Текст книги "Сияющие руины"

4. Гавар

Девушка сбежала.

Держа в одной руке телефон, второй Гавар стянул пуховое одеяло. Постель была пуста, и простыни холодны.

И сбежала она, черт возьми, не пару минут назад!

Гавар научился меньше ругаться с тех пор, как родилась Либби. Но это вырвалось непроизвольно, когда он обнаружил, что Абигайл Хэдли исчезла.

Сомнения улетучились – тот звук, что разбудил его несколько часов назад, очень похожий на рев мотоцикла, был не чем иным, как ревом его мотоцикла. Проснувшись, Гавар в это не поверил: он в постели, а кто еще будет на нем кататься, к тому же ночью? Перепрыгивая через две ступеньки, он слетел по лестнице вниз. Ключи от мотоцикла исчезли. О черт!

– Гавар? Что у тебя там происходит? – резко прозвучал в трубке голос брата.

Почему Сильюн звонит ему ни свет ни заря и спрашивает об Абигайл Хэдли? Практически сразу после визита Боуды. Она приступила к реализации своих угроз? И все же он никак не мог представить младшего брата и жену союзниками. Гавар запоздало задал вопрос, с которого ему следовало начать разговор, не сразу включился, и все из-за этого чертового звонка в четверть седьмого утра.

– А почему тебя это интересует?

– Любопытствую, чем закончилось событие на Горреган. Мне кажется, я видел, как ты спас девушку, которую предал наш брат, а наш отец приговорил к смерти. На мой взгляд, это благородный поступок.

Черт побери! Гавар уже давно перестал разгадывать мотивы, которыми руководствовались члены его семьи. Да, он увез с площади Абигайл Хэдли. Это было спонтанное решение, вызванное отвращением к публичному убийству, устроенному на площади. И нет ничего постыдного в том, что он это сделал.

– Да, я увез ее. В противном случае ее бы снова схватили. Вчера сюда приезжала Боуда и, вероятно, своим визитом испугала Абигайл. Она ушла.

– Ушла?

В трубке послышались какие-то звуки, похожие на чей-то сердитый голос. Он звучал приглушенно, очевидно, Сил закрыл трубку рукой. Сильюн в Лондоне, в Астон-Хаусе, с семьей? Они решили устроить Гавару ловушку?

– Что значит – ушла? Объясни, – снова раздался в трубке голос Сила, как показалось Гавару, настороженный.

– Исчезла ночью. И украла мой мотоцикл! – прорычал Гавар. – Поэтому я не думаю, что она выскочила на минуту, купить пинту гребаного молока.

Он отключился и сунул телефон в карман халата.

Хорошо. Пусть Абигайл Хэдли делает что хочет. Удачи ей. Он провел рукой по лицу и выдохнул.

Вчера она подслушала их с Боудой разговор, стояла у самого забора под его надежной защитой. Абигайл узнала, что Боуда и его отец хотят вернуть ее и, если она этого не сделает добровольно, возьмут в заложники либо ее сестру, либо родителей. И она решила сдаться? Вернуться к еще большему ужасу и боли?

Гавар несколько месяцев назад велел миссис Гриффит очистить дом от алкоголя, чтобы Либби никогда не видела его пьяным. И сейчас он об этом весьма сожалел. Он заглянул во все кухонные шкафы. Ничего!

От его метаний по кухне листок, лежавший на столе, сдуло на пол. Заметив на листке собственное имя, Гавар поднял его, развернул и дважды прочитал. Затем яростно скомкал записку. Он и без того знал, что Абигайл Хэдли не так умна, как привыкла о себе думать.

И прямое тому доказательство эта последняя строчка в записке: «Вы лучше, чем ваша семья».

Ну и шутка! Он – один из Джардинов, причем мало на что способный.

Гавар вспомнил, что в гостиной у миссис Гриффит стоит бюро. Он мог поклясться, что видел однажды, как его старая няня наливала себе рюмочку перед сном.

Ему повезло. Он встряхнул бутылку, она была почти полной. Это оказался кофейный крем-ликер, тошнотворно-сладкий, но и это сойдет на крайний случай. Гавар втиснулся в любимое кресло миссис Гриффит и откинул голову назад.

Некоторое время спустя его телефон снова зазвонил. Он хотел было проигнорировать звонок, но тот раздражал своей настойчивостью.

– Да?

– Гавар?

– Дорогая жена. Уже скучаешь по мне?

– Ты пьян? Но сейчас только семь утра.

В голосе Боуды слышалось отвращение. Неужели у него язык заплетается? Кого, черт возьми, это волнует?! Только не Гавара.

– Просто кофе крепкий. – Он посмотрел в бутылку. К сожалению, она была пуста. – О-очень крепкий был кофе.

– Ну ничего, пока доедешь, протрезвеешь. Я уже отправила за тобой машину, она будет в течение часа, так что собери Либби и девчонку Хэдли. Вы должны немедленно приехать в Лондон.

Что происходит? Абигайл отправилась в Лондон, чтобы сдаться? В этом случае не нужно было бы использовать Дейзи в качестве приманки.

Гавар рявкнул что-то нечленораздельное. Но Боуда правильно расшифровала.

– Из-за твоего брата, вот зачем. Ты знаешь, что вытворил безумный лорд Сильюн из Фар-Карра? Он отпустил всю прислугу поместья.

«Отпустил всю прислугу поместья» – слишком длинное предложение, чтобы Гавар мог повторить его без запинки. Но он понял, что это значит.

– Освободил.

– Да, освободил их. Всех до единого. Это новый поворот событий. У нас с твоим отцом есть некоторые идеи о том, что мы будем делать дальше. Приезжай.

Боуда отключилась. Гавар продолжал сидеть, в ухо врезался длинный гудок телефона. Сильюн. Не семья, а сущий кошмар! Это когда-нибудь закончится?

Все это слишком утомительно для пьяного человека. Гавар пошел на кухню и выпил три стакана воды, призывая свой метаболизм сжечь вылитую внутрь бутылку ликера. Затем поднялся наверх, чтобы разбудить девочек и сообщить Дейзи, что ее сестра ночью отправилась в Дублин.

Они ждали его в дамасской гостиной Астон-Хауса.

Отец, мать, Боуда и Дженнер сидели на длинном диване, как присяжные. Единственный человек, на которого Гавар мог рассчитывать, который мог вынести вердикт «невиновен» или, по крайней мере, объявить, что «дело прекращено», была мама. Но она, конечно, сразу же извинилась, запечатлела на каждой его щеке по сухому поцелую и ушла, чтобы разместить Либби и Дейзи в детских комнатах. Вначале Гавар хотел оставить девочек с миссис Гриффит. Но теперь, когда местонахождение коттеджа стало известно, он предпочел взять их с собой.

Гавар направился к креслу.

– Разве я позволил тебе сесть? – отец едва повернул голову в его сторону.

Гавар остановился. С четырех лет его заставляли стоя выслушивать нравоучения отца. Возможно, и с более раннего возраста. Возможно, даже прежде, чем он научился стоять. Гавар вспомнил, как отец держал его за руки, когда он еще неуверенно покачивался на по-детски толстых ножках, и отчитывал за грязный комбинезон или потрепанного плюшевого мишку.

Но он никогда не будет стоять в роли провинившегося перед своим младшим братом и женой.

Гавар сел, вытащил пачку сигарет «Собрание» и закурил. Его семья не переставала его третировать, требуя бросить курить, но, что самое смешное, они были причиной, почему он курил.

– Я же сказал… – Отец вскочил с дивана и вырвал сигарету у Гавара изо рта, оцарапав ногтями его губы. – Я не разрешал тебе садиться!

Горячая волна ненависти готова была захлестнуть Гавара. Отец был типичным тираном. Он издевался над своей женой, детьми, рабами, а теперь и над всей страной, которую он, несомненно, также считал своей. И это не заслуживало уважения.

– Я не знал, что мне нужно просить разрешения, чтобы сделать самое обычное телодвижение, – насколько мог спокойно сказал Гавар. Интерьеры Астон-Хауса были выполнены в хрупком французском стиле, который мать очень любила. Вся мебель на изящных ножках, атласные подушки – хорошо вспыхнут в огненном гневе Дара. – Может быть, я должен спросить у тебя позволения дышать? Или освободить кишечник от газов? Давай проверим, насколько это возможно.

Он откинулся на спинку кресла только для того, чтобы окончательно вывести отца из себя.

– Щенок! Выродок! – выкрикнул отец, брызгая в лицо Гавара слюной. – Ты подорвал мой авторитет на площади Горреган, а теперь издеваешься надо мной в моем собственном доме. Как ты смеешь?! Разве ты не понимаешь, насколько ненадежно твое положение?

– Ненадежно?

Старая история. Сейчас начнутся пустые угрозы лишить наследства. Гавару стало скучно. У него было достаточно времени изучить все причины, дающие право на лишение наследства. Сделать это практически невозможно.

Разумеется, не настолько категорично. Лишение наследства должно было быть одобрено канцлером. В сложившейся ситуации отец мог это инициировать и одобрить. Но планка установлена очень высоко. Единственным преступлением, при котором автоматически лишали наследства, было преднамеренное убийство Равного. А это один из немногих грехов, в которых Гавар неповинен.

– Я думаю, ты обнаружишь, что законы о лишении наследства довольно жесткие, – напомнил он отцу. – Так что не бросайся словами.

– Гавар, Гавар… – произнес отец, как будто разговаривал не с взрослым мужчиной, а с глупым ребенком. – У нас все еще действует введенное мною чрезвычайное управление. Я – закон. Все может быть изменено в соответствии с требованиями времени.

– Хорошо, тогда мой вопрос: где ты найдешь нового наследника Кайнестона? Я слышал, мой безумный младший брат только что освободил всю прислугу в своем поместье. Мы все понимаем, что это значит – «великий штраф», кажется, так это называется? Отныне никакие рабы не могут быть отправлены в Фар-Карр. Сильюн своим поступком обрек поместье на разрушение. Он и его наследники могут распродать землю, чтобы платить людям, которые будут работать в поместье. Но рано или поздно, когда они заложат последнюю свечу, Фар-Карр ждет неминуемое разрушение. Ты никогда не доверишь Сильюну Кайнестон, чтобы и его не постигла такая же участь.

– Я не собираюсь доверять Сильюну Кайнестон. Но ты, похоже, упустил из виду других достойных кандидатов.

– Других кандидатов нет…

Насмешка сползла с лица Гавара, когда отец повернулся к дивану и одной рукой указал на Боуду, а другой – на Дженнера.

Он это серьезно?

Гавар посмотрел на пару. Посмотрел внимательно. Дженнер был напряжен и бледен, даже веснушки не могли скрыть его бледности. В глазах читались обида и готовность защищаться. Что касается Боуды, его жена всегда была женщиной с острыми краями, от идеально отточенных скул до ядовитого языка. А горе, охватившее ее после смерти сестры Дины, заострило ее до лезвия бритвы.

– Женщина, у которой нет ни капли крови Джардинов, и Джардин, не имеющий Дара, – констатировал Гавар, глядя на отца. – Хорошая альтернатива, но меня этим не купишь.

– Ты еще глупее, чем я думал, – сказал отец. Он подошел к спинке дивана и встал между своими новыми избранниками, положив руку на плечо Боуды. – В случае умственной недееспособности наследника супруга может выступать в качестве доверенного лица до тех пор, пока их дети не достигнут совершеннолетия и старший не получит статуса наследника. По закону Боуда вполне может быть наследницей и леди Кайнестона, пока вашему старшему ребенку не исполнится восемнадцать лет.

– У нас нет детей, и не будет, пока я каждый раз, лежа в постели и поворачиваясь к жене спиной, жду, что она вонзит мне нож в спину.

– О, я не знаю… – покачал головой отец. Его рука соскользнула с плеча Боуды, толстые мясистые пальцы обхватили сзади ее стройную шею. Выражение лица Боуды не изменилось, хотя Гавар был уверен, что видел, как она вздрогнула. – Когда человек напивается так часто, как ты, он может многое не помнить из того, что делает. Я не удивлюсь, если в ближайшее время появится новое поколение Джардинов. Я прав, дорогая дочь?

Пальцы стиснули шею Боуды. За последнее время она так похудела, что казалось, ничего не стоит этим пальцам сжать чуть сильнее, и ее шея сломается.

На что отец намекает? Он приказал Боуде соблазнить Гавара, когда тот будет сильно пьян и сможет осознавать, что делает?

Или… нечто похуже? Его рука так собственнически держит ее за шею. Неужели Боуда может отдаться отцу, чтобы получить шанс отнять у Гавара его право наследника? Немыслимо! Но рядом с ней сидел Дженнер – доказательство того, насколько далеко члены этой семьи готовы пойти, чтобы получить желаемое.

Слишком возмущенный, Гавар, не желая смотреть на свою жену, повернулся к брату. Он сказал Абигайл Хэдли, что предательство Дженнера могло быть результатом давления отца. Но та покачала головой и ответила, что смотрела на Дженнера, который сидел на смотровой площадке вместе с остальными Равными, когда ее вели на эшафот. Он отвел взгляд в сторону. И не выглядел подавленным или опустошенным. Он не действовал под нажимом отца. «Дженнер знал, что он делает», – сказала Абигайл.

Глядя на Дженнера, нервно ерзающего на диване, Гавар понял, что она была права. Дженнер заманил ее и предал. И теперь Гавар понял почему. И он не знал, что испытывает сейчас к брату – жалость или отвращение.

– Конечно, твой брат, – продолжал отец, – в настоящий момент не имеет Дара. Но это также может скоро измениться. Араилт Крован любезно согласился остаться в Лондоне на несколько дней, чтобы осмотреть Дженнера.

– Ты не можешь верить в эту чушь, – произнес Гавар, глядя на брата. – До сих пор никто не смог создать или передать Дар другому. Ты продал Абигайл Хэдли за пустую фантазию. Эта девушка действительно любила тебя.

Сине-зеленые глаза Дженнера налились кровью, лицо вспыхнуло.

– Не надо мне читать морали. Мы все знаем, что ты сделал с девушкой, которая любила тебя. Я был там, когда ты застрелил ее.

Это был удар ниже пояса. Гавар оказался беззащитен перед неоспоримой правдой.

– Что он тебе наобещал? Когда ты был маленький, все кому не лень постоянно предпринимали попытки влить в тебя Дар. Я видел это. Процедуры были неприятными, но они продолжали упорствовать, и ничего не получалось. Теперь, когда отцу что-то от тебя потребовалось, он убеждает, что сможет это сделать? Он обманом соблазняет тебя, потому что наконец нашел для тебя применение, ты стал орудием давления на меня.

– Заткнись, Гавар! Ты никого не видишь, кроме себя. Думаешь, весь мир вращается вокруг тебя? О, я забыл, ты же пуп земли. Наследник. Золотой мальчик, таким тебя считали, даже когда ты нюхал наркотики и завалил экзамены в Оксфорде. Ну а кто каждый день сидит в семейном офисе и управляет всеми делами Кайнестона? Я! Ты знаешь, сколько у нас арендаторов? Сколько рабов? Сколько объектов собственности? Ты, когда пьешь, путаешься с женщинами и позоришь фамилию, думаешь о поместье, которое ты собираешься унаследовать?

Гавар сжал кулаки. Он чувствовал, как Дар рокочет в груди, точно пламя в сердце дракона, готового извергнуть его наружу. Это была дьявольская попытка объединить семью, безобразная даже по меркам отца. А тот наблюдал за ним с ленивым интересом хищника, и Гавар взорвался:

– Ты действительно обещал ему дать Дар? Я знаю, что ты выродок, но это жестоко даже для такого урода, как ты.

Отец спокойно парировал:

– Мы все видели возможности Крована. Он умеет манипулировать Даром. Причем виртуозно.

– Я видел, как он его разрушил. Ломать легко.

– Да, тебе это хорошо известно, – проговорила Боуда, чопорно сложив руки на коленях. – Извращать все наши начинания ты превратил в искусство. Порочить фамилию Джардинов. Быть невнимательным мужем. Расстраивать публичные мероприятия – я имею в виду Кровавую ярмарку. Помнишь, что я тебе говорила вчера? Пришло время начать с нами сотрудничать.

– Отец угрожает, вы с Дженнером кружите надо мной стервятниками, готовыми растерзать добычу. И это вы называете изображать счастливую семью? – ответил Гавар.

Отец вышел из-за дивана, отпуская шею Боуды, сделав жест, похожий на прощальную ласку, и подошел очень близко к Гавару. Теперь они были как два бойца на ринге. Их разделяли всего несколько дюймов, и Гавар явственно чувствовал исходившую от отца угрозу.

– Гавар, никто из нас не хочет лишать тебя права наследника. Дженнер удовлетворится получением Дара, Боуда – положением твоей супруги, если ты перестанешь разрушать наши планы. Твоя жена права. Нам нужно, чтобы ты проявил лояльность и начал сотрудничать с нами. Сейчас мы хотим, чтобы ты встретился с Мидсаммер Зелстон.

– Мидсаммер? – Гавар удивленно уставился на них. Такого предложения он меньше всего от них ожидал. – Если вам нужен убийца, я думаю, Астрид Хафдан будет менее заметной и более эффективной. Или если вам нужен дипломат, то Дженнер показал, что он отлично умеет любую мерзость сдобрить елеем.

– Нам не нужен ни убийца, ни дипломат, – впервые улыбнулась Боуда. – Нам нужен предатель.

Отец похлопал его по плечу, и ошеломленный Гавар сел, чтобы послушать, какой план они придумали.

Вначале он не верил своим ушам. «Смехотворное шоу», которое устроила Мидсаммер и о котором вчера вскользь упомянула Боуда, оказалось своего рода эффектной атакой с участием дракона, скульптуры с крыши Дома Света. Звучало все это фантастически.

– Если она доставляет вам столько беспокойства, почему вы ее просто не арестуете? – спросил Гавар.

– Потому что мы должны прекратить не только ее деятельность, но искоренить мощное освободительное движение, – ответила Боуда. – Я знала благодаря своим источникам, что Мидсаммер одна из активисток, но я не ожидала, что она осмелится на такой поступок. Кажется, каждый раз, когда кто-то из них выходит из строя, на его место встает новый человек: после смерти Мейлира – моя сестра. После Диди…

Да, это случилось – ее холодная сдержанность дала трещину, свидетельствовавшую о том, что Боуда в конце концов всего лишь человек. Она сцепила руки, костяшки пальцев побелели.

– После гибели моей сестры Мидсаммер Зелстон заняла ее место. Учитывая, что Сильюн освободил всех рабов Фар-Карра, он тоже может быть участником этого движения. Мы все понимаем, как это опасно, потому что знаем его силу и непредсказуемость. Нам нужно получить максимум информации. Нужно знать, насколько глубоко и широко это сопротивление распространилось, а затем вырвать его с корнем. Страну нужно очистить, Гавар. И только потом мы сможем ее исцелить. Объединить. Сделай ее своей.

Гавар кивнул. Все это имело смысл, если смотреть на мир глазами Боуды.

– Я понимаю твою логику. Но… я? Ты серьезно думаешь, что она пойдет на контакт со мной? А как насчет этих твоих «источников»?

– На данный момент ты идеальная кандидатура, – сказал Дженнер, подаваясь вперед. – Разве ты этого не понимаешь? Ты сорвал Кровавую ярмарку. Всем известно, что у тебя сложные отношения с отцом. И твоя слабость к простолюдинкам ни для кого не секрет. У тебя даже есть незаконнорожденный ребенок низкого происхождения. Тебе легко поверят, что ты поддерживаешь идею отмены безвозмездной отработки, отчасти ради того, чтобы позлить отца, но в основном из-за любви к своей дочери.

Это была худшая идея, которую Гавар когда-либо слышал. Ну или худшая после той, когда товарищ по университету предложил первого мая забраться на башню Магдален с утра пораньше и кричать оттуда речевки регбистов, чтобы заглушить внизу хор мальчиков, поющих гимны. За это его на целый семестр исключили из Оксфорда.

– Это смешно, – ответил Гавар. – Мидсаммер меня ненавидит. Пока Рикс не признался, она была убеждена, что это мы с отцом устроили заговор, чтобы убить ее дядю, и с этой целью я вытащил мальчишку Хэдли из Милмура.

– Вот именно, пока Рикс не признался, – кивнула Боуда. – Сейчас она так не думает. Кроме того, мы позаботимся о том, чтобы она тебе поверила. А ты расскажешь ей, как твой жестокий отец держит твою маленькую дочь под замком в Астон-Хаусе и готовится внести изменения в билль о наследовании, чтобы отправить твою дочь в город рабов.

Губы Боуды медленно растянулись в улыбке, а у Гавара внутри образовалась такая гнетущая пустота, что только две бутылки виски могли бы ее заполнить.

– Либби?! – выпалил Гавар. – Где она?

– Она в безопасности, Гавар. В полной безопасности, – заверил отец, тряхнув своей рыжей гривой льва. – И она там останется, пока ты будешь выполнять задание. А когда выполнишь, мы снова будем одной семьей. Возможно, я даже издам указ о ее легитимизации, хотя, конечно, отсутствие у нее Дара автоматически лишает ее права наследования.

У Гавара за спиной дверь открылась и тут же закрылась. Он обернулся, это вернулась мама. Не глядя на него, она сразу направилась прямо к отцу и что-то достала из кармана шелкового домашнего платья.

– Все сделано, – сказала она, протягивая ключ отцу. Только после этого она повернулась к Гавару с мягкой неуверенной улыбкой. – Дорогой, она не будет скучать и прекрасно проведет время, пока ты будешь отсутствовать. Мы купили ей много новых игрушек. Ты принял правильное решение, когда привез сюда Дейзи присматривать за ней на то время, что ты будешь помогать отцу.

Гавар с такой силой сжал подлокотники кресла, что неудивительно было бы, если бы они рассыпались мелкими обломками.

Что происходит?!

Ничего особенного, просто семья скрутила его по рукам и ногам. Они нашли слабые места Гавара, вцепились когтями в его надежды и страхи. Он всю свою жизнь всеми силами пытался освободиться от своих обязанностей по управлению поместьем, и, если он перестанет быть наследником Кайнестона, что ему остается? Кто он в этой жизни?

Отец Либби. И это означало, что он должен обеспечить ее безопасность и ее будущее.

И что он должен сделать для этого? Вначале завоевать доверие, а затем предать женщину, которая его ненавидит.

«Да, это самое легкое решение, – в ярости подумал Гавар. – Мидсаммер я ничего не должен. Я буду защищать дочь и ее интересы».

Гавар не верил обещаниям отца о ее легитимизации, но он обязан ради Либби сохранить свою позицию в семье, потому что только это может гарантировать ей безопасность.

Гавар глубоко вздохнул и разжал руки, сжимавшие подлокотники кресла.

– Да, конечно, Либби прекрасно проведет время с бабушкой, – он наградил мать любезно-приторной улыбкой, – пока ее папа будет занят семейными делами.