Текст книги "Сияющие руины"

9. Боуда

– Кому пришла в голову идея внедрить вашего мужа в круг Мидсаммер? – едва закрыв дверь кабинета, требовательно спросил Джон Файерс. – Единственное, что ему удалось сделать, – поймать одну беглянку, которая тут же от него сбежала, да еще и прихватила с собой свою подружку. Не говоря уже о том, что он серьезно ограничивает мою активность. Пока Гавар находится рядом с Мидсаммер, она будет держать меня на расстоянии, чтобы, как она думает, не засветить меня как своего шпиона в вашем офисе.

Глаза Джона пылали гневом, но Боуда не позволила ни этому гневу, ни их по-детски чистой голубизне отвлечь ее.

– Сядь, – сказала она, указывая на кресло, стоявшее с другой стороны ее стола. – Я сказала, сядь. Я знаю, что вызвало твой гнев, – ревность. Она неуместна и бессмысленна. Гавар объяснил, что инсценированный побег был необходим, чтобы завоевать доверие Мидсаммер. Меня такой поворот дела не обрадовал, но в этом есть резон. Мы отдаем им одного заключенного, а потом Гавар сдаст нам их всех. Он ограничивает твою активность? Не смеши меня! В любом случае ты не можешь проводить много времени с этими мятежниками. Мидсаммер не дура. Она сразу догадается, что я не стала бы терпеть твое долгое отсутствие в офисе без личной заинтересованности, и быстро придет к выводу, что ты предатель. Но, что более важно, у вас с Гаваром разные роли. Его работа – доставлять нам информацию из их лагеря, а твоя – сливать им дезу. Ты сыграешь свою роль на финальном этапе нашей игры.

По виду Джона нельзя было сказать, что слова Боуды его успокоили.

– И вы думаете, что Гавар способен долго притворяться их сторонником? – не унимался Джон. – Он не способен вести тонкую игру. Этот человек застрелил свою любовницу только потому, что был недостаточно красноречив и не смог убедить ее не бросать его. Он тупой баран и к тому же опасный.

– Как ты смеешь так говорить о моем муже?! – Боуда в раздражении вскочила на ноги. – Он наследник канцлера! Ты должен выказывать ему уважение.

– Может быть, он ваш муж, но разве после свадьбы он выполняет свои супружеские обязанности? В трезвом виде Гавар не способен увидеть разницу между вами и случайными подружками из простолюдинок.

Раздался резкий звук, будто кто-то хлопнул в ладоши, и Файерс отшатнулся, прижав ладонь к лицу. Меж пальцами сочилась кровь. Боже, что произошло?!

Медленно Джон отнял от лица ладонь, и Боуда увидела осколок стекла, торчавший у него под глазом. Рубашка на груди у Джона сделалась мокрой и красной от крови.

Стакан с водой, который мгновение назад еще стоял на ее столе, осколками рассыпался по полу – удар гнева Боуды.

Боуда разминала пальцы. Она отлично знала, что́ сделала – взорвала воду.

Она не собиралась причинять Файерсу боль, но реакция ее Дара была спонтанной и честной. Почему мужчины чувствуют себя вправе постоянно подвергать сомнению ее взгляды и мнения? Даже этот, чей ум и тело ее привлекали, хотя отсутствие Дара все время напоминало, что нужно держать дистанцию.

Что ж, пусть это послужит ему уроком. Аргумент один – она ценит его советы и мнения, но неповиновение и неуважение не потерпит.

– Дай взглянуть, – сказала Боуда, отталкивая его руку и осматривая рану. Несколько осколков впились в ткань пиджака, не достав до тела, но тонкий и острый, как игла, торчал рядом с ключицей. Боуда захватила его длинными ногтями и вытащила, Файерс зашипел сквозь зубы, сдерживая стон.

Ей нужно было увидеть рану, поэтому она сняла с него галстук и расстегнула ворот рубашки. Боуда обратила внимание, как участилось его дыхание. Джон наклонил голову вперед, касаясь губами ее лба.

– Ты… – выдохнул он, когда она коснулась пальцами пореза, почувствовав, как кожа под ними нагревается. Его выдох был длинным и чувственным, его пальцы гладили ее затылок. Он находил это возбуждающим.

Боуда тоже.

Она подняла голову – губами к его губам.

– Проси прощения, – потребовала Боуда, – за неподчинение мне.

– Извините, наследница Боуда.

Когда их губы встретились, горячие и жадные, Боуде не казалось абсурдным то, что она испытывает влечение к простолюдину. Почти идеальное равновесие. Так должно быть между Равными и простолюдинами. Люди могут быть дерзкими и непокорными, но им легко показать их место, и они еще больше будут любить своих хозяев и восхищаться ими.

Боуда отстранилась, чтобы посмотреть, насколько глубока рана Джона на щеке. Серьезный порез, стекло едва не попало в глаз. Хорошо, что стакан был из тонкого немецкого стекла. Осколок глубоко вошел в рану. Ногтями она выдернула его, остался элегантный порез длиной около двух дюймов.

Боуда облизнула палец и вытерла кровь, наблюдая за тем, как рана затягивается. Исцеление не было ее талантом, но каждый ребенок Равных знал, как мгновенно закрыть порез или ссадину, чтобы не осталось шрама.

Когда она убрала руку с лица Джона, на щеке все еще виднелась едва заметная красная линия – там она останется навсегда. Вот и отлично, будет помнить, кто его поранил и кто исцелил.

Так и страна будет ей подчиняться, едва только она возьмет ее в свои руки.

– Джон, – начала Боуда, поглаживая пальцем оставленный на его лице след, – позволь мне объяснить, почему не имеет особого значения, сможет ли Гавар «притвориться их сторонником и вести тонкую игру», как ты говоришь. Я предложила свекру отправить Гавара в лагерь Мидсаммер. Если ему удастся выполнить свою миссию, то мы поймаем ее в ловушку и сможем положить конец мятежу простолюдинов, который расползается по стране как раковая опухоль. Если Гавар потерпит неудачу, то он наконец потеряет доверие отца. В любом случае один из моих соперников будет уничтожен.

И тогда у Боуды останется только один противник.

Была причина, по которой Боуда предложила, чтобы именно Уиттем поручил Гавару вступить в контакт с Мидсаммер. И чтобы именно леди Талия изолировала ребенка Гавара, пока она сама сидела на диване, покорно съежившись и позволяя Уиттему гладить ее, как домашнее животное, и делать гнусные инсинуации о преемственности Кайнестона.

Мидсаммер, Гавар… и Уиттем. Если бы эта троица каким-то образом уничтожила друг друга. Осталась бы только она – Боуда.

Файерс смотрел на нее, словно загипнотизированный. Она вспомнила тот вечер, когда они впервые встретились в Грендельшаме. Как элегантно он вмешался, когда Уиттем вульгарно лапал ее. Как откровенно на ветру среди скал высказал свои взгляды. Несмотря на все его недостатки – и в первую очередь собственнические инстинкты, присущие всем мужчинам, – Джон хотел того же, что и она, и готов был рисковать для достижения своей цели.

Иметь рядом с собой сторонника из простолюдинов станет большим плюсом, когда пыль после подавления мятежа осядет. Он может быть ее любовником, не более того, иметь Бездарного ребенка – немыслимая глупость. И может быть, партнером, когда власть будет в ее руках.

– Пойдем на берег реки, – повелительно сказала Боуда, застегивая его рубашку и игнорируя его недовольный вид. – Нам нужно поговорить там, где нам никто не помешает. И где я хочу попробовать кое-что сделать.

Когда они спускались по ступенькам к речным воротам, Боуда вспомнила видеозапись, на которой Абигайл Хэдли и оборвыш с Кровавой ярмарки открывают дверь и вырываются на свободу. Поимка Гаваром Абигайл была хорошо разыгранной фальшивкой, предназначенной как для обмана обитателей Вестминстера, так и, что еще важнее, сторонников Мидсаммер. Боуда просмотрела видеозапись несколько раз. Охват камер видеонаблюдения был неполный, но она заметила два небольших прокола Гавара: он повернул голову девушки так, чтобы показать ей дверь, ведущую в коридор к выходу, потом что-то сказал охраннику, отвечавшему за допросную Астрид и камеры временного содержания, что заставило его остаться на верхней площадке лестницы спиной к ним.

Да, Гавара можно обвинить в чем угодно – грубости, резкости, рассеянности, – но только не в глупости.

Они с Файерсом вышли через ту же дверь, что и беглянки, и оказались на террасе парламента. Голова у Боуды чуть закружилась от свежего речного воздуха и от собственной силы, которую она ощущала внутри себя.

Файерс поддержал ее за локоть.

– Вы были великолепны в то утро, – пробормотал он. – Существо, которое вы создали из воды, чтобы задушить дракона Мидсаммер, поразило мое воображение. Я никогда не видел ничего подобного.

– Это не предел моих возможностей, вполне вероятно, ты увидишь нечто более впечатляющее. Мне потребуется твоя помощь.

И Боуда рассказала Джону о том, что́ она задумала.

О том, как в затеянной игре одержать победу. Недостаточно разработать собственную стратегию и тактику, нужно глубоко изучить каждого игрока.

И есть еще Сильюн Джардин. Боуда не была уверена, что он в игре, – слишком от всех отличался. Но он обладал чрезвычайно сильным Даром, чтобы можно было его игнорировать. Она наблюдала, как Сильюн шаг за шагом поднимается по ступеням иерархии. Сначала впечатляющая демонстрация Дара в Кайнестоне, затем непредвиденное получение статуса наследника Фар-Карра. И наконец, по чистой случайности – безусловно, по чистой случайности, потому что ответственной за это была сама Боуда, когда арестовала лорда Рикса, – он становится полноправным хозяином поместья. После Кровавой ярмарки Сильюн исчез. А на следующий день он по какой-то необъяснимой причине освободил всех рабов в своем поместье.

Боуда не имела ни малейшего представления, что у Сильюна на уме. Но благодаря ему она поняла, что нет ничего ценнее Дара. В течение всей жизни она использовала свой Дар по пустякам. Но сейчас, когда начались массовые волнения, ее Дар проявился совершенно неожиданным образом. Боуда наконец начала его чувствовать и овладевать им, как мышцами своего тела, ее связь с Даром крепла и развивалась с каждым использованием. Как Равная, она приходила в восторг, ощущая присутствие Дара покалыванием в венах. Как политик – ясно осознавала, какие безграничные возможности он открывает, чтобы вызывать одновременно и послушание, и восхищение.

И благоговение перед чудом. А это превыше любви и страха, потому что уже несет в себе и то и другое.

– Следи за мной, – приказала Боуда Файерсу, встав на песчаную кромку берега, где Темза победно бросалась волнами на стену террасы и тут же отступала. Ей нужно было знать предел возможностей ее Дара. Предел, где река взбунтуется и выйдет из-под контроля, где человек бессилен перед стихией.

Раскрутив Дар спиралью, Боуда погрузила его в воду, как вьющиеся и все опутывающие водоросли. Когда она впервые сделала это, собирая воду из каналов Бора и бросая ее на горящие поля, она боялась, что сила воды утянет ее и смоет, как мусор.

Сейчас страха не было. Хладнокровно и спокойно Боуда направляла свой Дар в глубины Темзы.

Это была жизненная артерия Лондона. Со времен римлян река утоляла жажду небольшого поселения, уносила его грязь и отходы, открывала путь торговым судам, которые помогли поселению вырасти в большой город, и лишь иногда отравляла его жителей.

Но Темза была гораздо больше, чем просто главный водоток города. Маленькие речки и ручейки, погребенные под толщей камня и асфальта, текли, переплетаясь, образовывая подземную карту. Их рукава и протоки формировали водную систему, раскинувшуюся под Лондоном. Если ее подробно нарисовать, будет видно, что она охватывает весь город.

Боуда не знала наверняка, дышит ли она, или ее дыхание остановилось. И если дышит, что вдыхает – воздух или воду. Она все еще чувствовала руку Джона, державшую ее за локоть, но ей казалось, что она находится где-то далеко и смотрит на него со стороны и держит он не ее, а кого-то другого. Боуда растворилась в Даре. Так делал все эти годы Сильюн Джардин? Неудивительно, что он такой странный, погруженный в себя и держится особняком.

Боуда втекала в реку, а река втекала в нее.

На площади Горреган она вытащила эту массу воды через жерло фонтана. Вода изверглась высоко в небо, обрушилась на горящий помост и создала преграду для этих жалких бронзовых львов, которых оживила Мидсаммер. Теперь она хотела вытолкнуть воду на поверхность – через почву, через трещины в магистральных трубах и асфальтовом покрытии. Через любую щель, которую только вода могла найти. Боуда не видела этого, но она ощущала, как по ее воле вода заструилась по улицам Лондона. Далеко от того места, где она стояла, на Оксфорд-стрит разлились лужи, а на Мэлл ливневые стоки забили фонтанчиками.

Вода вышла на поверхность. Она это сделала! Ее план может сработать.

– Боуда?

Это был не голос Файерса.

– Боуда?

– Наследница Боуда почувствовала себя немного уставшей – мы работали всю ночь над новыми мерами безопасности – и вышла подышать свежим воздухом. Я могу вам чем-то помочь, Дженнер?

Боуда вернулась в свое тело, ей хотелось плакать, таким маленьким и тесным оно ей показалось. Она тряхнула головой и несколько раз моргнула.

– Дженнер, что случилось?

– Отец хочет нас видеть. У него Крован с визитом, и Гавар скоро придет с новостями.

Отлично! Пока Боуда планировала свой следующий ход, другие игроки тоже не сидели сложа руки. Пора узнать, какой расклад на данный момент.

– Ты свободен, Файерс. Спасибо.

И, не взглянув на Джона, Боуда вместе с Дженнером направилась к апартаментам канцлера в Новой Вестминстерской башне.

Дженнер дождался, когда они отойдут на приличное от посторонних ушей расстояние, и тут же начал клянчить и умолять. Как она раньше не заметила, что под этим его приятным внешним видом таилось то же жадное стремление, свойственное всем мужчинам рода Джардинов? Но стремление не к власти, а к той силе, что давала эту власть и которой все Равные владели от рождения, – к обладанию Даром.

– Крован хочет вернуться в Шотландию, но нам нужно сделать так, чтобы он на некоторое время остался в Лондоне. Отец обещал мне, что он посмотрит, можно ли восстановить мой Дар или передать его мне. Помоги мне задержать Крована.

– Как ты это себе представляешь? Что я могу такого сделать? И главное, зачем мне это? Всего несколько дней назад твой отец угрожал моему мужу лишить его статуса наследника и сделать наследником тебя, если у тебя появится Дар. Пока ты Бездарный, это пустая угроза.

– Боуда… – Дженнер взял ее за локоть и потянул к стене коридора, на которой висел длинный гобелен. Она стряхнула его руку. Мужчины не хватают друг друга за руки, когда излагают свою точку зрения, с какой стати они поступают так в отношении женщины? – Я не представляю угрозы ни Гавару, ни тебе. Я хочу только одного, всегда хотел, хотя всем своим видом показывал обратное. И буду вечным должником тому, кто мне это даст.

Какое-то странное чувство, наверное жалость, охватило Боуду. Там, на берегу Темзы, она испытывала нечто необыкновенное – наполненность силой реки и собственным Даром. Как жить без подобных ощущений? Что за тусклая жизнь тогда будет? Простолюдины, по крайней мере, мало себе представляют, чего они лишены. Но Дженнер? Файерс?

Файерс…

– Тысячелетия люди не оставляют попыток раскрыть тайну Дара, – ответила Боуда. – И если кому-то эта тайна открылась, он молчит об этом. Но я согласна: если кто-то в этой стране и может управлять Даром, так это Араилт Крован. Я сделаю все возможное, чтобы он попытался вернуть тебе Дар. И если ему это удастся, отлично, появится хотя бы один Джардин, который держит слово и платит свои долги.

– Я этого не забуду, – произнес Дженнер. – Вот увидишь.

Уиттем сидел, развалившись на диване, когда они вошли в его апартаменты на последнем этаже башни. Боуда моргнула, отгоняя неприятную картину полуголой женщины, которую она видела здесь не так давно. Рука Уиттема сжимала стакан с виски, в последнее время это был его неизменный атрибут, и лицо лорда приобрело одутловатый вид. Хорошо, что общественность видела его только издалека – на балконе Астон-Хауса или за тонированными стеклами правительственного автомобиля.

Крован стоял у большого панорамного окна, глядя на Вестминстерский комплекс. Несколькими этажами ниже располагалось Управление общественной безопасности – офис Боуды, но Крован, как и большинство посетителей апартаментов канцлера, видел только Дом Света, золотые лучи которого играли на его лице, превращая линзы очков в ослепительно горящие диски. Боуда проигнорировала невнятное приветствие Уиттема и направилась прямо к Кровану.

– Впечатляющим был этот трюк с драконом, – сказал Крован, кивая в сторону зубчатой крыши Дома Света. Он коротко взглянул на Боуду. – Тоже ваших рук дело, конечно же? На площади Корреган вы продемонстрировали управление природными стихиями, что давно практикуется на наших островах. Прослеживается очевидное сходство с вашим предком Хардингом Мореплавателем. Но чтобы оживить этих существ…

Драконы настороженно притаились на каждом углу крыши Дома Света. Из окна башни было хорошо видно, насколько они велики – почти тех же размеров, что и драконы, прославленные в легендах. Боуда представила, как они летят по небу Лондона. Это было бы впечатляющее зрелище. Люди на улицах застыли бы с открытыми ртами.

Вот именно, чем раньше она разделается с Мидсаммер, тем лучше. Отправить Гавара втереться к ней в доверие было правильным решением. Он обеспечит информацией, которая позволит быстро завершить это дело.

– Вы совершенно правы, – томно произнесла Боуда, глядя на Крована сквозь чуть опущенные ресницы. Но он был одним из немногих мужчин, кто неизменно оставался равнодушным к женскому кокетству. Он гей? Асексуал? Она никогда не слышала никаких сплетен вокруг его личной жизни. – Было бы интересно узнать, как Мидсаммер это делает, не так ли? Исследование обещает быть увлекательным и полезным.

Крован фыркнул:

– Сомневаюсь, Боуда, что она пойдет на сотрудничество.

– Араилт, а разве заключенные на Эйлеан-Дхочайсе сотрудничают с вами? Но это не мешает вам вести серьезные исследования. Мидсаммер совершила преступление, и я полагаю, решение о ее наказании должен принимать канцлер, как это было в случае с Мейлиром Треско. Возможно, в отличие от него, это следует сделать не публично, а в обстановке, которая лучше подходит для… более точной оценки.

Крован повернулся к ней, свет больше не застилал линзы его очков, и Боуда увидела его глаза – светло-серые, хладнокровно оценивающие. Она четко обозначила – Уиттем дал ему Мейлира, а Боуда передает в его распоряжение Мидсаммер.

И если Дженнеру хочется верить, что она делает это ради того, чтобы Крован вырвал Дар у Мидсаммер и передал его Дженнеру, как пальто, которое он мог бы надеть, тем лучше.

Дверь за спиной у Боуды резко открылась, что заставило ее вздрогнуть. Гавар, ее муж, вечный мужчина-ребенок, которому так много было дано от природы, но который, казалось, абсолютно ничем из этого не желает пользоваться.

– Ты же понимаешь, – начал Гавар, направляясь к маленькому столику, где стоял графин виски, и наливая себе бокал, – я должен убедительно показать, что я восстал против своей семьи и к режиму отца испытываю отвращение. А не просто забежал к ним на чашку чая.

– Это не похоже на чай, – заметил Дженнер.

Гавар пробормотал что-то грубое и залпом выпил.

– Мидсаммер скажешь, что тебя вызвали на ковер дать объяснение, как ты мог арестовать одну беглянку, а в конечном итоге выпустить на свободу двоих, – сказал Уиттем, протягивая свой бокал Гавару, чтобы тот его наполнил, будто он был дворецким в Кайнестоне. – Итак, какие у тебя новости для нас?

– Две. Первая: готовится побег из тюрьмы в Фулторпе тех, что были арестованы в Риверхеде, ну и других политических заключенных из Милмура, Бора, родителей Хэдли и так далее.

При имени Хэдли Дженнер вздрогнул. Боуда подозревала, что он почувствовал облегчение, когда старшая девчонка Хэдли сбежала с Кровавой ярмарки. Вначале она даже подумала, что это Дженнер помог ей исчезнуть с площади, потому что она не видела ее на спине ни у одного из бронзовых львов. Но нет, все-таки Мидсаммер как-то исхитрилась протянуть ей руку помощи, принимая во внимание участие Абигайл в устроенном Гаваром спектакле спасения заморыша из Милмура. Что ж, Абигайл Хэдли пока остается на свободе, но это ненадолго.

– Вторая новость, – продолжал Гавар, – готовится день протеста, который должен охватить весь Лондон. Она долго над этим проектом работала.

– Протест? – презрительно скривил губы Уиттем. – Будто кто-нибудь когда-нибудь чего-то добивался, размахивая на улице флагами и плакатами.

– Как она планирует проникнуть в тюрьму Фулторпа? – спросила Боуда. От Джона она уже знала о готовящемся дне протеста, но побег из тюрьмы Фулторпа – это новая информация. По всей видимости, решение было принято недавно. – Тюрьма надежно охраняется, чтобы взять ее приступом, Мидсаммер потребуется армия.

– Понятия не имею, – ответил Гавар. – То, что я организовал побег, обеспечило мне некоторую степень доверия, но своим меня там никто не считает. Более того, все важные вопросы Мидсаммер решает в довольно тесном кругу, мне туда доступ закрыт.

– Возможно, она собирается каким-то образом вас использовать, – произнес Крован, выражая на лице явную заинтересованность. – Именно ваш Дар уничтожил эшафот на Кровавой ярмарке, и именно вы силой своего Дара разметали по площади Милмура бунтовщиков и охранников.

– Я уже сказал, не знаю, – пожал плечами Гавар. – Вы хотите, чтобы я в этих событиях принял активное участие, вместо того чтобы попытаться их предотвратить?

– Да, для видимости. Нам нужно, чтобы Мидсаммер совершила громкое преступление. Ты знаешь, что́ она собирается делать с освобожденными заключенными?

– У них есть хорошо развитая контрабандная сеть вывоза людей из Британии. У Мидсаммер союзники во всех городах рабов и районах страны, поэтому они могут отправлять людей в любом направлении, хотя в приоритете Голландия и провинции Ирландии.

– Интересно… – Уиттем откинулся на спинку дивана, сжимая в ладонях стакан с виски. – Вот что, как только появится новая информация, сразу же докладывай. На данный момент твои сведения заслуживают внимания. Едва эти смехотворные беспорядки успокоят, а Мидсаммер окажется у нас под замком, твоя мать будет рада приветствовать тебя в Астон-Хаусе, и ты снова воссоединишься со своей дочерью.

– Урод… – процедил Гавар, туша сигарету о столик, лак, плавясь, испустил едкий запах. – Полагаю, если Мидсаммер захочет насадить твою голову на пику, я тоже должен принять в этом активное участие, разумеется для видимости.

Полы его кожаного плаща развевались, как крылья во́рона, уходя, он хлопнул дверью.

– Похоже, у Мидсаммер есть амбиции, – проговорил Крован. – Однако я не вижу здесь ничего, что требовало бы моего непосредственного участия. Я должен вернуться в свой замок, он уже несколько дней находится на полной ответственности исключительно моего дворецкого. Всегда забавно видеть, как мои гости проводят время в мое отсутствие, они, как правило, устраивают развлечения по собственному вкусу. Но задерживаться дольше неблагоразумно.

– Не согласитесь ли присоединиться ко мне за ужином сегодня вечером, – предложила Боуда, – а завтра, отдохнув, отправитесь в замок. Мы так много могли бы обсудить. – Она бросила заговорщический взгляд на Дженнера, который выглядел так, словно кто-то подарил ему щенка на Рождество.

– Весьма приятное предложение, – сухо улыбнулся Крован. Возможно, он уже представлял себе, как Мидсаммер доставляют к нему в замок, где ее Дар будет извлечен и детально исследован. Он встал и любезно поклонился.

Боуду не радовала перспектива провести несколько часов наедине с этим человеком. Но ей важно было выяснить, будет ли он полезен в финальной борьбе за власть. Способен ли он стать ее союзником? Или выберет позицию нейтрального наблюдателя? Или, возможно, даже проявит себя как ее соперник?

– Протесты! – презрительно воскликнул Уиттем, как только за Гаваром закрылась дверь. – Это самое большее, на что способна эта шлюха? Но нам нужно нечто покрупнее, чем беготня по улицам. Я не могу публично наказать ее за уличные драки и несколько разбитых окон.

– Я согласна, – сказала Боуда. – Мидсаммер хочет показать, как высоки ее помыслы и как низко мы пали. У нас нет шансов выдвинуть против нее обвинение в убийстве…

Дженнер согласно кивнул:

– Но мы могли бы намекнуть, что она стояла за убийством своего дяди, потому что знала: если он женится на тете Эвтерпе, Мидсаммер окажется вне линии преемственности Зелстонов.

– Отлично, это может сработать. По крайней мере, на данный момент важнее не арестовать ее, а подмочить ей репутацию. Мидсаммер стремится к моральному превосходству, а мы не можем этого допустить. Итак, мы позволим ей выиграть Фулторп, но сделаем так, что эта победа станет ее проигрышем. Затем в Лондоне мы ее окончательно уничтожим. Вот что я придумала.

Боуда оперлась на спинку дивана и изложила отцу с сыном половину своего плана.