Текст книги "(не)жена для бандита "

(не)жена для бандита
Автор: Вероника Колесникова

1

Аннотация к книге "(не)жена для бандита "

Мне пришлось вынимать пулю из своего несостоявшегося жениха…Под пристальным вниманием опасного мужчины из криминального мира.

У них принято избавляться от свидетелей, и теперь нам с бывшим парнем нужно бежать.

Но оказалось, что опасность кроется ближе, чем я думала, а спаситель вовсе не тот, на кого я делала ставку…

***

Она спасла ему жизнь, но увидела то, что не должна была. Их встреча оказалась случайной, но финал окажется у каждого свой.

Что выберет он: власть или любовь? Что предпочтет она: доверие или смерть?

***

– Амир Султанович, прошу сюда. – Девчонка с ресепшена буквально выпрыгивает из-за перегородки, чтобы оказаться рядом. Медленно обвожу ее взглядом – кажется, знакомая. Возможно, я даже имел с ней близкий контакт совсем недавно. Но сейчас, когда у меня по спине буквально ручьем льется кровь от ножа, сосредоточить мысли на чем-то другом трудно.

– В операционную меня, – нагнувшись, говорю ей тихо, в ухо, и она вздрагивает. Вскидывает на меня свои огромные глаза и облизывает губы.

– Да, да, конечно. Но… Амир Султанович, – она оглядывается, проверяя, не слышит ли ее кто-то еще из посетителей современной клиники. Но, кажется, те немногие больные, у кого есть средства лечиться здесь, заняты своими ничего не стоящими делами. – Иван Павлович в отъезде.

– Позови другого хирурга, – бросаю я по пути, а сам уже иду по белому коридору туда, где, как хорошо помню, находится операционная. Персонал клиники уважительно кивает головами при встрече, но никто не задерживает взгляд – привыкли, что передо мной нужно опускать голову. Куртка, которую пришлось натянуть, чтобы скрыть ужасную рану под лопаткой, сильно трет болезненное место. Несколько капель стекают ниже, ниже, и я понимаю, что у меня нет времени болтать с девчонкой на пороге хирургического кабинета, а то уже через несколько минут тут будет точно такая же картина, как в моем автомобиле: все зальет кровью.

– Осталась только Наташа Михайловна, – семенит она за мной, не поспевая за уверенным шагом. – Но она… новенькая…

Не выдерживаю и сжимаю ладонь в кулак, отчего он бледнеет, а плечо простреливает яростной, сильнейшей болью от резкого и неожиданного движения.

– Сейчас же позови ее сюда, иначе я все здесь разнесу к чертям.

– Да, да, Амир Султанович, – лепечет мелкая, но я уже не слышу ее: распахиваю двери операционной. Здесь царит полумрак и прохлада. Никого нет, но я и так это знал, поэтому специально поехал в клинику дяди, где никто не задаст ненужных вопросов по поводу моего странного ранения. Жаль, что нашего хирурга нет, но, надеюсь, он объяснил своему заместителю некоторые особенности работы в самой современной клинике города, потому что мне сейчас явно не до того, чтобы проводить инструктаж работникам, вступившим в семью…

Снимаю кожанку, которую практически насквозь пропитала кровь, морщусь и стягиваю рубашку. Рука не хочет двигаться, и снять рукав становится невыполнимой задачей. Этому шелудивому псу придется потом отплатить той же монетой: нужно будет скрутить руки и ноги, чтобы он на себе испытал это тупое чувство, когда не можешь двигать конечностями. Правда, когда он очнется…

– Вы кто и что здесь делаете? – слышится голос за спиной. Медленно оборачиваюсь и замираю. В проеме двери появляется стройное видение: тонкая красивая фигурка, затянутая в белоснежный халат; изящные лодыжки на бледно-розовых шпильках и блестящие на свету ноготки на маленьких пальчиках; длинные темные волосы, убранные в высокий пышный хвост. На лице – обычная врачебная маска, но и сквозь нее видно, что сексуальная обладательница убойной фигуры рассержена до предела: яркие карие глаза под пышными ресницами мечут молнии, горят праведным огнем. Да, вот если бы мы встретились при совсем других обстоятельствах, девочка моя, уже через минуту ты бы дышала так рвано и часто совсем по другому поводу, а пока…

В два шага оказываюсь возле нее, хватаю за локоть, втягиваю в операционную, не слушая возмущений. Девчонка теряет опору под ногами и начинает громко негодовать, явно едва удерживаясь, чтобы не молотить кулаками по голому торсу в порыве злости. Захлопываю за ней дверь, отодвигаю ее чуть в сторону и закрываю дверь на ключ, убираю его в карман брюк.

– Да вы с ума сошли! Немедленно выпустите, что вы себе позволяете?! – После неравной борьбы маска съезжает у нее с лица на подбородок, волосы растрепаны. Я даже на секунду залипаю на ее яркой и притягательной внешности: огромные живые, умные карие глаза, прямой тонкий нос, точеные скулы и пухлый сексапильный рот. Черт, девчонка просто красотка, давно не видел таких представительниц слабого пола, даже в элитном эскорт-агентстве, а там классных девочек как грязи.

– Ты все сделаешь. – Я снова хватаю ее под локоток и тащу за собойк огромной койке, окруженной разными приборами, в том числе осветительными. Сажусь к ней спиной и смотрю вполоборота. – Зашьешь дыру – скажу спасибо… а нет…

Увидев рану, она охает и прижимает руку ко рту.

– Кто тебя так?

Вместо ответа молчу. В глазах начинает темнеть – явно сказывается потеря крови. Черт, еще минута промедления…

Вдруг слышу шуршание ткани. Резко оборачиваюсь, едва не потеряв равновесие, выкидываю руку вперед и выхватываю из ее рук сотовый телефон. Она явно решила поставить в известность руководство клиники о том, что сюда вошел человек с раной очевидного криминального происхождения.

– Это тебе не понадобится.

– Да ты с ума сошел, придурок!

Притягиваю ее за руку к себе и сильно нажимаю на запястье, приказывая таким образом подчиниться и оказаться на одном уровне с моими глазами. Глотку опаляет приятный цветочный аромат с нотками морозной свежести, и мне хочется сделать еще один вдох, чтобы насытиться им, напитаться, расслабить легочные альвеолы, скрученные табаком за много лет.

– Хирургов в клинике кроме тебя нет. Сделаешь операцию – останешься живой. Нет – пеняй на себя. Все ясно?

В ее глазах, которые находятся так близко от меня, мелькает удивление, злость, растерянность, а после – решимость.

– Ты что, убьешь меня?

На такой вопрос у меня только один ответ, который я выдаю, даже не задумываясь:

– Да.

2

– С чего вообще такие заявочки: «останешься живой»? – продолжаю возмущаться, а сама уже оцениваю масштаб поражения ткани. Кто его так «удачно» отлюбил? Наверное, какая-то обманутая пассия – отчего-то мне кажется, что этот уверенный в себе красавчик с мощным, прокачанным до неприличия телом может получить удар ножом в спину только от бывшей любовницы, другим он просто не даст шанса нанести ущерб себе, сразу дав отпор.

Мужчина мрачно смотрит на меня, ничего не говорит, вместо ответа только поворачивается спиной, сжимая в здоровой руке мой сотовый телефон.

– Понятно, ты не собираешься сделать мою работу проще. – Думаю, что дело проиграно: видно, что парню дико больно, но он скрывает свои чувства. Как же: большие мальчики не плачут! Включаю светильник, лампу рядом, подтягиваю к себе ближе этажерку со всем необходимым, капаю на бинт хлоргексидин, решив сначала обеззаразить края раны. – Может быть, имя хотя бы свое скажешь?

Он издает смешок, а у меня от звука его голоса по спине пробегают мурашки. Черт, кажется, близость этого огромного мачо действует на меня как-то неправильно, вся злость от его внезапного вторжения вдруг трансформируется во что-то совсем другое, и это… пугает…

Достаю иглу, нить.

– Сейчас будет больно.

Он снова ничего не отвечает.

– Ты же понимаешь, что будет о-очень больно? – решаю припугнуть его в последний раз. Но вместо ответа он поводит плечом, и все мускулы на его спине оживают, перекатываясь под бронзовой кожей. Медленно вытираю кровь с правого бока, скольжу ватой, которая тут же меняет цвет на бордовый, и слегка прижигаю рану, зная, как это должно быть больно. Но вместо криков о помощи, мата на худой конец, слышу только смешок.

– Доктор, оставь эти игры, я не маленький мальчик. Времени у меня очень мало. Зашей эту чертову рану, и разойдемся по своим делам.

Бросаю ватку в плевательницу.

– Ну ты же понимаешь, что я не могу тебя просто отпустить?! Тут явно колото-режущая рана, нужно зафиксировать, сообщить в полицию. И обследование не помешает! Кто-то напал на тебя, а ты геройствуешь?

Мужчина только вздыхает и качает головой, покрытой темными, чуть отросшими волосами, как при разговоре с несмышлёным ребенком.

– Ты новенькая?

От его голоса кровь в груди отчего-то начинает пульсировать чуть сильнее. Но я списываю это на тот факт, что мы с ним находимся в немного странных, стесненных условиях операционной, доступ к которой закрыт им самим.

– Это и моя клиника, ясно? Иван уехал, так что оперировать придется тебе. – И тут он добавляет чуть слышно: – Или той дуре с ресепшена.

– Да это неправиль…

– Хватит! – Вдруг рявкает он и в мгновение ока оказывается рядом, нависая темной громадой. – Нет времени цацкаться с тобой. Сделай, что велено, и будешь свободна.

От того, что он резко встал и чуть не завалился набок, понимаю, что парень уже потерял немало крови. Черт. Оглядываюсь по сторонам, будто бы здесь можно найти помощь, поддержку. Но операционная как всегда пуста и безлика: ничего, кроме хромированных инструментов, оборудования и койки.

Если я сейчас не предприму ничего, он точно свалится от потери крови, и еще неизвестно, что скажет Иван Павлович по поводу того, что я из-за упрямства и своей вечной подозрительности загубила владельца клиники, единственной, к слову, куда меня взяли на большую зарплату и без толкового опыта.

Ладно, была ни была.

Некогда что-то предпринимать, звать на помощь, решать нужно здесь и сейчас. Гремлю инструментами, натягиваю перчатки. Нужно скорее обработать и зашить рану этому громиле, а потом уже и разговоры разговаривать.

Или лучше пусть остальным займется Иван Павлович, раз не счел нужным предупредить о боевом и нахальном нраве владельца клиники. Вот почему тут такие хорошие зарплаты! А я-то думала… Видать, доплачивают за молчание.

Ну, я молчать умею.

Почти.

И работаю быстро и безболезненно.

Почти.

– Аккуратнее нельзя? – наконец-то подает голос трудный пациент. Видимо, последний стежок принес гораздо больше боли, чем предыдущие, или он просто уже умаялся сдерживать крик.

– Нельзя, – шиплю из вредности, а у самой сердце обмирает: даже не представляю, какая это боль. И как этот парень до сих пор держится?

– Ты университет-то закончила? – вдруг с притворной веселостью спрашивает незнакомец. Вместо ответа сильнее прижигаю край ранки йодом. Поступок детский, но я не нахожусь со словами, которые можно сказать владельцу клиники – чтобы и обидеть, и одновременно отомстить за свою обиду.

Он выдыхает сквозь зубы.

– С норовом, – уважительно тянет мой пациент и вдруг достает одной рукой из кармана сигареты. Прикуривает зажигалкой и тяжело выпускает дым.

– Да вы с ума сошли! Курить в операционной! – снова завожусь я от злости его поступком, бросаю уже не нужный инструмент, отчего все гремит и ерзает. – Может, вам еще виски налить?

– Было бы неплохо, – он встает и накидывает на себя кожаную куртку. От вида его совершенного тела у меня перед глазами рябит. Не может быть, чтобы этот брутальный мужчина был владельцем современной медицинской клиники. Скорее, такие парни рассекают на байках, участвуют в незаконных скоростных забегах, ну или в боях без правил, на худой конец. – Нальешь потом, но сейчас у меня дела.

– Да вы с ума сошли! – восклицаю, повторяя эти слова как заведенная. Однако меня оправдывает тот факт, что парень действительно не понимает, что делает. У него реально не должно быть сил на то, чтобы идти к двери, однако он идет.

– Давно уже, малышка, – хмыкает он, с трудом достает ключ из кармана брюк и вставляет его в замок двери. А после вдруг морщится, щурится и начинает заваливаться на бок. – Чер-р-рт!

В последний момент, прямо перед тем, как совсем лишиться чувств и упасть в обморок, успевает ухватиться за многострадальную дверную ручку.

– Ты что сделала, ведьма? – Рычит он и тут же падает на пол без сознания.

3

Вокруг раздается слишком много звуков, слишком много голосов сплетаются в один. Пытаюсь продрать глаза, но это кажется нереальным – ощущение, будто бы в них бросили песком, а после протерли его под веками. Светкажется зернистым и нечетким, размытым, как если бы приходилось смотреть на мир через полиэтиленовый пакет. К слову, такой опыт у меня уже был однажды, во время похищения одной из группировок на заре дележа сфер влияния в городе. Неужели снова?!…

Пытаюсь припомнить все, что случилось до этого, составить целую картину происшествия, чтобы понять, где я нахожусь. Внутренним взором «прохожусь» по своей одежде, на случай, если вдруг враги решили устроить меня в темную. Это скорее привычка, и я действую больше на автомате. Так, в заднем кармане брюк – заточка; в носке под штаниной – тонкий, как лезвие, стилет; в кожаной куртке должен был быть пистолет, но уверен, что его я лишился в первую очередь.

Приоткрываю губы и чувствую сильнейшую жажду. Кажется, будто бы даже мозги полопались от засухи, которая снедает глотку.

Наконец, морок перед глазами рассеивается, и я обвожу глазами пространство. Белые стены, натяжной потолок, какая-то надпись на включателе у входа. Прищуриваюсь и прислушиваюсь к тому, что происходит с телом.

Вдруг дверь резко отворяется и в комнату входит мой старый друг – Иван.

Резко выдыхаю, только сейчас поняв, что до этого лежал, затаив дыхание.

– О, Амир, очнулся. Ну и напугал ты меня, – хирург стягивает с лица маску, обнажая свою модную бородку, которую отращивает в лучших традициях метросексуалов, захаживающих в барбершоп на Гвардейской. Узнаю руку мастера – сам не далее, как три часа оттуда.

– Как я тут… – еле передвигая языком, спрашиваю у него, но запинаюсь, не чувствуя сил продолжить начатое.

– Лежи, лежи, Амир, не волнуйся, – доктор садится рядом, и я поворачиваю голову в его сторону. От лишнего движения она начинает гудеть, и перед глазами пляшут золотые и черные мушки. Зато удается понять, что я нахожусь в палате клиники – все белое, рядом – столик, на котором стоят ярко-красные и желтые свежие цветы, да и запах по-настоящему больничный, хотя сейчас больше всего пахнет кондиционером для белья с ноткой льна и морских волн. По крайней мере этот аромат становится более четким, а это значит, что рассудок возвращается ко мне в полной мере.

– Ты упал без сознания, – терпеливо говорит Иван, одновременно оттягивая мне веко, проверяя что-то одному ему ведомое, а после ставит руку на линию пульса за скулой, высчитывая сердцебиение. – Потерял слишком много крови. Как ты вообще добрался сам до клиники?

– Надо было вызвать скорую? – мрачно шучу.

Иван пожимает плечами. Работа на нашу банду ему не очень нравится, но за связь с криминалом он получает очень хорошие деньги, так что тут не до сантиментов.

– Хотя бы сам не ехал за рулем. А если бы ты потерял сознание в дороге? Была бы авария, пострадал кто-то еще! – выговаривает он мрачно.

А, вот в чем дело. Моя жизнь ему не так дорога, как жизни других. Ну что ж, похвально, зачетно и совсем не профессионально. Деньги платит ему дядя, владелец клиники, так что радеть он должен только за жизнь членов нашей семьи, не волнуясь или не так рьяно переживая за жизни других.

– Наталья сказала, что ты ее запугал, – хмыкает, наконец, Иван.

– Она сама кого хочешь запугает, – медленно отвечаю.

– Да уж, девчонка с норовом, – Иван поглаживает подбородок. – Но молодец. Делает все профессионально.

– Ты ей не сказал?..

– О том, что эта клиника обслуживает криминальную семью, а мы все здесь – только работники на побегушках? – в голосе Ивана ехидная усмешка. Плевать. Не нравилось бы – давно бы ушел. Ну или попытался это сделать. – Нет, не сказал. Сбежит еще, а где я возьму такого талантливого врача?

Нетвердой рукой отодвигаю одеяло и пытаюсь встать с кровати. Перед глазами все плывет, но уже через мгновение картинка обретает четкость.

– Зараза она, эта твоя… Наташа Михайловна. Смени на какую-нить врачиху посговорчивее.

– А эта что? – Иван кривит губы, а я думаю о том, что доктор позволяет себе слишком многое.

– А эта нам не подходит. Слишком норовистая кобыла, ее еще объезжать. Стуканет где не нужно, ляпнет не подумав, потом забот не оберешься. Не нужна она тут, сказал – увольняй, значит, увольняй, – голос немного дрожит от слабости, но я все равно пытаюсь донести до него свою мысль: нечего в нашей клинике делать не до конца проверенным девчонкам с такой сексуальной внешностью. Она слишком яркая, слишком приметная, слишком несговорчивая и при этом обладает собственным мнением, которое явно не собирается держать при себе. От таких нужно держаться подальше. И в делах, и в… личной жизни.

Вдруг дверь хлопает, и я буквально замираю, так и не поднявшись до конца. Принимаю сидячее положение и в замешательстве смотрю на хирурга, которая недавно зашила мне рану на спине. Она снова рассержена донельзя, но теперь прямо пылает праведным гневом. Глаза горят, как фары моего «Бумера» в ночи, крылья носа раздуваются от едва сдерживаемой ярости, только не хватает ангельских крыльев за спиной.

– А, Наталья Михайловна, – с усмешкой говорит Иван, наслаждаясь моей заминкой. – Ваш пациент пришел в себя и хочет поблагодарить за спасение своей жизни.

– И уволить при этом?! – Она даже не пытается сделать вид, что ничего не слышала, цокает на своих шпильках по кафелю до меня и смотрит в упор. Ну, выглядит она, конечно, слишком… для хирурга. Или до этого я только видел громоздких, коренастых врачей-хирургов, а такого тоненького, молоденького, невероятно красивого врача – впервые.

Не опускаю глаз – мне нечего стыдиться. Я реально считаю, что ей здесь не место.

– Ты сказал, – она целится в меня своим длинным музыкальным указательным пальцем, будто хочет проткнуть дыру в груди. – Что являешься владельцем клиники. Но это не так. Ты соврал!

В ее голосе слышны победные нотки. Она буквально упивается своей властью.

– Владелец совсем другой человек. Другое имя, фамилия, и фотография на сайте совсем другая. Этот мужчина в два раза старше тебя.

Мы с Иваном переглядываемся. Тоже мне, Шерлок Холмс в юбке. Но, с другой стороны, откуда ей знать все хитросплетения моей семьи. Моей практически настоящей семьи…

Усаживаюсь поудобнее, опираясь на вытянутые руки. И вдруг замечаю, как ее взгляд скользит по моему обнаженному торсу, увлеченно цепляется за мышцы, и осмотр из полупрофессионального за минуту становится чисто женским. В палате будто бы становится жарче, градус поднимается выше в считанные секунды. Забавно, так значит, вам, доктор, ничто человеческое не чуждо?

– Это все ерунда, – хмыкаю. – Как я скажу. Так и будет.

– Не в этот раз, – она разворачивается на каблуках и в мгновение ока покидает палату. Замерев у раскрытой двери, кидает зло в мою сторону, и во взгляде уже нет ничего мягкого и увлеченного – только досада, ярость и гнев: – Не в этот раз, козел!

4

Зло печатаю шаг и вихрем несусь по коридору прочь из этой палаты, от этого странного мужчины. Нет, это же надо такое придумать: говорить моему начальнику о том, что меня нужно уволить. И когда? После того, как я провела непростую операцию, спасла ему жизнь, перетащив на кровать и вовремя сделав все необходимые процедуры. Да если бы не я, то его уже везли бы в морг вперед ногами!

Поеживаюсь от неприятного чувства внутри. Конечно, чисто с эстетической точки зрения было бы жаль, если бы такой внушительный представитель генофонда нации, с буквально вылепленной из мрамора талантливым скульптором фигурой, огромными черными живыми глазами, обрамленными густыми ресницами, которым позавидовала бы первая красавица города, и проникновенным голосом отправился в обитель мертвых, но…

После того, что я услышала в палате вместо благодарности за свой труд, нервы, мне хочется вернуться и самостоятельно отправить его кормить червей!

Это же надо такое придумать: «уволь ее». Да пошел ты, хам подъездный!

Нервно открываю свой кабинет и сажусь в мягкое кожаное кресло, которое немного остужает пыл своей прохладой и мягкостью. В кабинете вкусно пахнет хорошим кофе, и этот аромат тоже настраивает на мысль о том, что все – тлен, ерунда и не стоит моего королевского внимания.

– Наташа Михайловна, Наташа Михайловна, – открывает дверь Регина, девушка с ресепшена. – Там…

Тут же вскакиваю. Еще не привыкла к тому, что я не в университете, не на практике, и нужно вести себя с налетом этакого профессионального лоска. Да и когда к тебе забегают с таким взволнованным лицом, кажется, что объявили войну и нужно срочно начинать демобилизацию.

Впрочем, оказывается, так оно и есть…

– Там мальчика привезли, у него ОРВИ, но самое главное – у него рак крови. Иван Павлович собирает консилиум, поспешите.

Боже, рак крови. У ребенка. Сердце екает и замирает где-то в районе горла. Натужно сглатываю и думаю о том, что мир все-таки несправедлив. Ну как можно допустить, чтобы малыши болели, причем так сильно и, возможно, неизлечимо?! Нет, на том свете кто-то точно все устроил не так, как нужно. Ведь ребенок еще даже не успел согрешить, запятнать свою чистую ангельскую душу, а уже приходится сталкиваться с ужасающей болью, терзающей все тело и душу.

Хмурюсь и нервно застегиваю пуговицы халата все до одной. Думаю о том, что нужно было еще и волосы привести в человеческий вид, но на это не остается времени. Придется всем членам врачебного совета клиники созерцать мой вид таким, какой он есть. С цветными прядями в длинных волосах и острыми каблуками.

Выдыхаю, прежде чем открыть дверь и войти в святая святых. Вхожу и коротко улыбаюсь всем присутствующим. Врачебный совет проходит впервые со мной, но я знаю, что почти все специалисты, которые работают в клинике, негативно настроены ко мне. Кому-то не нравится молодой возраст, кому-то – внешний вид, а кому-то и длинный язык. Но что поделать. Всем угодить не получится, тем более у меня. А я к такой реакции уже привыкла, пройдя интернатуру.

– Наконец, все в сборе, – буквально следом за мной в кабинет влетает, словно на реактивной тяге, главный хирург, по совместительству главный врач всей этой дорогостоящей богадельни. Он зыркает в мою сторону глазами, и я тут же плюхаюсь на свободное место, чтобы не заставлять себя ждать.

Иван Павлович раскладывает документы на столе и приступает к делу. Это мне в нем нравится: все четко, грамотно, по делу. Не растекается мыслями по древу, не заставляет ждать. Коротко вздыхаю: черт, с ним у меня так много общего! Может быть, однажды он заметит и…

– Сегодня в нашу клинику поступила одна семья, – докладывает он. – Ребенок трех лет. Рак крови. Обнаружили недавно. Поступили с простудным заболеванием. Что скажете?

После небольшого затишья начинается обсуждение. Вопрос «лечить или отправлять в специализированную клинику» почти не обсуждается, все знают, что и как нужно делать, но Иван Павлович отчего-то буквально цепляется за ребенка.

Я не принимаю участие в разговоре, просто читаю пакет документов по больному, который раздали всем врачам клиники. Обсуждать тут нечего, они и сами это понимают. Нужны донорские клетки, и достать их оперативно можно либо за очень большие деньги в России, либо с помощью хороших связей в Америке. Зарубежный банк даже был бы предпочтительнее, потому что там выбор биоматериала выше, лучше, разнообразнее. Да и доставка очень хорошо налажена, вопросов не возникнет, как и проблем с транспортировкой.

Иван Павлович поглядывает в мою сторону неодобрительно. Наверное, мне нужно сказать что-то, высказать свое мнение, но я молчу. Предложения, которые выдвигают врачи на основе семейной карты маленького пациента, верные, правильные. Но все они очень долговременные, требуют длительного временного ресурса. А решать и действовать, я считаю, нужно скорее. Да я вообще всегда за быстрые поступки и слова, что говорить. А тут тем более.

Смотрю на фотографию улыбчивого малыша со светлыми волосами и невольно отвечаю на его искреннюю, открытую улыбку. Остаться равнодушной к такому яркому солнышку, даже на фотографии, невозможно. Если бы он сейчас вдруг вошел в кабинет и приказал отдать весь шоколад, который я прячу в шкафу, не задумываясь отдала бы ему все свои сладкие сокровища.

– Наташа… Михайловна! – вдруг пронзает мои мысли резкий звук голоса главного врача. – А у вас какое мнение?

После небольшой паузы поднимаю на него взгляд. Иван Павлович, сложив руки в замок на подбородке, внимательно смотрит на меня, а в глазах плещется какая-то скрытая мысль, разгадать которую здесь и сейчас невозможно. Он будто бы находится здесь, с нами, и в то же время отсутствует, и это немного удивляет.

– А что говорить, – медленно начинаю я. – Нужны донорские клетки. Из банка в России или в Америке.

– Мы же говорили об этом только что, – хмыкает педиатр Инесса Львовна, качая головой с налакированной старомодной прической. – Семья не имеет средств, чтобы расплатиться. Зачем они вообще пришли сюда? Им нужно ехать в другое место. Мы им не поможем.

Иван Павлович медленно переводит взгляд на меня, а я сжимаю зубы и вскакиваю.

– Думаю, тут найдутся деньги, чтобы поднять на ноги ребенка!

Все с удивлением или легким смешком поворачиваются ко мне, и в их глазах я вижу ехидство и неверие в мои силы, что распаляет гнев во мне все сильнее. Ну нельзя быть такими равнодушными, нельзя!!

– Ну что ж, – главный врач встает, показывая, что разговор закончен. – Организационные мероприятия возьму на себя. Следующее собрание состоится завтра. А за это время Наташа… Наталья Михайловна найдет спонсора. – Он поворачивается ко мне, смеривая задумчивым взглядом с ног до головы, и я чувствую себя так, что хочется провалиться сквозь землю. И зачем я только высунулась?! Он будто ехидничает, но за этим ехидством кроется настоящая человеческая боль. – Правда ведь, Наталья Михайловна?!