Текст книги "Сияющие руины"

– Дохлый заморыш – единственный задержанный на сегодня, – сказал Кеслер, когда они продолжили путь по узкому коридору. – Поэтому здесь только один из моих парней. Шах! – крикнул Кеслер, наклонившись над лестничным пролетом, его голос полетел в зияющую темноту, съедаемый надежной звукоизоляцией.

Аби снова охватил животный страх. Для звукоизоляции здесь была веская причина. Именно здесь Астрид Хафдан делала самую грязную работу режима Уиттема Джардина. Эти пытки были не просто бесчеловечными, они были бессмысленными. Разве можно с полной уверенностью сказать, что жертва искренне призналась в содеянном или выдала подлинную информацию, а не наплела все что угодно, лишь бы ее мучения прекратились. Аби подозревала, что поиск истины не был основной задачей Астрид Хафдан.

Когда на лестнице появился новый охранник, Гавар сделал знак Кеслеру удалиться. Тот мгновение поколебался, но даже он не был настолько глуп, чтобы перечить Равному, особенно тому, кто выше и шире в плечах, да и притом хозяину.

– Наследник Гавар? – нахмурился новый охранник. Из портупеи, ремнями перепоясывавшей его грудь, торчал внушительных размеров пистолет.

– У тебя пополнение, – сказал Гавар. – Где ключи от камер?

– Здесь. – Шах похлопал по связке ключей на поясе.

– Хорошо. А теперь иди и подожди наверху лестницы. – Гавар хищно улыбнулся. – Я хочу остаться с заключенной наедине, прежде чем запереть ее. Понял, о чем я? Следи за коридором, чтобы мне никто не помешал.

И снова страх. Удушающий страх. Потому что настала очередь Аби действовать. В своей роли Гавар был пугающе убедительным. Аби подозревала, что играть деспотичную скотину ему не составляло большого труда.

Шах подчинился. Гавар открыл дверь и втолкнул Аби в комнату, от вида которой ее охватил ужас. Это была настоящая операционная – все стальное и ослепительно-белое.

Но она предназначалась не для лечения, а истязания.

– Посмотри на все эти любимые игрушки Астрид. – Гавар провел пальцами по металлической тележке, где стояли лотки со стерилизованными инструментами. – Однако нам это не понадобится. Мне не нужно, чтобы ты уснула, когда в мыслях у меня иное развлечение.

Его пальцы застыли на нескольких шприцах, каждый из которых был запечатан в стерильный пакет и содержал предварительно отмеренную дозу. Когда Гавар отвернулся к операционной кушетке, якобы проверить матрас, Аби поняла, что теперь все зависит от нее.

Она схватила шприц, разорвала пакет и бросилась к Гавару. Когда они обсуждали план, она отказывалась делать ему инъекцию, но он настоял: с учетом его метаболизма Равного эффект будет длиться не более десяти минут. Аби вонзила иглу ему в шею, Гавар ухватился за кушетку, чтобы, падая, не создать шума, и опустился на колени.

Аби вытащила изо рта кляп, наклонилась, достала из кармана Гавара его парламентский пропуск, сняла с пояса электрошокер. По требованию Гавара Кеслер привел его в боевую готовность, поэтому все, что ей нужно было сделать, – это нажать на спусковой крючок. Поднявшись по лестнице, она прицелилась в Шаха, он стоял к ней спиной, наблюдая за коридором. На несколько мгновений Аби затаила дыхание. Решающий момент. Она пересекает еще одну границу дозволенного.

Затем она вспомнила, как Шах отвернулся, когда Гавар изъявил желание «остаться с заключенной наедине», прекрасно зная, что́ это означает. Все сожаления рассеялись. Аби нажала на курок.

Крошечные металлические гарпуны впились в спину охранника, и Шах, вскрикнув, упал. Большое спасибо надежной звукоизоляции. Аби выбросила теперь бесполезный тазер – катридж-патрон одноразового использования.

Гавар задал нужный вопрос, и она знала, что ключи от камер у Шаха на поясе. Аби прихватила и тазер Шаха на случай, если Кеслер окажется в коридоре.

Ее руки не сразу взяли оружие – слишком тяжелое, слишком сложное. Смертельное.

Теперь успех зависел от того, как быстро она все сделает. Аби спустилась вниз по лестнице, туда, где у двери в комнату ужасов Астрид Хафдан кругом располагалось шесть камер. Она увидела лицо Рени, прижатое к маленькому окошку одной из них, выражение ее лица показалось Аби безумным. Она приложила палец к губам и начала подбирать ключ, руки у нее дрожали. Подошел третий, дверь камеры распахнулась, и Рени бросилась ей на грудь. Аби крепко обняла ее.

– Быстро за мной, – прошептала Аби. – Тихо, не отставай.

– Секунду, – сказала Рени.

Она метнулась в белую комнату. Почти мгновенно вернулась, блеснуло что-то металлическое, что она сунула в карман. Они побежали вверх по лестнице, переступили через стонущего охранника. Шах сделал слабую попытку схватить Рени за ногу, она без колебаний пнула его в шею. Они бегом преодолели коридор. Аби вдавила кнопки с нужными цифрами, прижала карточку к панели. Добежали до внешней двери. Когда гидравлическая система зашипела, открывая дверь, Аби жестом велела Рени спрятаться у нее за спиной, сама выглянула в коридор.

Пусто.

Аби выскользнула, волоча за собой Рени. Идти по коридору, а не бежать, оказалось невероятно трудным делом. Кеслера не было видно, но он где-то рядом, и топот бегущих ног в тихом, как склеп, крыле парламента сразу бы выдал их. Аби оставалось лишь молиться, чтобы он не сидел за мониторами видеонаблюдения.

– Слышишь? – тихо спросила Рени.

Аби напрягла слух. Потрескивание рации. Кто-то где-то, должно быть, наблюдает за камерами… и сейчас докладывает Кеслеру.

Со всех ног они пустились к двери, которая вела к речным воротам. Они почти добежали, когда в другом конце коридора Кеслер вышел из дверей Управления общественной безопасности. Аби с ходу припечатала пропуск к сенсорной панели, а Рени рванула за ручку двери, и почти одновременно они вывалились наружу.

– Отцепись! – закричала Рени, и Аби увидела в дверном проеме руку Кеслера, схватившую девочку.

Аби толкнула плечом дверь, надеясь сломать ему запястье. Наверное, ей это удалось, потому что Кеслер закричал и разжал пальцы.

– Отцепись, дерьмо! – прошипела Рени, вспышка металла, и скальпель вонзился в ладонь Кеслера.

Он взревел, выскочил за ними в дверь, отбросив Аби к стене. Но Рени выиграла время, необходимое Аби, чтобы направить тазер на Кеслера, – выбрав максимальное напряжение, она нажала на курок. И было приятно наблюдать, как Кеслер судорожно дернулся, получив разряд.

– Все просто, – сказала она ему, повторив его же слова, когда он при первой встрече, забирая Люка на безвозмездную отработку в Милмур, объяснил ее семье, что сопротивление бессмысленно. – Это тебе за Люка, урод!

Аби выбросила использованный тазер. Если камеры наблюдения заметили их побег, то они должны были зафиксировать и то, как они вырубили Кеслера, который сейчас лежал в дверном проеме. И они не настолько глупы, чтобы пытаться убрать его, рискуя, что он придет в сознание.

Аби вспомнила инструкции Гавара. Вот так же Люк бегал бок о бок с Рени в Милмуре? Дети, которые просто хотели быть свободными и хотели видеть мир справедливым. Такие желания вынуждают все время бежать.

Рени поймала Аби за куртку, худые руки девочки обхватили ее за талию и потянули за дверь. Мгновение спустя голоса и топот ног проплыли мимо. Не охранники, какие-то люди, увлеченные разговором. Сотрудники парламента, задержавшиеся допоздна. Сердце у Аби колотилось, она даже не подозревала, что дыхание может быть таким шумным. Она затаила дыхание, пока Рени не вытолкнула ее из-за двери.

Пропуск Гавара провел их через еще одну дверь. За ней ступеньки вели в темноту и уперлись в тяжелую дубовую дверь, напомнившую Аби о дверях в замке Крована. Она содрогнулась. Ее брат все еще там. На мгновение она пожалела, что не опередила Уэсли и не предложила Гавару в доказательство доброй воли освободить Люка.

Аби наклонилась, чтобы осмотреть дверь, рукой задела волосы Рени. Вспомнила, что девочку поймали только потому, что она пришла сюда в поисках Аби, которую она не смогла спасти на площади Горреган. Лицо Аби вспыхнуло, ей стало стыдно.

Мидсаммер обещала Аби, что придется делать выбор. И каждый будет трудным. Вот как этот.

– Здесь только задвижка, – прошептала Рени, – и мы выйдем на террасу у реки. Но мы должны будем идти по мосту, потому что я не умею плавать.

– Мост не понадобится, – успокоила ее Аби. – Нас ждут.

Тихо плескалась Темза, воздух был густой и влажный, они наблюдали, как к ним приближаются тусклые огни лодки.

Аби подтолкнула Рени к воде, когда девочка вошла в воду по колено, чьи-то руки подхватили ее и подняли на борт.

– Я сама, – сказала Аби, когда руки потянулись и к ней.

Но внезапно она как-то враз обессилела и обмякла, ничего не оставалось, как позволить сильным рукам Уэсли подтянуть и ее на борт. Аби опустилась на дно лодки, прислонившись спиной к невысокому борту, весла размеренно поднимались и опускались, лодка скользила вверх по течению к Воксхоллу. Тонкий серп луны едва заметно прорывал черноту ночного неба, фасад парламента выступал длинным, низким силуэтом, раскроенным только башней с часами.

Но там, в центре Вестминстерского комплекса, сиял неугасающим огнем Дом Света. Аби не сводила с него глаз, проплывая мимо.

7. Сильюн

– Прости, – проговорил Сильюн, не отрываясь от книги. – Я вундеркинд в области Дара, но я не база данных пропавших без вести. Дарю идею: если у тебя есть что-то из одежды твоей сестры, дай Собаке, он найдет ее по запаху.

На коврике у камина Собака взвизгнул от удовольствия. Возможно, ему понравилась идея понюхать одежду Абигайл. Сильюн поморщился. Не самый лучший образ. И Люк, как всегда, не понял шутки. Он ходил взад и вперед, мешая сосредоточиться на чтении.

– Не хочешь помочь? Отлично! Даже не понимаю, как это я подумал, что могу на тебя рассчитывать. Но я не в состоянии сидеть сложа руки, не имея ни малейшего представления о том, где находится моя сестра.

– Знаешь, я заметил небольшую проблему: ты не знаешь, где она. Наш остров – восемьдесят тысяч квадратных миль. В какой точке ты предлагаешь начать поиск?

Люк тяжело дышал, голубые глаза сверкали.

Когда он злился, он вносил беспокойство. Сильюну это не нравилось. После разговора с Гаваром Люк уже в третий раз поднимал шумиху, и это становилось утомительным.

– Послушай, твоя сестра – находчивая девушка. Ты всегда говоришь о ней как о самой умной в вашей семье, и я в это охотно верю, хотя на твоем месте я бы не стал себя так недооценивать. Но ты продолжаешь суетиться, как будто она бездумно попала в отчаянную ситуацию и ждет не дождется, когда ты ее спасешь. – Кулаки у Люка сжались, а глаза сузились. Да, на этот раз Сильюн попал в самую точку. – Помнишь, что я сказал тебе на площади Горреган? Ты не можешь спасти всех. Следовало бы добавить, что не всем нужно, чтобы ты их спасал.

– Да, спасать людей – не твоя тема. Ты бы и пальцем не пошевелил, если бы случился пожар и вся твоя семья оказалась в огне. – Люк в задумчивости замолчал. – Скорее всего, и этот пожар ты бы сам устроил.

– Если бы у тебя была такая семья, как у меня, ты бы, возможно, тоже устроил большой пожар.

– Если бы у меня была такая семья, я бы скупил все спички в стране.

И вот наконец появилась улыбка. Нерешительная, но все же…

– Но что мне делать?! – выкрикнул Люк, разгребая пальцами волосы и плюхаясь в мягкое кожаное кресло. – Возможно, в голове моей сестры родился гениальный план и сейчас она в полном порядке. Может быть, и все остальные члены моей семьи тоже в полном порядке, хотя я в этом сомневаюсь. Но у меня есть друг, которого я оставил на Эйлеан-Дхочайсе, есть друзья из Милмура, о судьбе которых мне тоже ничего не известно. А твой отец тем временем в центре Лондона убивает людей, я должен остановить его, но не знаю как. В течение нескольких месяцев я был в заключении, а Равные, которых я знал, мертвы.

Вид у Люка был крайне расстроенный. Измученный. И его сообразительность куда-то исчезла.

К счастью, у Сильюна хватало ума на них обоих.

Пока Люк не прервал его, он с любопытством изучал историю своего поместья в компании с кофейником, полным на удивление отменным кофе из кладовой Фар-Карра. Теперь пришлось покинуть уютный диван и переместиться на подлокотник кресла, в котором сидел Люк. Возможно, это отвлечет парня. По крайней мере, не даст ему снова завести волынку о своей «подруге», оставленной в замке Крована.

– А если я скажу, что есть нечто более важное, чем все то, что тебя так волнует?

– Тогда я отвечу, что мне неинтересно слушать, как пятьсот лет назад какой-то там лорд сделал такое, что до него никто и никогда не делал. Сильюн, я согласен, что старинные книги – это нечто потрясающее, но вокруг люди умирают и…

– А если я расскажу тебе о короле? О том, которого ты видел на Эйлеан-Дхочайсе.

Это произвело впечатление. Люк настороженно поднял голову и посмотрел на Сильюна.

– Тот, что с оленем? В том месте, где все залито золотым светом?

– Да, о нем. Ты знаешь, где это место?

– Оно не существует, – покачал головой Люк. – Это была просто галлюцинация, вызванная болью. Вероятно, мой мозг пытался понять, что происходит. Внутри была стена, воздвигнутая актом Молчания, и Крован пытался ее разрушить…

– Это был ты, Люк.

– Я?!

– Это твое… – Сильюн неопределенно повел рукой. Ни один из научных трактатов на английском языке не предлагал адекватного термина, который бы не казался чересчур наивным. Больше всего ему нравилось определение, что он нашел в мемуарах какого-то полусумасшедшего баварского Равного, жившего в девятнадцатом веке. Возможно, оно понравилось ему потому, что умные мысли еще умнее звучат на немецком. – Твое Selbst-Welt, если можно так сказать. Что означает «Мир твоего „я“». «Воображаемый пейзаж», если хочешь. Но философия – наука ужасно запутанная, и вину за это я возлагаю на Витгенштейна[2]2
   Людвиг Витгенштейн (1889–1951) – австрийский философ и логик; выдвинул программу построения «идеального» языка, прообраз которого – язык математической логики. – Примеч. ред.


[Закрыть] и его «кипящий котелок».

Люк удивленно поднял брови и вытаращил глаза.

– Прошу прощения, но я человек малообразованный, – протянул он, имитируя голос и манеру Сильюна. – Мое обучение, к сожалению, было прервано безвозмездной отработкой. Но что, черт возьми, вся эта твоя чушь значит?!

– Я могу снова отправить тебя в тот мир.

Люк встал так резко, что Сильюн чуть не свалился с подлокотника кресла. Люк быстро отошел к камину, выбрав максимальное расстояние, отделявшее его от Сильюна. Он ссутулился и обхватил себя руками.

– Люк?

Сильюна удивило выражение его лица: смесь предельного страха и ненависти.

– Даже не думай, Сильюн!

– Почему? Что в этом такого?

– Я никогда не забуду, что я почувствовал в тот момент. Это было так мучительно, я чуть не сломал позвоночник, напрягаясь, чтобы оттолкнуть Крована. Мне казалось, мой мозг растворяется. А ты просто наблюдал со стороны, подперев рукой щеку, словно получил бесплатный билет на оригинальную балетную постановку. Так что спасибо, снова отправлять меня в тот мир не надо.

О чем это Люк говорит? Ах да, Сильюн вспомнил, как парень задыхался, извивался и дергался. Да, повторное наложение акта Молчания повредит мозгу, он говорил Люку об этом. Но сейчас речь идет совсем о другом.

– Возможно, возникнут непривычные и странные ощущения, Люк, но они совершенно безболезненны. Тебе вчера больно было, когда мы восстанавливали стену поместья? Или когда я при первой нашей встрече привязал тебя к Кайнестону?

– Крован, – проворчал Собака, – всегда причиняет боль.

Сильюн перевел взгляд с одного на другого: у Собаки ходуном ходила грудная клетка, а Люка била дрожь.

Сильюн всегда считал, что гнев так же бессмыслен, как и сожаление, и он с презрением смотрел, когда его отец и братья приходили в ярость. Но сейчас он впился пальцами в податливую кожу кресла, желая, чтобы это была шея Араилта Крована.

Да, он знал, что этот человек в своем замке совершает нечто чудовищное, но только с теми людьми, которые заслужили это: либо совершили преступление, либо по глупости нажили себе могущественного врага.

Но Дар – это чудо. Величайшее чудо в этом мире. Конечно, некоторые действия, совершенные с помощью Дара, были, по сути, вредными: акт Молчания и все, что причиняло боль, как, например, шоу Гавара в Милмуре. Но причинять человеку нестерпимую боль ради одних лишь экспериментов с Даром – дело постыдное. Это все равно что изготовить цветок из бритвенных лезвий или сварить варенье из белладонны.

Сильюн внимательно посмотрел на Люка, тот ответил ему вызывающим взглядом. То, что он пережил, ясно читалось в его больших голубых глазах. И Сильюн почувствовал, что с его языка готовы сорваться слова. Те слова, которые он не мог заставить себя сказать, когда они спорили в домике у ворот.

Он подумал, что сможет произнести их сейчас.

– Прости, Люк. Мне искренне жаль.

Показалось, будто Люк от чего-то освободился. Его руки безвольно упали. Тело расслабилось. Он встряхнулся, как конь, с которого сняли седло.

– Я не думал, что когда-нибудь услышу это от тебя.

Собака зашевелился на коврике:

– Как трогательно.

– А ты иди побегай за воронами, разомнись, – сказал ему Люк.

Сильюн фыркнул.

– А я дождусь извинений? – спросил Собака.

Сильюн настороженно посмотрел на него. Собака все еще представлял опасность. Его мозг был серьезно поврежден, и он не испытывал ни малейшего желания, чтобы его привели в порядок. Людей, которые действительно должны были извиниться перед Собакой, он сам давным-давно убил. Собака совершил преступление, заслуживавшее сурового наказания.

– Я дал тебе свободу, и то, что ты ждешь, ты тоже получишь. – Собака надолго задержал на нем пристальный взгляд. Сильюн первым отвел глаза. – Люк, я хочу вернуть тебя в то место, освещенное золотым светом. В мир твоего «я». И это не причинит тебе боли, обещаю. Если вдруг ты ее почувствуешь и ойкнешь, я разрешаю Собаке вцепиться в меня когтями.

– Что такого особенного в моей голове?

– Там мы встретили того, кто умер полторы тысячи лет назад, если он вообще когда-либо жил.

– Король. Но если это место нарисовано моим воображением, наверняка я и его выдумал, не так ли?

– Когда разговор идет о Даре, не существует такого понятия, как «воображение». Это пространство реально, но реально не в том смысле, как этот зал или эта мебель. И король тоже реален. Позволь мне показать тебе кое-что.

Сильюн взял канделябр, от легкого движения его руки в воздухе появилось пять горящих свечей.

Когда они переступили порог поместья, практически вся мебель была закрыта чехлами от пыли. В свою бытность Рикс предпочитал жить в небольших комнатах, в еще большей степени он любил пользоваться гостеприимством своих знакомых. В каждом углу стояли рыцарские доспехи, как жертвы похищения, аккуратно упакованные в мешки, перевязанные веревками. На двух стенах висели огромные полотна, каждое прикрытое покрывалом. Сильюн заглянул под одно из них:

– Посмотри на это.

Он снял покрывало, живописное полотно XIX века изображало фантастическое строительство Стонхенджа. В книге, которую Сильюн только что отложил в сторону, сообщалось, что художник, чья подпись отчетливо виднелась в углу картины, был младшим братом двадцать второго лорда Фар-Карра.

Своими яркими мазками он изобразил строителя в одеянии друида, который силой Дара поднимал в воздух огромные менгиры и укладывал их в знаменитый на весь мир круг.

Люк наклонил голову, чтобы повнимательнее осмотреть картину.

– Я не видел, как ты восстанавливал крыло Кайнестона после того, как твоя тетя его разрушила, – проговорил Люк. – Но мне рассказывали, что́ ты делал. Должно быть, это выглядело вот так же.

О, такое сравнение не приходило Сильюну в голову. Он был польщен.

– Как бы ты назвал то, что изображено на картине, – историческая правда или миф? – спросил он.

– Ну, у нас нет достоверных сведений. Мы лишь знаем, что Стонхендж был построен, но каким способом – неизвестно.

– Действительно. А что об этом скажешь?

Он подвел Люка к противоположной стене и показал второй холст. Это был наполненный светом пейзаж, по сравнению с предыдущей картиной он был странным образом лишен конкретных деталей.

Был изображен рассвет на берегу моря. Обширные заросли тростника и редкие деревья с корой, тронутой серебристым свечением. Художник выбрал палитру размытых цветов: бледно-коричневые стебли, бледно-голубое небо, бледно-серая вода. Но мир в картине сиял, словно сквозь старую ткань светило невидимое солнце.

И только когда Сильюн переместил канделябр, стала видна фигура, и Люк ахнул.

Король стоял на берегу моря в красном одеянии, изодранном и тонком, как тень, его рука лежала на шее оленя, застывшего рядом с ним. Рога оленя и корона из веток на голове короля делали их силуэты на сверкающей воде узорчатыми. Человек как будто тихо разговаривал со своим спутником или, возможно, с окружавшим их пространством.

Казалось, в любое мгновение тонкая небесная лазурь может порваться и они пройдут сквозь нее.

– Это он! – выдохнул Люк. – Но я никогда не видел эту картину, поэтому я не мог себе представить…

Собака наклонился к раме в поисках таблички с названием картины.

– Названия нет! – прорычал он.

– Закрыто позолотой. Но если присмотреться, можно разглядеть буквы. Полотно называется «Прощание с королем».

– Пейзаж напоминает морской берег у Фар-Карра, но короля мы видели на Эйлеан-Дхочайсе, – сказал Люк. – Кто он?

– Он был единственным монархом в этой стране, который обладал Даром.

– Я не думал, что такой вообще когда-либо существовал.

– Существовал, – ответил Сильюн. – Теперь ты понимаешь, почему я снова хочу его найти. Если, конечно, ты согласен пуститься со мной на эти поиски.

Люк прислонился к длинному столу, протянувшемуся через весь зал, и внимательно рассматривал картину.

– Но почему он имеет для тебя такое значение? Ты сказал, что есть нечто более важное, чем безопасность моей семьи и друзей, и убийств, которые совершаются по воле твоего отца, и всего того, что происходит в мире.

Горло у Сильюна перехватило, когда он поставил канделябр на стол. Он всегда проводил свои исследования один в библиотеке или в лесу. Обретение знаний проходило в уединении.

И вот теперь…

– Есть два вопроса, на которые я хотел бы получить ответ, – произнес наконец Сильюн. – Что есть источник Дара? И почему Равные не правили изначально, а существовал период королей и королев, лишенных Дара? Я полагаю, что оба эти вопроса ведут к королю-чудотворцу, так его называют в наших сказках. Его следы разбросаны повсюду. Я показал твоей сестре кресло канцлера в Кайнестоне, на нем сохранилась резьба, которая, как мне кажется, является фрагментом жизнеописаний короля-чудотворца. Мы с моей тетей Эвтерпой любили читать друг дугу «Сказания о короле» – прекрасный средневековый стихотворный цикл о его деяниях. В сгоревшей библиотеке в Орпен Моуте была копия, подлинник мне так и не удалось найти. Возникает вопрос, – продолжал Сильюн, – почему о нем так мало сведений? Раньше я думал, его вычеркнули из истории по той причине, что мы никак не можем забыть всех королей и королев былой эпохи. Да, мы читаем перед сном сказки, где насмехаются и глумятся над монархами, как, например, над несчастной статуей последнего короля, у которой вместо лица выдолбленная дыра. Тем не менее каждый школьник может перечислить всех королей и королев. – Сильюн заметил, как Люк скептически усмехнулся, и поправился: – Каждый прилежный ученик. Но кто знает короля-чудотворца? Все, что мы имеем, – это вот такие фрагменты, как эта картина, поэма или резьба на кресле канцлера.

Люк внимательно слушал. Он тяжело сглотнул, Сильюн понял, что у него перехватило горло.

– И ты думаешь, что сможешь найти ответы в моей голове? – спросил Люк.

– Но именно в твоей голове мы его и видели. Там мы с ним познакомились. Более того, ты разговаривал с ним.

Сильюн запомнил все детали той встречи. Люк спрашивал короля, умер ли он и чудится ли ему его присутствие. И король подтвердил, что Люк жив и он не причуды его воображения. Люк спросил, где они, и король ответил – здесь. Светящийся контур двери, в которую Люк вошел и увидел себя сидящим в кресле в замке Крована. И загадочные слова короля: «Видишь, как близко мы друг от друга». И приглашение короля: «Заходи».

Это было самое потрясающее переживание в жизни Сильюна. И с тех пор он мечтал о новой встрече с королем.

Судя по выражению лица Люка, он погрузился в размышления. Сильюн был уверен, что у него рождается какая-то идея.

Действительно, в голове у Люка созрел план.

– Если я соглашусь на эксперимент, то ты в свою очередь тоже должен кое-что сделать для меня. Мне нужно вернуться в замок Крована, чтобы убедиться, что с моей подругой все в порядке. Тебе тоже может быть интересно с ней познакомиться. Поэтому, как только ты закончишь путешествовать в лабиринтах моего мозга, я хочу, чтобы ты сразу позвонил своей семье и выяснил, где сейчас находится Крован. Если он в Лондоне, то мы немедленно отправляемся в Шотландию.

– Люк, тебе не терпится познакомить меня со своей подругой? Восхитительно! – усмехнулся Сильюн, заметив, как сильно Люк покраснел. – Договорились.

Обещания. Сделки. Люди. Политика. Мотивы. Маневры. Как все забавно!

И какая ерунда по сравнению с исследованием тайны Дара.

– Хорошо, – ответил Люк. Лицо у него было бледное, но голос решительный. – Давай приступай!

Он откинулся на спинку кресла, Собака удобно свернулся на коврике, предвкушая развлечение. Но ему это покажется довольно скучным. Их с Люком тела сделаются неподвижными, будто они погрузились в глубокий сон или кому. Глаза закатятся. Сильюн знал об этом по неоднократным просьбам матери не погружаться в себя в присутствии прислуги, потому что это сильно пугает горничных.

Сильюн прижал пальцы ко лбу Люка, закрыл глаза…

…и открыл их.

Первое, что он увидел, была золотая нить, исходящая из его тела, тонкая, как паутина. Второе – залитые солнцем луга, уходившие к горизонту. Третье – орлы, они кружили над головой.

Нить связывала его с Люком. Люк стоял на коленях. Одет он был в американские джинсы и футболку с логотипом канадской группы. Группа была хорошей, хотя, на вкус Сильюна, чересчур граймовой. Ни такие джинсы, ни футболку Люк не мог бы купить в Британии, это были вещи, о которых он только мечтал. Сильюн оглядел себя, не одел ли Люк его в какое-нибудь идиотское безобразие. Нет, на нем были не толстовка с капюшоном и кроссовки, а его куртка и сапоги для верховой езды. Люк все еще воспринимал Сильюна как Равного, но вид у него был вполне обычный.

Люк поднялся, золотая нить, их соединявшая, исчезла. Он нахмурился и потянулся рукой туда, где она только что была, от его прикосновения невидимая нить, проявляясь, вспыхнула. Когда он опустил руку, она снова исчезла.

– Ты – человек, – удивленно произнес Люк. – Такой, как всегда.

– А в тот раз я что собой представлял?

– Я тебя видел… – Люк сделал неопределенный жест в воздухе, – как свет. Просто пятно света. Думаю, я видел твой Дар.

– А сейчас?

– Хозяин поместья.

– Да, это я. – Сильюн откинул назад волосы и огляделся.

Плотный поток света, рассеченный облаками на широкие полосы, падал на луга. Свет пульсировал ослепительно-яркими вспышками, мгновенно меркнущими до черноты. Снег блестел на вершинах горного хребта вдали, а между грядами синева смешивалась с золотом. Птицы кружили над головой, их тени, жутко увеличенные, падали черными пятнами на землю. Цвета были насыщенными. Интенсивными. В воздухе прозрачным туманом висела зыбкая рябь, как всегда в зной, но было не жарко.

Люк с удивлением смотрел на бесконечные луга, бурную реку и клубящееся облаками небо.

– И ты говоришь, что все это создал мой мозг? Вот эту потрясающую картину природы? Все это напоминает мне одну из моих любимых игр «Эра блаженства». Если честно, я ожидал, что будет больше машин и девушек. Нечто более… мирское.

– Люк, я полагаю, что люди, если они заглянут внутрь себя – действительно обратят взор внутрь, – найдут там значительно больше, чем они себе представляют.

– Ты сейчас говоришь как Джексон. – Голос Люка звучал задумчиво.

Но пора было двигаться дальше.

– Думаю, нам надо начать с поиска стены, которую возвел Рикс, наложив на тебя акт Молчания. Мы были именно у той стены, когда появился король.

Сильюн повернулся, оглядываясь по сторонам. Среди волнистых линий равнины и непрерывно движущихся теней было трудно что-либо разглядеть. А что это за змееобразная тень в траве? Простиравшееся перед глазами пространство было столь огромным, что он не сразу мог разобрать увиденное. Змея? Но тень лежит неподвижно. Наконец Сильюн понял: он смотрит на стену, расположенную где-то очень далеко.

Стена была низкой, испещренной пятнами, сливалась с окружавшими ее деревьями и травой. Ее едва было видно. Но ощущалось нечто удивительно знакомое.

Люк тоже ее увидел.

– Пойдем, – сказал он.

Луговая трава стояла по пояс, цеплялась за брюки и рукава куртки Сильюна. Бросив взгляд на Люка, он обнаружил, что тот уже был в толстовке, закрывавшей его руки. Он сделал это осознанно? Неужели Люк понял, что может преобразовывать это пространство по собственной воле? Они шли рядом, практически нога в ногу, и Сильюн потерял счет времени. В какой-то момент он поднял голову и посмотрел на небо, сместилось ли солнце, и понял, почему здесь такой яркий свет, а тени такие густые и лежат косо, – в небе горело два солнца.

– Красивая деталь пейзажа, – заметил он, показывая на небо.

Волнение отразилось на лице Люка, когда он прикрыл ладонью глаза и поднял вверх голову. И тут же на его носу появились солнцезащитные очки. Сильюн моргнул, теперь и на нем были очки.

– Она далеко, нам еще долго идти, – с сожалением констатировал Люк, вглядываясь вперед, туда, где стена приобретала более отчетливые очертания, но расстояние до нее сократилось незначительно.

– Знаешь, я думаю, ты мог бы исправить положение.

– Подвинуть ее ближе? – недоверчиво спросил Люк.

– Может быть. Или, возможно, нас туда быстрее доставить.

– Точно!

Люк отпрянул назад, когда у них под ногами развернулась дорога, уходящая через луга. Затем усмехнулся, когда на ней появилась спортивная машина. Сильюн не разбирался в машинах, но эта была новенькая, блестящая и по виду бешено скоростная. Гавар, вероятно, задохнулся бы от восхищения, Сильюн же только почувствовал тошноту.

– Обещаю ехать медленно, – садясь в машину, успокоил его Люк.

Он честно держал слово, спидометр показывал тридцать миль в час.

– Потрясающий кар. – Люк обвел взглядом обтекаемо-гладкий салон. Звуковая система ожила минималистичными брейк-битами грайма. – Таким образом работает Дар в реальной жизни?

– Не хочу вдаваться в утомительные подробности, но я не могу из воздуха создать «ламборджини». К большому сожалению. Будь в Британии такая машина у каждого, может быть, люди меньше бы стонали и жаловались на жизнь.

– Ты так и не понял? – спросил Люк.