Текст книги "Щепотка соли"

Предупреждать надо

У примерной, относительно молодой семьи Ивановых, где у супругов были обыкновенные русские имена – Паша и Маша, – проживающей в однокомнатной приватизированной квартире семейного общежития, кроме мелких бытовых ссор, не было: детей, врагов, комнатных цветов, домашних животных и других нужных и ненужных в парносемейной жизни объектов долговременного пользования и беспокойства. Оно и понятно: семья молодая, по нынешним меркам – недавно создавшаяся и ещё не распавшаяся. Маленькая показательная средне-статистическая ячейка современного капиталистического общества.

Зато у Ивановых было много друзей и квадратные метры, где этих друзей можно было встретить и тесненько рассадить вокруг раздвижного стола. На прикрытых половичками дощатых лавках, подобранных Ивановым где-то во дворе или дальше… не будем уточнять, где. В любом случае, приобретение столь необходимой в застольях «мебели» было удачным началом семейной жизни.

И вот как-то в один из вечеров завалились к Ивановым весёлой дружной, временно не расписанной, четой двое друзей, точнее, друг Вася и его подруга по жизни Тася. Вася и Тася были холостыми студентами, но со временем собирались пожениться. Вася Тасе даже колечко обручальное купил. Оставалось только ипотеку взять на такую же квартирку, как у Ивановых. Но ипотеку студентам, живущим на стипендию и помощь родителей, не давали. Поэтому Васе по вечерам, а то и ночами, после учёбы приходилось подрабатывать дворником в детском саду и грузчиком в коммерческом круглосуточном магазине. И на любовь каким-то образом времени хватало. Но дело не в этом. Любящим друг друга молодым разнополым людям Васе и Тасе негде было встречаться. Ладно летом на скамейке в парке, в беседке детского сада, а зимой или в дождливую ненастную осень – проблематично.

На этот раз лето кончилось. Приближалась долгая, унылая осень.

Сидела весёлая компания за столом, пили и закусывали тем, что не бог послал, а ещё оставалось в холодильнике. Паша Иванов-то пил мало, ему завтра в ночь идти – и задремал, повалившись спиной на спинку промятого дивана. А Вася и Тася ещё долго болтали с супружницей Иванова Машей о житье-бытье.

Узнали гости, что в следующую ночь ни Паши, ни его жены не будет дома, обрадовались. Напросились переночевать у них…

Маша согласилась и даже дала им свой запасной ключ от квартиры. Оно и понятно, всё равно же никого дома у Ивановых не будет: Пашу на работу вызвали в ночную смену, а Маша, чтобы одной не оставаться, собралась ночевать у своей мамы, живущей неподалёку.

Ушли Вася и Тася от Ивановых в приподнятом настроении. На следующие сутки, как и было запланировано обстоятельствами жизни, Паша Иванов вечером отбыл в ночную смену на свой переживающий трудные времена автоприцепный завод. А Маша Иванова спокойно отправилась ночевать к маме.

Пришли Вася и Тася – квартира пустая. Хорошо-то как! Завалились на диван.

В этот момент, в самый разгар ночи любви… молодые услышали громкий стук в дверь. Кто бы это мог быть?

– Кто там? – робко спросила Тася.

– Маша, открывай, я ключ забыл.

Вася, натягивая штаны, грозно крикнул: «Пошёл вон!..»

– Кто там с тобой?! Ты кого привела? Я ему ноги переломаю!.. – послышался обеспокоенный голос Иванова, искажённый сквозняком на лестничной площадке. Сквозняк был от разбившейся фрамуги подъездного окна.

Тут взвился Вася, твёрдо уверенный, что Пашка Иванов на работе, а к ним ломится какой-то алкоголик:

– Сейчас я тебе покажу «Ключ забыл!» и «Кто там?!»

Не включая свет, который ушедшей к маме Машей Ивановой велено было экономить, приоткрыл дверь, и как только Паша Иванов сделал шаг в собственный коридорчик собственной квартиры, то тут же получил по глазам удар кулаком. У Иванова, отпущенного домой из-за того что ночная смена была отменена, и сам автоприцепный завод, без предупреждения всех работников, переведён на трёхдневную работу, – брызнули искры из глаз. Но он не упал и в темноте нанёс серию ответных ударов. После чего оба свалились на пол и продолжили мутузить друг друга в полной темноте тесного коридорчика. Всё это время Тася дико визжала от страха и звала на помощь. У соседей в окнах загорелся свет. Минут через десять приехала вызванная соседями тогда ещё милиция. Когда наконец свет включили, предстала картина произошедшего. У растерянных Васи и Паши под глазами нарисовались заметные радужные круги синяков. Тася истерично хохотала.

Наконец, полностью придя в себя, Паша Иванов пробормотал неизвестно кому: «Предупреждать надо!» – «Вот именно!» – подтвердил его слова сконфуженный происшедшей дракой Вася.

Автогуру

(Из цикла «Смешные не смешные маленькие люди»)

Владимир Васильевич Папешко был старым опытным шофёром. Настолько опытным, что его за глаза называли автогуру. Поэтому в автобусном парке, почему-то называемом не автопарком, а промышленно-транспортным предприятием (ПТП), его ставили наставником молодых водителей. Приходилось учить водительскому делу на все категории (А, В, Д, С) и людей в возрасте: инженеров из конторы, бухгалтеров, слесарей – сумевших скопить нужную сумму денег и купить себе легковушку: «Жигули» или «Москвича».

Вот и в этот раз напросился некто Иван Иванович Иванов, новоявленный автолюбитель, счастливый обладатель новенького чуда советского автопрома, «ушастого» «Запорожца» с воздушным охлаждением двигателя – поучить его, Иванова, вождению. Научил бывалый ас и автогуру Папешко этого Иванова ездить прямо по асфальту, поворачивать где надо, не забывая включать поворотники. Научил, как плавно нажимать педаль сцепления, газа, тормоза. Переключению скоростей, езде задним ходом и т. д.

Благодаря чёткому и умелому наставнику сдал Иванов И. И. правила дорожного движения и само вождение на оценку «отлично». Отблагодарил своего автогуру «магарычом» и в предвкушении скорой самостоятельной езды на своём «микро-джипе», потирая руки, собрался оседлать аж 80 борзых лошадиных сил. А время было уже осеннее, дожди всё чаще стали сменяться снегопадами. Вот-вот начнётся гололедица.

– Подожди, Иваныч, не торопись! – задержал его автогуру Папешко. – Сходу так нельзя. Потерпи до тепла, когда снег сойдёт и гололёда на дорогах не будет. Иначе недолго тебе ездить – где-либо перевернёшься или в дерево въедешь. В городе ты ездить научился, а за город и не суйся – там песком тебе дорожку никто не посыплет. И пьяным за руль никогда не садись. Не молодой уж, сам понимать должен.

– Ясновидящий, что ли, прорицаешь такое?! – обиделся было захмелевший Иванов, но послушался и в тот день «Запорожец» свой из гаража не выкатил. Но назавтра не вытерпел и вдоволь поездил по улицам города – красота! Зря автогуру Папешко его запугивал.

И вот как-то в выходные, в погожий октябрьский день, втемяшилось Клавдии – жене Иванова – на прогулку в лес съездить. Когда ещё такой тёплый солнечный денёк выпадет. Все семьи, у кого машины имеются, на природе пикники устраивают с шашлыками, а мы чем хуже? Ивановы-младшие тоже мать поддержали: «Хотим в горы, хотим в горы!» Вслед за ними двортерьер Черныш, почуяв предстоящую прогулку, запрыгал, усиленно завилял хвостом и залился весёлым лаем. Даже кошка Мурка проснулась, потянулась и промурлыкала: «Меня тоже взять не забудьте, мур-ррр…»

– Да какие у нас здесь горы? Так себе, сопочки. Тем не менее, собрались всей компанией и поехали. Выбрались за город, асфальт сменила гравийка, и дорога пошла круче вверх. Вот и вершина поросшей тайгой сопки. Остановились. Не выходя из машины, сразу определили: приехали – справа сосновый лес, слева скальный склон сопки, и там, вдали, в голубоватой дымке виднеется Енисей. Пора костёр разводить, семейный пикник устраивать. Первым выскочил Черныш и, задрав хвост, понесся накручивать круги вокруг машины. Тут же неслышно выпрыгнула Мурка и удалилась в заросли травы – искать мышей. Потом вылезли Ивановы-младшие. Пацанята сразу же побежали в лес – сушняк для костра собирать. Грузно вылезла Клава и неспешно «уплыла» поляну утаптывать. Вот уж и скатерть на ней расстилает – стол готовит.

Запер старший Иванов на ключ дверцы машины, открыл багажник, чтобы топор взять, и заметил тут, что на его ботинке шнурок развязался. Задрал Иванов ногу, упёрся ею в задний бампер, чтобы шнурок завязать, – а машина возьми и покатись с горы.

– «Ё! – закричал Иванов самую ходовую букву русского алфавита. – На ручник, блин, не поставил». – И побежал за машиной. Дёрг дверцу, дёрг другую – заперто. И ключом не попасть. Прибежало на его крик всё семейство – ухватились за бампер «Запорожца», как за известную сказочную репу, тянут-потянут – остановить не могут. Примчалась на крик хозяев пара их домашних питомцев. Черныш рядом носится с лаем, Мурка под ногами мешается… Видимо, решили, что хозяева так с ними играют. Только мышки одной и не хватало. Долго бы ещё вся орава Ивановых пыталась самодвигающийся «Запорожец» остановить, пока им в этом нелёгком деле дерево не помогло. На пути непослушной и никем неуправляемой машины встало.

Пикник, понятно, насмарку, передний бампер и фара тоже.

Починил, однако, Иванов своё средство семейного передвижения и ездить стал осторожнее.

Прошла зима. Ушастый «Запорожец» бегал по городу исправно и, тьфу-тьфу, без малейших аварий. Так и возил автомобиль всё семейство: самого Иванова, его жену Клаву и двух их детей семи– и пятилетнего возраста, в основном по магазинам или в поликлинику.

В марте началась страшная гололедица. Число аварий в городе увеличилось, но Иванову везло. И вот как-то засобирался он с двумя друзьями-собутыльниками сгонять на Красноярское водохранилище на мартовскую рыбалку. С утра светило яркое солнце, с крыш звенела капель, но к полудню поднялся такой снежный буран – дороги в двух метрах не видно. На самом верху сопки, спускающейся своим крутым склоном к водохранилищу, занесло «Запорожец», подбросило на каком-то ледяном выступе, перевернуло на крышу, и покатился он, как жестяная неуправляемая коробка, хоть песню запевай: «Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!» Так бы и катился к самому «ледовитому» морю, пока не вильнул на неровности и не упёрся в дерево. Второе на своём «запорожском» послужном опыте. Удар был не сильный, но болезненный. Вылезли мужики из ЗАЗа, ругаются, ушибленные места потирают. Кое-как перевернули помятую машину опять на колёса и, отказавшись от рыбалки, выпили тут же три бутылки водки, не оставив Иванову ни капли.

Так сбылось пророчество автогуру Владимира Васильевича Папешко. И сам хозяин «Запорожца», Иванов И. И., это подтвердил за очередным магарычом. Один из магырычей, иначе винно-водочный микро-банкет, подвёл таки авто-гуру В. В. Папешко по полной программе. Нарушил Васильич главную свою заповедь: «За руль в нетрезвом состоянии не садиться» – сел. Почему и как, непонятно, может, сильно надо было.

Выехал на своей «Волге» на оживлённую трассу, а тут, как на грех, пост ГАИ, или ДПД, как их теперь называют. То ли у них премия горела, то ли молодёжь не знала в лицо старого аса, но остановили «Волгу» – и уличили авто-гуру в наличии в крови энного количества алкоголя. За что и лишили прославленного водителя его драгоценных прав.

Пришлось Папешко переквалифицироваться в слесаря теплосети, где он и по сей день работает.

Гаишник в кефире

(Правдивая история о том, как…)

У меня есть старый друг с весёлой фамилией Шуточкин. Звать его Виктор Павлович. Ему уже, как и мне, за 60 перевалило. За эти немалые годы он поседел, погрузнел и ещё более округлился в своём улыбчивом лице. Надо признать, что фамилии со смыслом к людям приклеиваются неспроста. С давних времён все Шуточкины были шутниками и весельчаками. Вечно улыбающийся Витька, как говорится, «рот до ушей», каким я его помню ещё со школьного детства, любил балагурить по любому поводу. Он и рассказал мне эту историю, случившуюся с его отцом Павлом Семёновичем, старшим Шуточкиным.

Итак, окунёмся в лето, примерно, в август 1969 года. Выпил накануне рейса сорокалетний водитель первой автобазы Павел Шуточкин совсем ничего, каких-нибудь пол-литра самогона и со стакан красного портвейна, и то по уважительному случаю, а именно – по случаю юбилея, двадцатого дня рождения его первенца Витьки.

Наутро, естественно, запах изо рта на 10 шагов чувствуется.

Что делать? Отстранят ведь от рейса, строгача влепят и премии за год лишат!.. Чем только Павел ни полоскал рот и карамели «Дунькина радость» с горсть, наверное, сжевал – помогло, но недостаточно. Запашок всё же имелся. С таким запахом на автобазе медконтроль не пройти, строгая фельдшерица, санпропускница – нюхачка со стажем, вмиг почует и заставит дуть в трубку, чтобы по бурлящему в колбе спецраствору уровень алкоголя в крови определить.

Её изобличающий анализ – что приговор, высшая мера наказания для любого шофёра. Отстранение от рейса с отягчающими жизнь последствиями. Под конец очищения организма от вони пришлось применить старый испытанный шоферской метод, точнее, кисло-молочный продукт – кефир. Он тогда в стеклянных, похожих на суженные банки бутылках продавался. Как этот кефир в желудке действует, «кефирит», что изо рта винно-водочного запаха нет, – одному богу виноделия и весёлой пирушки Бахусу известно.

Как бы там ни было, прошёл старший Шуточкин строгую медкомиссию в лице фельдшерицы Зинаиды и был допущен в рейс.

Может, сжалилась? Кто их, женщин, поймёт, что у них на уме.

По заданию, записанному в путевом листе, Павлу Шуточкину нужно было доставить ящики с гвоздями в таёжный совхоз. Дорога, по которой гнал свой грузовик Шуточкин, была не ближняя, но и не очень дальняя – каких-то 40 километров туда с гвоздями и обратно столько же, но уже порожняком. Дорога не дальняя, но уж больно кочковатая – ухаб на ухабе, выбоина на выбоине. Августовское солнце через стекло кабины печёт, пыль позади грузовика шлейфом стелется.

Пришлось открытую до этого боковую форточку машинально прикрыть. Дорога не то чтобы укачивает, а точно взбрыкивает под колёсами газика, как норовистая необъезженная лошадь. Растрясло старшего Шуточкина не на шутку. Забурлило, заходило туда-сюда в его желудке, теперь уже винно-кефирное содержимое наружу просится.

За недавно до блеска вымытыми боковыми стёклами берёзки проплывают. Остановить бы машину, и туда!.. Но нет уже мочи терпеть!

Дай, думает, в форточку струю пущу. Только так подумал – струя сама, радостно, с большим желанием вырваться на свободу, ухнула изо рта в сторону форточки. Вот только форточка, на этот раз, оказалась закрытой.

– «Ё-моё!» – выругался несколько покруче обескураженный Шуточкин, прижал газик к обочине и заглушил мотор. До совхоза каких-то пять километров, а тут такое ЧП внутрикабинного масштаба! Пришлось отмывать внутреннюю стенку дверцы от белой рвотной массы.

Справившись с уборкой кабины, приехал на склад совхоза, сдал груз, расписался в товарной накладной и отправился в обратный путь.

Дорога та же, можно сказать, до кочечки знакомая. Растрясло Шуточкина старшего ещё сильней. Но на этот раз Павел, наученный горьким опытом, несмотря на пыль, форточку предусмотрительно открытой держал.

Тут и подошло время изрыгнуть то, что само наружу просилось.

Повернул он свою красную, обветренную шоферскую физиономию в сторону спасительной отдушины – и!.. Точно из пушки выстрелил!

– Бабах! – ринулась в открытую форточку мощная струя кефиро-винного раствора.

В это время мимо Шуточкиного газона ехал на мотоцикле с коляской старший сержант Государственной автоинспекции Косых Василий Иванович. Метко пущенная мощная струя угодила гаишнику точно в каску и разлилась по его служебному мундиру, включая сержантские погоны. Завилял от такого неожиданного попадания в себя мотоциклист и едва свой сине-жёлтый двухцилиндровый аппарат с коляской в кювет не опрокинул. Бог помог – удержал Васю Косых от падения.

Остановились оба разом. Вылез Павел Шуточкин из кабины своего газика и на полусогнутых, красный в лице, с извинениями к представителю и блюстителю власти дорожного движения.

А старший сержант ГАИ Василий Косых, наоборот, стоит бледный и вдобавок весь белый от кефирно-винного содержимого на нём. Точно новогодняя ёлка в мишуре, в украшениях из белой с розовым ваты и фольги.

– Ты это чего, ты чего? – лопочет в испуге сержант. – Ты это чего, чего это вы-вытворяешь?! Ты-ты смотри у меня!.. Я при служебном исполнении… За нападение на сотрудника знаешь что дают?!..

– Вы-вышку! – сознательно, с чувством раскаяния, подсказал Шуточкин-старший.

– Во-во!.. – согласно кивнул гаишник и, наконец успокоившись, спросил:

– Что произошло?!

Извиняясь и помогая очистить мундир, Павел рассказал почти всю историю с кефиром, не сказал только, что пил кефир для того, чтобы придавить алкогольное содержимое желудка. ГАИ нахождение за рулём в нетрезвом виде ещё суровей осуждает и наказывает лишением прав!

Поверил Шуточкину-старшему старший сержант ГАИ Василий Косых, сжалился над ним и отпустил с миром.

Вот и вся история. Хотите верьте, хотите нет. Не сам придумал, от Шуточкина-младшего слышал. А ему зачем о батьке небылицы сочинять. Хотя кто его знает, шутника и балагура.

Егорка

(Из цикла «Смешные не смешные маленькие люди»)

Егорка – маленького роста, щуплый человечек не вполне мужицкого пола, точнее – без характера. А мужской твёрдый характер должен быть присущ каждому нормальному мужику. Так оно и есть во всём нормальном мужском сословии, кроме Егорки. Егорка это понимал и даже пытался выглядеть мужественней, чтобы нравиться девушкам. Ему очень хотелось нравиться противоположному полу. Не голубой же он окраски. Чего нет, того нет. При всём своём тщедушном, кротком виде Егорка не был «голубком». И не собирался, по совету некоторых острословов, идти в дьячки. Ботиночки в магазине купил себе на высоких каблуках, там же и шляпу взял на ковбойский фасон. Но то ли ботинки ему жали, то ли шляпа на уши и глаза налезала – выглядел он во всём своём ковбойском облачении потешно.

Что уж в год рождения Егорки случилось в природе – может, звёзды не так были расположены, что Егорка родился несчастным, всеми обижаемым, маленьким да тщедушным. Родители Егорки давно умерли, других родственников не было. И, может, по этой причине тянулся Егорка к более взрослым, пожилым и потому более спокойным и деликатным людям. Таким был его сосед по дому, где Егорка жил один в однокомнатной квартирке в 11 квадратов. Звали соседа попросту Петрович.

И вот как-то летом Егорка, устав от насмешек, сменил ковбойскую шляпу на какой-то затрапезный чепчик на бочок, из-под которого выбивался наружу детский чубчик, – такие носили школьники начальных классов в далёкие шестидесятые годы прошлого века. Став в чепчике чем-то походить на ученика-практиканта ФЗУ, Егорка приклеился в компанию к молодым мужикам, что собрались выпить в гаражном кооперативе на троих, – четвёртым, пристяжным.

– Иди, Егорка, гуляй, не мешай взрослым дядям досуг после рабочей смены проводить, пока пендаля не получил, – пугнули они Егорку вполне дружелюбно. Поскольку погода располагала к хорошему настроению, то Егорку не стали, как обычно, обижать увесистыми щелбанами.

Но Егорка не уходил:

– Я пить не буду. Вы меня только в карты играть возьмите.

– Нельзя тебе, Егорка, в карты, вдруг пристрастишься – начнёшь нас обыгрывать. А мы обидчивые – накостылять можем. Ты лучше вот что – сбегай в ближайший гастроном, купи там пару «огнетушителей» портвейна. А то у нас на троих лишь одна бутылка водки, мало выходит. – Собрали мужики по карманам всю мелочёвку, что у них оставалась, – как раз на две бутылки семьдесят второго портвейна вышло. Закусон же в виде маринованных огурчиков и банки с квашеной капустой в гараже имелся, и полбуханки чёрного хлеба нашлось. Сунули все мятые купюры Егорке в карман:

– Беги! Да быстренько – чтобы одна нога там, другая здесь. Потом, так и быть, – посидишь рядом, поучишься в «азу» играть. Хотя тебе, дурачку, и в подкидного достаточно. Ну, давай – шевели батонами!..

Убежал обрадованный Егорка с денежками, данными ему мужиками, за двумя «огнетушителями» портвейна 72.

Поскольку продавцы в гастрономе все Егорку знали и жалели, то не потребовали с него паспорт, как с несовершеннолетнего. Купил Егорка портвейн, засунул под ремень брючек и поспешил назад. И всё бы хорошо. Но что-то, видимо, с ним по пути случилось. Потому что сел Егорка под куст и тихо, как побитый щенок, заскулил, заплакал.

Услышал плач проходящий мимо кустов Петрович, заглянул ради любопытства под куст: «Ба, Егорка!.. В чём дело, что плачешь, кто тебя, горемыку, опять обидел?»

– Мужики собрали деньги на вино, а я разбил, – горестно, глотая слёзы ответил Егорка.

– Как же это так вышло? – сокрушённо покачал головой Петрович.

– Споткнулся я… бутылки из-под ремня выпали… Что теперь будет… хоть вешайся!.. – пролепетал Егорка. – Теперь побьют меня!.. – И плачет, плачет…

– Держи, Егорка! – И Петрович протянул несчастному мужичку пятисотку. – На портвейн хватит. Сдачу можешь себе забрать. У меня у самого такой случай был: так же вот собрался с дружками выпить, а тут жена идёт… Ну, я и сунул, как ты, бутылку в штаны. Баба у меня была стервозная (царство небесное покойной), по любому поводу матерный крик поднимала. Из-за её психов и инсульт с ней приключился. Я же возьми и повернись к ней, да ответь, как бы с недоумением: «Ты чего, Маруся, ни с того ни с сего сорвалась?.. По работе мы здесь!.. А бутылка от моего резкого разворота возьми да и выпади из штанов прямо к ней под ноги!»

– Разбилась!? – вытирая заплаканные глаза, ахнул Егорка.

– Вдребезги!.. Лучше бы я оставил её, где стояла. Так-то, Егорка. Да ты иди, я много чего могу рассказать. Не трать на старика время. Тебя, должно быть, заждались.