Текст книги "Под южным небом Италии"

Глава 22. Умереть на месте

Я надела белый купальник, накинула сверху лёгкое, голубое платье с запахом, просунула ноги в лёгкие парусиновые лодочки и неуверенно открыла дверь комнаты, ведь, до этого момента самой мне не разрешалось выходить. Выйдя в коридор, сразу же столкнулась со своим безмолвным стражем. Я не удостоила его приветствием, а Лоренцо только кивнул, слегка улыбнувшись, и последовал за мной как тень. Оказавшись на террасе, я полной грудью вдохнула свежий воздух, наполненный запахом цветов, кипарисов и моря. Был август и в такой час солнце уже знойно грело. Я обвела взглядом террасу, бассейн и, не обнаружив поблизости Катальдо, решила немного прогуляться. Пройдя по дорожке между бассейном и колоннами из травертина, я свернула в сад. Лоренцо следовал за мной чуть на расстоянии, но я постаралась о нём не думать, а насладиться свежим воздухом и солнечным днём. С момента отъезда из Локри, я не была у моря и ужасно скучала по умиротворяющему шуму прибоя, его солёному запаху и свежему бризу, ласкающему лицо и играющему с волосами. Я интуитивно шла по дорожкам в сторону моря, прислушиваясь к раскатам волн, со стоном ударяющихся о скалы. Аллея с растущими вдоль неё кипарисами и низкой, аккуратно подстриженной, изгородью из самшита привела меня на небольшую каменную площадку, которая была плоской вершиной утёса, вдающегося в море. С него открывался прекрасный вид на бухту. По его краю был каменный парапет, а чуть правее была расположена небольшая, старинная, полуразрушенная ротонда из мрамора. Небо было ярко голубым. Ветер гнал по нему небольшие пушистые облака, похожие на сахарную вату. Сильный прибой гулко разбивался о скалу, рассыпаясь брызгами, переливающимися на солнце всеми цветами радуги, как хрусталь. Я подошла чуть ближе к ограждению и, закрыв глаза, с наслаждением подставила лицо морскому бризу. Ветер усилился, обхватывая платьем мои ноги и трепля мои распущенные волосы. Я устремила взор на горизонт, где синее море, испещрённое белыми барашками волн, сливалось с голубым небом. Чуть склонилась через парапет и, раскинув руки в стороны, на мгновение насладилась чувством мнимой свободы. Как же мне хотелось вспорхнуть птицей и улететь подальше отсюда.

Вспомнила слова Марии о том, что здесь есть спуск и даже небольшой причал для лодок. Подойдя ближе к краю, я слегка наклонилась, чтобы посмотреть вниз, но там было только море, волны которого брызгами разбивались о неприступную преграду утёса. Из-за шума волн я не услышала приближающиеся шаги.

– Синьора, нужно вернуться на виллу, – с опаской в голосе сказал Лоренцо, который подошёл ко мне очень близко.

Я посмотрела на него и улыбнулась. Лоренцо был молодым мужчиной, примерно лет двадцати пяти, высокого роста, широкоплечим, с волнистыми каштановыми волосами, смуглым цветом кожи и добрыми глазами. Если бы я его встретила в жизни, то никогда бы не подумала, что он из ндрины[17]17
  Ндрина – семья, ключевой элемент Ндрангеты, из множества которых и складывается структура этой мафии. Отношения в ндрине основываются на родственных связях, поэтому среди калабрийских преступников почти не бывает раскаявшихся.


[Закрыть]. Но ндрины – это семьи, поэтому у многих даже нет выбора, чем заниматься. Мальчики с малолетства втянуты в этот преступный мир и проходят посвящение кровью уже в ранней юности. Выход из семьи один – смерть. Но из всех мужчин, окружавших Катальдо и которых я видела, Лоренцо выглядел самым добродушным. Думала, что у сантисты в услужении только отъявленные головорезы вроде Франко. Но тут же осеклась, потому что внешность бывает очень обманчива.

– Не бойтесь, Лоренцо, я не собираюсь бросаться в море, – сказала я и услышала вздох облегчения. – Мария говорила, что здесь есть спуск.

– Есть, чуть дальше, – улыбнулся он, махнув в правую сторону от нас. – Но сейчас нам лучше вернуться на виллу, синьора. В другой раз прогуляемся к морю, если Антонио позволит.

Я молча кивнула и развернулась к дорожке, ведущей на виллу. От прогулки стало жарко и, подойдя к бассейну, я ощутила манящую прохладу. Оглянулась на террасу и Антонио там не увидела, только Мария накрывала стол для завтрака. Я решила воспользоваться несколькими минутами его отсутствия, чтобы быстро искупаться. Скинула платье на шезлонг, сняла лодочки. Посмотрев на Лоренцо, заметила его пристальный взгляд, который он тут же в смущении отвёл в сторону и отступил в тень оливкового дерева. Я подошла к краю бассейна и нырнула в воду. Плавая, я наслаждалась прохладой воды и ощущением лёгкости, которое она дарила телу. Подплыв к краю бассейна, оттолкнулась от бортика и легла на поверхности воды, расставив руки в стороны и закрыв глаза от палящего солнца. Вода всегда дарила мне умиротворение. Когда что-то у меня не ладилось или вызывало беспокойство, я всегда ходила на море и в воде обретала спокойствие. Вот и сейчас, расслабившись и доверив своё тело поверхности воды, я задумалась, но хаотичные мысли так и не хотели обретать порядок. Меня то охватывало бессилие и безысходность, что хотелось опустить руки, то накатывала ярость, гнев и мне хотелось бороться. Поразмышляв, я поняла, почему меня одолевают такие противоречия. Это всё от того, что у меня нет точной цели. Я сомневалась, что Марко меня примет назад, что мы снова сможем стать мужем и женой как прежде. Да и будет ли он ждать? Пока Катальдо сам не захочет меня отпустить, вырваться мне не удастся. От него убежать невозможно. Он нас найдёт и тогда даже страшно представить, что нас может ждать. Я была поглощена своими мыслями и даже не услышала, что кто-то ко мне подплыл. Только почувствовала руки, которые обхватили меня за бёдра, притянули к себе и требовательно обвили мои ноги вокруг крепкого тела. От неожиданности я сначала погрузилась с головой в воду, но тут же вынырнула и поднялась, поддерживаемая за плечо мужской рукой. Антонио держал меня обеими руками, прижимая к своему телу, и, чтобы удержаться в вертикальном положении, мне пришлось обхватить рукой его плечо. Здесь было глубоко, и мы не доставали ногами до дна бассейна, поэтому мужчина оттолкнулся рукой от поверхности воды и увлёк меня к той части бассейна, где он мог стоять. Прижал меня к бортику, продолжая удерживать за бёдра, и с улыбкой смотрел на меня жгучим взглядом. Мне уже не было так страшно, когда он прикасался ко мне, но всё равно мелкая дрожь пробегала по телу от его требовательных прикосновений. Его тёмно-карие глаза вглядывались в мои, а пухлые губы скривились в ухмылке.

– Моя нимфа, любишь плавать? – хрипловатым голосом спросил он.

– Да. Но в таком положении это невозможно, – не удержалась я, чтобы не съязвить.

Положив ладонь на мой затылок, он приник к моим губам, обхватил своими мою нижнюю губу, потом скользнул языком по верхней. Я неуверенно отвечала лёгкими касаниями, но от этого его напор только усилился. Он жадно целовал, меня смакуя губы и издав стон удовольствия. Неуверенно упиралась ладонями в его широкую грудь и сдержанно, без желания, отвечала, только чтобы его не злить. Антонио уже распалялся всё сильнее и стал целовать и покусывать мою шею. Неожиданно он остановился и посмотрел на кого-то, стоящего у бассейна. Разочарованно вздохнул и, улыбнувшись мне, сказал низким голосом:

– Мы обязательно продолжим позже. Пойдём завтракать.

Катальдо отпустил меня, и я коснулась ногами дна бассейна. Упершись руками о бортик, он одним прыжком выбрался наверх и поднял меня так легко, будто я совсем невесомая пушинка. Я увидела перед нами Франко, как всегда, в костюме, с гладко зачёсанными наверх чёрными волосами, на висках которых серебрилась лёгкая седина. Не любила я его, он вызывал во мне страх. Было в его холодном, пронзительном взгляде из-под низких бровей что-то отталкивающее, опасное и жестокое. Мужчина посмотрел на меня с такой противной ухмылкой, что мне захотелось сначала провалиться сквозь землю, а потом возникло острое желание выцарапать ему глаза, чтобы не смотрел на меня так. Он затянулся сигаретой, продолжая пристально смотреть на меня, а когда Катальдо повернулся к нему, то сразу отвёл взгляд.

– Тони, ты просил привести его, – обратился он к Катальдо, который вытер лицо и передал полотенце мне.

Я подняла глаза и увидела на другом краю бассейна Марко, которого за плечи удерживали двое мужчин. Моё сердце опустилось вниз гулким ударом, потом вспорхнуло и принялось стучать с неимоверной силой, словно пытаясь пробить грудь. У мужа был очень измождённый вид, лицо было в синяках, глаз заплывший, губы и нос разбиты, а руки связаны. Он еле держался на ногах, поэтому стражи его придерживали. Из моих глаз хлынули слёзы. Я так сильно была рада видеть мужа, что кинулась было к нему, но Катальдо удержал меня, прижав к себе.

– Отпустите меня, – вырываясь, сквозь слёзы молила я. – Пустите к нему, пожалуйста.

– Думаю, это лишнее, куколка, – издевательски сказал он.

– Вы чудовище! Я вас ненавижу! – шипела я, потому что ком слёз в горле не давал мне говорить громко, тем более кричать, а слёзы застилали глаза.

Антонио обхватил ладонью мой затылок и, подавляя всё моё сопротивление, жадно впился в мои губы. Я пыталась его оттолкнуть, даже не в силах вдохнуть воздух. Его поцелуй душил меня. Я словно тонула в намокшей тяжёлой одежде, не в силах выбраться на поверхность. Чувствовала, что уже почти теряю сознание, когда он отстранился от моих губ и прижал к своей мокрой груди.

– Поздно. Ты заключила сделку. Он потерян для тебя.

Глазами полными слёз и скованная железной хваткой, я смотрела из-за плеча мужчины на мужа и видела его жгучий взгляд. Его когда-то родные, любимые глаза, стали чужими. Он смотрел на меня с такой болью и презрением, что я готова была умереть на месте. Я видела, как цепные псы Катальдо уводят моего мужа под руки, и, ослабленная, повисла на руках сантисты.

– Марко… Марко… – шептала я протягивая руку в его сторону. – Куда его повели?

– Его отпустят. Я же говорил, что держу своё слово, – спокойно произнёс Антонио. – Но его жизнь по-прежнему в твоих руках, Бьянка. Если будешь послушной, его никто не тронет.

В ужасе закрыла глаз и подавила рвавшийся изнутри крик отчаянья. Этими словами он окончательно потушил последний тлевший уголёк надежды в моей душе. Теперь Марко потерян для меня навсегда. Я вспомнила взгляд мужа и осознала, что он никогда меня теперь не простит, не примет назад. А Катальдо своими словами не оставил мне даже малой толики надежды на свободу. Ради жизни Марко я должна буду его слушаться и ублажать пока не наскучу ему. Скорее всего, тогда я превращусь в опустошённого призрака, изгоя с искалеченной жизнью, с клеймом распутной женщины.

Мужчина, поддерживая меня, попытался увести на террасу, но ноги меня не слушались. Мне хотелось упасть прямо здесь, на траве у бассейна, и умереть. Он подхватил меня на руки и, зайдя на террасу, усадил в плетёное кресло. Я сидела без движения и смотрела остекленевшим взглядом на его действия. Антонио налил в стакан воду из графина и с невозмутимым видом протянул его мне. Я посмотрела ему в глаза и не увидела там ни капли сочувствия, только холод и превосходство. Похоже, что он упивался своей властью над человеческими жизнями. Ему доставляло удовольствие втаптывать людей в грязь, разрывать их жизни в клочья, что он и сделал со мной и Марко. Ненависть и гнев разгорались во мне всё сильнее. Я, с откуда-то возникшей в моём маленьком теле силой выбила стакан с водой из его руки.

– Вы монстр! Вы сделали это намеренно!

– Что, Бьянка? – нагло ухмыльнулся он.

– Вы сделали так, чтобы Марко увидел, как вы меня целуете, увидел нас вместе в бассейне!

Катальдо наклонился ко мне, упершись обеими руками в подлокотники кресла, в котором я сидела и прямо в лицо мне сказал:

– Пытаешься оправдать себя? Ты была не очень против, когда я целовал и даже отвечала. А как ты кричала от удовольствия, когда я тебя трахал, забыла?!

Мои щёки запылали от стыда и гнева. В груди клокотал вулкан, сравнимый с Везувием. Я со всей силы толкнула его руками в грудь и встала, когда он слегка отпрянул от меня. Подскочив, я упёрлась носом в него, и мужчина тут же меня сжал руками. Я брыкалась, била его кулаками и кричала.

– Отпусти меня! Ненавижу! Чудовище! Тиран!

Мужчина только крепче сжимал меня, сильными, как тиски, руками. Взвалил меня на плечо и понёс в дом. Я рычала в бессильном гневе и продолжала бить его по спине кулаками. Катальдо крепко держал меня, чтобы я не выскользнула, и молча нёс. Пока он шёл в комнату, я видела лицо Лоренцо, какой-то горничной и, кажется, промелькнуло лицо Марии, взгляд которой был полон сочувствия. Но никто из них даже не осмеливался что-то сказать своему хозяину.

– Ар-р! Животное! Ненавижу тебя!

Войдя в мою комнату, Катальдо сильно хлопнул дверью и положил меня на кровать. Я попыталась подскочить, но он меня удерживал, став коленями на кровать поверх меня и прижав к ней. Я стала царапать его, пытаясь достать до лица, но мужчина ловко сцепил хваткой мои запястья и, пригвоздив их к кровати, стал целовать. Его поцелуи были горячими и жадными. Они словно клеймили мою нежную кожу. Удерживая мои запястья одной рукой, второй он стаскивал с моих плеч и груди купальник. Словно вампир впился в мою грудь, так сильно всасывая сосок, что я вскрикнула от боли. Его рука жадно шарила по моему телу. Катальдо стонал, почти хрипел, от возбуждения. Он стаскивал с меня плавки, а я попыталась воспользоваться моментом и толкала его ногами.

– Нет! Нет! Чудовище! Ненавижу! Отпусти меня! Нет!

Мужчина отпустил мои руки, чтобы справиться с задачей, и я стала лупить его руками, по плечам, по груди со всей силы, что была во мне.

– Подумай о своём муже, – прорычал он, и я на мгновение притихла. – Ты сама приняла решение. Ты заключила сделку, и теперь ты моя. Ты сама так решила.

Сняв с себя плавки, он не медлил и резко вошёл в меня, держа руками за бёдра, от чего я вскрикнула и сквозь слёзы протянула:

– Не-е-ет!

Он наклонился и, жёстко поцеловав, проговорил в губы:

– Покорность, Бьянка, – толчок и снова жалящий поцелуй. – Послушание, – снова резкий толчок, который вырвал из моих уст крик боли. – Я не хочу тебе делать больно, расслабься.

Я перестала биться, полностью обессилив. Но я не могла расслабиться, во мне продолжала кипеть злость и гнев, поэтому я вцепилась пальцами в его волосы и яростно тянула за них, словно пытаясь вырвать. Но это, кажется, только подстёгивало его, и он, рыча, всё яростнее проникал в меня резкими толчками, которые отзывались в моём теле тупой болью. Слёзы застилали глаза, а мои крики превратились в жалкие всхлипы. Я, как беспомощная жертва в лапах льва, царапала его плечи, оставляя красные полосы.

– Р-ра! Ты сводишь меня с ума, – прорычал он мне в ухо, склонившись.

Высунув язык, он жадно впился в мой рот, изучая его весь, словно хотел съесть. Мужчина облизывал и кусал мою шею, плечи. Оставлял засосы на груди, сильно сжимая её руками. Закусив губу, я еле сдерживалась, чтобы не закричать. Я стонала и всхлипывала, но не от удовольствия, а от боли физической и душевной. Сейчас он даже не пытался пробудить во мне ответную страсть, и уж тем более заставить испытать удовольствие. Он, как неистовый, необузданный, жестокий хищник, измывался над своей добычей.

– Дьявол! Какая же ты сладкая! – прорычал он в экстазе, сильно вжавшись в меня бёдрами, и замер.

Его чёлка почти закрывала тёмные глаза и брови, лицо расслабилось, а губы тронула лёгкая похотливая улыбка удовольствия. Не выходя из меня, он наклонился и снова поцеловал, но уже не так требовательно и жёстко.

– Такой яростной ты мне тоже нравишься, – усмехнулся он. – Но так я не смогу тебе доставить удовольствие. Сопротивляясь, ты не оставляешь мне шанса показать, каким я могу быть.

Катальдо провёл рукой по моим волосам и, тяжело дыша, перекинулся на спину. Я замерла, полностью опустошённая и разбитая. Тело ныло и болело от его жёстких рук, от следов его яростной страсти – укусов и засосов. Я чувствовала себя грязной… испорченной… разбитой. Чувство омерзения к самой себе полностью охватило меня. Тупо смотря в потолок, я думала о том, что не хочу жить. «Если я умру, я же не нарушу сделку? Он же не может причинить Марко вред, если меня не станет?» – страшная мысль посетила меня, и я ужаснулась ей.

Глава 23. Заложники без права выбора

Два последующих дня я пребывала словно в трансе. Я не выходила из комнаты, хотя мне было разрешено гулять в саду, в сопровождении Лоренцо, конечно же. Отказывалась от еды, как бы меня не уговаривала Мария, лежала в кровати и плакала. Катальдо приходил ко мне один раз на следующий день. Молча зашёл, сел в кресло и задумчиво смотрел на меня, ничего не говоря. Я повернулась к нему спиной, укутавшись в покрывало, и только чувствовала его тяжёлый взгляд. Он даже не прикоснулся ко мне, не произнёс ни слова. Ни капли сожаления, но я и не ждала его от такого человека как Катальдо. Этот мужчина не способен на сочувствие, на жалость, на сострадание. Он как разрушитель, берёт, что хочет, не думая о чувствах, о жизнях других. Не думаю, что он жалел меня, просто от моего жалкого вида у него, видимо, пропадало всё желание. Поэтому он меня больше не беспокоил, а я была только рада этому: «Пусть трахает своих шлюх в борделе. Не хочу видеть его. Не хочу, чтобы прикасался ко мне».

Эти два дня я беспробудно плакала от сожаления и тоски по прошлой жизни с любимым мужем, я словно похоронила её. Все мечты о будущем, о семейном счастье теперь погребены толстым слоем земли и накрыты сверху тяжёлой могильной плитой. Я осознала, что теперь нет возврата в прошлое. Итальянские мужчины не прощают измен. После того как Катальдо мной наиграется, муж не примет меня назад, а слава о том, кем я была, разнесётся на весь город. Как бы мне не была отвратительна эта ситуация, но теперь выхода только два: принять и смириться с такой жизнью или умереть. Но самоубийство – страшный грех для католички. Допустив в свою душу мысли о добровольной смерти, до боли вонзая ногти в кулачки, я молилась Деве Марии, чтобы она дала мне сил быть сильной и всё выдержать. А выдержать мне придётся многое, потому что жить с таким жестоким, грубым, циничным тираном придётся нелегко. От одного воспоминания о том, что он сделал, меня охватывал гнев, а от своего бессилия противостоять ему – отчаянье.

Теперь только воспоминания и мысли об одном человеке меня согревали. Они стали для меня отдушиной, которая так и останется для меня недостижимой мечтой. Я бежала от этого мужчины как от греха, но впала в грех с другим. Только воспоминания о нежном взгляде, о сладких, чувственных, страстных поцелуях Витторио, о его руках, о его голосе скрашивали моё существование, проводимое в заточении. Почти каждый день во сне ко мне приходил не муж, а именно он. В этих сладких снах он шептал мне нежные слова, гладил по волосам, нежно целовал и качал на руках, как маленькую девочку, даря успокоение и тепло. Только благодаря этим снам я ещё не сошла с ума.

На третий день, когда я услышала щелчок двери, я высунула из-под одеяла глаза и увидела Марию, которая снова принесла мне завтрак. Женщина поставила поднос на стол и подошла ко мне ближе. Она с сочувствием посмотрела на меня и присела на край кровати.

– Я не хочу есть, Мария, – потухшим голосом сказала.

– Бьянка, вы должны поесть, – ласково произнесла она и, отодвинув одеяло, погладила меня по волосам. – Вам нужно искупаться.

– Зачем?

– Жизнь продолжается…

– Для кого, Мария? – мои губы снова задрожали, и слёзы жгучими струйками потекли по моим щекам, прожигая насквозь всю душу.

«А осталась ли она во мне? Жизнь?» – снова и снова задавала я себе этот вопрос.

– Давайте, я сделаю вам ванну и помогу. Вам нужно поесть и прогуляться на свежем воздухе. Вы совсем бледная. Так нельзя.

Мария ушла в ванную и стала набирать воду, а я лежала, безмолвно глядя в потолок, который стал последние дни моим средоточием. Мне кажется, что я изучила все крапинки и неровности на нём в попытке найти смысл дальнейшего своего существования. Тоска по прежней жизни и отвращение к себе выжигали внутри меня всё. Я ощущала себя пустыней с остовами пустых безжизненных домов после пожарища. Таких, какие я видела детскими глазами во время войны. Вспомнились картины из детства, когда германские войска вошли в Италию, что впоследствии вызвало гражданскую войну. Эти болезненные воспоминания об испытанном тогда страхе, о массовых арестах и расстрелах, о виденном ужасе и боли в глазах людей постепенно вытеснили из моих мыслей собственную боль и отчаянье.

Ко мне подошла Мария и, протянув ко мне руки, сказала:

– Пойдёмте, я вам помогу.

Всё же я решила вылезти из своего защитного кокона в виде одеяла и отдалась в заботливые руки женщины. Помогая мне раздеться, она увидела на моей груди синяки и засосы, оставленные Антонио, и на пару секунд замерла, округлив глаза, но промолчала. Я заметила в её глазах недовольство. Мария помогла мне погрузиться в живительную воду с ароматом лаванды, и я немного расслабилась в ней. Женщина заботливыми руками мыла мои длинные волосы и причитала:

– Вы совсем себя не бережёте. Слабенькая, вон… бледная какая.

Я молчала, задумчиво глядя в одну точку на рисунке флорентийской плитки. Но мне была приятна её забота. Её тёплые нежные руки напомнили мне о маме, и я с покорностью отдалась им. Женщина выкупала меня, словно ребёнка, обернула в большущее полотенце. Потом помогла мне одеться, усадила на пуфик у зеркала и стала аккуратно расчёсывать мои волосы. Я смотрела на себя в зеркало и совсем не узнавала. Нет больше той Бьянки с розовыми щёчками и искрящимися глазами, которая звонко смеялась и радовалась каждому дню, даже пасмурному и дождливому, которая любила и мечтала о счастливой жизни с мужем и детишками в маленьком доме у моря, которая пела песни по утрам, готовя завтрак любимому.

Но я уже перестала себя жалеть. Во мне словно не осталось ничего живого, одна пустота.

– Синьор очень за вас переживает. Каждый день спрашивает по нескольку раз: поели ли вы? гуляли ли? выходили ли из комнаты? – она сделала паузу и, вздохнув, сказала: – Поверьте, он жалеет, что был груб с вами.

Я посмотрела на Марию в отражении зеркала, и она поймала мой сердитый взгляд.

– Жалеет? Он вообще знает, что такое жалость?! – в гневе выпалила я.

– Он может быть заботливым и внимательным, Бьянка, поверьте, – спокойным голосом ответила она. – Если быть с ним мягкой, вы сможете ощутить его любовь. У него очень суровый отец… ну вы понимаете… им по-другому нельзя. А вот донна Франческа была очень мягкой и доброй женщиной. Она смогла передать синьору Антонио эти качества. В детстве он был очень добрым и любящим сыном. Но в этом жестоком мужском мире, в который он был обречён окунуться с самого детства, он зачерствел после её смерти, – женщина на мгновение остановилась, а потом, собрав мои волосы и заколов их шпильками, продолжила: – Только однажды, в юности он сильно любил, но эта любовь не принесла ему счастья, и он на долгие годы закрылся. Я думаю, в вас он увидел ту, которая сможет дать ему то, что не могут дать другие. Ведь, в их мире крутятся совсем другие женщины. Вы меня понимаете?

Я молча посмотрела на Марию в зеркало, закрывая баночку с кремом, которым помазала руки.

– Но я не могу ему этого дать, Мария. Я его ненавижу! – в отчаянии выпалила я и кинула баночку в зеркало, трещины по которому разошлись затейливым узором. – Неужели вы не понимаете этого?! Нельзя заставить любить! Тем более методами, которые он использует!

Мария была спокойна. Она никак не отреагировала на всплеск моего гнева. Положив ладони мне на плечи, она мягко сказала:

– Пойдёмте, синьора. Поешьте и вам нужно на свежий воздух.

Она вышла из комнаты, а я продолжала сидеть, задумчиво разглядывая как воздушные, полупрозрачные занавеси колышутся ветерком, проникающим в большое окно до пола. Я подошла к нему, посмотрела на ярко-голубое небо и вздохнула. Опустив взгляд вниз, у бассейна я увидела Франко, который курил. Видимо, ждал Катальдо. Мужчина, затягиваясь сигаретой, поднял взгляд на окно и, увидев меня, ехидно ухмыльнулся. «Терпеть не могу его ухмылку. Крайне неприятный человек. Сразу видно, отъявленный головорез», – подумала я и, услышав, что в комнату кто-то вошёл, отвернулась от окна.

Антонио молча подошёл ко мне и провёл пальцами по моей щеке. Я невольно вздрогнула от его прикосновения и отвела глаза в сторону.

– Ты должна поесть, – спокойным и тихим голосом сказал он.

– Я не хочу, – соврала я, потому что в действительности уже чувствовала очень сильный голод, но дух сопротивления ещё до конца не угас во мне.

– Значит, я сейчас привяжу тебя к стулу и накормлю силой, – строго сказал, сверкнув глазами. – Сядь, немедленно!

«Снова эти бесы в чёрных глазах», – я на онемевших от страха ногах подошла к столу и плюхнулась на стул. Услышала, как мужчина шумно вздохнул. Он слегка склонился ко мне, поцеловал в лоб, чего я совсем не ожидала, и присел передо мной на корточки. Антонио взял мои руки в свои и сжал их, глядя мне в глаза. Я была в смятении.

– Прости за то, что был груб с тобой, – он поднёс мои руки к губам и поцеловал их. – Пожалуйста, поешь и погуляй. Тебе нужно следить за своим здоровьем, иначе от тебя ничего не останется, – улыбнулся.

«Катальдо просит прощения? Раскаивается?» – я вообще ничего не понимала. Словно передо мной сейчас был другой человек. Разительная перемена. Но я осознавала, что это обманчивое впечатление, что это минутная эмоция, потому что уже через мгновение он может снова впасть в гнев.

– Хорошо.

– Я рад, – он встал и поцеловал меня в губы коротким поцелуем. – Тебе нужно отвлечься, поэтому после обеда Лоренцо отвезёт тебя в одно место, я тебя там встречу.

– Куда? – с интересом спросила я, обрадовавшись, что ненадолго смогу покинуть свою тюрьму, хоть и в сопровождении надзирателя.

– Увидишь, – растянул он губы в улыбке.

Подняв пальцами за подбородок моё лицо, снова поцеловал, уже лаская языком, но я не ответила ему. Тогда он усилил напор, обхватив мой затылок ладонью, и я робко ответила. Антонио отстранился, посмотрел в мои глаза и снова коснулся моих губ коротким поцелуем.

– До встречи, сладкая.

После того, как Катальдо ушёл, я всё же немного позавтракала и, прихватив книгу, отправилась на улицу под охраной своего безмолвного надзирателя. Я погуляла по саду, присела на шезлонг под оливковым деревом у бассейна и читала, пытаясь отвлечься от мрачных мыслей и тоски. Никак не могла перестать думать о Марко: «Как он? Что он сейчас делает? Как он будет жить без меня? И что мне делать, если моя беременность подтвердится?» Я с ужасом представила, что может меня ждать в этом случае, но я ни за что не пожертвую ребёнком ради прихоти Катальдо. Я знала, что мужчины ндрин очень жестоки. Много слухов слышала о их расправах с теми, кто им был не угоден. Особо жестоко они избавляются от тех, кто шёл на сотрудничество с полицией, с предателями «семьи». Они не щадили ни женщин, ни детей. В ужасе от этих мыслей я закрыла глаза и откинула голову на шезлонг. Слёзы снова прожигали мои глаза. «Как жить дальше? Как смириться с такой участью? Как заставить себя жить с убийцей. Катальдо убийца, в этом сомнения нет, ведь, статус сантисты[18]18
  Сантиста – Santista (святоша) – это проводники между миром криминала и реальной экономикой, адвокатами, политиками, властями. Можно сказать, что это высокое криминальное звание. Когда-то их количество в Ндрангете не могло превышать 33, сейчас таковое правило не соблюдается. По той причине, что по общим правилам для того, чтобы образовался Локаль нужно, чтобы в ндринах было минимум 7 сантист. У сантисты есть свои правила, и большинство из них имеет возможность открытия своих филиалов, организаций по типу ндрин, таким образом, становясь кем-то вроде Capubastuni (капобастоне – босс ндрины «семьи»).


[Закрыть] получают за особые криминальные заслуги перед Ндрангетой. Сколько крови на руках Антонио? Сколько человеческих жизней он растоптал и отнял?» – мне даже страшно было подумать. Я никак не могла представить, как мне жить с этим человеком. От этих мыслей снова чувство отвращения к самой себе охватило меня.

– Синьора, возьмите, – я открыла глаза и увидела перед собой Лоренцо, который протягивал мне белоснежный платок.

Его глаза были полны сочувствия, и я снова поразилась, насколько внешность может быть обманчива. Убийца с добрым лицом – это самое страшное, что можно представить. Убийца… Все они убийцы.

– Пожалуйста, возьмите, – настаивал он.

Я молчала и смотрела на него пустым взглядом, а слёзы текли и текли по моим щекам. Тогда он сел на корточки передо мной и стал сам вытирать слёзы с моего лица.

– Не плачьте, синьора, – мужчина слегка улыбнулся. – Хотите прогуляться к морю?

Я всё же взяла из его рук платок и, вытирая глаза, тихо сказала:

– Не боитесь, что я брошусь с утёса?

– Я вам ни за что не позволю этого сделать, – усмехнулся он. – Иначе мне не жить. Антонио спустит с меня три шкуры.

Но мне от этих слов было совсем невесело. Я совсем не разделяла его веселья. Вглядевшись в его глаза, я спросила:

– Давно вы ему служите, Лоренцо?

– Вы хотите спросить давно ли я в ндрине? – я молчала. – Пойдёмте к морю. Лучше, чтобы никто не видел, что я с вами разговариваю.

Я молча встала и пошла уже знакомой дорожкой к утёсу. Лоренцо почти бесшумно ступал за мной. Выйдя к утёсу, он молча пошёл дальше, и помог, держа меня за руку, спуститься по вытесанным в скале ступеням. Вдоль этой отвесной стены был также, как ступени, вытесан небольшой причал для лодок. Мы спустились к узкой полоске каменистого пляжа, и я остановилась, наслаждаясь солёным бризом. Я обожала море с детства. Мой отец был моряком. Когда началась война, он перестал ходить в море, но часто брал меня с собой на своей моторной лодке рыбачить. Я любила эти прогулки, а мама не одобряла их, боялась за меня. Я помогала отцу со снастями, и мы много говорили. Он рассказывал мне о море, о легендах, связанных с разными загадочными явлениями, которые ходили среди моряков. Эти воспоминания ненадолго помогли мне отвлечься от мрачных мыслей.

– Вы любите море? – услышала я голос Лоренцо, стоящего рядом.

– Очень, – грустно улыбнулась я.

– Меня тоже оно манит, но я с юных лет был вынужден заниматься другим, хотя мечтал о море, – грустно сказал он, и я обернулась, посмотрев на его профиль. – У «мальчика чести»[19]19
  Мальчик чести (итал. Giovane dʼonore) – так называют сыновей членов ндрин, которые принимаются в клан по праву рождения, проходя особый обряд посвящения в 14 лет. Прокалывая палец и смачивая своей кровью икону с изображением Архангела Михаила, они произносят клятву: «Если я предам, то пусть буду сожжён, как этот святой…»


[Закрыть] нет права выбора, – грустно усмехнулся Лоренцо, тоже посмотрев на меня. – Ни у кого не остаётся права выбора, кто попадает к ним, – задумчиво сказала я, – хоть по праву рождения, хоть извне. Не так ли, Лоренцо? Все мы их заложники без права выбора. Я тяжело вздохнула, а мужчина промолчал, ничего не ответив. Он закурил, и мы продолжали безмолвно смотреть на бескрайний морской простор, слушать умиротворяющий шум прибоя. Мне захотелось ощутить прохладу морской воды, поэтому я сняла мягкие туфельки и босыми ногами вошла в воду, приподнимая синий сарафан и нижнюю накрахмаленную юбку, чтобы не замочить их. Камни здесь были крупные поэтому особо не побродишь вдоль линии прибоя. Осторожно ступая меж камней, чтобы не подвернуть ногу, я посмотрела на Лоренцо. Он улыбнулся мне, затянулся сигаретой и присел на большой камень. Море сегодня было спокойным. Морская гладь только слегка покачивалась, накатывая совсем крошечными, тихими волнами. Их шелест был словно исцеляющая музыка для моей истерзанной души. Я стояла почти по колено в воде и наслаждалась этими звуками и её движением, ласкающим мои оголённые ноги. Мне очень хотелось искупаться в море и ощутить всем телом его живительную, умиротворяющую силу. У линии прибоя лежала перевёрнутая лодка и я, присев на неё, стала болтать ногами, с наслаждением пропуская между пальчиков прохладную воду. Решила, что для следующей прогулки сюда, нужно будет надеть купальник.