Текст книги "Паутина долга"

– Сейчас его состояние вряд ли можно назвать жизнью. Да и если отважитесь на то, о чем говорили… Сначала сделайте, и только потом снимайте бусы, увидите, какие. А где… На углу Каретной и Пыльной улиц, в гостевом доме, комната на втором этаже, оплаченная heve Тэйленом.

– Это ваше имя?

– Да.

– Тэйлен… Мягкое, но сильное. Совсем, как вы. А меня зовут Шиан.

– Почему именно так?

– Потому что я – только половинка, – улыбнулась глашатай.

– Ну, раз уж мы познакомились… – Я порылся достал из кошелька шелковый мешочек. – Позвольте вручить вам. К наступающему Зимнику с наилучшими пожеланиями.

Женщина ойкнула совсем как маленький ребенок и восторженно сжала в ладонях подарок.

– Он… должен так пахнуть?

– Ну да, его затем и сделали. Можно класть в белье – для аромата, можно просто держать в комнате. Как пожелаете.

– Мне так редко дарят подарки… Спасибо!

Нехорошо принимать незаслуженную благодарность, ведь мешочек предназначался совсем другому человеку, но, кажется, я все сделал правильно.

***

В этот раз мне не нужно было искать поводов присутствия в игровом зале на втором этаже «Перевала»: я просто любовался Шиан, исполняющей обязанности глашатая за одним из немногих занятых столов. А она, ловя мой взгляд, улыбалась в ответ, но каждый раз вкладывала в улыбку новое чувство. Ободрение, обещание, нежность, вопрос, рассеянное удовольствие – уверен, изгиб пухлых губ находился в полном соответствии с мыслями, посещающими хорошенькую русую головку. Я тоже думал… О том, каким подлецом оказался.

Женщина обещала отдать противоядие, без которого сама будет мучительно умирать: неизвестно, достаточно ли одной порции в день, или же их должно быть обязательно не менее двух. Если верно второе, уступкой моей настойчивости Шиан обрекает себя на смерть, потому что нарушать режим приема лекарства нельзя. Если стремишься выздороветь, разумеется.

Железы гаккара вырабатывают противоядие постоянно, ни на вдох не прекращая свою работу, стало быть, Ришиан тоже рискует, дважды в день даря свой «поцелуй» сестре, возможно, насильственно сокращая свою и без того недолгую жизнь. Но даже если близнецам остается всего лишь несколько месяцев пребывания на этом свете, имею ли я право воровать их дни? По всем законам души – нет. И все же, мне придется стать вором. Потому что два человека меньше, чем целая Империя…

Если Кэр умрет, принцесса останется без своего ближайшего друга и наставника, соответственно, внимание ее будущего императорского величества перекинется на мою скромную персону. Проще говоря, Сари вцепится в меня зубами и ногтями. Кто бы что ни говорил, оказаться поверенным в делах высокой политики – не лучший вариант спокойной жизни. Вообще не вариант. Но даже отставив в сторону треволнения, связанные с бултыханием в волнах власти, можно обнаружить и кучу прочих неприятных ненужностей.

Я не имею ни малейшего понятия о политических течениях, влияниях, стратегиях и интригах, естественных для императорского двора и его ближайшего окружения. В науках, признаться, силен еще менее, нежели во властных играх. Все, чем я способен оказать содействие принцессе, это высказать свой скромный взгляд. И более ничего! Требуется же не только рассказать, что видится с невысокой кочки, а и близко к реалиям предположить, какая картина простирается перед другими зрителями, какие планы строят участники, и дать дельный совет постановщику представления. Сомневаюсь, что и скорпу все перечисленное по плечу, но у него есть немаловажное преимущество передо мной: привычка. Если он был приставлен к принцессе еще во времена ее младенчества, то успел составить впечатление о расстановке сил вокруг, поскольку время и внимательное наблюдение – лучшие помощники в нелегком деле анализа.

В юности мы горим желанием дать оценку каждому происходящему в нашей жизни событию. И даем, разумеется. Даем подчас вопреки здравому смыслу, безопасности и возможному влиянию нашего поступка на будущее. А по прошествии времени – в самом крайнем случае, спустя ювеку – убеждаемся: натворили аглис знает, каких глупостей. И все почему? Потому что поставили факт не на ту полку, где ему положено находиться. Причина подобных ошибок проста: мы слишком мало видели. Можно постигать мудрость исключительно по толстым и запыленным фолиантам, но пока нам в реальной жизни не встретится подтверждение прочитанного, не щелкнет нас по носу, не упадет на макушку звонкими дождевыми каплями, знание так и останется спящим. Мертвецким сном.

Что толку в годах, проведенных мной в Академии, если только месяц назад я смог по-настоящему применить изученное, да и то, самую малую его толику? Кто поручится в полезности всех остальных знаний, осевших в памяти? Вполне возможно, моя голова забита сущим хламом, который и рад бы выкинуть, да не знаешь, с какой стороны подобраться. Советчик из меня… Не слишком хороший. Скорп хотя бы мог защитить от нападений, а я? Сначала должен преодолеть лес оговорок и сомнений, чтобы сделать крохотный шаг вперед. Трус? Наверное. Может быть. Но своя шкура как-то дороже, чем чужая, верно? Особенно сейчас, когда жизнь вроде бы начинает поворачиваться ко мне светлой стороной. Поэтому план действий таков: тихо-мирно дожидаюсь, пока хозяин «Перевала» разберется с делами, добиваюсь противоядия для Кэра, сдаю ему на руки принцессу, выпроваживаю обоих за дверь и… Начинаю строительство семейного гнездышка. Если, конечно, удастся убедить Ливин. А впрочем, пусть и не удастся: кажется, у матушки на примете есть еще пара-тройка подходящих невест…

И все-таки, я очень нехороший человек. Если сестры были соединены телами еще в утробе, то изменение скорости и полноты течения жидкостей в одной из близняшек непременно должно было быть уравновешено замедлением в другой. Собственно, свидетельство было мне представлено: крайне низкая теплота рук Шиан. Как будто кровь вообще не достигает кончиков пальцев… Но замедлилось и кое-что другое. Развитие сознания. Сестра Риш способна воспринимать только поверхность происходящего, но не двигаться вглубь, на поиски смысла. Хотя с другой стороны, тем лучше: лишние знания порождают лишние сомнения, а те в свою очередь воздвигают препятствия на пути разума. Скакать по верхам удобнее и зачастую безопаснее.

Но один вопрос все же требует ответа. Если верить трудам достопочтенного heve Лотиса, гаккаров творили только во время Войны Туманов и чуть позже. Для истребления магов, не подписавших договор о мире, а потом, с исчезновением причины отпала и надобность в убийцах. И что я вижу? Не более тридцати лет назад какой-то безумец решился вновь вырастить гаккара. Почему безумец? Потому что работа хоть и незатейливая, но требует тщательности, аккуратности и известной сноровки, а неизвестный Заклинатель перечисленными качествами не обладал, если допустил то, что допустил. И вряд ли он действовал в личных целях, следовательно, был заказ. Но от кого? И кто должен был стать жертвой? Вернется Валлор, попробую разговорить. Старому приятелю он не откажет. Наверно. Может быть.

***

В последнюю ночь перед наступлением Зимника в игровом доме было немного посетителей: только на первом этаже роились желающие обзавестись дармовым пропуском в «Перевал», а в верхнем зале были заняты только три стола, и то скорее размеренной беседой, а не азартной игрой. Впрочем, в пустующих местах не было ничего удивительного, если допустить, что зал на втором этаже посещают только высокопоставленные, знатные и богатые персоны, а не бездельники, проматывающие отцовские состояния. У людей, занятых делом, конец года – самые горячие дни, несмотря на зимнюю стужу: аристократы выказывают почтение двору управителя Нэйвоса, торговцы подсчитывают прибыли и убытки, генералы проверяют боеготовность своих подчиненных, поскольку темная ювека по традиции, подтвержденной опытом, считается самой выгодной для нападения на противника. В общем, не до развлечений. Завтра, к примеру, здесь будет совсем пусто, и, вполне возможно, «Перевал» вовсе закроется на целые сутки. Чтобы с новыми силами радушно принимать игроков весь бесшабашный Зимник.

Heve Майс мельтешил по залу, приторно улыбаясь немногочисленным посетителям (не обращающим, впрочем, на хозяина игрового дома никакого внимания) и тщетно пытаясь скрыть явственно глодавшее его волнение. Любопытно, он уже поговорил со своим «покровителем»? Точнее, человеком, определенным в таковые? Наверняка, но ответа не получил, потому и дергается, как угорь на раскаленной сковороде. Надеюсь, все разрешится в скором времени и благополучно для всех актеров этого странного спектакля… Ага, похоже, прямо сейчас!

Они вошли в зал все в том же порядке. Первой – блондинка, увлеченно посасывающая леденец: полупрозрачного сахарного зверька неизвестной породы, подкрашенного ягодным соком и усаженного на тонкую деревянную палочку. Но словно в пику легкомысленному поведению малолетнего ребенка, одета на сей раз предельно церемонно и строго. Ни голых плеч, ни дорогих украшений, даже кудрявые волосы приглажены так, что кажутся почти выпрямившимися.

Чернявый весельчак застегнут на все пуговицы, карие глаза, противореча блуждающей по губам улыбке, смотрят серьезно, может быть, чуть напряженно, словно их обладатель решает важную для себя задачу.

Тщедушный рыжик где-то оставил свой плед, открывая любопытствующим взглядам костюм, плотно облегающий тонкую фигуру и подчеркивающий каждое движение. Очень неприятно подчеркивающий: если скрытые клетчатой шерстью они выглядели судорожными, то теперь становится совершенно ясна предельно точная завершенность каждого – от шага до, казалось бы, случайного взмаха руки.

Участники карнавала сбросили маски? Впрочем, мое мнение о каждом из них изменилось не существенно. Опасность Слата чувствовалась и ранее, внушительность Миллин – тоже, исключение составил лишь Вехан, но, пожалуй, в его вчерашней веселости тень серьезности все же присутствовала. Точно! Он же каждым своим шутливым выпадом проверял крепость обороны своих противников (или напарников?) по игре… Что ж, можно успокоиться: все советы, высказанные хозяину «Перевала», остаются в силе. Вот только вопрос, насколько успешно он ими распорядился? Каким внял, а какие оставил без внимания?

Майс, заметив явление дорогих гостей, на вдох застыл неподвижной статуей, лишь черты лица кривились и текли, судорожно выбирая, какое выражение принять, потом подскочил к вновь прибывшим гостям:

– Счастлив снова видеть вас, heve и hevary! Прошу, располагайтесь со всеми возможными удобствами!

Воодушевление не произвело впечатления на троицу: из всех только Вехан скользнул рассеянным взглядом по лицу хозяина, а прочие словно ничего не слышали. Заняв все те же места (Слат вновь выказал любезность, подвигая стул блондинке), игроки молча уставились в центр стола – на одинокий стаканчик для костей. И когда уже начало казаться: молчание продлится вечно, Миллин коротко кивнула, вздернула подбородок и произнесла:

– Пора.

Тщедушный Слат согласно склонил голову набок, а вот Вехан… Предпочел не торопить события и вместо ответа сцепил пальцы рук в замок, откинувшись на спинку кресла.

Блондинка взмахнула ресницами:

– Есть возражения?

– Увы.

Короткое слово прозвучало на редкость угрожающе, но, как ни странно, заставило собеседников оживиться: рыжий подобрался, как кошка, готовящаяся к прыжку, а в глазах женщины вспыхнули искры интереса.

– Поделишься?

Это спросил Слат, глухо и резко, как ударил.

– Непременно, но прежде… Зачем все мы прибыли сюда?

Судя по интонации, вопрос не требовал ответа, что поняли все присутствующие, и после небольшой паузы Вехан продолжил:

– Каждый год в канун Зимника мы подводим итоги и бросаем жребий, отдавая свою судьбу в руки случая. Так заведено нашими предками, мы свято следуем традициям, и возьмем с наших наследников клятву не преступать старых обычаев. Однако… Сегодня я узнал: ничего случайного нет даже в нашей игре.

– Поясни, – потребовала блондинка.

– Я узнал… из источника, никогда прежде не уличенного во лжи, что каждый бросок костей, совершенный нами, легко предсказать, тем самым, определив победителя еще до начала игры.

– Невозможно, – процедил сквозь зубы Слат.

Вехан усмехнулся:

– Я тоже не сразу поверил, но… Вспомнив, как заканчивались партии в прошлые три года, пожалуй, соглашусь: все было предопределено.

Миллин вынула изо рта леденец и ехидно осведомилась:

– Вот как? И кто же, по словам твоего… источника, одержит победу сегодня?

Чернявый вздохнул, но ответил:

– Не ты.

Женщина не разозлилась, скорее, стала еще заинтересованнее:

– Как в этом можно быть уверенным?

– Не знаю. Но изо всех нас самые большие шансы на победу у меня.

Слат фыркнул:

– То-то ты в прошлом году проиграл в первой же партии! Похоже, твой источник что-то напутал.

– Я не буду касаться всех подробностей, – осторожно заметил Вехан, – но вспоминая свои действия… Понял, в чем была причина моего проигрыша. И это только подтвердило опасения.

– К чему ты клонишь? – Нетерпеливо подался вперед Слат.

– Я мог бы утаить полученные сведения от вас обоих, но это было бы…

– Нечестно? – Улыбнулась блондинка.

– Опасно? – Предложил свой вариант рыжий.

– Глупо, – подытожил чернявый. – Нам следует объединиться перед возникшей угрозой, а не пытаться съесть друг друга. Правила игры неизменны, но когда уйдем мы, наши преемники тоже окажутся перед соблазном заранее знать исход дела. И если кто-то из них не справится с собой, прольются реки крови, а то, что строили наши прадеды, рассыплется прахом. Вы желаете своим потомкам такого будущего?

Снова повисло молчание. Долгая минута, в течение которой меня посетила всего одна мысль, но весьма отчетливая: если троица не растопчет Майса, сделаю это лично. Он что, не научился за всю прожитую жизнь вести переговоры? Уж выбрал, совершенно точно, не того человека! Хотя… Изо всех троих именно кажущийся беспечным Вехан – самый основательный и рассудительный. А стало быть, выбор был удачен. Но только не для хозяина «Перевала».

– Предлагаешь отменить игру? – Спросила блондинка.

– Нет. Мы сыграем. Как обычно, только… Пригласим еще одного игрока.

– Кого же?

Вместо ответа Вехан взглянул на heve Майса. Тот сглотнул и мелко затряс губами, но не смог выдавить из себя ни одного слова, подтверждающего согласие или означающего отказ. Впрочем, судя по твердости взгляда карих глаз, отказа не предусматривалось.

Миллин задумчиво погладила пальцами сукно стола.

– Введем в игру заведение? Почему бы и нет… Только что будет поставлено на кон?

– С нашей стороны те же самые ставки. А с другой… Скажем, вон та красавица. Ничего не имеете против, дражайший?

Правильнее было бы сказать «дрожащий», потому что у Майса уже зуб на зуб не попадал. Чего он так боится, скажите на милость? Даже если проиграет, потеряет всего ничего… Эй. О чем шла речь? «Красавица»?!

Я взглянул на застывшую в глазах Шиан обреченность. Вздохнул. Мысленно попросил прощения у всех, кого смог припомнить, равно людей и богов. Поднялся и подошел к столу, за которым сидела троица.

– Негоже играть на живую душу. Не по-людски это. Да и рабство в Империи, насколько мне помнится, запрещено.

Блондинка вскинула брови:

– Вам следовало бы сначала попросить разрешения вступить в беседу, а не бросать обвинения. Вы считаете, что имеете право поучать нас?

– Я всего лишь хочу предостеречь.

– От чего же?

– От богопротивного поступка. Или вы хотите запятнать свою душу грехом в канун Зимника?

Тонкие губы Слата, профиль которого был мне хорошо виден, скривились в плотоядной усмешке, а Вехан, переведя взгляд с бледного лица Майса на мое, спросил:

– Вас так заботит судьба этой женщины?

– Более чем.

– Вас ведет любовь?

– Да.

И ведь не вру, что самое смешное: именно любовь. К себе и к своему безоблачному будущему существованию. Любовь страстная, но пока еще неразделенная.

Чернявый подумал и предложил:

– Я не имею привычки менять ставки, но, если пожелаете, можете сыграть с нами. Заняв место хозяина.

– На тех же условиях?

– Разумеется.

– Отлично.

Я сел в свободное кресло.

– Начнем?

***

Тык-дык, тык-дык, тык-дык. Цоканье копыт. Кто под седлом у судьбы, кляча или чистокровный скакун? Не узнаешь, пока всадник не появится из-за поворота. А в скорбном игровом случае – пока стаканчик не будет поднят над столом. Впрочем, я и так знаю, что выкинула Миллин. «Кровь на цветущих одуванчиках»[6]6
  Две красных грани, одна зеленая и две желтых. Если бы вместо зеленой выпала синяя грань, комбинация называлась бы «Старшая фиалка» и имела бы меньшую ценность.


[Закрыть]. Меньшего и не ожидалось: блондинка неспособна проигрывать то ли в силу своей природы, то ли благодаря долгому и тщательному обучению.

Стаканчик воспарил вверх, и Шиан покорно повторила мое предположение:

– «Кровь на цветущих одуванчиках».

Заявлялась, правда, менее сильная комбинация, но больше – не меньше, верно? И торжествующая Миллин сунула в рот леденец.

Первый круг игры пройден, но предстоят еще два. С двумя противниками. Хорошо, что Майс подсунул те самые кости, которыми я зарабатывал пропуск в «Перевал».

Для определения судьбы глашатая была выбрана «Ложь или правда» – весьма занятная игра. Ввиду того, что ставка была всего одна, решено было играть на простое выбывание, но не проигравшего, как это водится, а победителя. В остальном все просто: игрок делает бросок и, не показывая выпавшие грани, объявляет комбинацию. Правдиво будет его заявление или нет, неважно, потому что второй по очереди игрок должен либо согласиться, либо опротестовать. Если соглашается, наступает его черед бросать. Если же сомневается… Стаканчик поднимается. Допустим, первый игрок не лгал, тогда второй пропускает ход, передавая его третьему. Если же лгал и был уличен во лжи – выходит из игры до следующего круга.

Я благополучно вышел еще на первом броске, предоставив троице возможность разобраться между собой, кто удачливее. Собственно, меня интересовала только последняя партия, но принимать участие приходилось во всех. Заодно установил для себя, что Миллин, как самая привычная к деревянным костям, оказалась на высоте и с незнакомыми игральными инструментами. Хотя, в подобной игре важнее не умение бросать, а умение убедительно врать…

Как мной и ожидалось, вторым победителем вышел Слат, но не за счет блестящей игры, а потому, что Вехан был больше других заинтересован в том, чтобы оказаться участником последней партии. То ли он догадывался о моей причастности к осведомленности хозяина «Перевала», то ли знал это четко и ясно, но карий взгляд чернявого здоровяка внимательно следил за моим поведением. Настолько внимательно, что я решил: притворство не поможет, а только помешает, потому позволил себе совершать броски без малейшего чувства на лице и в душе. Да и какие могут кипеть страсти, если результат известен? Единственное, что вносило в игру неприятную случайность, это моя телесная сноровка. Одно дело знать, как легли кости у соседа, и совсем другое – заставить свои кубики повернуться к свету нужными сторонами.

Вехан широким жестом предложил делать первый бросок мне. Что ж, попробуем. Начнем с малого?

Три круга по стенкам стаканчика. Наудачу. Главное, не перестараться и не поддаться соблазну остановить бег костей в наилучший момент. Шлеп!

Приподнимаю посудину. Смотрю на выпавшие грани. «Звездная ночь» – две черных картинки и три белых. Комбинация из самых слабеньких, но это не имеет ровным счетом никакого значения. Соврать или сказать правду? Перевожу взгляд на Вехана. Люди, как правило, охотнее верят самым невероятным вещам, чем истине.

– «Полнолуние»!

Нарочно объявляю еще более слабый результат, но могу не сомневаться в реакции противника. И точно, Вехан кивает:

– Согласен.

Двигаю накрытые стаканчиком кости. Чернявый в свою очередь приподнимает деревянную посудину, смотрит и хмыкает, но не дает остальным полюбоваться на раскрашенные бока кубиков, сгребая их ладонью.

Встряхивает и тут же опускает на стол. Вот зараза, быстро понял, как со мной можно бороться: не давать слушать стук дольше необходимого для перемешивания костей. Но моя ладонь расслабленно лежит на сукне, с которым кубики поцеловались при встрече, а значит, и этот круг остается за мной.

– «Подзимняя трава».

Две черных грани, три зеленых? Очень похоже на правду. Меня смущает эхо только одной из костяшек…

– Согласен.

Получаю кубики в свое распоряжение. Так и есть, все-таки была одна синяя. Вопрошающе смотрю на Вехана, тот расплывается в широкой улыбке. Мол, будем квиты: ты обманул, я обманул – начинаем все сначала.

Вообще-то, каждый из нас имеет право согласиться не больше, чем три раза подряд, потом кто-то должен рискнуть. Или он, правдиво объявив выпавшую комбинацию, а я – опротестовав ее, или наоборот. Разницы никакой, но тот, кто скажет: «Лжешь!», должен будет доказать свою правоту, только и всего.

Пускаю кости в пляс по стаканчику, выстукивая затейливый ритм. Шлеп! Две красных грани, две синих, одна белая. А у меня нет возможности лгать.

– «Младшая фиалка».

Похоже, Вехан думает о том же, о чем и я, поспешно отвечая:

– Согласен!

Накрывает кости ладонью, сжимает пальцы, собирая кубики в горсть. Смотрит на меня.

– Зачем вы впутались во все это?

– Мне не оставили выбора.

– Кто?

Судя по живости голоса, он ожидает услышать имена. Зря.

– Обстоятельства.

Вехан недоверчиво щурится:

– Не имеющие ни тела, ни духа, ни названия?

– Почему же… Каждое обстоятельство воплощается в этом мире посредством действий человека. Но поскольку люди чаще всего и не подозревают себя орудиями судьбы, нет смысла запоминать имена: я ведь не собираюсь никого обвинять.

На мою мягкую попытку уйти от ответа следует холодное возражение:

– Вы, возможно, всепрощающи, но в этой игре участвуете не вы один.

– Вам нужен осязаемый враг?

– Не откажусь от встречи с таковым. И уж точно, не побегу прочь!

– Тогда смело можете посмотреть в зеркало.

Чернявый оценил шутку, но веселиться не стал.

– Уверены, что я наношу вред себе сам?

– Разве нет? Вы же могли не задумываться над чужими словами, могли не делать из них опасных выводов. Но рискнули и… Собираетесь выиграть или проиграть?

– Победа зависит не только от моего желания.

– От чего-то еще?

– От действий противника.

Смотрим глаза в глаза. Долго и настойчиво. Не угрожая друг другу, не пугая, не предостерегая. Пытаясь понять. И это мне в Вехане нравится. Пожалуй, я не ошибся, советуя его в качестве покровителя. Чернявый мужчина далеко пойдет, а впрочем… Возможно, он уже там. Вдалеке. Роскошном и успешном. По крайней мере, он не нуждается в красоте Шиан так, как нуждаюсь я в ее свободе и доброй воле. Мне нужна победа. Не для себя, поэтому… Я обязан победить.

Должно быть, Вехан прочитал в моем взгляде тоскливую обреченность. Прочитал, прикрыл веки, словно разглядывал стол у себя под носом. Снова поднял взгляд. Поворошил кости в поднятой ладони, потом звучно хлопнул их на стол.

– «Золотой рассвет»[7]7
  Три красных грани и две желтых. Одна из наиболее ценных комбинаций.


[Закрыть]!

У меня не было ни времени, ни возможности действовать, как прежде. Не было деревянного стука кубиков по стаканчику, лишь глухое потирание боками. Но петь песню можно даже шепотом, к тому же… Все кости коснулись стола. Две плотно прижатые друг к другу, три – на удалении в несколько волосков. Те, что соприкасались, совершенно точно, смотрели друг на друга одинаковыми гранями, на которых… Были вырезаны зигзаги красной руны Dieh. И все говорит за их «прямое» положение, значит, и впрямь, две желтых грани смотрят вверх. Остается выяснить, есть ли среди трех других выпавших хоть одна не красная. Можно, разумеется, согласиться, но тогда мне придется объявлять либо «Солнцестояние», либо «Зеленое золото», а пять кубиков, предоставленных для игры неспособны на столь хорошие комбинации: проверено. Мной. Лично.

Итак, если Вехан не лжет, оставшиеся кости должны лежать синей гранью вниз. Синь… Это Rieh. Жизнь. То, чего я однажды едва не лишился. Моя старая и не слишком добрая приятельница. Какой у нее голос? Пронзительный, упрямый, бесцеремонный. Но хор упавших костей… Ровно ли он звучал?

Левая ладонь, прижатая к сукну, почти онемела. Каждый удар кубиков о поверхность стола отдавался в моих пальцах эхом. Недоступным обычному слуху, но услужливо уносимым кровью туда, где дремлет змеиное тело печати – стража моей души, не позволяющего отлучаться дальше и дольше положенного. Каждый удар… Все вместе, но строго отделенные ощущениями. И кажется, один из них звучал иначе, чем остальные. Рискну?

– Лжете.

По правилам Вехану следовало открыть выброшенную комбинацию и… Проиграть, потому что по карим глазам уже было видно: я прав. Но чернявый не собирался сдаваться быстро. А может, и вообще не собирался сдаваться, потому что… Смел кости со стола, и они широким веером разлетелись по полу.

– Как сие понимать? – Бесстрастно спросила Миллин. – Игра окончена?

– Еще нет, пышечка… Но теперь я знаю, кто тот умелец, способный угадывать результат броска.

Взгляды обратились на меня. Со стороны блондинки – расчетливый, со стороны рыжика – брезгливо-снисходительный. Глаза Вехана горели мрачным азартом.

– А чтобы доказать вам… Пусть он скажет, как легли кости!

– Я должен ответить?

– Если хочешь выиграть свою ставку.

– А если… не угадаю?

– Потеряешь. И не только ее.

Понятно. В случае отказа потешить почтеннейшую публику меня прирежут. Правда, становится все более похожим, что и в случае покорнейшего исполнения всех повелений сохранить жизнь мне не удастся, но… По крайней мере, Шиан никто не тронет. И вообще, раньше надо было жалеть: не ввязываться в игру. А еще разумнее было не тащить за собой в игровой дом принцессу и не показывать перед ней любимые фокусы.

Как кубики скакали по полу? Звонко, глухо, почесываясь ребрами о паркетины, ворча на неуважительно относящегося к орудиям собственной удачи игрока. Что ж, Вехан, ты упростил мне задачу, разрешив костям побегать.

– «Ночное море».

Чернявый встал и, сопровождаемый Слатом, у которого, видимо, была репутация самого честного из троих человека, прошел по залу, разглядывая отдыхающие на паркете кубики. Вернулся к столу, медленно и молча опустился в кресло, а рыжий, отвечая на вопрос в глазах блондинки, утвердительно кивнул.

Миллин опустила подбородок, почти прижав к груди, потом резко выпрямила шею, встала и, положив ладони друг на друга на уровне талии, произнесла, торжественно и внушительно:

– Я, избранная Первым голосом, объявляю присутствующему меж нами чужаку волю Круга. Ничто не должно быть предопределено. Ничто не должно быть известно до своего свершения. Ничто не должно мешать исполнению воли случая. Так было, так есть и так будет. Преступивший закон платит жизнью. Миллин ад-до Эрейя, старшина стригалей, сказала.

– Слат ад-до Рин, старшина забойщиков, согласился.

– Вехан ад-до Могон, старшина погонщиков, подтвердил.

Они вставали один за другим, серьезные и трогательно верящие в собственное право решать. Они выглядели настолько убедительно, что не было повода сомневаться: я – покойник. И очень скорый.

Но исполнению воли случая (особенно, рассчитанной и выверенной, пусть ожидаемой в иное время и в иных декорациях), и в самом деле, ничто не способно помешать: дверь зала распахнулась, по начищенному паркету прозвенели подковки сапог патруля покойной управы, а знакомый голос обрадованно и облегченно воскликнул:

– Вот он, этот человек!

***

Никогда не думал, что буду сердечно рад явлению по мою душу служек покойной управы, а вот поди ж ты… Что с людьми творят время и обстоятельства!

Совесть облегчало лишь одно: пришли за мной не по доносу, а после сурового дознания, примененного к осчастливленному мной днем парню. Видимо, легкость достижения победы ударила в белобрысую голову, и все мои предостережения и советы благополучно забылись, если наблюдатели из Плеча надзора заинтересовались многократными выигрышами ранее не блиставшей оными в игровых заведениях персоны. Полагаю, допрос занял не более четверти часа, и возможно, именно это обстоятельство продлило мою жизнь: как и в любой управе, в покойной каждая бумага, собирая разрешительные печати, путешествует из кабинета в кабинет строго предписанным маршрутом (и способна иной раз вовсе заблудиться и сгинуть), на что, сами понимаете, потребно время. А будь парень поупертее и провозись с ним дознаватели подольше, до полуночи указание об аресте не было бы вручено патрулю и… Нет, о плохом думать сейчас не буду. Сейчас я бодр и весел. Насколько вообще можно быть веселым, шагая в окружении стражников и чувствуя, как связанные за спиной руки без варежек постепенно застывают на морозе.

Но надо же оказаться таким везучим… Обыграл одного из старшин Пастушьих подворий, выслушал смертный приговор, а потом улизнул с самой плахи! И чужая алчность способна делать добро, как ни странно. Правда, на идущем рядом со мной парне лица нет: ни жив, ни мертв от страха. Любопытно, он больше опасается наказания со стороны властей или моей мести?

Вполголоса сообщаю:

– Надеюсь, ты понимаешь, что можешь теперь навсегда забыть о пропуске?

Он вздрагивает, сбивается с шага, и так не слишком спешного, потому что по еще пути в игровой дом патруль навещал питейное заведение и теперь солдаты с удовольствием поглощали горячительное, оправдывая себя в глазах взирающих с небес богов и ожидающего рапорта начальства тем, что согревают тела, вынужденные находиться в жестоких объятьях зимы.

– Эй, ты! Без разговоров! – Дергает за веревку приставленный ко мне стражник. Петли на запястьях врезаются в кожу, потом снова ослабевают и хоть ненадолго заставляют кровь шевелиться.

– Да брось, пусть треплют языками, – разрешает второй, поводырь незадачливого игрока. – У них другого развлечения, может, и вовсе не предвидится.

– Не положено, – огрызается первый, но получая в ответ укоризненное хмыканье, перестает обращать внимание на арестованных, и я уже совершенно ни о чем не беспокоясь, обращаюсь к парню:

– В каком по счету доме тебя взяли?

Он несколько шагов угрюмо сопит, но все же сознается:

– В четвертом.

Я разочарованно присвистываю.

– Не удержался? Я же говорил: две-три партии, потом иди дальше… Вся работу псу под хвост.

– Извини.

– Вообще-то, за такую подставу одним извинением не отделываются. Но ты хоть денег-то выиграл?

– А толку? Они все забрали.

– Ты еще пожалуйся на судьбу и оплачь будущее своей несчастной сестренки!

Он повернул голову и посмотрел на меня, зло щурясь:

– Думаешь, я нарочно рассказывал? Чтобы тебя разжалобить?

– Нарочно, не нарочно… Мне все равно. Особенно сейчас.

– Оно и видно.

Парень снова утыкается взглядом под ноги, словно ищет спасение в камнях мостовой.

Да, сестренка, скорее всего, существует. Возможно, не столь уж сильно бедствует, но известие о заключении братца под стражу с обвинением в мошенничестве с костями и возможной каторгой девицу не порадует. Кстати, ей еще придется заплатить немалую подать – в возмещение душевного ущерба, нанесенного мошенником честным игрокам. Хорошо, если выигранные монеты покойная управа вернет облапошенным, а если решит оставить себе, скажем, в качестве подарка к Зимнику… Да, сестренке не позавидуешь: тут уж даже если не собиралась продавать дом, а придется.