Текст книги "Путь к себе, или Запоздалое признание в любви"

Путь к себе, или Запоздалое признание в любви
Вера Лившичева

© Вера Лившичева, 2017

ISBN 978-5-4490-1125-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Лившичева Вера, род. 7 октября 1963 года в селе Черновское Пермской области, закончила Пермский государственный медицинский институт.

Книга рассказывает о непростом и интересном жизненном пути главной героини, Лизы, и о том, что является самым важным, по ее мнению, в жизни человека. Вместе с героями книги автор проводит читателя по разным периодам в истории страны, начиная с Великой Отечественной войны, по спокойным 70-м и лихим девяностым и, далее, до сегодняшнего дня.

Жажда познания, духовные практики и спорт, поиск новых сфер занятости – все это и не только есть в жизни главной героини и помогает ей двигаться по пути перемен и развития.

О поиске смысла жизни, укреплении духа и тела в разные периоды жизни – пути к себе, рассказывает эта книга.

Книга заинтересует людей ищущих, развивающихся.

Возрастная категория 45 +.

Вера Лившичева

ПУТЬ К СЕБЕ ИЛИ ЗАПОЗДАЛОЕ ПРИЗНАНИЕ В ЛЮБВИ

автобиографическая повесть

Оглавление

Глава 1. Самое дорогое

– кусок хлеба;

– рваная кинолента раннего детства;

– змеиная фантазия;

– материнское наставление;

– двойственность натуры;

– нарядные сатиновые шаровары;

– первое рук дело;

– экипаж машины боевой;

– тайна, которую знают все;

– золотая ты моя.

Глава 2. Здравствуй, взрослая Я

— задачка с тремя неизвестными;

– романтика на пять;

– сладкая болезнь;

– мафия;

– ночные шаги заглушали боль.

Глава 3. Домотканный половичок

— изолятор – первый дом;

– на улице Бакиханова;

– прыжок без парашюта;

– я тобой горжусь.

Глава 4. Поиск смысла

– свобода и что с ней делать;

– мир;

– зигзаг удачи;

– неутомимый кладоискатель.

Глава 1. Самое дорогое

Кусок хлеба

Зима 1945 года… Победа неуклонно приближалась, но до нее были еще месяцы боев и голода. Лида наполнила ведро ледяной водой и, с усилием подняв, медленно пошла по полутемному коридору. Предстояло вымыть пол во всех учебных классах. Ей помогал брат Геннадий, без его помощи было бы еще тяжелее. Они с братом вместе учились в Кудымкарском медицинском училище, на фельдшерском отделении, а по ночам, чтоб хоть как-то прокормиться, мыли в училище пол.

– Я трех копеек из дома за годы учебы не видела, – говорила впоследствии Лида.

Она еще умудрялась сколько-нибудь заработанных денег сэкономить и передать домой. Кроме них с братом в семье было еще шестеро детей и баба Настя с дедом с трудом кормили эту ораву. Дед Иван работал в колхозе, он был из 25 – тысячников, направленных Партией поднимать село. Баба Настя дома с детьми. Держали свое хозяйство, ходили в лаптях. Для Коми-Пермяцкого округа в этом не было ничего необычного в те годы. Самой большой мечтой Лиды во время учебы, как впоследствии она расскажет своим детям, было поесть досыта хлеба. Не чего-то там этакого, а просто хлеба. Молодость – время надежд и, не смотря на тяготы военного времени, девчонки гадали. В один из зимних вечеров, ложась спать, Лида положила под подушку кусок хлеба, специально сбереженный для благого дела. Было поверье, что тот, кто приснится и попросит хлеба, и есть суженый. Приснился солдат. Он был в шинели и, наклонившись к Лиде, сказал: «Дай хлеба!» Лида хорошо запомнила его лицо. Именно он впоследствии и стал ее мужем и отцом их четверых детей, но об этом позже…

Фото 1. Лида. 1946 год

Учились Лида хорошо и особенно ей нравились латынь и хирургия. Закончив училище на отлично, она получила возможность выбрать место работы на ближайшие годы. В коридоре учебной части Лида увидела горько плакавшую однокурсницу, та сквозь слезы поведала, что ее направляют на работу в село Черновское, расположенное в паре сотен километров от Кудымкара. – Не реви, я за тебя поеду, – предложила ей Лида.

Они поменялись местами распределения. Почему она приняла это решение, чем руководствовалась – осталось тайной. Просто ли это была жалость или Лида восприняла это, как вызов судьбы, и решила доказать, что она справится, но это решение определило всю ее жизнь. Через десятилетия, встретив эту однокурсницу случайно на вокзале, Лида с трудом ее узнала в расфуфыренной даме по исключительно кривым ногам, которыми та отличалась.

В 1942 году Володя был призван в Армию и 23 марта 1943 года он принял присягу. «Участник боевых действий с 1 августа 1943 года по 23 марта 1945 года», – так записано в его воинской книжке. Еще запись: «Старший сержант, командир отделения разведки». Он воевал в 13 Дивизии Воздушно-десантных войск, 3-го Батальона. Забрасывали в тыл врага и солдаты, вчерашние мальчишки, иногда ревели от страха, прыгая с парашютом в темноту и неизвестность.

Фото 2. Володя. 1944 год

Два ранения, одно из них – сквозное пулевое ранение грудной клетки, после второго, в марте 1945 года, его списали с воинской службы. С фронта Володя вернулся весь седой в свои 20 с небольшим лет. Две награды – медаль «За освобождение Будапешта», о которой в воинской книжке написано: «За разгром танковой группы немцев юго-западнее Будапешта» и медаль «За отвагу». Его дети играли этими медалями. Они лежали, вернее, валялись в верхнем ящике комода, а много лет спустя при переезде, когда случился очередной инсульт у их матери, и дом со всем имуществом был продан в спешке за бесценок, вовсе оставили там, ни разу не вспомнив.

Было прохладное утро. Вещи, деревянный чемодан и соломенная подушка, были приготовлены и стояли у порога. Лида села, как говориться, на дорожку. Предстоял неближний путь к месту распределения. Что ее там ждет? Она вышла к дороге. Надо дождаться попутной машины. Подошла женщина, стали ждать вместе. Разговорились… Женщина оказалась весьма необычным человеком – кликушей, так называли людей, которые могли говорить, не раскрывая рта. Считалось, что они обладают даром предсказания. Лида рассказала о том куда и почему она едет и спросила у кликуши о том, как сложится у нее жизнь на новом месте.

– Сейчас придет большая машина и поедешь, а проживешь ты так себе, – ответила ей кликуша.

И, действительно, вскоре из-за поворота показалась машина с кузовом-будкой.

Поначалу Лиду определили на работу на фельдшерско-акушерский пункт в деревню Ельшата, где она поселилась на квартире у весьма интересной бабушки. Та, будучи в весьма почтенном возрасте, обладала завидным здоровьем. Бабуля парилась в бане от души, при очень сильном жаре и, выходя из бани, обкачивалась ледяной водой из ключа. Никогда и ничем бабуля та не болела.

Через несколько месяцев Лиду перевели работать в село Черновское, в больницу. Днем она вела прием в сельской амбулатории и периодически брала ночные дежурства. Поступил очередной вызов и, взяв чемодан дежурного, Лида пошла на окраину села, вошла в избу. Больной лежал к ней спиной, укрывшись шинелью. Заслышав шаги, тот приподнялся и повернулся к вошедшей. Лида увидела его лицо, это был тот самый солдат, просивший в ее сне хлеба…

Рваная кинолента раннего детства

Отец умер в мае 1969 года. В тот день в селе начался пожар. Отец работал шофером в пожарной части. Выехали на пожар, потушили. Он подошел к машине, взялся за ручку дверцы кабины и упал. Подбежавший товарищ лихорадочно принялся шарить в его нагрудном кармане, пытаясь найти флакон с таблетками, все знали, что у Володи болит сердце и он всегда носит с собой таблетки. Нашел, быстро открыл, сунул таблетку Володе в рот, но было уже поздно – изо рта пошла пена.

В тот самый день Надежда, старшая из четырех дочерей Лиды и Володи, шла в школу на последний звонок. Она заканчивала 10-й класс. Стояла прекрасная майская погода. Позади шли девчонки из ее класса, они тихо перешептывались между собой, но не догоняли Надежду и не включали ее в свой разговор. Уже подойдя к школе, они сказали Наде то о чем шептались: у нее на пожаре час назад умер отец.

Лизе, младшей из дочерей, на момент смерти отца было пять с половиной лет. Она хорошо запомнила, как сидела рядом с матерью на выпускном сестры. В просторном спортзале, бревенчатые стены которого были не обшиты и проконопаченные стыки выставлены на всеобщее обозрение, поставили столы для выпускников, учителей и гостей. Лиза запомнила вкусные конфеты трюфели на столах и еще хорошо запомнила выпускное платье сестры. Оно, конечно, было сшито заранее. В память врезался рисунок на ткани, из которой было сшито платье – на белом шелке черные мелкие цветы с острыми лепестками, собранные в соцветия, а по низу платья и на груди были пристрочены черного цвета оборки. Черные цветы…

И еще потом, в течение лет десяти, младшая дочь оставалась постоянной спутницей матери на разных мероприятиях, будь то застолье по поводу дня рождения какой-нибудь знакомой или родственницы или поход в кино на индийский фильм, над которыми рыдали всем залом. Лида категорически не принимала пьянство, а просто собраться компанией, вкусно поесть, поговорить, попеть и поплясать, то есть побывать на празднике, любила. С тех посиделок дочь Лиза запомнила много песен, а оттопать русского могла запросто. Одна ходить на такие застолья Лида стеснялась, присутствие младшей дочери, по-видимому, сглаживало ее пронзительное одиночество. Ей было 43 года, когда умер муж. Более ни одного мужчину рядом с мамой дочери не видели.

Лиза проснулась посреди ночи от шума в комнате. Открыв глаза, она увидела отца. Он держал в руках щенка. Отец приехал из Перми, которая являлась областным центром и расположена за 200 километров от Черновского, и привез из питомника Динку – немецкую овчарку. Та долго служила, но потом ее все же отравили за ее неугасший охотничий инстинкт – она, сорвавшись с цепи, начинала охоту на кур с летальным для них исходом. Сейчас я понимаю, что в ответе люди, то есть мы: собаку, да еще такой серьезной породы, человек, беря в дом, просто обязан воспитывать.

Еще прожектор памяти зацепил из тех дорогих Лизиному сердцу лет эпизод с лодкой. Лиза возвращалась из детского сада и, подойдя к дому, увидела отца, который на досках чертил линии синим карандашом – это отец строил лодку. Семья жила в доме на окраине села и река Сива, протекавшая метрах в 100 от дома, каждую весну широко разливалась, отрезая стоящий на отшибе дом от всего мира. И тут без лодки было не обойтись. Во дворе во время таких разливов ходили ондатры. Одну обнаружила после ухода воды собака, загнала за поленницу и Лиза, заглянув за нее, увидела крупную крысу с плоским хвостом, яростно оборонявшуюся от пса. Эти, да еще пара уже совсем размытых памятью эпизодов – вот и все, что Лиза помнила о времени, когда отец был жив.

Фото 3. Лиза. 1968 год

Со слов старших сестер отец отличался веселым характером. Свою жену Лиду, в девичестве носившую фамилию Чижова, он ласково называл Чижиком. Еще он научил младшую дочь некоторым фразам, которые она охотно повторяла, видя, что отца это веселит. Фразы были следующие:

– Кто у меня старший помощник? – спрашивал отец.

– Я! Я! – Лиза неслась к отцу со всех ног.

– Как помогаешь? – продолжал он.

– Из чашки ложкой! – громко и радостно докладывала Лиза. Отец смеялся.

Или еще, «Котовский, рапортуй!» – говорил отец, обращаясь к дочери. Лиза, которой никак не давалась в детстве буква «р», подбегала к отцу и, вытягивая, как ей казалось, спину для доклада, выкрикивала: «Котовский, тапотуй!»

Змеиная фантазия

С сестрами у Лизы была следующая разница в годах – со старшей, Надеждой, 11 лет, второй, Валентиной – 8, с Любой – 6 лет. У сестер Лиза видела учебник по зоологии, на цветной вкладке в котором была изображена змея, свернувшаяся вокруг пня дерева. Ниже была подпись – какая это змея, рядом была еще одна картинка с другой змеей и еще одна. Лизе запомнились эти картинки, они были интересными и пугающими и она приберегла их в своей памяти для эффектного рассказа кому-нибудь при случае. Случай оказался глобальным и трагическим…

Многое из этого дня навсегда врезалось в Лизину память. В старшей группе детского сада дети проснулись после сон-часа. Одевались. Няня ставила на столы полдник. «Лиза, что тебе приснилось во время тихого часа?» – обратилась к ней с вопросом няня. Лизе было очень лестно, что на нее обратили внимание, кто-то ей интересуется. Как не покажется странным, в большой семье Лизе катастрофически не доставало любви и внимания, по крайней мере, ей так казалось. Для сестер она была обузой, их заставляли водиться с Лизой, пока она была совсем маленькой, да и потом они были обязаны за ней доглядывать. Обязательства тяготили и сестры частенько обманом убегали от Лизы. Родители много работали и на работе, и дома по хозяйству. Плюс Лизина неуверенность в себе, которая оказалась плодородной почвой, взрастившей сорняки нелюбви к себе. Эта нелюбовь и проецировалась Лизой на окружающую ее реальность и искажала ее. Конечно, ее все любили. Поздний ребенок, отцу было почти 40, когда она родилась. Сестры – хорошие, незлые девчонки. Мама – заботливая и стремящаяся угодить каждому из семьи.

Лиза, польщенная вниманием нянечки, решила оправдать интерес той и начала эффектный, как ей казалось, рассказ.

– Я видела, как змея обернулась вокруг пня и душит его, – сказала Лиза.

– Видно, дети все чувствуют, – обратилась няня к воспитателю.

Лиза не поняла о чем они переговариваются. За ней в тот день почему-то никто не пришел и она пошла домой одна. Войдя во двор дома, Лиза увидела спинку дивана, ее вынесли из дома и прислонили к перегородке, отделявшей часть двора под навесом.

– Странно, – подумала Лиза, – отец на дежурстве, почему же спинку вынесли.

Спинку выносили, когда диван, черный, обтянутый искусственной кожей, с круглыми в виде валиков подлокотниками и из красного дерева резной вставкой по верхнему краю спинки, чистили внутри от пыли. Но это делал только отец, спинка тяжелая, а он на дежурстве. Войдя в дом, Лиза увидела кого-то лежащего у окна, на столике старинной швейной машинки с ажурными металлическими боковинами. У лежащего на ногах были синие тапки, ноги у человека были связаны. Подойдя ближе, Лиза узнала в лежащем человеке отца. Руки у него были на груди, там же была иконка. Отец умер…

Лиза запомнила, как в день похорон она бегала по лужайке возле дома, на которой было много народа. Тетеньки изображали, что они играют с Лизой, ловили ее руками, а она, хохоча, убегала от них. Она, в свои пять с половиной, не осознавала трагизма происходящего.

Спустя 35 лет, когда Лиза хоронила мать, к ней на кладбище подошла женщина, мама одноклассницы, и спросила, снились ли ей на этот раз змеи.

– Нет, – ответила Лиза. Она не стала говорить, что и тогда они не снились. Зачем? Что это меняло? Но сам вопрос неприятно поразил ее. Змеиная фантазия, спустя несколько десятилетий, вновь вернулась к своей хозяйке, оживив горькие воспоминания о тех майских днях…

Материнское наставление

Жизнь продолжалась… Родившейся в октябре, Лизе летом семидесятого года до полных семи лет не доставало нескольких месяцев. По-разному родители решают в такой ситуации, когда ребенок пойдет в школу, в неполные семь или почти в восемь.

– Нечего тебя еще год зря хлебом кормить, – не то в шутку, не то всерьез сказала мать и Лиза пошла в школу в неполные семь.

Самое первое сентября в ее жизни и еще последующие девять прочно ассоциируются в Лизиной памяти с запахом букета цветов, которые она готовила накануне. За цветами Лиза всегда ходила к тете Зое, пожилой, как ей казалось с уровня своих лет, женщине. Цветы у тети Зои были отменные: шикарные георгины – желтые с закрученными и заостренными на концах лепестками или белые, похожие на шары, с крупными круглыми цветками, мощные гладиолусы и любимые Лизой махровые астры. Тетя Зоя, известный на весь околоток садовод, добавляла к букету какую-то декоративную травку, напоминавшую Лизе листья укропа, или декоративную осоку и букет получался на славу! Ночь букет стоял в банке с водой на столе у Лизиного изголовья. Именно этот запах, да запах, исходящий от новеньких учебников, смешиваясь, создавали новый, неповторимый аромат, который в Лизиной голове имел четкую связь с началом учебного года. Так пахло только первое сентября.

Черновская средняя школа, в которой училась Лиза, располагалась в трех здания расположенных на разных концах села. Начальная школа, в которой учились первые три класса, была в двухэтажном здании в центре. На первом этаже находился спортивный зал, пара классов, да маленькая комнатенка, в которой жила женщина, мывшая пол, подающая звонки и выполняющая работу ночного сторожа. С ней, в тесной комнатенке жили двое ее детей, дочь и сын, оба с серьезными проблемами в здоровье. За это старшую в селе все звали Галей-дурой, а у младшего, Вовки, были серьезные проблемы с речью, говорил он очень невнятно. Повзрослев и периодически возвращаясь к этим воспоминаниям, Лиза испытывала неловкость за реакцию окружающих и свою лично к таким, как Вовка или Галя. «Доброты и принятия, и самих себя, вовсе не идеальных, и таких, непохожих на большинство, как эти дети – этого нам всем не хватает», – думала Лиза.

Звонок в этой школе в начале 70-х подавался вручную. Наша техничка, как все ее называли, брала в правую руку желтого металла колокольчик и, как только стрелка часов указывала на нужную цифру, поднимала его над головой и шла по коридору, мимо классов, с силой им потряхивая, от чего он оглушительно звенел. На втором этаже были учебные классы, учительская, буфет, в котором продавали любимые Лизой коржики по 10 копеек за штуку и чай по 3 копейки, да просторный коридор, в котором дети водили хороводы. Эта была традиция – перед началом уроков и в переменах ученики брались за руки и ходили по кругу, во время чего пели песню.

– Шел отряд по берегу, шел издалека-а, шел под красным знаменем командир полка. Э-эх, командир полка…, – песня заполняла собой пространство школьных коридоров.

В те годы каждый или, точнее сказать, почти каждый ученик проходил в школе три обязательные ступени: сначала его принимали в октябрята, потом в пионеры, а далее – в комсомол. Без этого человек был «белой вороной», что крайне не приветствовалось тогда и было серьезным препятствием в учебе и в жизни вообще.

От дня приема в октябрята у Лизы в памяти осталось не сам момент вручения октябрятской звездочки – значка с лицом маленького кудрявого Ленина на темно-красной эмали или вопросы учителей, ничего такого. В памяти осталась… тарелка, эмалированная, зеленого цвета в светло-зеленую крапинку с двумя или тремя пирожками. Это было праздничное угощение в честь принятия в октябрята или «якорь на эмалированной тарелочке» в Лизиных воспоминаниях о торжественном дне приема.

Лиза была интересным человечком. В ней умудрялось сочетаться, казалось, не сочетаемое – она была и невероятно настойчивой, и неуверенной, и временами дерзкой, и настроенной на борьбу и победу. Между девчонками в первом или во втором классе как-то возник спор и дело дошло до выяснения отношений с помощью драки. Лиза смело приняла вызов, даже вроде бы сама предложила схватку, и пошла биться. О чем был спор и чем дело кончилось Лиза, по прошествии лет, уже не могла вспомнить. В памяти остался лишь решительный настрой пойти и победить в той рукопашной. Девчонки сошлись в драке, махали руками, стараясь попасть по обидчику. Вокруг стояли зрители из таких же первоклашек. Несколько десятилетий спустя, когда Лиза уже четыре года занималась в тренажерном зале и со штангой и гантелями была на «Ты», она, обратив внимание, как тренер по тайскому боксу тренирует детей, подошла к нему и сказала: «Я хочу у Вас учиться». Так в почти 53 года Лиза, можно сказать, случайно вывела на свет Божий свою бойцовость и, направив ее правильным путем спортивного единоборства, стала получать массу положительных эмоций. «Друзья мои! – хотелось крикнуть Лизе всему свету, – Ищите то, что вам нравится, через что вы станете получать положительные эмоции. Ищите и найдете!» И спорт, Лиза в этом была стопроцентно уверенна, это один из самых замечательных путей, приносящих радость в жизни. Но до 49 лет, когда Лиза пришла впервые в спортзал, и после чего уже никто не смог бы разубедить ее в том, что она знала благодаря собственному опыту, было еще далеко…

Двойственность натуры

В пионеры Лизу приняли с опозданием. Она надерзила классной руководительнице и ее прием в пионеры вместе со всеми учениками класса отложили. Через полгода все же приняли. С ней же принимали Мишку, одноклассника, плохо учившегося и хулиганистого парня. Отец у Мишки был алкоголиком и семья: мать и трое детей, страдали от его вечного пьянства и хамства. Мишка вырос в этом аду. Отец водил мотоцикл «Урал» с люлькой и, когда он на нем ехал по селу, с похмелья, хмурый, вид его крупной, прямо сидящей фигуры за рулем мотоцикла вызывал у Лизы мысль, что едет дьявол. Вспоминая тот день, Лиза явственно видит перед собой картину, как Мишка, радостный, улыбающийся, с красным повязанным на шее пионерским галстуком, воодушевленный, вприпрыжку бежит по берегу реки, этим путем направляясь домой после приема его в пионеры. Надо отдать должное и власти того времени, 70-х годов, и силе воздействия ее пропаганды на умы.

Главным правилом воспитания в те годы и уж тем более в сельской местности было приучение к труду. Лиза с раннего детства видела, как много трудятся все: родители, сестры, родственники ближние и дальние, соседи. Самым интересным в жизни, по Лизиному глубокому убеждению, является познание. И в детстве, когда маленький человечек еще совсем мало знает, интересно все. Лиза вставала в 7 часов утра в воскресенье и лет в 5—6 от роду принималась мыть пол или делать то, что, по ее мнению, так называлось. Она наливала в ведро воды, находила тряпку и возила мокрой тряпкой по полу. И именно рано утром, в воскресенье спать почему-то совсем не хотелось, а хотелось заниматься интересным делом – мытьем пола, на что сестры, еще спавшие, и кому Лизина возня с полом мешала спать, извещали ее об этом, иногда не в самой вежливой форме.

Одним из дел, порученных маленькой Лизе, было смотреть за утками. Их штук по 30 покупали утятами и потом выращивали на мясо, благо река, благодатное для них место, протекала в 100 метрах от дома. Сначала утята жили дома, в картонной коробке. Их кормили пшеном и рубленным яйцом. Лиза им давала корм и питье – в пластмассовую перевернутую крышку наливалась вода. Затем, когда утята подрастали, Лиза их караулила, гоняла поплавать в ближайшей луже, а уже подросших – на речку и вечером, бросая хлебные крошки в воду, поблизости от утиной стаи, выманивала из реки и гнала домой. Однажды произошел случай крайне неприятный для Лизы. Утята плавали в большой луже неподалеку от дома и никак не хотели выходить. Лиза, чтоб их выгнать оттуда, стала бросать мелкие камушки-гальки в лужу, рядом с утятами, чтоб те испугались и вышли. Один камень попал в лапку утенка, видимо, повредил ее, и утенок, загребая лапами, сделал несколько кругов по луже и пошел ко дну. Придя позже к матери на работу, Лиза ей рассказала, что крыса схватила утенка, ей не хватило смелости признаться.

Еще один случай, который Лиза вспоминает с горечью, произошел через пару лет. Она шла по улице и увидела – на скамейке возле дома лежит ошейник для собаки. Ошейник как раз у Барсика, Лизиной собаки, пришел в негодность. Мужчины, чтоб все это наладить, в доме нет. И вот – готовый ошейник. Лиза подошла и, оглянувшись не видит ли ее кто-нибудь, взяла ошейник и ушла с ним. Ночь Лиза не спала и, дотерпев до 4 часов утра, потихоньку вышла из дому, прошла в рассветной полумгле метров 200 до того дома и положила ошейник на прежнее место. Вина за кражу жгла ее изнутри и, вернув ошейник на прежнее место, Лиза навсегда запомнила голос своей совести и то, что она ей говорила. Собственная совесть и есть самый строгий судья – это Лиза уяснила на всю жизнь.

Время шло, дочери подрастали и, хотя мать все силы отдавала для того, чтоб накормить, обуть, одеть, проследить и прочее, она не могла заменить отцовского воспитания. Отец нужен был детям и то, что его нет оставило неизгладимый след на формировании многих жизненных установок дочерей. У Лизы на протяжении всей жизни не складывались отношения с мужчинами. Она выросла в бабьем царстве и общение с мужчинами всегда для нее было стрессом, большим или меньшим.

По соседству жила семья дяди Феди, папиного брата. С его дочерью, Нинкой, Лизиной двоюродной сестрой, Лиза росли вместе, всего год разницы в возрасте, и они были то ли сестрами, то ли подружками. Лиза старалась приходить, когда дядя Феди нет дома. Его же она боялась. Нина же была прирожденным лидером – вечно хохочущая, с шапкой черных вьющихся волос, она походила на веселого чертенка, которого с успехом и играла на Новогоднем школьном балу. Костюм сделали просто: черное трико и футболка, да сшитая из ткани маска чертенка с носом в виде пятака – костюм готов. Школьные новогодние праздники проходили в просторном спортзале школы, в том самом, где когда-то был выпускной Лизиной старшей сестры – Надежды. Лиза, встав взрослой, не могла припомнить свои новогодние костюмы, наверное, их не было, зато она хорошо помнила, как доставала из красного домашнего шкафа марлевые платья сестер, покрашенные синькой, с нашитыми снежинками из фольги. Это были костюмы снежинок. Лиза заталкивала в колготки, под пятки кубики – они служили как бы каблуками, надевала мятое платье снежинки и, выходя из-за круглой печки, что в центре избы, объявляла: «Выступает артистка…».

Сцены Лиза панически боялась всю жизнь, под разными предлогами избегая выход на сцену за очередной грамотой, и лишь недавно, узнав, что оказывается, в каком-то там исследовании доказано, что страх сцены второй по силе после страха смерти, немного успокоилась, поняв, что… ну, вот так, она, скорее всего, не одинока. Там же, на тренинге, где Лиза это узнала, ей пришлось выходить на импровизированную сцену. И каково же было ее удивление, когда она это с легкостью сделала. Позже, анализируя произошедшее на тренинге и сопоставив со своими детскими выступлениями из-за печки, Лиза пришла к выводу, который, скорее всего, очевиден для многих, ей же пришлось к нему идти путем собственного опыта и вывод этот состоит в следующем: играть и в игровой форме, как в детстве, можно и нужно обучаться серьезным вещам.