адама сверкнула дьявольская ухмылка, глаза заискрились.

– В том, что вопреки досужим домыслам, всякого рода опасениям и предположениям я не допущу, чтобы ты оставалась для меня женой лишь по названию. И если бы миссис Франклин не объявила уже, что к ужину накрыто, я бы доказал тебе это сию же минуту, дорогая.

– Ты хочешь сказать?.. – Дженис запнулась, не в силах разобраться в мешанине чувств, овладевших ею.

– Я хочу сказать, что коль скоро я на тебе женился, пусть это будет брак в полном смысле слова, включая и супружеские отношения. У тебя было достаточно времени, чтобы освоиться с новой ролью, привыкнуть к чужому дому и непривычному стилю жизни, но с сегодняшнего вечера поблажкам пришел конец, отныне мы спим вместе. Пока мы с тобой – муж и жена, я желаю видеть тебя в своей постели сегодня ночью и все ночи, которые ждут нас впереди.

«Пока мы с тобой – муж и жена». Дженис словно обожгло от этого уточнения Адама. Ей впервые пришло в голову, что после рождения ребенка и юридического оформления прав на отцовство необходимость в дальнейшем продолжении их брака отпадет и, кто его знает, возможно, ей укажут от ворот поворот.

Дженис с самого начала допускала, что ее союз с Адамом – явление временное, но только сейчас она с ужасающей отчетливостью поняла, что до того дня, когда он предложит ей расстаться, осталось, возможно, совсем немного времени.

8

– Слава богу, все, кажется, прошло успешно! – Со вздохом облегчения Маргарет Лоусон упала в кресло в гостиной.

– Более чем успешно, мама, – улыбнулся Адам. – Я бы отозвался об этом вечере как об образце вкуса и блестящей организации… Ты была выше всяких похвал, Джен!

Дженис, греясь в лучах его поощрительной улыбки, позволила себе впервые за долгое время расслабиться. После переезда Адама в ее спальню она проснулась посреди ночи совершенно разбитая и вдруг поняла, что боится предстоявшего праздника пуще смерти. Она была просто комком нервов. От одной мысли, что ей придется вести себя при людях как истинная Хозяйка Поместья, у нее мороз пробегал по коже, а неизбежное присутствие на мероприятии свекрови превращало вечер в подобие публичной казни.

Однако все ее страхи оказались напрасными. Стоило Дженис ступить в зал и увидеть вокруг себя знакомые лица детей, взрослых, стариков, и она почувствовала себя как дома. А когда ей вручили огромный букет цветов, на глазах у Дженис выступили слезы. Все шумно восхищались молодой миссис Лоусон, и Дженис поняла, как много для жителей Гринфилда значило то, что именно она, совершенно обычная, простая девушка, одна из них, стала хозяйкой имения Лоусонов.

– Мы всегда знали, что эта ломака Оливия – неподходящая партия для Адама, – доверительно сообщила ей одна из знакомых пожилых женщин, хотя и вполголоса, но достаточно громко, чтобы стоящий чуть в стороне Адам мог расслышать ее слова. – Слишком уж самовлюбленной особой она была.

Дженис какое-то время после этого разговора не решалась оглянуться на своего супруга, опасаясь его непредсказуемой реакции, и была вдвойне удивлена, когда он, пока она непринужденно болтала с горожанами, сам подошел к ней.

– Ты все делаешь как нельзя лучше, – шепнул он ей на ухо во время короткой паузы в общей беседе. – Держишься просто великолепно!

Его похвала подействовала на Дженис как глоток старого, выдержанного вина: глаза у нее засияли, щеки зарделись.

– Всегда легче общаться, когда знаешь людей не понаслышке…

– Устала? – участливо спросил Адам, усаживаясь в кресло напротив. – Может быть, тебе стоит отдохнуть?

– О нет, все прекрасно! – заверила она его. – В школе я привыкла и не к таким нагрузкам.

Вообще-то, более усталым выглядел сейчас он, и Дженис вспомнила, каким неотразимым он был на вечере. В какой-то миг она, отступив на шаг, позволила себе роскошь просто любоваться им, наслаждаться видом его стройной, сильной фигуры, блестящими черными волосами, решительным аристократическим профилем, легкой улыбкой на красивых губах… Она-то и поразила Дженис: безупречно вежливая, светская, скрывавшая его истинные чувства улыбка. И глядя на этого красивого сильного мужчину, являвшегося ее мужем, Дженис невольно подумала о тяжелом бремени хозяина Поместья, которое возложила на него судьба, о ненавистной для него необходимости всегда и везде держаться на высоте положения, и невольно спросила себя: неужели в этом напряжении Адаму приходится пребывать всю жизнь?

В какой-то момент вечера их руки сплелись, и трудно было сказать, кто кому предлагает поддержку. Да она и не задавалась таким вопросом, а просто позволила своей руке замереть в его теплой ладони, ведь он и она вместе – как пара, как единая команда – делали в тот момент одно общее дело. Впервые за время замужества она ощутила себя Золушкой, наконец-то добившейся любви сказочного принца, и, пусть ненадолго, позволила себе поверить в мечту о том, что их брак – и в самом деле союз двух любящих сердец.

Вот и сейчас она от чистого сердца улыбнулась любимому мужчине, представив под его элегантным костюмом красивое и желанное тело, к которому она с наслаждением скоро прижмется в постели.

– Все прошло, как ты и планировал, не правда ли? – сказала Дженис. – Люди казались такими довольными, радостными!

– Да, и ты была обворожительна! – понизив голос, заметил Адам.

Дженис вспыхнула и опустила глаза в чашку чая, которую подал ей Адам. Да, конечно же, она знала, что ее темно-зеленое бархатное платье с глубоким вырезом и широкой юбкой идеально гармонирует с цветом ее лица и волос. Но она все же не рискнула принять похвалу Адама за чистую монету: возможно, это был очередной сценический трюк, рассчитанный на публику, а в данном случае на его собственную мать.

– Мой успех – лишнее подтверждение твоего отменного вкуса, Адам, – ответила она комплиментом на комплимент, потому что и платье, и драгоценности – золотое ожерелье и серьги – были частью рождественского подарка Адама.

Его щедрость по отношению к ней приобретала прямо-таки неприличный характер. Почти все рождественское утро Дженис потратила, разбирая целую гору разноцветных свертков под гигантской елкой в холле – разглядывала подарки и искренне восхищаясь ими. После этого Адам вручил Дженис кредитную карточку на ее новую фамилию и высказал пожелание, чтобы она ввела себе в привычку раз в месяц-полтора обновлять свой гардероб.

В первый момент Дженис возмутилась и хотела было заявить, что ее вполне устраивают те вещи, которые у нее уже есть. Но осознание того, что отказываться от подарков мужа в ее положении смешно, а также природное женское стремление выглядеть красивей всех, особенно в тех случаях, когда предстоит появляться на людях, взяли верх, и Дженис поехала по магазинам, чтобы успеть до праздников обзавестись всем необходимым.

– Кстати, – поинтересовалась она, – ты оценил мою идею сменить твой официальный костюм-тройку на более свободный и демократичный?

Адам с улыбкой кивнул в ответ, и в Дженис снова всколыхнулось ощущение близости и взаимопонимания, овладевшее ею на празднике.

– Это был отличный совет, – сказал он доверительно. – Стоило чуть убавить официальности, и атмосфера в зале просветлела на глазах. Если честно, то не помню, когда последний раз я получал такое удовольствие от праздничных вечеров в нашем городке.

Сердце у Дженис так и заплясало от радости.

– В следующий раз нарядим тебя Санта-Клаусом! – засмеялась она, но шутка не получилась.

Адам внезапно нахмурился, и Дженис с тоской вспомнила, что следующего раза может просто-напросто не быть. К следующему декабрю их малышу будет почти пять месяцев. Заполучив долгожданного наследника Адам, возможно, не захочет дальше иметь с ней дело…

– Кстати, Дженис, – вступила в разговор Маргарет, – как я поняла, ты оставляешь работу в школе?

Дженис, поджав губы, исподлобья посмотрела на Адама.

– Мама слышала, как я говорил директору школы о том, что ты в скором времени собираешься оставить работу, – пояснил он, и по его тону Дженис поняла, что он и дальше намерен решать за нее вопросы, касающиеся ее лично.

– А ты спросил меня, хочу я быть содержанкой в доме Лоусонов или нет? – мгновенно вскипев, спросила она.

– На редкость неточное и несправедливое определение, – удрученно покачал головой Адам. – Но даже если дело представляется тебе именно так, тебе ведь все равно придется вскоре уйти с работы, верно?

Руки у Дженис непроизвольно сжались в кулаки. Конечно, рано или поздно она вынуждена будет принять решение: уволиться с работы или взять на всякий случай длительный отпуск, но, в любом случае, то была бы ее прерогатива. Между тем Адам с бесцеремонностью тирана забирал в свои руки все нити, связывающие ее с прежней жизнью.

По-своему это было понятно. С одной стороны, у обитателей Гринфилда существовали определенные представления о том образе жизни, который должна вести новоиспеченная миссис Лоусон, и к этому образу ей поневоле приходилось подстраиваться. Но для Адама более существенным был другой довод: по его мнению, ничто не должно было угрожать здоровью и безопасности ожидаемого ею младенца, и все ее предпочтения и капризы не играли здесь никакой роли.

– Кстати, твоя мама в курсе, почему мне придется уйти с работы? – мстительно спросила она.

– Не сейчас, Джен! – тихо сказал Адам.

– Почему же не сейчас? И почему твоя мать не может знать того, что рано или поздно узнают все?

– Дженис!!! – Еще громче и отчетливее произнес Адам, но она, движимая возмущением, с улыбкой обратилась к Маргарет:

– Я и в самом деле собираюсь уйти в декретный отпуск, правда, не раньше летних каникул.

Адам бессильно откинулся в кресле. Лицо у Маргарет Лоусон вытянулось. Дженис решила, что она лихорадочно отсчитывает в уме девять месяцев назад от лета, и поспешила ей на помощь:

– Зато когда в конце июля, бог даст, родится ребенок, я целиком отдамся материнским обязанностям!

– Дженис, хватит! – взвился Адам, но ее уже прорвало.

– Теперь вам понятно, миссис Лоусон, как я оказалась у вас в невестках? Вы, наверное, и без того схватились за голову, когда узнали, кого привел к вам в дом ваш драгоценный сыночек! Благовоспитанные девушки вроде Оливии Андерс вряд ли бы допустили такую глупость, как беременность после первой и совершенно случайной встречи?..

– Дженис, я сказал, хватит!!! – взревел Адам.

Увидев, что лицо Маргарет покрылось красными пятнами, Дженис поняла, что, пожалуй, и впрямь слишком жестока к пожилой даме.

– Да, наверное, хватит, – согласилась она. – Но не лучше ли играть открытыми картами? Терпеть не могу притворства и лжи! – Теперь, когда гнев, а вместе с ним – прежняя решимость схлынули, Дженис почувствовала, что не может ни минуты оставаться в гостиной. – Думаю, сейчас мне лучше уйти, – нервно объявила она, поднимаясь из кресла.

Дженис стоило немалых сил пройти по комнате с высоко поднятой головой, ощущая спиной взгляд двух пар таких одинаковых, таких синих глаз. Она уже собиралась гордо захлопнуть за собой дверь, как вдруг, осененная новой мыслью, обернулась:

– На всякий случай, миссис Лоусон, информирую вас: мой ребенок – стопроцентный Лоусон, и если провести тест на кровь, он это подтвердит. Я хоть сама и незаконнорожденная, но, в отличие от вашего сына, спала только с ним и ни с кем больше! Всего хорошего и приятных сновидений!

Лучшей финальной реплики нельзя было придумать – блестящая и короткая, как раз, чтобы успеть выплеснуть наружу остатки яда и ринуться в спальню, перепрыгивая через две ступеньки из опасения, что Адам погонится за нею.

Он и в самом деле не заставил себя ждать. Едва лишь Дженис перевела дух и снова собралась с силами, как он уже стоял на пороге спальни – прекрасный и грозный, как тропический тайфун.

– Какого дьявола ты устроила матери сцену?

– Не понимаю, какие проблемы? – цинично спросила Дженис. – Я ведь говорила правду! Твоя мать имела право знать о моей беременности. В конце концов, я не хочу стать для нее большим разочарованием, чем уже стала для тебя!

– Разочарование – не вполне подходящее слово для моего отношения к тебе, – процедил Адам.

– Раз так, не стесняйся в выражениях! Я же не Оливия, со мной можно!

– Ты определенно не Оливия, – кивнул Адам. – Но ты моя жена и мать моего будущего ребенка, прочее не имеет значения. Точно так же думает и моя мать. Спроси у нее, когда она выпьет валерьянки и немного остынет, и она заявит тебе то же самое.

– Я до такой степени вывела ее из себя? – испугавшись, спросила Дженис.

– А ты сомневалась?

– О боже, мне нужно срочно пойти к ней и извиниться, – Дженис соскользнула с кровати и вдела ноги в туфли.

– Хватит на сегодня! Моя репутация и без того похоронена!

Дженис замерла от неожиданности.

– Твоя репутация? – переспросила она.

– Она самая. Отныне в глазах матери я не просто ловелас, но совратитель девственниц, губитель юных душ.

– Совратитель и губитель? Но ведь все было не совсем так…

– Это с какой стороны посмотреть. Я на восемь лет старше тебя. Мне следовало проявить осторожность и вообще действовать более ответственно. Так что в глазах матери я типичный образчик законченного сластолюбца и негодяя.

– Но это неправда!

– Слышала бы тебя покойная Стефани Моррисон! – издевательски покачал головой Адам. – Разве не все мужчины без исключения подлецы и негодяи?

– Адам, зачем ты попрекаешь меня этими словами?

– Выслушай и постарайся понять меня, Джен! В отношениях с тобой я всегда находился как бы между Сциллой и Харибдой. С одной стороны – твоя покойная мать, пригрозившая адским огнем, кипящей смолой и прочими загробными муками, если я хотя бы пальцем прикоснусь к ее дочери, а с другой…

– Как? Она говорила тебе такое? – перебила его Дженис.

– Представь себе! Впрочем, я ее не осуждаю. Царствие ей небесное. Стефани Моррисон не хотела, чтобы дочери была уготовлена ее собственная участь. Как бы то ни было, в любом случае, я рассудил, что связываться с Дженис Моррисон – себе дороже и долгое время прекрасно обходился без тебя.

– Ну надо же, какие откровения!

– А ты хотела, чтобы я лгал? Хотела правды – получай ее. Подумай: мне было всего двадцать семь лет, я только что основал компанию, я уже обладал довольно солидными деньгами, свободой, был полон планов и надежд и ничем не желал себя связывать. Хотя – если быть откровенным до конца – глаз на тебя я положил сразу. Ты уже тогда была чертовски привлекательна и от одного твоего вида в голову шибал хмель!

Адам отошел от двери и уселся на край кровати, бесовски сверкнув глазами.

– Ты говорила, что повзрослела, но вплоть до той ночи я этого не замечал. И вдруг ты предстала предо мной – ослепительно прекрасная, сногсшибательно привлекательная, настоящая женщина в полном смысле этого слова!

Он откинул со лба прядь темных волос и качнул головой:

– Господи, я оказался слаб! Я не устоял перед тобой! А потом мне стало ясно, что я не смогу спокойно жить дальше, оставив все как есть. Во-первых, я вольно или невольно подтвердил подозрения твоей матери в отношении меня…

– А во-вторых?

– А во-вторых, – Адам пристально посмотрел ей в глаза, – мне все же необходимо было доказать тебе, что не все мужчины в мире – подлецы. Я не бросил тебя, как бросил Стефани и тебя твой отец, наш ребенок будет знать обоих своих родителей, ему не придется расти в нужде, одиночестве, не имея поддержки в этой жизни…

И ни слова о любви ко мне, с горечью констатировала Дженис. Снова – долг, снова – ответственность. Но, по крайней мере, честно и без притворства. А моя привлекательность для него?.. Ерунда! Стоит мне родить, и он потеряет ко мне всякий интерес…

– Пойду все же скажу твоей матери, что она слишком строга к тебе, – сказала она, соскальзывая с кровати.

– Стой, вернись! – Адам мгновенно оказался на ее пути и, схватив за плечи, заставил снова опуститься на постель. – Слишком много откровений для одного раза. С матерью я разберусь как-нибудь сам. И вообще, тебе давно пора в постель. Ты наверняка устала.

– Боишься, как бы я не наговорила ей чего-нибудь еще?

– Боюсь! А вообще-то тебе стоило бы найти с ней общий язык – ей скоро предстоит стать любящей бабушкой. Зря смотришь на меня с такой иронией! – сказал он с укоризной. – Мама спит и видит, как бы понянчить внуков. Ей не хватило одного меня. Ты уже знаешь, что старший брат у меня умер в младенчестве, так вот – еще раньше у нее было два выкидыша, а уже после меня родилась мертворожденная девочка. А она так любит детей!

Дженис прикусила губу от боли. Ей вдруг стало ясно, в чем разгадка характера матери и сына Лоусонов. Маргарет Лоусон после всех этих трагедий не могла надышаться на единственного сына, а Адаму выпала нелегкая ноша – влачить крест наследника богатого семейства. В том, как нелегка эта ноша, она успела за последние недели убедиться на своем опыте.

– Теперь ты понимаешь, почему этот ребенок будет для нее так дорог? – тихо спросил Адам, опускаясь на колени и осторожно кладя ладони ей на живот. Глядя на его склоненную голову, смягчившееся лицо, счастливый взгляд, руки, словно бы оберегающие будущее дитя, Дженис почувствовала, как сердце ее преисполняется любовью и нежностью. В конце концов, подарить любимому мужчине желанного ребенка – это тоже чего-то стоит!

– Адам, – вырвалось у нее, но в тот момент, когда с уст ее готово было слететь признание в любви, он резко поднялся на ноги, поправил галстук и снова стал холодным и безупречно вежливым Адамом Лоусоном, словно бы еще находящимся на светском рауте.

– Вот и отлично! – спокойно прервал он ее. – А сейчас – в постельку.

Его поцелуй в лоб показался ей таким же холодным и бездушным, как и улыбка. У Дженис сердце сжалось от обиды. Как толковый финансист, мистер Лоусон всегда заботился о сохранности своего имущества, она же на сегодняшний день была главным его капиталом, потому что должна была принести ему наследника.

– А я пока спущусь вниз и послушаю музыку, – пояснил он и вышел, даже не оглянувшись.

Оставшись одна, Дженис бросилась на кровать и зашлась рыданиями. Ее мужу нужен от нее только ребенок, и больше ничего! Он мог заботиться о ней, заваливать ее дорогими подарками, но если он не мог или не хотел дать ей главного – любви, ей от него не нужно ничего!

Даже пресловутая страсть, о которой он так цветисто ей говорил, на деле оказалась всего лишь очередной уловкой. За те несколько ночей, что они спали в одной постели, Адам даже не прикоснулся к ней, появляясь лишь тогда, когда она погружалась в сон, и уходя до того, как она проснется.

Но тут, по крайней мере, в ее силах было изменить ситуацию!..

Когда Адам далеко за полночь на цыпочках зашел в спальню, тихонько разделся и осторожно лег рядом, Дженис открыла глаза и решительно повернулась к нему.

– Долго же ты, однако, слушал музыку!

– Разве ты не спишь? – с удивлением и тревогой в голосе спросил он.

– Не спится. Как мама?

– Собирается завтра же отправляться в магазины – покупать детское белье и коляску. С трудом уговорил ее отправиться спать.

– А я вспомнила твои слова о чувстве долга, ответственности и подумала, что кое в чем ты держишься не на высоте…

Дженис придвинулась к нему и, прильнув, положила голову на плечо Адама, пробежала пальцами по его широкой груди.