Текст книги "Из глубин"

Она не спорила. Не потому, что сдалась, а потому что все равно сделает по-своему. Через страх, нежелание, отвращение, но сделает. Потому что считает нужным.

У некоторых женщин чувство долга превыше всего. Такова Катарина, а у Мэллит превыше всего любовь… И та и другая достойны счастья, но есть ли оно в этом мире?

– Эрэа, – Альдо тоже уселся, он в отличие от собеседницы разговор законченным не считал, – ваш супруг – враг Талигойи, но вы ни в чем не виноваты. По закону вам надлежит перейти под покровительство ближайшего родича мужского пола. Я надеюсь, граф Ариго скоро будет с нами.

Граф Ариго не явился в столицу, даже когда получил титул. Кузен всю жизнь проболтался в Торке и вроде бы стал почти бергером. Вряд ли стоит ждать его сейчас.

– Жермон… – взгляд Катарины затуманился. – Я писала ему, но мои письма не доходили… Окружение моего… моего супруга оторвало меня от всех, кого я любила.

– Забудьте об этом, – строго потребовал его величество. – Раз и навсегда. Тем более одного родственника я вам все же привел. Если я не ошибаюсь, мой Первый маршал – ваш кузен, и он здесь.

4

Что говорить, Робер не представлял, как и Катарина. Эпинэ смотрел в голубые глаза двоюродной сестры, о которой не вспоминал десять лет. Беспамятный подонок! Хорошо хоть Альдо по просьбе жмущегося за дверью Дикона отправился к бывшей королеве с визитом, безмозглому кузену это бы и в голову не пришло. Повелитель Молний барахтался в воображаемом одиночестве, а рядом был человек, женщина, отчаянно нуждавшаяся в помощи и слишком гордая, чтоб напоминать о себе.

– Ну что, родственничек, – хохотнул Альдо, – речи лишился?

Лишился. Сначала совести, а потом речи. Он думал о ком угодно: о южанах, Альдо, Рокэ, повешенном мальчишке, о Моро, наконец, – только не о Катарине. И ведь он не один такой! Удо тоже приходится бывшей королеве родичем. И тоже забыл. Несчастную девочку бросили в змеиное кубло и там оставили. За ненадобностью.

– Катарина, – слова застревали в горле, – что я могу для вас сделать?

– Ничего, – в широко распахнутых глазах появились и исчезли слезы, – у меня все есть… Не беспокойтесь обо мне… Хорошо, что вы пришли… Я хочу тебе сказать. Я все знаю… И про эра Гийома, и про твою матушку… Мне так жаль!

Ей жаль! Вместо того чтобы дать ему пощечину, она плачет о его матери. Робер поднес к губам сухую горячую ручку:

– Катарина, я вас совсем не знал.

– Откуда? – она героически улыбнулась. – Я не была дома со… со свадьбы, а вы?

– Я после Лаик первый раз в Олларии!

– В Ракане, Робер, – добродушно поправил сюзерен. – Ничего, теперь наговоритесь. Эрэа, если кузен будет к вам невнимателен, я посажу его в Багерлее как государственного преступника.

– Нет! Только не Багерлее! – Катарина вновь вскочила, тяжелая прическа не выдержала, на худенькие плечи обрушился пепельный водопад. – Простите! Я… Я просто испугалась. Так глупо…

– Это вы простите, – в голосе Альдо звучало весьма несвойственное ему раскаяние, – я неудачно пошутил. Робер – мой лучший друг, мы никогда не сделаем друг другу ничего плохого. Однако, сударыня, если б не моя бестактность, я бы лишился возможности рассмотреть лучшие волосы моего королевства.

– Ваше величество, – женщина вскинула руки, словно защищаясь, – не говорите так.

– Сударыня, – сюзерен часто прятал смущение то под бравадой, то под игривостью, но откуда знать об этом Катарине? – Я – король Талигойи, и я говорю все, что считаю нужным. У вас воистину чудесные волосы.

– Ваше величество, – сказал, что они друзья, пусть терпит, – на правах опекуна прошу вас не смущать мою кузину. Она слишком мало нас знает и может неправильно понять.

– Увы, – Альдо от души хлопнул Робера по плечу. – Но скоро она узнает нас лучше. Эрэа, я всю жизнь мечтал встретить женщину, в которой добродетель уживается с красотой, и наконец встретил.

Пустой комплимент. Был бы пустым, если бы не оскорблял Мэллит, о которой этот вертопрах и думать забыл. Только бы Катарина не приняла все за чистую монету, ей и так досталось.

– Ваше величество, – пробормотала кузина, – я… Я была счастлива видеть вас… И Робера, но я не ждала гостей. Если позволите… Я хотела бы привести себя в надлежащий вид.

– Разумеется, – сюзерен встал и поклонился, – в вашем распоряжении будет столько слуг, сколько потребуется. Я надеюсь видеть вас на коронации.

– Ваше величество, – она снова подняла голову, как тогда, когда отказалась покинуть Фердинанда, – прошу освободить меня от этой чести. Супруга не должна бывать при дворе, когда супруг находится в Багерлее.

– Как вам будет угодно, – в голосе Альдо раздражение мешалось с восхищением, – но портных и образцы тканей я вам все же пришлю.

– Вы очень добры, мне ничего не нужно.

– И после этого кто-то утверждает, что ангелов не бывает?! Что ж, эрэа, мы подчиняемся и уходим, но ненадолго. – Альдо честно поднялся, однако до двери не дошел. Лоб сюзерена прорезали две морщинки. О чем-то вспомнил, и, похоже, о не слишком приятном.

– Эрэа, я знаю, среди ваших дам есть девица Окделл.

– Айрис – моя подруга, – глаза королевы внезапно стали молящими, – я ей стольким обязана. Она меня поддерживала… Она и вдова капитана Лаик с дочерью. Если б не они, я бы… не выжила.

– Я рад, что молодая герцогиня достойна отца и брата, – со странной неохотой заверил Альдо. – Ричард писал ей, но не получал ответа. Он полагает, Айрис опасается разлуки с вами.

– Ваше величество, – личико Катарины посерело. – Мне… Мне дурно. Разрешите мне…

Робер все-таки опередил Альдо, подхватив падающую женщину.

Сюзерен громко требовал лекаря и бранил служанок. Первыми вбежали две дуэньи – толстая и худая, затем в дверях мелькнуло испуганное девичье личико. Костлявая дама с роскошными светлыми косами втиснулась между Робером и сюзереном и потребовала:

– Ей нужно лечь. Немедленно.

Эпинэ покорно опустил свою ношу на огромную постель; Катарина была без сознания. Белокурая дуэнья сделала реверанс:

– Сударь, есть вещи, которые женщины скрывают даже от королей. Прошу вас удалиться.

399 год К.С. 20-й день Осенних Волн

1

Сколько можно посылать цветы и записки, когда нужно прийти самому и сказать о своей любви. Громко и открыто! Пусть все знают, что Ричард Окделл любит Катарину Ариго и защищает ее своей честью, своим клинком и своим именем! Катари восхищалась отцом, но счастлива будет с сыном. Они сочетаются браком в Олларии, а потом он увезет жену в Надор, только не сразу. Замок надо перестроить, но сперва предстоит уговорить мать переехать во вдовью крепость.

Катарина слишком мягка и уступчива, ей нельзя жить под одной крышей со свекровью, да и сестрам пора выйти из-под материнской опеки. Этой зимой в столице опасно, но на следующий год все войдет в свою колею, и невесты из Дома Скал займут подобающее им место. Конечно, лучшей партией для сестры стал бы Валентин Придд, но породниться со «спрутами»?! Робер старше Айри на тринадцать лет… Ничего страшного, бывает и больше, а союз лучше не придумаешь. Был бы, если б не вконец испортившийся характер Иноходца. Альдо считает, что Эпинэ загубили старые поражения, дескать, бедняга не верит ни в победу, ни в свои силы. Может, и так, но говорить с ним все труднее, и все же руку Катари придется просить если не у ее брата, то у кузена. Только это случится не раньше, чем ее величество избавится от Фердинанда.

Жирного узурпатора, все еще считавшегося мужем Катарины, отправили в Багерлее, хотя лучше было бы отправить его прямиком в Закат. Каким бы ничтожным ни был Оллар, он – повод для мятежа. Пусть сейчас «навозники» притихли, не следует обольщаться, весной они заявят о себе. За свободу Талигойи придется драться, и до окончательной победы доживут не все.

В дальнем конце галереи раздались голоса и топот, глухо стукнули древки алебард, хлопнули двери – сменился караул. О чем можно говорить столько времени? Юноша не знал что и думать: Альдо не собирался задерживаться, только заверить бывшую королеву в своем покровительстве и разрешить девице Окделл переселиться к брату. Это должно было занять несколько минут, но часы отбивали четверть за четвертью, а король не появлялся. Теперь Ричард ругал себя за то, что не пошел с Альдо, но первая после разлуки встреча не для чужих глаз. Своих дам королева может отослать, а заупрямившихся, буде такие отыщутся, герцог Окделл сумеет призвать к порядку, но короля выйти не попросишь. Знай Альдо правду, он бы не стал мешать, но фамильная сдержанность помешала Дикону открыться даже другу и сюзерену.

В Алатской галерее, соединявшей дворец с Охотничьим флигелем, где разместили Катари, было два десятка забранных красно-желтыми витражами окон. Дикон третий раз кряду принимался пересчитывать разноцветные стеклышки, но всякий раз сбивался и начинал заново, а время шло, и к мыслям о Катари подленько приплетались другие, мелкие и нелепые. О горячем вине, куске хлеба с мясом и хоть какой-нибудь скамейке.

Увы, галерея не предназначалась для ожидания, в ней не было мебели – только картины и охотничьи трофеи, хорошо хоть обошлось без кабаньих голов. Злые языки могут извратить все, в том числе и герб, а злых языков в Олларии хватает. Намарал же кто-то на воротах: «Свинья в вороньих перьях». Надпись смыли, осадок остался.

Ричард повел плечами и привалился к стене, стараясь, чтобы вес приходился на спину, после чего вновь принялся считать стекла. Он так и считал, пока в дальнюю дверь не ввалился наглец в лиловой ливрее с корзиной хризантем. Дикон никогда не любил эти разлапистые, пахнущие дымом цветы, но сегодня они казались особенно нелепыми. Хотя чего ждать от «спрутов»? Даже хорошо, что Валентин ничего не понимает в цветах.

Лиловый наглец проволок свою корзину мимо, то ли не разглядев герцога Окделла сквозь топорщившиеся цветы, то ли не пожелав разглядеть. Связываться с лакеем не хотелось, и Ричард побрел от картины к картине, делая вид, что полностью поглощен алатскими забавами. То ли на юге зверье было крупней, чем в Надоре, то ли художник перестарался, но оскалившиеся черные и бурые чудища не уступали размерами лошадям, на которых они вопреки здравому смыслу бросались. От нечего делать юноша принялся считать гончих и обнаружил одну лишнюю ногу, втиснувшуюся между еловым пнем и здоровенным охотником в распахнутой на груди шубе. Юноша хмыкнул над просчетом давным-давно умершего мазилы. Пятая собачья лапа была забавным казусом, а вот его собственные ноги дошли до предела. Топтаться на одном месте трудней, чем идти, особенно когда на тебе парадная обувь. Ничего не скажешь, выглядит она красиво, но высокие изогнутые каблуки превращают черные с золотом сапоги в орудие пытки.

Из апартаментов Катари вылезла толстая дама в сборчатом платье, приняла корзину, глупо хихикнула и исчезла. Спрут тоже уполз, останавливать его Ричард не стал – нельзя опускаться до расспросов, как бы ни хотелось узнать, кто эта толстуха и почему вышла именно она.

Юноша мужественно добрался до конца галереи, за скрещенными алебардами Полуденных гимнетов виднелись лестничная площадка и уголок Голубиной гостиной с диванами, креслами и придворными. Еще нарвешься на кого-нибудь, от кого не отцепиться, и вообще, он слишком долго ждет, чтобы уйти. Хорош Повелитель Скал, не может часок постоять! Ричард решительно направился к окну, выходящему в один из «висячих» садиков, разбитых прямо на крышах.

Золото витражей не могло скрыть низких серых туч, растрепанной сухой травы, пустых ящиков. Летом здесь, без сомнения, было прелестно, но сейчас южные растения и клетки с птицами унесли, фонтанчики иссякли, и только статуям осень была нипочем. Обнаженные юноши и девушки явно не желали спасать свою душу, изнуряя плоть. Интересно, потребует новый кардинал убрать «гальтарскую бесовщину» или закроет на нее глаза? Хорошо, что Левий из ордена Милосердия, он наверняка знал Оноре…

Только б его высокопреосвященство не разделил судьбу епископа, ведь на дорогах полно предателей и просто грабителей. Джеймс выехал навстречу церковникам, но не слишком ли поздно? Нужно было сделать это самому еще неделю назад. В дороге люди сходятся быстро, он бы рассказал его высокопреосвященству о Катарине Ариго, а так кардинал утонет в политике и коронационных торжествах, до него не доберешься.

– На красоток любуешься?

От неожиданности Дикон вздрогнул. Так всегда бывает, когда ждешь слишком сильно.

– Ваше величество!

Альдо казался довольным, а Робер откровенно расстроенным. Что-то случилось? Альдо сжал плечо Окделла.

– Ты был прав, Катарина Оллар – удивительная женщина. Будь она хоть на четверть столь же красива, как благородна, я б не устоял.

Да что он понимает в красоте?! Государь – умница, благороднейший человек, истинный вождь, но в женщинах не разбирается. Ему подавай смазливых алаток и алые розы, разве он оценит прелесть фиалки или гиацинта?!

– Я могу навестить Ка… мою сестру? Я хочу взять ее к себе.

– Почему бы и нет? – Альдо как-то поскучнел. – Мы твою сестрицу не видели, но Катарина знает, что я не намерен лишать ее общества девицы Окделл.

– Можно я пройду к… к сестре прямо сейчас?

– Дикон, – сюзерен нарочито вздохнул, – ты – Повелитель Скал и опекун всех женщин своего рода. Тебе не нужно никакого разрешения, чтоб забрать Айрис.

2

Слава Создателю и Катари, сахарный красотун и его хмурый приятель убрались к кошкам. И неважно, с чего Катари взбрело в голову грохнуться в обморок, главное, она свалилась вовремя. Луиза поправила подушку, на которую опиралась позеленевшая королева, и доложила:

– Герцог Придд прислал хризантемы.

– Пусть госпожа Одетта поблагодарит герцога, – проблеяла Катарина и судорожно сглотнула. Подозрение, что обморок был самым что ни на есть настоящим, усилилось. Вот так и бывает – врешь, врешь да и наведешь на себя порчу! Болезни липнут к притворщикам, как мухи к дохлятине, простолюдинки это знают, а дворянка будет корчить из себя страдалицу, пока не доиграется.

– Ваше величество, – Луиза почитала за благо наедине величать Катарину прежним титулом, – Альдо Ракан весьма учтив, он разрешит пригласить лекаря.

– Нет! – прошептала болящая, но шепот весьма походил на крик. – Я… Я им не верю!

Может, она и права. Жалует Альдо, не пожалует какой-нибудь генерал или посол. И вообще один Леворукий знает, чего доктора суют в свои тинктуры! Уж если в святую воду яд подсыпали, лекарство тем паче отравят и не чихнут, а Катарина Ариго нужна Луизе живой. Пока хитрохвостая кошка при сливках и подушках, они с девочками в безопасности. Госпожа Арамона укоризненно покачала головой.

– Как угодно моей королеве, но плоды кошачьей розы я вам заварю. Сама.

– Спасибо, – улыбнулось бывшее величество, – кошачья роза – то, что нужно… И еще крупноцвет…

А рвотное-то зачем? Неужели и вправду травят, только чем? Все едят и пьют одно и то же, да и отравителей вокруг не видать. Не Одетта же!

– Хорошо, ваше величество.

– Мы будем пить его все вместе…

Или рехнулась, или что-то подозревает, а чутье у ведьмы лисье. Что ж, от крупноцвета еще никто не сдох, а зеленую морду она как-нибудь переживет. Да и Селине сейчас красота не нужна, не те времена.

– Как прикажет ваше величество.

– Милая Луиза, – Катарина укоризненно покачала головой, – как я могу приказывать? Я прошу…

Просит она… Мать тоже «просила», особенно при господине графе, но попробовал бы кто-то не сорваться по этой просьбе с места, он жалел бы об этом месяц! Талигу повезло, что Аглая Кредон не вышла замуж за короля, хотя будь маменька помоложе, лучшей пары Ракану было б не найти.

Госпожа Арамона со злостью отпихнула кресло, на котором только что восседал мальчик-розанчик, и принялась за цветы. Когда в спальню ввалилась Одетта, капитанша держала в руках жбан с хризантемами, вполне годящийся для убийства.

– В приемной герцог Окделл. – Глазки будущей бабушки вращались, словно у влюбленного рака. – С разрешения его величества.

– Милая Одетта, – Катарина завозилась среди своих подушек и вновь схватилась рукой за горло, – милая Одетта… Я нездорова, попросите герцога прийти завтра.

Толстуха убралась. Катарина откинулась назад и прикрыла глаза. Луиза расценила это как желание остаться одной и выскочила из комнаты. Любопытство сгубило кучу дам и кошек, не говоря о кавалерах, но, пока не наступит конец света, носы в замочных скважинах не иссякнут.

Госпожа Арамона давно облюбовала дверцу, выходящую в нишу, отделенную от приемной тяжелым бархатным занавесом. Обычно ею пользовались зажигавшие камины истопники, но Луиза с детства примечала все, что могло сгодиться.

О том, что Окделл вернулся вместе с Раканом, Луиза знала. Попробовала бы она не знать, если брат Айрис заваливал Катарину мелкотравчатой дрянью, но поглядеть на бывшего оруженосца Ворона не получалось. Катари не желала никого принимать, а из апартаментов выпускали только Одетту. Надо думать, после тараканьего визита что-то изменилось, и хорошо… Луиза извелась и от неизвестности, и от безделья, не считать же делом вышивание обрыдших розочек и возню с букетами.

3

Толстая дама в платье с оборками звалась госпожой Мэтьюс и находилась в родстве с Рокслеями. Это было странно – Рокслеи славились худобой и узкими лицами, отец вечно шутил, что его вассалы портят Скалам всю породу и им место в Доме Молнии. Доживи герцог Эгмонт до сегодняшнего дня, он был бы счастлив и за Талигойю, и за сына, но, будь жив отец, что бы стало с Катари?! Смогла бы она преодолеть девичью влюбленность или так бы и страдала всю жизнь о женатом Повелителе, который никогда не запятнает себя изменой? Даже любя всем сердцем.

– Монсеньор, – Одетта Мэтьюс колыхнула юбками, что, видимо, означало реверанс, – госпожа Оллар нездорова, но, если она завтра будет чувствовать себя лучше, она вас примет.

Завтра?! Еще один день без Катари! А если она и завтра не сможет? Или не захочет?

– Что с ее… с вашей госпожой?

– Она дурно спала ночь.

И только? Нет, здоровье ни при чем! Катари больно показываться тем, кто знал ее раньше. Она всегда думала о других, о Создателе, но не о себе, и ее столько раз предавали. Юноша чудом удержался от того, чтоб схватить родственницу Джеймса за топорщащиеся оборки.

– У меня очень важные известия, – будет это ложью или нет? – Я должен ее увидеть.

– Мне очень жаль, – пропыхтела дуэнья, – это невозможно. Госпожа Оллар проводит время в молитвах, она не принимает даже врача.

В молитвах? Она и раньше молилась день и ночь, не за себя – за братьев, за Талигойю и за… Окделлов. И вот теперь ее молитвы услышаны, но сама Катари чувствует себя одинокой и беззащитной. Если ее не остановить, она уйдет в один из вновь открытых монастырей. Уж не об этом ли она столько времени говорила с Альдо?! Нужно что-то делать, и немедленно, иначе будет поздно!

Толстуха сделала еще один реверанс, прощальный. И Ричард решился:

– Сударыня, королева больна, я понимаю, а моя сестра?

– Ваша сестра? – дама выглядела озадаченной. – Что ваша сестра?

– Айрис, Айрис Окделл здорова?

– О да, – круглые маленькие глазки растерянно заморгали, – герцогиня Айрис здорова.

– Я должен ее видеть. Приказ короля!

– Монсеньор, – пропела толстуха, – я сейчас же ее приглашу.

Оборчатая туша с неожиданной прытью метнулась к двери, всколыхнулись бархатные занавески, запахло пылью.

Ричард пригладил волосы и поправил шпагу. Айрис… Сестренка, плакавшая над мертвой лошадью. Девочка, у которой достало мужества последовать за опальной королевой в Багерлее. Айри всегда была смелой и преданной, она должна быть счастлива! Пусть она выросла в нищете, сейчас у нее будет все, и только самое лучшее. Она так жалела о Бьянко, надо купить ей такого же! Или нет, белый линарец станет напоминать о старых неприятностях, а вот серый в яблоках… Серый конь для сероглазой девушки – как раз то, что нужно! И неважно, что среди линарцев эта масть встречается нечасто, для сестры Повелителя Скал торговцы в лепешку расшибутся. Так же, как и для супруги. Вот Катари и впрямь пристало ездить на белоснежной длинногривой кобылице.

В особняке Штанцлеров Ричард видел картину, изображающую свадьбу Лорио. Юная Беатриса так походила на Катари! Те же нежность, чистота и мужество. Герцог Окделл закажет для своей королевы такие же подвески, только не из серебра Боррасок, а из золота Окделлов. И достойного невесты коня тоже найдет. Белые мориски – неописуемая редкость, но у Катари в день свадьбы будет именно белая мориска с вплетенными в гриву фрезиями и колокольчиками.

– Монсеньор, герцогиня Айрис Окделл счастлива видеть своего отважного брата.

Айрис влетела, словно за ней кто-то гнался. Щеки сестренки разрумянились, глаза блестели. Наль прав, она в самом деле стала славненькой… Как же давно они не виделись! Но изгнанник вернулся с победой. Ричард бросился навстречу, готовясь подхватить девушку на руки, но Айри увернулась. Дикон не успел ничего понять, а сестра с воплем «ызарг поганый!» с маху ударила его по щеке.

4

Ричард обалдело тряс головой, а раскрасневшаяся Айрис налетала на братца, словно разъяренная воробьиха. И не просто налетала.

– Свинья! – Звуки пощечин были громкими и нелепыми, словно повар отбивал мясо. – Свинья из вонючей лужи! Трус! Предатель! Тварь болотная!

Герцогиня колотила герцога по лицу, а дуэнья ее не останавливала. Понимала, что надо бы, но стояла и наслаждалась. Пусть хоть один «победитель» получит по заслугам не когда-нибудь «потом», а сейчас.

– Гадина! – худые пальцы вцепились в русые вихры.

– Ты мне не брат!.. – в двери мелькнула и пропала физиономия Одетты с открытым ртом.

– Я тебя убью, убью, убью! – град ударов, неловких, нелепых, но сильных и злых, очень злых.

– Отправляйся в Закат! – подсвечник с камина отправляется в голову Ричарду, белые свечи падают вниз весенними сосульками, катятся по полу…

– Ты хуже «навозника»! – Айрис по-лошадиному топает ногой и вздергивает подбородок. – Ты сам навоз… Чтоб ты сдох! Кукушонок! Клещ собачий!

Если братец – полный ызарг, неприятностей не оберешься, а нет – подерутся и помирятся. Айри давно пора было сорвать злость, и лучше на родиче, чем на раканыше.

– Свинья кошачья! Изменник… Жаба бородавчатая! Клялся, да?! Клялся?!!

Сбоку громко охнули, нелепо и глупо защебетала морискилла. Дура-птица! Луиза наконец взяла себя в руки. Бить некоторые морды – дело благое, но делать это надо с умом. Капитанша опрометью выскочила в коридорчик и помчалась к законной добропорядочной двери. В проеме, отставив сборчатый зад, торчала Одетта, Луиза отпихнула тещу родича Рокслеев и ворвалась в приемную. Герцог Окделл удерживал разъяренную сестру за руки, на щеке Повелителя Скал алели свежие царапины. Айрис вырывалась неумело, по-жеребячьи отчаянно, не прекращая ругаться.

Девушка то замолкала, словно проваливаясь в невидимый ухаб, то выкрикивала новые оскорбления. Морискилла щебетала, слуги и стражники подслушивали, даже не особо скрываясь.

– Тварь… Какая же ты погань, Дикон! – Если она будет так орать, то начнет задыхаться. Святая Октавия, она уже дышит, как утопленница. – Ты его каблука не стоишь! Урод неблагодарный… Я убью тебя, слышишь! И Ракана-таракана твоего убью… Задушу…

Тараканов не душить надо, а травить, но поди объясни это разбушевавшейся дурехе, даже если она кругом права.

– Айрис, Ричард, – сейчас братца с сестрицей новым криком не остановишь, нужно говорить спокойно. Раздельно и спокойно. – Успокойтесь, как вы себя ведете?

– Я его убью! – Айри не слышала, не желала слышать, в ее глазах не было слез, только ненависть. – Ты не будешь жить, слышишь, ты?! Не будешь! И как тебя такого земля носит?! И твоего поганца белобрысого…

– Айрис! – вопль брата мало чем отличался от визга сестры. – Как ты смеешь оскорблять…

– А как ты жить смеешь, паскуда?! И почему тебя только в Варасте ызарги не сожрали!

– Заткнись! – лицо Повелителя Скал пошло такими же пятнами, как у сестры.

– Гадина! – взвыла Айрис, изворачиваясь даже не кошкой, змеей. Зубы герцогини впились в удерживавшие ее мужскую руку, пальцы Ричарда разжались, девушка вырвалась и немедленно вцепилась обеими руками в ненавистное лицо. Правая рука соскользнула и ухватилась за герцогскую цепь, левая рвала лицо, ухо, волосы.

– Закатная тварь! – так мычат очумевшие быки и одураченные мужья. Арамона тоже так орал, когда не знал, что делать. И Ричард не знает.

Повелитель Скал рванулся, с кухонным лязгом лопнула герцогская цепь, юноша пошатнулся, девушка отлетела к стенке и зашипела. Луиза, сцепив зубы, кинулась к камину, ухватила рокслеевский веник вместе с вазой и швырнула между сынком святого Эгмонта и его же доченькой. Грохнуло, как из хорошей пушки. Ваза разлетелась вдребезги, выплеснувшая вода окатила дерущихся, мерзко и сладко запахло лилиями. Герцог Окделл раздавил каблуком жирно хрустнувший стебель, и наступила тишина, прерываемая судорожным дыханием и тиканьем часов.

– Айрис, – вплывшая в гостиную Катарина Ариго была бледно-зеленой, как раздавленные бутоны, – вы мне нужны, но сначала вам следует поправить прическу. Герцог Окделл, я буду рада видеть вас завтра. Госпожа Арамона, могу я вас попросить проводить герцога?

– Разумеется, ваше величество, – скучным голосом произнесла Луиза. – Монсеньор, прошу вас.

Бывший оруженосец герцога Алвы уставился на нее, как на выходца. Повелитель Скал был мокр, как мышь, оторванный воротник открывал крепкую шею с одинокой родинкой и оставленной лопнувшей цепью багровой полосой. Еще восемь вспухших полос украшали щеки, а левое ухо стремительно приобретало свекольный оттенок. Для юной девы Айрис проявила незаурядную сноровку.

– Герцог, – промурлыкала бывшая королева, – если вы не сможете нанести мне визит завтра, приходите в любое удобное для вас время. Я буду вас ждать.

Окделл очнулся. Зыркнул на стоящую среди осколков сестру, попытался поклониться и поскользнулся на некстати подвернувшейся свече. Катарина этого не заметила, как не замечала ни луж на полу, ни расцарапанного лица.

– Сударь, – напомнила о себе госпожа Арамона, – разрешите вас проводить.

Ричард шумно выдохнул и потащился к двери. Что творилось позади, капитанша не видела, но там что-то звякнуло. Хриплый крик «Убирайся к кошкам!» слился с каким-то свистом, золотая змеюка смачно хлестанула Ричарда Окделла по спине, свалилась вниз и оказалась все той же герцогской цепью. Повелитель Скал поднял изувеченную регалию, его лицо перекосило то ли от ярости, то ли от боли. Госпожа Арамона ловко подняла занавес, за которым скрывалась пресловутая дверца, и самочинно взяла Окделла за локоть.

– Монсеньор, сюда.

Молодой человек тупо оглянулся и остался стоять. Пришлось его подтолкнуть. Повелитель Скал являл собой весьма жалкое зрелище, но Луиза была далека от сочувствия. Капитанша с наслаждением оторвала бы кабаненку уцелевшее ухо, но не выпускать же из апартаментов Катарины мокрого исцарапанного герцога, будь он четырежды свиньей. Придется сушить, штопать и запудривать…

5

Леворукий бы побрал эту дрянь! Устроить такое! При Катари! И что только на дуру накатило?!

– Здесь ступенька, сударь, – предупредила белобрысая страхолюдина, которую он откуда-то знал. Она все видела. И сборчатая толстуха видела, и стражники, и Леворукий знает сколько слуг и служанок, но на слуг герцог Окделл мог не оглядываться. На слуг, не на Катари.

Предстать перед своей королевой с расцарапанным свихнувшейся кошкой лицом! Эту тварь мало убить, но что сделано, то сделано.

– Монсеньор, думаю, будет лучше, если я зашью ваш воротник и обработаю ваше лицо квасцами. Такие царапины иногда гноятся.

Еще бы, когти у Айрис наверняка ядовитые, как у закатной твари, а уж язык!

– Монсеньор, вы согласны? Тогда лучше снять камзол. Я его просушу, пока буду заниматься воротником, но сначала – лицо.

– А потом? – язык сам спросил, Ричард о «потом» не думал.

– Потом я запудрю ваши щеки. Уверяю вас, ничего не будет видно.

Зато будет слышно, слуги обязательно проболтаются, и не только слуги. Айрис визжала как резаная. Скоро весь дворец узнает, что Айрис Окделл назвала своего брата предателем. Его, готового умереть за дело Раканов и Талигойю?!

– Выпейте, – рука в черном рукаве протянула Ричарду стакан, – это вас успокоит.

– Что это? – переспросил юноша, недоверчиво разглядывая пахнущий чем-то противным отвар.

– Кошачий корень, – пояснила уродина, – он очень полезен.

Делать герцогу Окделлу нечего, кроме как пить всякую дрянь. Ричард брезгливо скривился, и щеки ответили острой болью.

– Я не стану это пить, – юноша решительно поставил стакан на столик.

– Как вам угодно, – женщина равнодушно пожала костлявыми плечами, – но учтите, будет больно.

Дик угрюмо кивнул. Эта боль не шла ни в какое сравнение с тем, что было, когда ему чистили рану на руке, но она унижала. Честные раны мужчину украшают, но такое!

Смоченный чем-то жгучим тампон из корпии коснулся щеки. Ричард даже не вздрогнул, хотя казалось, что его сунули лицом в костер. Кто же эта вдова? А, кем бы ни была, главное, ей доверяет Катари.

– Монсеньор, теперь вам придется ждать, пока просохнут ваши вещи, а я с вашего разрешения займусь вашим воротником.

– Вы очень любезны. Надеюсь, я смогу отблагодарить вас за вашу помощь.

Час назад он бы добавил, что Повелители Скал не забывают оказанных им услуг, но выходка Айрис опозорила всех Окделлов. Святой Алан, сестрица безумна или больна, но разве это остановит сплетников? И что теперь прикажете с этой кошкой делать? Может, выдать ее за Наля? Только кузен при всей своей суетливости и невзрачности хороший человек. Не стоит привязывать его на всю жизнь к гадюке, хотя любовь зла. Что ж, если Реджинальд, зная все, попросит руки Айрис, он ее получит.