Текст книги "Необычайное путешествие"

ОТКРЫТИЕ ИЧИПОРА

«Не было бы счастья, да несчастье помогло», – говорит народная пословица. Так получилось с Ичипором.

Перед выгоном в степь стада чем-то рассерженный бык упорно не хотел выходить из загона, а когда пастух ударил его бичом – бросился на него, угрожая страшными рогами. Пастух, несмотря на свой преклонный возраст, с быстротой и ловкостью мальчика перемахнул через плетень. Рассвирепевшее животное ринулось на ограду и унесло се добрый кусок на своих рогах. Загон был безнадежно испорчен.

Ошалев от неожиданно приобретенного им громоздкого головного убора, бык уже безропотно подчинился пастуху и занял место во главе коров, пугающихся его необычного украшения.

Жители Большого Дома несколько минут скорбно созерцали произведенное быком опустошение. Всем стало ясно, что загон надо не только чинить, но даже обновить.

Не теряя времени, Старшая Мать предложила всем мужчинам отправиться в лес за кольями и хворостом. Ичипора она продолжала игнорировать, и тот с завистью смотрел вслед удалявшимся к лесу товарищам.

Ксандра несколько минут наблюдала переживания Ичипора, потом пошепталась со Старшей Матерью, вынесла из дома еще один топор и большую лепешку и молча сунула все это в руки растерявшемуся от неожиданности бывшему мужу. Мало того. Она даже поощрительно хлопнула его по спине.

Это было почти прощение, и Ичипор просиял. Прижав к сердцу топор, он быстро зашагал к лесу с одной мыслью: как можно больше нарубить и принести столько сучьев и веток, чтобы все ахнули от удивления. Тогда, конечно, Ксандра поверят, что он может работать не хуже других, и он опять займет свое место в Доме.

Вася, Валерик и Кюльжан, видевшие всю сцену у изгороди с последующими событиями, переглянулись. Они от всего сердца желали удачи Ичипору.

– Знаете что? – предложила девочка. – Давайте пойдем за ним и поможем набрать и принести веток. До Дома донесем и убежим. Пусть все думают, что он один притащил такую большую кучу.

Мальчикам эта мысль очень понравилась, и все трое побежали по следам Ичипора.

Они застали его уже работающим в поте лица. Издали казалось, что Ичипор борется с окружившими его смертельными врагами. Так ожесточенно рубил он и просто сбивал страшными ударами топора большие сучья. Увидя детей, Ичипор хмуро покосился, но через секунду уже, казалось, забыл об их существовании.

– Ну, – сказал Валерик, с уважением поглядывая на бурную деятельность, развитую Ичипором. – Пожалуй, если ему и понадобится наша помощь, то только для того, чтобы тащить за ним все эти ветки. Давайте пока стаскивать их в одну кучу.

Неизвестно, что подумал Ичипор, когда Валерик взялся за срубленную ветку, но он зарычал так угрожающе, что мальчик опрометью бросился бежать.

– Ненормальный какой-то! – пожаловался Валерик Васе. – Может быть, он думает, что я хотел украсть у него эту дрянь?! Я больше не буду навязываться ему с помощью. Пусть тащит, как хочет, сам.

Детям осталось только наблюдать, как увеличивается огромный ворох сучьев, веток и даже маленьких деревцев.

– Он ни за что не унесет все это, – уверенно сказала Кюльжан. – Ведь нарубленного им хватит на целую телегу!

Наконец, это понял и сам Ичипор. Бросив топор, он пучком листьев вытер пот с лица и растерянно уставился на лежавшую перед ним груду. Дети с интересом наблюдали, что будет дальше. Валерик злорадно хихикал.

Ичипор положил на землю два ветвистых деревца и начал аккуратно складывать на них нею нарубленную им кучу.

– Волоком хочет тащить, – догадался Вася.

Но и «волоком» у бедняги ничего не получилось. Взявшись за комли деревцев, он, как загнанная лошадь, тщетно метался из стороны в сторону, но даже сдвинуть с места весь ворох не мог. Оставив, наконец, бесплодные попытки, Ичипор сел передохнуть. По его лицу было видно, что он мучительно что-то соображает.

А время шло. Солнце уже стояло прямо над головами. По опушке леса прошло стадо, направляясь к речке на водопой.

Внезапно Ичипор сорвался с места и бросился вдогонку за стадом. Дети видели, как он, горячо жестикулируя, долго в чем-то убеждал пастухов, потом, накинув аркан на рога самой рослой коровы, повел ее к месту порубки.

– А ведь нашел выход из положения, – весело сказал Вася. Торжествующий Ичипор теперь снизошел до того, что разрешил детям подержать корову, пока он прикреплял к бокам в виде оглобель стволы нижних деревцев. Затем он захлестнул опояской корову за рог и без труда повез всю кучу хвороста.

Вася, Кюльжан и Валерик следовали за ним в качестве почетного эскорта.

– А ведь мы с вами присутствуем, можно сказать, при историческом событии, – воскликнул вдруг Вася. – Ведь это, наверное, первый случай, когда скот используется для перевозки груза.

– А, по-моему, он сейчас не думает ни о каком событии, – возразила Кюльжан. – Просто он рад, что придумал, как доставить все, что нарубил, к Большому Дому и что, может быть, его больше не будут гнать, как последнего человека.

– Теперь он у них станет, пожалуй, первым человеком, – сказал Валерик. – На твоем месте, Кюльжан, я бы заранее приготовил цветы, чтобы поднести, когда его будут чествовать.

– За этим дело не станет, – отозвалась девочка. – Я даже сплету ему венок, а вы рвите на ходу цветы и подавайте мне.

– Одно открытие вызовет за собой другое, – продолжал Вася размышлять вслух. – Смотрите, как острые сучья царапают землю. Рано или поздно Ичипор, или кто-нибудь другой, обратит на это внимание и догадается привязать острый сук, скажем, к быку, чтоб разрыхлять перед посевом землю. И вот вам уже получится соха. Значит, женщинам не надо будет тратить столько сил, чтоб ковырять землю каменной мотыгой. Землю будут пахать на быках мужчины.

– Я очень рада за женщин, – с чувством сказала Кюльжан.

– А я так рад за мужчин, – возразил Валерик. – Они станут главными кормильцами рода, и женщины уже не будут стараться избавиться от них, как от дармоедов, а тем более выгонять из дома. Полетит, пожалуй, вверх ногами ваш прекрасный матриархат.

Появление Ичипора с его зелеными трофеями не произвело того впечатления, которое предсказывал Валерик. Правда, много было и удивления, и смеха, и одобрения его находчивости, но, видимо, жители Большого Дома не могли сразу уяснить себе, какие огромные перспективы открывает перед ними изобретение недавнего изгнанника. Его просто, как говорится, «восстановили в прежних правах», приняв его поступок, как должное искупление прежних грехов. Разочарованная Кюльжан отдала сплетенный ею венок на съедение корове и нагрубила дразнившему ее Валерику.

Впрочем, сам Ичипор был весьма доволен результатами своего труда. За общим ужином, в котором он, наконец, принял участие наравне со всеми, он съел огромное количество каши и, забрав в охапку своих ребятишек, беспрепятственно прошел в Большой Дом. Для счастья этого было ему пока достаточно.

– Ну, мы сегодня остались без квартиры, – сказал Вася. – Но я думаю, что не стоит беспокоить Старшую Мать вопросом о ночлеге. Валерик сегодня подал мне очень интересную мысль, но ее еще надо проверить. Поэтому, друзья, будем продолжать наше путешествие. Сейчас мы находимся среди людей, которые существовали до нашего летоисчисления за две с половиной тысячи лет, не меньше. Сделаем скачок поближе к нашему времени, посмотрим, как жили люди лет за пятьсот до нашей эры. Как вы на это смотрите?

А на каком же месте? – спросила Кюльжан.

– Лучше в пределах нашей родины, – предложил Валерик. – Все-таки как-то понятнее.

– Место мы выберем теперь поюжнее, – сказал Вася, покусывая травинку. – Где-нибудь по течению Южного Буга.

– К скифам, что ли?

Вася засмеялся и, обняв за плечи своих товарищей, утвердительно кивнул головой.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
В ДРЕВНЕМ ГОРОДИЩЕ

Древнее городище опоясывал глубокий ров, перед которым возвышался земляной вал, укрепленный заостренными кверху кольями. Тяжелые дубовые ворота были открыты, но в них стояли два стража и длинных белых рубахах и штанах по щиколотку. В руках у них были железные топоры изогнутой формы, насаженные на длинные деревянные топорища.

Начиналась осень. Небольшая рощица за городищем пламенела золотисто-багряным убранством. Поблекла и выгорела степная трава. Обширные поля, перепоясанные межами, были убраны и щетинились золотистой стерней.

– Ну, вряд ли нам здесь скажут: «Добро пожаловать», – сказал Валерик, разглядывая стражей. – Видите, как они здесь укрепились! Наверное, боятся нападения.

– Поживем – увидим, – ответил Вася, прислушиваясь. – Слышите! Поют! – Кюльжан и Валерик тоже услышали песню, исполняемую женскими голосами. Затем в воротах показались девушки в длинных рубахах, расшитых разноцветными узорами. В руках их были деревянные, но окованные железными обручами, ведра. Направляясь к реке, девушки весело пели:

 
Жнеи молодые,
Серпы золотые,
Мы жито пожали
И в копны поклали.
Хлеб обмолотили,
Пива наварили…
 

Напевая песню, девушки одна за другой сбежали к реке. Со смехом плеская водой друг на друга, они наполнили свои ведра, повернули обратно к берегу и тут только, увидели Васю, Валерика и Кюльжан в их одеждах из звериных шкур.

Побросав ведра, с оглушительным визгом девушки сбились в кучу, не зная, бросаться ли им в воду или бежать наверх мимо странных пришельцев.

– Я пойду к ним и успокою их, – сказала Кюльжан. – Не может быть, чтоб они одну меня так же испугались!

Не встретив возражения, девочка торопливо сбежала к реке и, не удержавшись, по инерции сделала несколько шагов по воде.

– Ай! Ай! Водяница!!! – пронзительно воскликнула одна из девушек. Забыв ведра, девушки помчались вдоль берега, затем, как кошки, вскарабкались наверх и, продолжая визжать, исчезли.

– Плохо дело, – сказал Вася. – Сейчас они расскажут о нас в городище… Прибегут мужчины… Кто знает, что придет им в голову. Давайте лучше сами пойдем к ним. По крайней мере, они увидят, что мы не водяные.

Позвав Дозора, дети торопливо направились к городищу. К их удивлению стражи у ворот не оказалось.

– Вот панику устроили, – с досадой заметил Вася. – Валерик! Придумывай скорее, как объяснить им наше появление. У тебя это хорошо получается.

Это было сказано вовремя, потому что в этот миг из ворот крепости вышла толпа людей, вооруженных чем попало.

– Вот они! Вот! – раздался пронзительный крик из толпы.

Грозно загудев, толпа подвинулась ближе к детям.

– Дяденьки! Мы голодные! Дайте нам хлеба! – вдруг громко сказала Кюльжан,

По толпе пронесся ропот изумления. Кто-то несмело засмеялся, и вдруг все люди разразились громким хохотом.

– Наши девушки голодных ребятишек испугались! – выкрикнул кто-то, и смех возобновился с новой силой.

– И собака с ними! Разве у водяниц бывают собаки?!

Затем на путешественников посыпались обычные вопросы: откуда, как сюда попали?

Оживший Валерик проворно работал языком, сочиняя новый вариант истории, который сводился к тому же: что они совсем одиноки, просят приюта и пищи.

– Ладно! Хлопцев я возьму в свой дом, – сказал одетый в богатый кафтан старик. – Посмотрю, какие из них получатся работники!? А девчонку мне не надо. Своих полон дом.

– Берите, дяденька, нас всех, – торопливо предложил Вася. – Это наша сестра. Она и жать и снопы вязать мастерица…

– Посмотрим, – не особенно охотно ответил старик. – А вы чего стоите? – крикнул он людям, окружившим детей. – Али делать вам больше нечего? Али нынче праздник какой?

И старик, повернувшись, пошел в городище. Вася, Валерик и Кюльжан послушно следовали за ним.

Дом, в который они попали, был самым большим и богатым в городище. Семья старика Мирослава состояла из двух старших сыновей с женами и детьми, трех младших, еще подростков, и пяти дочерей в возрасте от пяти до шестнадцати лет.

Все сыновья были искусными мастерами и наполнили дом красивой утварью своей работы. Сам дом состоял из двух больших половин – мужской и женской – и представлял из себя хорошо утепленную землянку, обмазанную белой глиной. Оконные отверстия были затянуты бычьими пузырями. Бычьими же шкурами покрывали земляной пол. Массивный стол, рассчитанный на всю семью, занимал центральное место. Вокруг стояли широкие скамьи и множество полок для утвари и посуды, сделанной не только из глины, но бронзы и даже серебра. Тут были чарки в виде лебедей с грациозно изогнутыми шеями, заменявшими ручки, кружки в форме головы животного. Один сосуд изображал целого барана. Имелись и выточенные из дерева и украшенные рисунками ларчики для соли, для ложек, из которых каждая отличалась художественной отделкой.

Котлы для варки пищи были из бронзы, а чтобы они не зеленели, их ежедневно чистили песком с квасной гущей. Эта работа стала обязанностью Кюльжан. Кроме того, она выполняла мелкие поручения всех женщин дома. Но каждую свободную минуту девочка проводила около старшей снохи, ткавшей холст на простом деревянном станке. Кюльжан очень хотела научиться этому ремеслу. Приглядывалась она также к тому, как девушки пряли и сучили в крепкие нити шерсть, и с нетерпением ждала, когда они начнут ткать из нее сукно на теплые мужские кафтаны. Женщинам нравилась ее постоянная готовность выполнить любое поручение, и они иногда, в виде награды, разрешали Кюльжан полюбоваться украшениями из их ларчиков. А в ларчиках хранились височные кольца, сделанные из серебряной проволоки, подвески к ушам, украшенные разноцветными камнями, множество ожерелий из хрустальных, сердоликовых и золотых бус. Но особенно девочке нравились халцедоновые бусы – голубоватые, гладко отполированные, почти прозрачные, по величине и форме каждая бусина напоминала голубиное яйцо.

На почетном месте в женской горнице стояла большая ваза изумительной работы. Отполированная до блеска, раскрашенная в черный и песочный цвет, вся в хитрых узорах, она казалась сделанной не из глины, а из какого-то дорогого камня. Женщины рассказали Кюльжан, что эта ваза – точная копия той, которую выменял их отец на двух быков у проезжего греческого купца. Та ваза была меньших размеров и очень хрупкая. Ее нечаянно разбила сноха Митродора, стирая с нее пыль. В даме воцарился страх перед возможным гневом старика Мирослава, который так дорого заплатил за вазу. Тогда старший сын, муж Митродоры, попросил женщин ничего не говорить отцу об этом происшествии и тайно от всех сделал эту вазу – копию греческой, – использовав, как материал, обыкновенную глину. Когда, спустя некоторое время, подделка все-таки обнаружилась, старик, пораженный искусством сына, не стал гневаться, а всячески начал поощрять его к занятию этим рукомеслом. Много красивых вещей сделал мастер. Старик выменивал их в соседних городищах на скот, и его богатство приумножилось.

Все жители городища принадлежали к одному роду. Это были родные, двоюродные и троюродные братья и сестры Мирослава и их дети. Старейшиной городища считался Мирослав, и его слово было законом для всех. По его приказу назначалось, кому где сеять хлеб, где строить дом для новой выделившейся семьи. Он определял, какой мастер и что должен сделать для общего пользования всего рода и что может выменять для себя лично у купцов или в соседнем городище. К ному обращались за решающим словом в возникшем споре или просто за советом в каком-нибудь семейном деле. В благодарность родичи приносили Мирославу подарки, а навлечь на себя его гнев считалось страшной бедой.

Время, в которое путешественники попали в городище, совпало с полным окончанием полевых работ. Хлеб, обмолоченный ногами быков, был уже высушен и убран в общий амбар, где у каждого был свой закром.

Вскоре, по приказу Мирослава, все мужское население было отправлено на работу в кузницу: ковались наконечники для стрел, копий, мечи и топоры. К этим же работам привлекли и Васю с Валериком. Конечно, их не допустили до наковальни. Это был удел немногих избранных. Дети должны были помогать в добыче руды.

Каждое утро с другими мужчинами и подростками они уходили далеко от городища, ведя с собой быков, нагруженных необходимыми для работы принадлежностями.

На рудном месте мужчины рыли неглубокие шахты и, добравшись до залежей руды, разводили на ней костры. Когда камень раскалялся, его поливали водой и поспешно отскакивали в сторону, чтоб не обожгло паром. Треснувшие камни мельчили топором и поднимали наверх в кожаных сумках. Сумки на быках доставляли в кузницу.

В очаге кузницы разводили сильный огонь и в него бросали мелкие куски руды. Для стока шлака в очаге были проложены желоба. Готовому металлу давали остыть, и тут наступал черед искусников-кузнецов. Из-под их рук выходили железные полосы, серпы, долота, иглы, шилья, оружие. Вася и Валерик старались из всех сил, мечтая, что когда-нибудь и их научат мастерству ковки.

– Это я понимаю! Настоящая мужская работа, – с завистью говорил Валерик.

С Кюльжан они теперь встречались редко, только вечерами. Выкупавшись в реке после долгого рабочего дня, дети с удовольствием делились своими впечатлениями о жизни нового общества, в которое они попали. Кюльжан, находясь все время среди женщин, слышала все их разговоры, и самые интересные новости сообщала всегда она.

От нее Вася и Валерик узнали, что местная река называется не Буг, а Гипанис, что Митродора – сноха Мирослава – «краденая», так как его сыновья подстерегли Митродору у реки, когда она ходила за водой, и увезли ее силой. Поступили они так потому, что родители девушки, жившие в отдаленном городище, не хотели ее отдавать в их род. Дети узнали, что муж с ней обращается хорошо, а свекровь сразу невзлюбила и за каждый промах поедом ест, и бедняжка только плачет, а пожаловаться никому не смеет.

Еще рассказывала Кюльжан, что женщины просят Мирослава обменять часть хлеба греческим купцам на разные материи и украшения, что эти купцы живут в устье Гипаниса, строят там для себя целый город и уже дали ему имя – Ольвия. Каждый год эти купцы плывут по реке целым караваном, везут с собой красную рыбу, соль, красивую посуду, украшения, материи и меняют их прибрежным жителям на хлеб, скот, мед и воск. Старик Мирослав уже почти согласен на такой обмен, и все женщины этому очень рады.

– Знаешь что, Кюльжан, – сказал как-то Вася девочке в один из вечеров. – Узнай-ка ты у женщин, чего боятся здешние жители? День и ночь кузнецы куют мечи и наконечники стрел… У ворот всегда стража… Прямо военное положение! В чем дело?

– Обязательно спрошу, – пообещала Кюльжан. – Мне и самой это интересно знать.

На следующий день, перед вечером, девочка с таинственным видом вызвала ребят из кузницы, и они пошли на свое любимое место – пригорок над рекой.

– Ну, теперь слушайте, – сказала она, гордясь удачно выполненным поручением. – Оказывается, весной сюда приезжали какие-то воины верхом на конях. Они назвали себя царскими скифами и заявили, что жители городища тоже будут так называться, так как скифский царь считает их своими подданными. Они заявили еще нашему старику, что каждый год теперь будут приезжать к нему за данью хлебом и людьми. Если же жители городища не признают над собой власти скифского царя, то тот пошлет против них свою боевую дружину. Тогда они заберут все, что захотят, а всех жителей угонят в полон. А хозяин наш хитрый. Он не ответил послам ни да, ни нет, а после их отъезда приказал всему роду сделать эти укрепления, а оружейникам готовить как можно больше оружия.

– Значит, готовится к обороне, – сделал вывод Вася. – Что ж! Это справедливо. Хлеб – еще туда сюда, а людей отдавать, – это уж никуда не годится. Если скифы действительно нападут, мы будем на стороне наших хозяев.

– С какой стати нам ввязываться в эту кашу? – запротестовал Валерик. – Мы можем, как только появятся эти скифы, немедленно перенестись в следующее общество.

– Заруби себе на носу, – сказал Вася Валерику, – никогда ни при каких условиях, мы дезертирами не будем. Понял?

Это случилось через несколько дней. Выгнав утром, как всегда, стадо на пастбище, пастухи внезапно вернулись, гоня перед собой обратно недовольных, голодных животных. Предупредив стражу, чтобы она закрыла за ними ворота на засовы, пастухи поспешно пришли к Мирославу и, хотя все женщины были немедленно удалены из помещения и при разговоре с пастухами не присутствовали, темные слухи моментально взбудоражили городище. Не сговариваясь, все жители стали сходиться к дому старейшины, и когда тот вышел из дверей, то он увидел перед собой всех родичей от мала до велика.

– Дети мои, – чуть дрогнувшим голосом произнес Мирослав. – Враг приближается к стенам нашего поселения. Он хочет забрать наш хлеб и наших юношей и девушек. Он хочет поставить нас на колени перед своим царем. Покоримся ли мы жадным пришельцам?

– Не покоримся! Не быть этому! – стоном пронеслось по толпе.

Мирослав выпрямился. Теперь его голос звучал властно и твердо:

– Тогда, сыны мои, берите ваши луки, напоите ядом ваши стрелы и идите на защиту родных стен. Лучше нам всем лечь костьми, чем попасть в полон к лютым недругам.

Вася вместе со всеми мужчинами побежал к кузнице. Рядом с нею находилась оружейная, в которой хранилось готовое оружие. Сам Мирослав вручал своим воинам копья, сверкающие новыми наконечниками, пучки стрел, туго натянутые луки, топоры на длинных рукоятках. Получившие оружие быстро шли к стенам городища и оставались там в ожидании нападения.

Женщины и дети были закрыты в домах. Вася и другие подростки поспешно насаживали наконечники на стрелы. Взяв в охапку готовые стрелы, они побежали к стенам городища передать их защитникам. Взобравшись на стену, Вася глянул в степь и замер. На горизонте росло и росло серое облачко пыли. Вот оно уже грозной тучей надвинулось на городище. Вырисовываются силуэты всадников, несущихся во весь опор… На воинах странные остроконечные башлыки, сверкающие золотом. На длинных кафтанах блестят металлические бляхи… Горят, как жар, уборы на конях… Сверкают мечи.

– Нельзя подпустить их близко, ребятушки, – говорит Мирослав. Встречайте недруга калеными стрелами!

Град стрел летит со стен городища навстречу приближающейся вражеской коннице. Почти одновременно другая, ответная туча стрел несется на защитников крепости.

Схватившись за грудь, из которой торчит перо стрелы, падает старший сын Мирослава – искусный мастер, создавший чудесную вазу. Тщетно ищет в нем хоть слабых признаков жизни склонившийся над телом отец.

Метко стреляют защитники. Не один скиф, выпустив вдруг повод, падает под ноги своего коня. Но на месте выбывшего из строя появляется другой. И кажется ошеломленному Васе, что перед городищем не люди, а стоглавый дракон, у которого, как в сказке, на месте отрубленной головы вырастает другая.

Уже совсем поредели ряды жителей городища, когда скифы, с воинственным кличем, спешившись с коней, бросились на стены, размахивая сверкающими мечами. Вот один, встав на плечи другому, вскакивает на стену. Ловкий прыжок, и он оказывается внутри крепости.

Бежит к воротам. Стража падает под страшными ударами его меча. Гремят засовы. Со скрипом, будто нехотя, распахиваются перед незваными гостями тяжелые ворота. И вот уже враги внутри городища.

На огненно-рыжем коне въезжает в крепость военачальник скифов. Сверкает золотом убор его коня. За плечами развевается шелковисто-белый плащ, сшитый из человеческой кожи.

Скифы подводят к нему Мирослава и силой заставляют старика опуститься на колени перед победителем. Но не просит пощады Мирослав. С ненавистью смотрит он в черные глаза разгоряченного боем скифа. Тот выхватывает меч и одним ударам сносит с плеч гордую седую голову старейшины городища. Потом, склонившись над обезглавленным туловищем, как гиена, пьет дымящуюся кровь.

Выполнив этот военный обряд, военачальник отдает приказание: отрубить и привьючить к седлам головы убитых и тяжело раненых. Эти трофеи он должен по счету сдать царю, как доказательство победы. Всех оставшихся в живых, включая женщин и детей, привязывают арканом друг к другу.

Воины выгребают из амбаров золотистый ячмень и пшеницу и ссыпают их в кожаные мешки. Выгоняют за ворота скот, поджигают постройки. Скифы торопятся, как воры, забравшиеся в чужой дом. Быстро вьючат они на быков и коней награбленное, и вот уже длинный каравая трогается от ворот пылающего городища. В конце каравана идут полоненные жители.

Мимо Васи, Валерика и Кюльжан, ухитрившихся оказаться вместе, проносится в голову колонны всадник. Приостановившись, он хозяйским взглядом окидывает уныло идущих людей и цедит сквозь зубы:

– Живые-убитые… Теперь вы только живые-убитые… – Пришпорив своего коня, скиф скачет дальше, и клубы пыли окутывают печальное шествие побежденных.